Быть Бернардом
Это был конец девятнадцатого века. Буквально через десять лет весь мир должен был вступить в новый век с новыми силами. А сейчас ещё пока девятнадцатый, и Джон сидит в небольшом ресторанчике в Исландии, расслабленно откинувшись на спинку стула, и разглядывает закутанных в тёплые куртки прохожих. Совсем недавно прошёл Новый Год — Рейкьявик всё ещё пестрел украшениями и зазывными праздничными вывесками. Мимо чинно прошла колоритная парочка — пожилой мужчина, опирающийся на изящную трость, и ухоженная девушка-вампир, поддерживающая своего спутника под руку. На самом деле она не выглядела как вампир, скорее, как обычный человек, например, внучка пожилого господина. Но Джон прекрасно знал, что за этим союзом что-то скрывается. Может быть Связь, а может быть и просто какой-то договор найма. Интересно, когда же его Связь уже возродится? Последняя жизнь его Человека была… не самой счастливой. Строгий — бездушный — отец, нелюбимая жена, нежеланные дети и наркотики. А ещё эта глупая смерть от руки близкого человека. Едва Джон подумал, откуда в следующий раз стоит начать поиски, как внутри знакомо потеплело. Связь снова натянулась, призывая Ватсона нетерпеливо подскочить на ноги. Что ж, сегодня шестое января, как раз по расписанию. Посмотрим, как быстро он справится с прятками на этот раз.***
В итоге с Бернардом он встретился в Канаде двадцать лет спустя. Тот учился на лингвиста, жил в съёмной квартирке на юге Ванкувера и играл в местной хоккейной команде. Сначала он пришёл на матч клуба как зритель, потом, через несколько матчей, уже как любитель, а после того, как хоккей неожиданно приобрёл невероятную популярность, всё-таки вступил в команду. Теперь он готовился вместе с остальными хоккеистами к будущим победам. Они встретились, когда вечером Джон, блуждая по улицам Ванкувера в поисках временного кормильца, наткнулся на небольшую подвыпившую компанию. Три пьяных парня и один мужчина насмехались и не давали проходу ещё одному юноше, всё время пытаясь схватить того за сумку на плече или сорвать с шеи висящие на ней за шнурки коньки. Ватсон не был отчаянным гуманистом, ничуть, но справедливо посчитал, что четверо на одного — это нечестно, поэтому хотел уже было подключиться к разборкам и разрешить всё мирно — или силой, как получится, — как неожиданно юноша, которого зажимали и притесняли, хорошенько приложил двоих пьяных парней своей клюшкой, дал под дых ногой мужчине и залепил кулаком в лицо четвёртому негодяю. Те не могли дать достойный отпор, потому что находились явно в очень нестойком — невменяемом — состоянии, поэтому никаких проблем у юноши это в итоге не вызвало. Он лишь начал чертыхаться и сокрушаться по поводу сломанной — треснувшей — едва ли не пополам клюшки. Джон, взбудораженный увиденным, решил подойти ближе и… например, хотя бы поздороваться для начала. Он узнал своего Человека в тот момент, когда второму парню прилетело куском крашеного дерева по темечку. Тот откинул с лица кудри и резко обернулся к приближающемуся, выставляя перед собой обломок клюшки в качестве защиты. Ватсон примирительно приподнял руки и улыбнулся, обнажив выступившие от голода клыки. Его Человек нахмурился, а потом злорадно улыбнулся, спрашивая: — Шея или запястье? — Бедро. — Хмыкнул Джон, пожимая плечами. Человек невольно убрал одну руку с рукоятки сломанной клюшки на внутреннюю сторону своего бедра, сжимая его. Потом как будто опомнился и снова воинственно выставил перед собой обломок. — Что тебе от меня нужно? Вокруг стонали и матерились постепенно приходящие в себя пьяницы. Юноша тут же обернулся на них, так же угрожая им палкой. Ну, для людей она хотя бы какое-то подобие оружия, нежели против вампира. — Ничего. Хотел тебе помочь, но ты и сам прекрасно справился. Человек подозрительно прищурился, потом храбро расправил плечи и опустил остаток от клюшки, поправляя сползшую до предплечья лямку сумки с вещами. — Если вздумаешь мной полакомиться, учти, живым не дамся. Джон засмеялся, насмешливо оглядывая фигуру перед собой. — Тебя проводить? — Обойдусь. Юноша ещё раз мстительно пнул близко подползшего к нему пьяницу, несильно, чисто чтобы опрокинуть того обратно на спину, и пошёл дальше вниз по улице. Сломанная клюшка осталась валяться на земле. Ватсон бесшумно двинулся за ним следом, хотя не особо и скрывался, беззаботно пиная камни и встречающийся под ногами мусор. Они шли долго, постоянно сворачивая с улицы на улицу. И хотя Ванкувер Джон не знал, но был уверен, что пару мест они проходили уже как минимум дважды. Вампир догадался, что Человек, зная о преследовании, не собирался подводить его к своему дому и водил по ближайшему району кругами. Спустя полтора часа бессмысленных блужданий Человек всё-таки затормозил и обернулся к Джону, криво — напряжённо — улыбаясь. Потом нахмурился. — Хватит за мной таскаться, будто преданная поклонница. Что тебе от меня нужно? — Дружба, — без обиняков ответил Ватсон, с улыбкой разводя руками. — Зачем вампиру дружба с обычным студентом? — Кажется, юноша нахмурился ещё сильнее, пытаясь понять, к чему клонит преследователь. — Кто знает, — загадочно сказал Джон, засовывая руки в карманы и глядя в глаза. — Ты хочешь меня трахнуть или поесть? Или и то, и то? — прямо спросил Человек, вздёргивая подбородок. — Перекусить было бы неплохо, — согласился вампир, кивая. — Но вот секс мне от тебя не нужен, прости. Юноша немного расслабился. Уж кровь не так страшна, как секс. Наверное. — Бернард, — представился он и протянул руку для приветственного пожатия. — Джон, — с улыбкой ответил Ватсон, пожимая расцарапанную и слабо загоревшую ладонь со свежим синяком на костяшке. — И ты мне так легко поверил? Бернард пожал плечами, улыбаясь уже более непринуждённо. — Даже если ты меня убьёшь, я не особо расстроюсь. Идём ко мне, стягивать перед тобой штаны на улице я не собираюсь.***
Теперь они жили вместе. Бернард всё так же учился — вполне прилежно, хотя время от времени не посещал занятия — и ходил на тренировки по хоккею, а Джон прохлаждался у него дома или выполнял мелкие поручения от канадских — ванкуверских — вампиров, которые знали о его присутствии (возможно, что длительном из-за связи) в их стране. Бернард через неделю после знакомства освоился и чувствовал себя вполне фривольно, позволяя себе различные скабрёзные шуточки и пошлые намёки. Но дальше этого пока не заходил, всегда оправдываясь словами вроде «Я же шучу». И это немного успокаивало. Через пару месяцев Джон понял, что зря расслабился и пустил всё на самотёк. Бернард уже успел влюбиться. И, не получив, как ему казалось, вполне закономерного ответного чувства, стал вытворять совершенно непристойные вещи. Сначала он пытался пойти самым простым и действенным, как он думал, способом — соблазнить Джона своим телом. Бернард ходил теперь почти всегда либо в нижнем белье, либо нагишом, ничуть не стесняясь изучающего — но скучающего, не заинтересованного интимно — взора вампира. Иногда он даже устраивал перед ним едва ли не эротические шоу, но скупого на взаимные чувства Ватсона это совершенно не пробирало. Тот только ласково — настойчиво — просил одеться и набрать, в конце концов, пару ничуть не лишних килограммов, а то одни кожа да кости, без слёз не взглянешь. Потом, провалив первый план, он приступил ко второму и пустил в ход всё своё обаяние и ум, пытаясь завлечь — неожиданного — соседа по квартире хотя бы так. Но тот лишь фыркал или вступал в непримиримую дискуссию по поводу и без, во время которой они до хрипоты отстаивали свои точки зрения. Это не приводило к нужному результату, хотя после каждого спора Джон честно признавал эрудицию и начитанность Бернарда. Но не пылал от этого взаимными чувствами. А жаль. Бернард, проанализировав свои первых два опыта, пришёл к выводу, что раз не получается повлиять на Джона извне, то значит, что тот самостоятельно должен прийти к этой мысли — чувствам. Именно поэтому следующим шагом стала ревность. Бернард флиртовал со всеми девушками напропалую — с парнями мог бы тоже, но это как-то не ценилось тогда в обществе, — пропадал пропадом после занятий и поздно — слишком поздно, специально — возвращался домой с тренировок. Но и это не пробирало стойкого, как оловянный солдатик, Ватсона до глубины его вампирской души. «Если она у него, конечно, есть», — раздражённо думал Бернард, наматывая по квартире круг за кругом. Привлечённые его флиртом девушки слетались на него, как мотыльки на электрический свет, и ему приходилось неловко — быстро — выкручиваться, а иногда даже терпеть бессмысленные — для него, но не для них, девушек — выяснения отношений по поводу того, что он, такой козёл, ни одной юбки мимо не пропускает. В итоге эта идея оказалась самой провальной — Джон абсолютно точно не ревновал и даже смеялся над тем, как часто возвращался Бернард домой с покрасневшей от пощёчины скулой.***
Как-то раз Бернарда буквально осенило — может быть, Ватсон не боится конкуренции, потому что он вампир? Если Бернард заведёт себе другого вампира, то тогда-то Джон и зашевелится. Поэтому, однажды дождавшись, когда Джон отлучится в очередной раз по неизвестным ему, Бернарду, делам, Бернард оделся как можно более развязно — порочно — и отправился на запад Ванкувера. Там был известный в своих кругах бар, где заседали разношёрстные по статусам и возрасту вампиры и где неплохо можно было подзаработать при случае своим телом или кровью. Так что подцепить кого-нибудь там было вполне реально. Он не оставил Ватсону ни записочки, ни подсказки. Надо будет — найдёт. Единственное, что Бернард не учёл, — это то, что, перебрав с выпивкой, он особого соблазнения не совершит. Бернард, напившись разноцветных коктейлей, был пьян в стельку и едва не заснул прямо за столиком с каким-то неизвестным вампиром — тому было лет сорок на вид, — упорно подпирая щёки кулаками и пытаясь не косить взглядом. Когда этот вампир, заметив состояние собеседника, предложил уже завязывать и убираться отсюда поскорее, Бернард начал что-то протестующе мычать и отбиваться от рук, зовя Джона. Вампир пожал плечами, уже давно оставив мечту раскрутить этого юнца на кровь и секс, пожалел глупого — явно наивного и не испорченного — юношу, так напомнившего ему давно уже погибшего человеческого любовника, и пообещал самому себе не делать в отношении него ничего неприличного, пользуясь невменяемым состоянием. Просто решил помочь добраться ему до дома. Вычленив из пьяного бормотания в ответ на вопрос о месте жительства адрес, он потащил тощего паренька на выход из бара под оценивающими и понимающими — на самом деле, нет — взглядами. Когда они добрались кое-как до дома, где жил Бернард, на помогавшего вампира налетел буквально с кулаками и клыками другой вампир. — Какого чёрта тебе от него надо? — рычал Джон, предостерегающе выпуская клыки и сжимая крепко чужую шею. — Что ты с ним сделал, тварь? Бернард, оставленный без внимания, следил за внезапной потасовкой мутным взглядом, а потом вдруг умильно произнёс, икая: — О, Джонни, ты всё-таки меня лю-ю-ю-юбишь. Ватсон вздёрнул бровь, рассматривая пьяного Бернарда, сидящего на брусчатке и привалившегося спиной к бетонному крыльцу. Потом ещё раз с подозрением посмотрел на вампира, которого нещадно мутузил последние несколько минут. Тот хоть и был в сорокалетнем теле, но ловкостью и силой обладал, как молодой. Хотя особого сопротивления всё равно не оказывал, лишь блокировал удары, защищаясь. — Я просто доставил эту пьянь домой. — Пожал мужчина плечами, примирительно поднимая руки. — Я не знал, что он живёт с вампиром. Просто хотел помочь юнцу, а то его бы разодрали на клочья жадные до тела вампиры в западном баре. Думаю, ты понимаешь, о чём я сейчас. Глаза Джона опасно сузились. Но уже по отношению не к неожиданному гостю, а к пьяному и слишком самоуверенно идущему к своей цели получить взаимность Бернарду. — Прости. Был неправ. Спасибо за помощь. — Ватсон пожал вампиру руку, неловко улыбнулся, и тот, кивнув, быстро исчез. Бернард, всё так же сидящий на холодной земле, смотрел на Джона широко распахнутыми глазищами — зрачок затопил почти всю радужку — и с яркой — счастливой — улыбкой. — Мой герой! — сказал он, опираясь на дрожащие руки и пытаясь подняться на ноги. Ватсон не стал ждать, чем закончится эта невероятная — неравная — битва с гравитацией, поэтому просто закинул внезапно взвизгнувшего Бернарда себе на плечо, как мешок, — даром тот был тощий, а вампир — сильным — и под раскатистый довольный смех потащил этого пьянчужку в дом приводить в чувства, захлопывая за собою входную дверь.***
После того случая Бернард, получивший сильный нагоняй и серьёзный выговор от соседа, понял свою ошибку — просчёт — и вёл себя потише, но с попытками добиться взаимности завязывать явно не думал. В какой-то момент всё дошло до действительно крайних мер — Бернард, уже пару раз получавший предложение в институте попробовать наркотик, в очередной раз вдруг не отказался. Джона не было, чтобы присмотреть за ним и учуять неладное. И это стало его — их обоих — фатальной ошибкой. Первое время он курил лёгкую травку, потом перешёл на вещи посерьёзнее. Всё надеялся вызвать хоть какие-то яркие эмоции у вампира, когда тот вернётся, заставить его почувствовать ту же боль, что чувствовал он, получая раз за разом отказ, а после этого легко соскочить со всей этой дури. Но шло время, и Бернард даже не заметил, как первоначальный план ушёл сначала на задворки сознания, а вскоре и совсем забылся. Он баловался наркотиками уже ради собственного удовольствия, заглушая внутри звенящую пустоту. Джон тогда, как назло, уехал в Англию почти на месяц, чтобы отметиться в Английском вампирском реестре, а потом его что-то там задержало. Точнее, как написал Ватсон в своём письме, не просто что-то, а временная работа от Бюро. И даже наличие действующей Связи не спасло вампира от этого, лишь скостило почти втрое срок пребывания в Англии. Поэтому, когда Джон вернулся, Бернард уже устроил небольшой притон прямо в своей — их — квартире. Это насколько неприятно поразило Ватсона, впервые столкнувшегося со своим Человеком-наркоманом, несмотря на то, что в прошлых жизнях тот тоже баловался с этим, — что Джон, разогнав всю недовольную шушеру, устроил знатную выволочку находящемуся под кайфом и не осознающего его возвращения Бернарду. А потом пошли долгие месяцы восстановления. Джон не отходил от Бернарда ни на шаг, везде, словно привязанный, сопровождая его, следя за тем, что тот ест и пьёт, что читает и слушает, с кем общается, как учится в институте и снова пытается играть в хоккей. Ломки и припадки были не редкостью первое время. Бернард кричал, матерился, умолял, снова матерился, снова умолял. И, что самое интересное, умолял не дать ему новую дозу, а обратить его, избавить от этих жутких мучений, болей. Но Ватсон честно игнорировал эти просьбы и просто был рядом с ним, терпел все невзгоды, сжимал совсем истончавшее тело в руках и баюкал, отвлекая рассказами и разговорами. Когда Бернард успокаивался в его руках, сонно дыша в шею и стирая с покрасневшего лица слёзы, он тихо признавался, как сильно любит Джона, как мечтает получить от него взаимность и прожить с ним рядом отмеренную им вечность. Ватсон же шептал ему на ухо, что взаимность между ними есть, безусловно, но дальше платонических отношений они не пойдут, сколько бы Бернард его ни упрашивал.***
Эти полгода изменили Бернарда, кажется, окончательно и бесповоротно. Он словно бы повзрослел на пару десятков лет (психологически): успокоился, стал уравновешенным и задумчивым, забросил курсы лингвистики и ударился в органическую химию, но всё также посещал хоккейные матчи, правда, уже не преследуя первоначальную мечту попасть в сборную. Он не требовал от Джона ничего невозможного, только быть рядом и не бросать его. Хотя иногда, в шутку, снова возвращался прежний Бернард, от которого Ватсон натерпелся, кажется, на несколько генераций вперёд, сводящий Джона с ума — в плохом смысле слова — своими соблазнениями и неприличными намёками, но это были всего лишь шутки. Нет, Бернард не потерял надежды получить однажды взаимность и перейти к более тесному контакту, но больше не устраивал истерики и не бесился, совершая поистине безрассудные поступки, как раньше.***
Так они прожили вместе ещё тринадцать лет. Впервые так долго за все перерождения Бернарда. Бернарду шёл тридцать четвёртый год, он почти догнал по физическому развитию (и возрасту) самого Джона (его человеческой оболочки). И Ватсон, живя рядом, искреннее наслаждался возможностью в конце концов понаблюдать за развитием своего Человека. Но в один момент вся их налаженная размеренная жизнь рухнула в одночасье. Всё снова получилось, как в глупой — затянувшейся и не смешной — шутке, — Бернард, возвращаясь вечером с тренировки по хоккею — через пару лет он намеревался завязать со спортом окончательно, — наткнулся на банду мелкой шпаны, которая хотела поживиться хоть чем-нибудь. На сей раз все были трезвые, молодые и ловкие, так что клюшка не помогла ему снова. Зато вот Бернарду неплохо прилетело по голове бейсбольной битой. Шпану в итоге разогнал вечерний полицейский патруль, а Бернарда доставили с сотрясением в ближайшую больницу. Джон явился туда уже через час. С деньгами у него проблем не было, поэтому Бернарду обеспечили максимальный уход и своевременную — высококвалифицированную — помощь. Но, как бы это ни было грустно, сильный удар по голове, нанесённый в кураже несколько раз — с вседозволенности, видимо — по одному и тому же месту, вызвал необратимые изменения в мозгу. Сначала всё казалось нормальным. Бернарда выписали из больницы через две недели, прописали постельный режим и отсутствие любых — даже умственных — нагрузок. И регулярное питание — Джон тогда ухмылялся, как будто он не пытался накормить тощего Бернарда. Но вскоре стало понятно, что что-то не так. Бернард всё чаще уставал без повода, чувствовал постоянные головные боли, иногда у него была беспричинная лихорадка. Потом, чуть позже, у него несколько раз случались эпилептические припадки. Ватсон, получивший уже к тому времени образование врача, причём по разным направлениям — надо же чем-то заниматься и как-то развиваться отведённую долгую вечность, — понимал, с чем именно это связано, но не был до конца уверен в диагнозе. Поэтому, когда он отвёз отказывающегося Бернарда в больницу, чтобы обследовать его и проконсультироваться со специалистом в этой области, ему сказали прямо — никаких шансов. Абсцесс головного мозга, начавшийся в результате попадания инфекции во время травмы, уже прогрессирует, а вероятность успеха проведения операции крайне мала, потому что возможны осложнения и неприятные последствия. Пациент мог умереть прямо на операционном столе. Бернард всё понял лишь по одному внешнему виду Джона, когда тот зашёл к нему в палату с неутешительными — трагичными — новостями. Бернард лишь улыбнулся ему и сжал в своих тонких бледных пальцах ладонь Ватсона, успокаивающе улыбаясь. — Да ничего страшного, Джон. Подумаешь. Я умру, найдёшь себе другого — здорового — поклонника. Вампир едва грязно не выругался после прозвучавшей реплики. Он присел на корточки рядом с кроватью Бернарда, сжимая его худосочную кисть в своих руках и целуя прозрачную кожу. — Не говори так. Ты единственный, кто мне всегда будет нужен. — Но я же умираю, Джон! — Горько засмеялся Бернард, взмахивая другой, свободной, рукой. — Если я тебе так сильно нужен, почему ты не обратишь меня? Тогда я не умру и буду рядом. Почему ты не хочешь меня обращать? Значит, я так сильно тебе дорог. — Глупый, — шептал ему в руку Ватсон, прижимаясь к острой косточке на запястье лбом, — как же ты не поймешь: быть вампиром — это проклятие, а не благодать. — А быть Бернардом, значит, благодать, — с сарказмом отозвался сверху он, обижаясь. — Быть Бернардом — это настоящее чудо. Уметь чувствовать, испытывать эмоции, отвечать со всей пылкостью и страстью, которые мне, увы, недоступны, взаимностью единственному дорогому тебе человеку. Бернард поджал губы, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слёзы. — Ты любишь меня? — спросил он дрожащим голосом. Это было так важно для него. — Не в общепринятом смысле, — честно ответил Джон, преданно заглядывая ему в глаза. — Я испытываю к тебе что-то, но это, знаешь, какой-то непонятный коктейль из всего. — Но ты же злишься или радуешься, грустишь или смеешься, значит, и любить можешь! — возразил Бернард. — Я поступаю так, потому что знаю, как поступают в таких случаях люди. Я ориентируюсь на то, что в коктейле внутри меня преобладает больше, и ту эмоцию, десятикратно увеличенную, чтобы она соответствовала моменту, проявляю. Я не хочу зря обнадёживать тебя, чтобы ты в итоге во мне разочаровался. Я это делаю больше не ради себя, а ради тебя, нас. Если я тебя обращу, твои чувства ко мне, чтобы ты ни говорил сейчас, исчезнут. Помни об этом, пожалуйста.***
Бернард провёл в больнице свой последний месяц. Он больше никогда не поднимал тему обращения. Врачи тянули его из последних сил, пытаясь спасти и давая слишком жизнерадостные прогнозы, но за закрытыми дверьми лишь разводили перед Джоном руками, извиняясь и заранее принося — как так можно? — соболезнования. В последний день жизни Бернарда, когда Джон пришёл к нему с шуршащим пакетом свежих булочек с корицей, тот улыбнулся и просто сказал: — Ну вот и всё. Ватсон хотел сделать вид, что не понял его, разыграть комедию и свести всё в шутку, но лишь тяжело вздохнул. — Ты уверен? — Чувствую, моего оставшегося мозга хватит лишь на одну игру в покер. — Рассмеялся Бернард, но как-то через силу, слишком наигранно. В глазах его стояли страх и тоска. — Как насчёт обращения? — спросил он, когда Джон привычно присел на его постель, поправляя сбившуюся подушку и сжимая тонкую ладонь. — Бернард! — Что? — Насмешливо улыбнулся тот краем бледных губ. — Да ладно, попытаться стоило. — Ватсон натянуто улыбнулся в ответ и покачал головой. — Ты бы мог полюбить меня? — Бернард, мы же… — Я не об этом. — Отмахнулся беспечно тот, но потом вновь стал предельно серьёзным. — Ты бы мог проявить то, что ты там немного чувствуешь, хотя бы в десятикратном объёме? Не для меня, мне-то уже поздно. Для кого-нибудь другого. Ведь ты такой замечательный. Кому-то очень повезёт с тобой. Джон крепче сжал его руку и всё-таки решился рассказать. — Послушай, не знаю, поверишь ты мне сейчас или нет, не посчитаешь ли просто обычными словами утешения, но я всё равно тебе расскажу — мы связаны. Между мной и тобой существует так называемая Связь. Она позволяет тебе перерождаться каждый раз в одном и том же теле примерно с общими чертами характера. Я чувствую твоё рождение, а потом ищу тебя по всему миру. — Звучит очень романтично, Джон. — Усмехнулся Бернард. — Хочешь сказать, что моя смерть сейчас ничего для тебя не значит? — Ну почему ты такой вредный? — Ватсон несильно — безумно слабо, как будто боялся переломить — ткнул пальцем в бок Бернарду. — Я хочу сказать, что другого человека у меня никогда не будет. Только ты и все твои перерождения. Бернард призадумался — насколько ему позволяло его плавающее в тумане обезболивающего сознание, — а потом уверенно произнёс: — Тогда пообещай мне, что ответишь следующему мне взаимностью. — Я не могу обещать подобного, Бернард. — Сокрушённо покачал головой Джон. — Я уже однажды попытался и убил тебя. — О-о-о-о. — Бернард знакомо — до боли знакомо — глумливо улыбнулся. — До смерти заездил, что ли? Я был хотя бы горяч? Тебе понравилось? — Ну ты и дурак. — Вампир щёлкнул его по носу, от чего Бернард забавно поморщился. — Тебя сожгли. Сожгли за греховную связь со мной. Тебе было всего шестнадцать. — Звучит… грустно, — помолчав, согласился Бернард. — Но сейчас мир меняется в лучшую сторону. Люди становятся куда толерантнее и терпимее, чем раньше. Джон, пообещай мне, что, если позволят обстоятельства, ты обязательно ответишь мне взаимностью. Пожалуйста, не мучай больше последующих меня. Это очень больно: жить с тобой, касаться тебя, любить тебя, но не иметь ни малейшей возможности получить ответ. Даже у какого-то предыдущего несовершеннолетнего меня была твоя любовь, чем я или следующий я хуже? Тем, что старше? — Нет, конечно же нет, глупый. Ватсон посмотрел на раскинувшееся на больничной койке истончавшее и бледное от болезни и недостатка солнечного света тело, но всё такое же неимоверно прекрасное. Бернард с надеждой заглядывал ему в глаза, слабо цепляясь за руку. — Ну же, Джон, пообещай мне, чтобы я умирал сейчас со спокойной душой. Пообещай, что не будешь тянуть с признанием, когда встретишь нового меня, сам сделаешь первый шаг. У меня нет вечности, чтобы ждать, когда ты решишься. Она есть только у тебя. Так постарайся и мою короткую жизнь рядом с собой превратить в маленькую вечность. Бернард плакал. Он плакал от своих собственных слов, от своих чувств, от того, каким несчастным выглядел сидящий перед ним на кровати Джон. — Заклинаю тебя, будь милосердным. — Хорошо, Бернард. Я обещаю, что, если всё будет хорошо, я снова попытаюсь завести с будущим тобой близкие отношения. Только не плачь, хорошо? — Ватсон прижался губами к высокому лбу, вдыхая впитавшийся наверное уже чуть ли не в геном больничный запах. Бернард с довольной улыбкой кивнул, утирая слёзы. — Другое дело. Через четверть часа его головной мозг умер.***
Джон молча стоял перед чёрным гранитным надгробием, на котором золотой, уже немного истёршейся от времени вязью было написано «William Sherlock Scott Holmes. The Enigma of the Century¹. 1981-2010». Джон был здесь последний раз тридцать четыре года назад, когда хоронил выдающегося консультирующего детектива вместе со всей Британией. Человека, всего за пару недель перевернувшего всю его более-менее устоявшуюся за эти генерации жизнь и взгляд на их Связь. Он отличался от себя предыдущих, был более сдержанным и логичным, и в тоже время ничем не отличался, будучи в душе всё таким же ранимым, чувствительным и нуждающимся в любви и ласке. К стоящему перед надгробием Джону подошла долговязая фигура в приталенном тёмно-сером Белстаффе, крепко сжала ладонь вампира, переплетая их пальцы. — Джон, хватит торчать перед этим надгробием. Это всего лишь камень, сантименты. Идём. После смерти Шерлока всё пошло наперекосяк. Майкрофт ещё больше замкнулся в себе и вскоре, виня самого себя за некомпетентность и недальновидность, ушёл с поста в Британском Правительстве, до конца жизни осев в пригороде вместе с родителями, искупая перед ними вину за смерть их младшего сына. У миссис Хадсон случился первый инсульт. Но морально сильная и волевая женщина смогла выкарабкаться и прийти в себя. Не без поддержки — моральной и финансовой — Джона, разумеется. Она вернулась на опустевшую без Шерлока Бейкер-стрит сразу после больницы и так и не смогла больше сдать кому-то внаём комнату наверху 221В, потому что в комнате Шерлока на нижнем этаже жил Ватсон. Он остался там по двум причинам. Первая — это потому, что он чувствовал вину перед миссис Хадсон. Вину и долг. Он клятвенно пообещал ей заботиться и всячески помогать. Вторая — это абсолютная симпатия к этому месту. Впервые за восемь генераций он смог назвать какое-то жилье своим настоящим Домом. Он действительно чувствовал себя здесь, как Дома. Он собирался поддерживать миссис Хадсон во всём и дожидаться нового Шерлока в их общей — будущей для нового Шерлока — квартире. И вдруг случилось чудо. Уже через пятнадцать лет после смерти Шерлока Связь восстановилась. Джон, тогда помогавший уже совсем пожилой Марте по дому, застыл, как вкопанный, а медленно стучавшее, как и у всех вампиров, сердце, кажется, на секунду действительно впервые сбилось с размеренного ритма. Это было удивительно — невероятно, фантастически, невозможно! — быстро. И Джон знал — чувствовал — новый Шерлок где-то в Англии, где-то рядом. Нашёл Джон нового Шерлока, к сожалению, только через пятнадцать лет. Он принялся за поиски не сразу, понимая, что совсем младенца и ребенка забирать из семьи не будет, но когда новому Шерлоку исполнилось шестого января десять лет, Ватсон принялся за дело. Он честно пытался быстрее, прочёсывал город за городом, городок за городком в тщательных поисках, но вынужден был часто возвращаться обратно в Лондон — долг перед миссис Хадсон мог быть искуплен только в день её естественной смерти. Но вот спустя пять лет удача улыбнулась ему за столиком в кафешке в Блэкберне. Улыбнулась так знакомо и так… всезнающе. — Шея или запястье? — Услышал добродушный смешок Джон, замирая перед юным новым Шерлоком. Нет. Шерлоком. Никаким не новым, а старым, предыдущим Шерлоком. Это определённо был Шерлок. Уильям Шерлок Скотт Холмс, если точнее. Аномальное явление Связи. Оно случается в десяти случаях из тысячи выявленных Связей, то есть статистически крайне редко. Заключается эта аномалия в том, что в теле закрепляется не только душа, но и последняя жившая личность. Никто из вампиров до сих пор не смог объяснить этот феномен — сильное желание самой личности, сбой в Матрице, помутнение рассудка вампира, — но факт оставался фактом. Тело перерождалось в той же стране, где и последний раз, а последняя личность ждала Встречи, потому что в течение жизни во снах видела обрывки от своего предыдущего перерождения. А после первой кормёжки воспоминания о последнем перерождении восстанавливаются в голове Человека в полном объёме. И, что удивительно, он не воспринимает себя в отрыве от них, как будто это был кто-то другой, не он. Наоборот, Человек точно помнит, какие эмоции он испытывал в тот или иной момент прошлой жизни. Поэтому в тот момент, когда клыки Джона проткнули безволосое, по сути, ещё мальчишеское бедро, Шерлок крупно вздрогнул, сотрясаясь от накативших волной воспоминаний. И Ватсон, оторвавшись от кормёжки, посмотрел на потрясённого и, да, прослезившегося Шерлока снизу вверх и произнёс: — Я люблю тебя. — Джон! — настойчиво позвал Шерлок, чуть крепче сжимая ладонь. — Я всё ещё помню, что ты не рассказал мне о моей предпоследней жизни. Что значит «быть Бернардом»? Уж в этой-то жизни ты точно не отвертишься. Ватсон глубоко вздохнул и улыбнулся, подтрунивая: — Это будет очень долгая история. Ты был таким непослушным мальчиком. — Джон! — возмущённо-смущённо воскликнул юный Шерлок, толкая вампира локтем в бок. — Это был конец девятнадцатого века. Буквально через десять лет весь мир должен был вступить в новый век с новыми силами…***
Их Связь. Она прошла сквозь восемь генераций и ни разу с тех пор не ослабла. Она восстановилась через пятнадцать лет после смерти Шерлока. И существует и по сей день уже девятнадцатый год. Джон Хэмиш Ватсон нашёл Его в Англии и, как и обещал, первым сделал шаг навстречу. И теперь ни за что не собирался отступать.