Pastel

Когда Чонгук был всего лишь наивным четырнадцатилетним мальчишкой, мечтающим о будущей карьере самого востребованного и обожаемого айдола в Южной Корее, он даже не задумывался о том, что его сексуальная ориентация может стать реальной угрозой, позже обращенной против него же. Он знал еще тогда, что придется жить в непосредственной близости с другими молодыми и красивыми, стремящимися стать айдолами парнями с прессом, красивыми волосами, безупречной кожей, которые источали свою сексуальность буквально из всех щелей. Только Чонгук не учел, что он был просто маленькой гейской гусеницей, только и ждущей, чтобы заползти в свой гейский кокон и полностью отдаться своим желаниям. Ох, каким глупым он был! В своем подростковом мышлении он был уверен, что любовь к девушкам-айдолам и танцевальным девчачьим группам делает его стопроцентным натуралом. Нетушки. Он, конечно, любит IU и Wonder Girls, но не по тем причинам, по которым он думал. Оказывается, он не может мастурбировать на большие сиськи и гладко выбритые вагины, но очевидным это стало только после того, как он подписал контракт с BigHit. Прежде чем до него дошло, почему вид наклоняющихся в мини-юбках цыпочек не заставляет его маленького дружка возноситься к небесам, он был оторван от тренировок и брошен к другим шести подросткам, большинство из которых находились на пороге взросления. Но также, ко всему прочему, главной причиной, по которой Чонгук подписал контракт с BigHit, был Ким Намджун, с которым Чон был утвержден в одну группу. Дальше легче не стало. Вдобавок ко всему стрессу и тяжелой работе, что доставалась только что дебютировавшей группе, Чонгук избегал эрекции как мог, будь то на сцене или в общежитии. Естественно, его застенчивое и робкое «я» бегало от хёнов, как от прокажённых. Оглядываясь назад, они наверняка думали, что с ним что-то не так. Он не ел с ними за одним столом, не разговаривал при встречах. Он почти ни с кем не встречался взглядом, потому что был слишком напуган а) получить нервный срыв или б) щеголять перед всеми со стояком. Почему? Потому что у Чимина кубики пресса, Хосок просто сексуальный, у Сокджина километровые плечи, а у Юнги, Тэхена и Намджуна такие глубокие голоса, как будто у них яйца отросли, когда им было лет по пять или около того. И тогда появляется он — маленький, неуклюжий, долговязый Чон Чонгук. Его голос ломался, а лицо украшали прыщи, однако он все равно сумел завоевать сердца своих преданных фанатов. Он не знает, что за жуткое колдовское дерьмо сотворила его мама, чтобы все получилось, но каким-то чудом это сработало. Спустя несколько месяцев Ким Тэхен почему-то решил, что они друзья, и властью, данной всем странностям, они действительно стали друзьями. В конце концов неловкость превратилась в незначительный дискомфорт, и он смог успокоиться достаточно, чтобы, наконец, стать частью группы. В этом были свои привилегии: он стал известным как Золотой Макнэ, и его растили и подбадривали все члены группы. Он мог поговорить с любым из них, не испытывая мини-инфарктов, и их похвала и привязанность стали скорее желанными, чем пугающими. Вот только от гомосексуальности не убежишь. Как только он оставался наедине с самим собой, неприятности появлялись уже в виде похоти. Он не мог оторвать взгляда от Хосока, когда тот танцевал с отработанной грацией. Чимина, задирающего майку, чтобы продемонстрировать свой точеный живот во время исполнения «No More Dream», не получалось так просто выкинуть из головы. Тэхен, обхватывающий его длинными руками и играющий с его ушами вызывал эмоции, которые он предпочел бы не анализировать. Способность Намджуна брать все под контроль… Хриплый и низкий голос Юнги… Любовь и внимательность Джина… Каждый день похож на тяжелую битву. Борьба с чередой переживаний из года в год. И когда он стал старше, его мысли стали грязнее. Раньше это была просто борьба за могущество, сражение за господство и жажда контроля там, где контроля у него не было. Но когда взрослая жизнь окончательно наступила, он понял, что значение господства было преувеличено, и ступил на темную, уединенную дорожку, полную светло-розового и нежно-голубого. Он понимает, насколько глубоко он во всем этом погряз, когда протискивает лиловый свитер Care Bear за обувную полку в шкафу, который делит вместе с Намджуном. Чонгук купил его в интернете через сайт одежды «Kawaii Girls», провернув незамысловатую авантюру, но, упс, его палец соскользнул. Свитер оказался на два размера больше и касался середины бедер, и это было прелестно. Действительно, очень мило. Но Чон Чонгук не увлекается подобным, нет. Определенно нет. Ведь он обязан быть горой мускулов, ну, знаете, тестостерон и прочее дерьмо. Он держит порножурналы для натуралов на видном месте под двухъярусной кроватью, чтобы все понимали, что он натурал. Натуральнее органических продуктов. Ему нравятся женщины с грудями и влагалищами, большими задницами, длинными волосами и все такое. Определенно. Точно.

* * *

Дверь заперта, и сегодня он один в общежитии, что случается довольно редко. Такую возможность нельзя упустить. Именно поэтому сейчас он стоит перед зеркалом в своем свитере Care Bear и боксерах таких крошечных, что ткань практически облепляет его задницу. У них было интервью рано утром, и Чонгук принял ответственное решение не смывать макияж. Черная подводка для глаз и тени делают его глаза большими как у школьницы из аниме. После извращённо долгого разглядывания себя в зеркале он падает спиной на ковер и катается по мягкому материалу, тихонько хихикая про себя. Он скучает по чувству свободы. Он скучает по тому, чтобы быть ребенком. Никаких забот или обязанностей, мучающих его. Только удивление, радость и волнение. Он гадает, каково было бы время от времени возвращаться во всё это — не навсегда, нет, потому что тогда пропала бы вся магия, — но хоть иногда… Глубоко дыша, он вдыхает успокаивающий запах ванили. Ему нравятся сладкие запахи. В одном из ящиков шкафа рядом с другими грязными секретиками он держит духи с ароматами каждого мороженого. Намджун настолько ненаблюдательный, что не видит и половины цветастого, милейшего хлама Чонгука, который распихан по углам или предусмотрительно висит среди множества простых белых рубашек. Спасибо, господи. Если бы он делил этот шкаф с кем-то другим, его бы уже давно поймали. Он поворачивается на бок, и в глаза бросается обувная коробка, которую он скрывает под форменной курткой с его именем, напечатанным жирным белым шрифтом на спине. Осмелится ли он достать эту коробку? Ведь он даже не знает наверняка, когда вернутся остальные мемберы. Они все разошлись по своим делам перед сегодняшним вечерним выступлением. Каждый должен вернуться к четырем, а это означает, что у него есть в запасе около трех часов потенциально свободного времени. Только он один, в общежитии, в своем прелестном свитере и с обувной коробкой, полной "вкусняшек". Все возможности проносятся в его голове. Стоит ли ему уютно устроиться в милом чокере или может сходить за одним из симпатичных ободков, великодушно подаренным поклонниками? Цветные линзы или не цветные? И что еще важнее, кого из хёнов стоит представить сегодня? Да, слегка жестоко с его стороны думать о хёнах в таком ключе, но можно ли его винить? Назовите это плодом воображения, но он может поклясться, что они дразнят его нарочно. Происходящее на сцене — это то, что он может легко списать на фансервис, но что происходит, когда вокруг нет поклонников, жаждущих оценить их взаимодействие — совсем другое дело. Думают ли они, что он невосприимчив к их прикосновениям? Возможно, для них это всего лишь игра. Чонгук считает своим долгом настолько сторониться их ласк, насколько это вообще возможно. Он не может раскрыть им свою тайну, не говоря уже о том, чтобы доставить им удовольствие осознанием того, насколько глубоко их влияние на него. Он елозит по ковру, только чтобы поморщиться от ощущения жёсткого материала, натирающего колени. Носки, ему нужны высокие носки до бёдер. Он достает обувную коробку и выбирает пару белых чулок из своей коллекции в шкафу. Чонгук особенно любит эту пару из-за очаровательных розовых бантов, которые приделаны по швам. Он неспеша натягивает носки, восхищаясь тем, как ткань растягивается, обхватывая икры и бёдра. Его пробивает дрожь, когда он стоит перед зеркалом в полный рост, маленькие розовые бантики едва выглядывают из-под материала его мешковатого свитера. Хорошенький, он думает, что выглядит очень, очень хорошеньким. Он подпрыгивает на носочках только чтобы посмотреть, как ленточки подпрыгивают вместе с ним. Головокружительная улыбка играет в уголках губ. Если бы он только мог показать кому-нибудь. Не проходит ни дня, когда бы Чонгук не думал о том, чтобы посвятить других в свой секрет. Разумеется он хочет. Бантан — его семья, его хёны являются его семьёй, но это просто неприемлемо, конечно нет. Судя по лирике Намджуна и Хосока, они абсолютно открытые натуралы, и, если у Чонгука магическим образом не появится грудь и вагина, он не преуспеет в отношении них в обозримом будущем. Чимин очень печётся об имидже. Посвящение его в свой секрет может осложнить их сладкие и лёгкие отношения. Чимин, скорее всего, увидит в этом потенциальную угрозу их успеху, а не что-то другое. Сокджин мог бы сдержанно поддержать, конечно, но он не может себе вообразить, чтобы его старший хён был в восторге от этого открытия. Он не может толком представить, как бы отреагировали Юнги и Тэхен, но Юнги, вероятно, сказал бы ему подавить эту свою сторону, в то время как Тэхен раздавал бы никчёмные советы и создал бы им неприятности. Конечно, это дилемма, что не означает, что мальчик не может мечтать, верно? Однако не будь он айдолом, вероятно, он был бы одним из тех камбоев, о которых столько слышал. Его поклонники называли бы его хорошеньким и сладким, говорили, что надеть и что сделать, в то время как они гоняли бы свои толстые, пульсирующие члены по ту сторону экрана… Чонгук краснеет. Посасывая нижнюю губу, Чонгук снова опускается на ковер коленями, на этот раз будучи мягко защищён носками. Он открывает свою Секретную Обувную Коробку, где хранит все ободки в виде ушек животных, чокеры, смазку и фаллоимитаторы. Было время, когда он хранил там и презервативы, тогда он был немного младше и цеплялся за надежду, что однажды один из его хёнов увидит его в другом качестве и захочет его так же сильно, как он хочет их. Но это было тогда. Теперь он взрослый и не может позволить себе поступать незрело. Теперь он знает, что все это просто фантазия, и его это устраивает. Он переживёт. Пока Бантан вместе, пока они продолжают процветать, Чонгук будет в порядке. Он должен. Он осмеливается достать вибратор. Тот достаточно маленький, чтобы поместиться в нем, и оснащен пультом дистанционного управления. Когда он держит его в ладони, сердце возбуждённо трепещет. Вибратор относительно новый, Чонгук купил его через онлайн-магазин несколько месяцев назад, но шанс использовать выпадал лишь однажды. Возможно, было немного безрассудно покупать его, но, если честно, он приобрел его больше из прихоти. В то время он был расстроен и, по общему признанию, немного одинок, и просматривая "Kiki’s Online Kinky Store", он подумал "какого чёрта вообще?" Если его хёны не собирались внезапно удовлетворить его, как это было в его мечтах, то у Чонгука не было никакого другого выбора, кроме как сделать это самому. Поскольку общежитие совершенно пустое, сейчас лучшая возможность использовать новую игрушку, ведь такой шанс может не появиться еще месяц или около того. Чонгук стряхивает с себя боксеры перед тем, как перевернуться на спину и, выгибая поясницу, приподнимает задницу, и свитер соскальзывает к груди. Он дрожит из-за воздуха, касающегося обнажённой задницы, и его щёки розовеют от такой обнаженности. По логике он не должен стесняться или смущаться, но он ничего не может поделать. Чувство незащищенности и небольшого унижения — часть того, что делает всё это переживание таким восхитительным. Одной рукой хватая смазку, а другой — вибратор, Чонгук прикрывает глаза и прижимается щекой к ковру, представляя одного из своих мемберов, Чимина, стоящим над ним с блестящими от желания глазами, жадно его разглядывающим. Хён весь наряженный и привлекательный, выглядящий почти как в клипе Blood, Sweat & Tears. Серебристые волосы падают на темные глаза, кроваво-красный шарф обвит вокруг шеи как чокер, черные джинсы плотно облегают его ноги, а синий пиджак идеально подходит под тон его кожи. Чонгук представляет, как подползает к нему на четвереньках, чтобы поцеловать нос лакированных чёрных туфель, и Чимин ухмыльнулся бы сверху вниз и назвал его хорошим мальчиком. — Х-хён, — хнычет он, шире разводя колени. Его маленький член затвердел между ног, за свитером не видно, но чувствуется, как он упирается в живот. Смазав пальцы лубрикантом, он тянется назад, влажные пальцы пробегают по расщелине и пачкают сжимающуюся дырочку. Он судорожно вздыхает, представляя сзади Чимина, хватающего его за бёдра и жарко шепчущего в ухо. Он думает о пальцах Чимина на месте своих собственных, исследующих подрагивающий вход. — Посмотри, как ты нуждаешься во мне, — дразнил бы Чимин, — такая маленькая шлюшка для моих пальцев и члена. — Хён, пожалуйста, ты мне так нужен. Ты не трогал меня весь день, — стонет Чонгук. — Потому что ты был плохим мальчиком, Куки. Что ты пытался доказать, когда флиртовал с другими и хлопал этими ресничками, хм? Пытался заставить хёна ревновать? — Н-нет. Я не флиртовал, хён, пожалуйста! Всхлип срывается с губ, и он вставляет палец, грубо прокручивая его круговыми движениями, когда воображает, как Чимин насмехается над ним сверху. — Вранье. Ты думаешь о других, тоже трахающих тебя, не так ли? Готов поспорить, тебе понравились бы большие руки Намджуна на твоей талии. Вот почему ты так ужасен в английском? Когда вы занимаетесь, о чем ты думаешь больше — его руках или члене? — Это неправда, неправда! — он кричит, хотя знает, что это большая наглая ложь. Член Намджуна — единственное, о чем он думает, когда тот пытается научить его английскому. Чонгук добавляет еще один палец, и из его рта вырывается писк, потому что еще слишком рано, он не готов принять больше. Но, ох, ему нравится жжение. Его тело яростно сопротивляется вторжению, но боль такая приятная. Он грубо двигает ими так грубо и жестоко, как он любит, потому что он был плохим мальчиком, и теперь хён ревнует. Чимин не был бы милым, потому что знает, что Чонгук не хочет, чтобы он был мил. Он был бы жестоким и напористым. Добрый Чимин только тогда, когда все закончилось, и Чонгуку нужны обнимашки, чтобы почувствовать себя лучше. — Это не только Намджун-хён, так ведь? — рычал бы он в ухо Чонгуку, яростно покусывая розовую кожу. — Думаешь, я не вижу выражение твоего лица, когда Тэхен тянет тебя к себе на колени? Или когда Юнги обнимает за плечи? Признай, что ты шлюха абсолютно для каждого участника группы. Если бы любой из них сейчас вошел сюда и увидел тебя таким, ты бы даже не остановился. Ты бы просто продолжил, ты бы трогал себя и стонал как блядь, потому что ты и есть блядь, Чон Чонгук. Ты блядь своих хёнов. — Я… я не могу ничего с этим поделать, хён, — надувшись хнычет он, — они прикасаются ко мне, и это так потрясающе. Я хочу радовать их и доставлять им удовольствие, прости, мне так жаль! — Тебе не жаль, — рука Чимина скользнула бы вдоль позвоночника и остановилась на его копчике. Чонгук добавляет третий палец с резким шипением. — Если бы сожалел, ты бы остановил это, ты бы прекратил думать о них непристойности. Интересно, что бы произошло, если бы они увидели тебя прямо сейчас? Держу пари, они бы сказали, что ты грязный, испорченный маленький мальчик. — Я не м-м-маленький, — заикается со слезами на глазах Чонгук. — Ох, правда? Тогда почему твой симпатичный маленький член набухает, когда хёны называют тебя малышом? Чонгук надувает щеки и скулит, изгибая пальцы и толкаясь глубже внутрь. — Не лги себе. Тебе нравится быть маленьким, Нравится стоять на коленях, пока хёны возвышаются над тобой, глядя вниз, заставляя чувствовать себя крошечным. Вот почему ты любишь большие ладони Намджуна и Тэхена так сильно, да? Ведь когда они обхватывают твое лицо или переплетают пальцы с твоими, ты чувствуешь себя по-детски маленьким, как маленькая куколка. Он стонет, пальцы трутся о простату. Крошечное скуление котёнка срывается с губ, он потирает шероховатое место, волны горячего наслаждения бурно окатывают его тело, заставляя предэякулят украсить жемчугом головку его члена. — Помнишь детство, Куки? Помнишь, ты ни за что не отвечал, и любой бы бросил все, чтобы позаботиться о тебе? Держу пари, ты бы хотел вернуться в то время, ты бы хотел, чтобы Хосок-хён одевал тебя в милую одежду, а Сокджин-хён кормил с ложечки. Уверен, ты хочешь рисовать очаровательные картинки цветными карандашами и слышать от Намджун-хёна как ты талантлив. — Х-Хён, с-стоп… — его щеки вспыхивают смущением. — Могу я просто… боже, пожалуйста. — А что насчет Тэхена, читающего сказки перед сном, хм? Представь, что он говорит забавным голосом, чтобы рассмешить тебя, и целует в лоб, когда ты засыпаешь. Его пальцы вдалбливаются быстрее. — Или, как насчет того, что Юнги-хён ужасно балует тебя, ведь ты избалованный маленький негодник? Он купил бы тебе большие, длинные леденцы, просто чтобы посмотреть, как ты обхватываешь их ртом и обращаешься с ними так, как делал бы с его членом. — А-а-ах! — Чонгук дрожит, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. — Я бы позаботился о тебе лучше всех. Ты знаешь это. Когда ты будешь чувствовать себя скверно, я заставлю тебя ходить обнаженным по всему общежитию, и на тебе не будет ничего, кроме симпатичного чокера. Я бы трахнул тебя на диване на глазах у всех, и пусть они знают, что я могу быть милым, только пока ты меня не доведёшь. Моя слабость, моя сила, мой великолепный маленький котенок. Я бы трахал тебя, пока не разрушу, пока ты не забудешь собственное имя. — Хён, нет, я собираюсь… я собираюсь… — он убирает пальцы с болезненным скулежом. Не сейчас, пока он не может кончить. Он размазывает по вибратору смазку, прежде чем протолкнуть его внутрь с пронзительной дрожью. Он чувствует прохладу внутри себя и следит за тем, чтобы тот добрался до самой простаты, останавливаясь прямо под сладким местечком. Он медленно вынимает пальцы, вход сжимается, обхватывая вибратор с острым возбуждением. Он еле сдерживается, колени начинают ныть. Он решает перевернуться на спину, широко разведя ноги и стопами уперевшись в пол. Вибратор движется внутри него, потирая простату. Чонгук стонет. Он знает, если включит его, то, вероятно, мгновенно кончит, и хоть мысль эта заманчивая, он знает, что вознаграждение удовлетворит больше, если он оттянет его еще на какое-то время. Приподнявшись на локтях, он тянется к обувной коробке и наконец находит единственное эрекционное кольцо, которое у него имеется. Оно простое, черное и сделано из кожи с крошечным регулируемым ремешком, идеально для мальчиков с маленьким размером. В Kiki’s Online Kinky Store было представлено множество металлических колец, но он не хотел ничего, что ощущалось бы слишком тяжелым на его плоти. Чонгук проскальзывает внутрь и затягивает до такой степени, что его член дергается, а яйца набухают, но он не обращает внимания. В итоге воздержание будет стоить того. Он оборачивает пальцы вокруг ствола, другой рукой управляя пультом вибратора. Чимин идеально поместился бы между ног Чонгука с руками на его коленях и убийственной ухмылкой, трогающей его пухлые вишневые губы. Он представляет Чимина, грозно поигрывающего пультом управления. — Я разрушу тебя, Чонгук. Увеличивая скорость до второй, Чонгук чувствует, как удовольствие сразу же затапливает его. Он откидывает голову и кричит. Слезы выступают в уголках глаз, а сам он весь крупно дрожит. Медленно надрачивая свой член, он концентрируется на своем дыхании, его тело краснеет под хлопком свитера. Чонгук становится чуть отчаяннее, немного смелее, подталкивая шкалу на пульте выше и выше, пока вибратор не сотрясается уже на пяти, на полпути к своему пределу. Чонгук громко стонет, роняя пульт, чтобы запустить пальцы в волосы, дергая и грубо оттягивая. Он настолько увлёкся, что не заметил, как хлопнула входная дверь. Чонгук застывает, лежа там со слюной в уголке рта и слезами на глазах, прислушиваясь к шагам и голосам, просачивающимся из кухни и гостиной. Дыхание перехватывает. Его хёны вернулись. Немедленно вскочив на ноги, он срывает свой свитер и носки и пихает их в шкаф вместе с обувной коробкой и смазкой. Одежда грубо сорвана с вешалок, когда он набрасывает первые попавшиеся приличные предметы одежды, влезая в белую рубашку и пару джинсов. Шаги приближаются, и Чонгук хнычет от своей невезучести, пиная пульт дистанционного управления и боксеры под двухъярусную кровать прямо перед тем, как открывается дверь. Он поворачивается, застыв посреди комнаты как загнанный олень, его щеки пылают, а волосы прилипли ко лбу. Именно в этот момент его разум вопрошает, мог ли он выглядеть еще более очевидным? Джин заглядывает в комнату с теплой улыбкой на лице. Однако выражение его лица меняется, когда он замечает вид Чонгука и тот факт, что он тяжело дышит, как собака. — Эй, ты в порядке? Чонгук краснеет. — В порядке, в полном порядке! Просто... делал всякие упражнения. Старший хён выглядит немного озадачено. — Тогда почему ты не пошёл в зал вместе с Чимином? Дерьмо, а правда. Чимин говорил перед тем, как уйти, что собирается в зал, так ведь? — Я не делал ничего напряжного. Так, знаешь, парочку отжиманий и все такое. Старший пожимает плечами, то ли купившись на оправдания, то ли не будучи особо заинтересованным. — В любом случае я пришёл сказать, что мы уходим. Чонгук моргает. — Что? Сокджин оглядывается на него так, будто тот сошёл с ума. — Мы должны быть на Mnet к двум часам, помнишь? Хосок хочет, чтобы мы еще раз прогнали хореографию перед генеральной репетицией. А ещё переделать макияж и примерить костюмы в последнюю минуту. Корди-нуны хотят удостовериться, что все в порядке до вечернего выступления. — О… — Чонгук самый большой идиот на планете. Возможно, ему стоило проверить чертово расписание прежде, чем заходить дальше и предполагать, что в запасе есть несколько часов. — Ну, хм, я буду через секунду. Но Джин мотает головой, шагая к Чонгуку, и тянет его за запястье в сторону двери. — Менеджер-хён уже ждёт нас в фургоне внизу, и он очень зол. Нам нужно идти прямо сейчас. — Н-но. — Сейчас, Чонгук. Давай, хватит суетиться. Вот так Чонгук оказывается на пути на Mnet с засунутым в задницу вибратором и эрекционным кольцом на члене, зажатый между Чимином и Тэхеном, которые находятся в блаженном неведении о его проблемке. Для Чонгука не редкость быть тихим временами, так что они не утруждают себя поиском ответов, когда он проскальзывает на заднее сиденье, не вступая с ними в диалог. Сокджин сидит на переднем сиденье, а Хосок растянулся поперек сидений посередине, пренебрежительно отстегнув ремень безопасности в угоду комфорту. — Где остальные? — спрашивает Чонгук, краснея, когда его хриплый голос ломается. Они все смеются, и Тэхен толкает его в плечо. Он хмурится, потирая предплечье и бормоча "придурки" себе под нос. Это было не так уж забавно, по личному мнению Чонгука, но неважно. — Юнги и Намджун работали в студии, так что они обещали просто встретиться с нами там, — отвечает Хосок, когда все наконец, черт возьми, успокаиваются. Он рубится в своем телефоне в какую-то игру. Чонгук не отвечает, боясь, что голос может снова предать его. Он не произносит ни слова до самого Mnet. Каким-то чудом Тэхен с Чимином находятся в шумном и оживленном расположении духа, иначе они бы наверняка услышали слабое жужжание его вибратора. Когда они выходят из машины, он заставляет себя не ковылять. Когда его ноги приближаются друг к другу, мышцы сжимают вибратор, усугубляя трение сильнее, чем когда-либо. Если кто и замечает его странное поведение, от комментариев воздерживаются. Они возвращаются домой позже, намного позже, чем он бы хотел. Первое, что приходит на ум, — столь необходимый душ. Он потный, чувствует себя грязным, чтобы петь и танцевать на сцене со своими коллегами перед тысячами зрителей, зная, что они все благополучно не догадываются, что происходит. Никто не думал ругать его за неуклюжее выступление, вероятно, потому, что все были настолько накачаны адреналином и какими-то конфетами, которые втихую протащил Тэхен перед их выходом на сцену. Но не Чонгук. Он был уже до предела взвинчен и готов сорваться. Хосок протискивается мимо него, когда они заваливаются в общежитие, изможденные, потные и в целом довольные — за исключением Чонгука. Хосок сразу направляется в ванную, и Чонгук не может удержаться, чтобы не крикнуть ему. — Хён, можно я пойду в душ первым, пожалуйста? — Уже поздно, и я устал, Гук. Просто пойдем со мной. — Хосок зевает и исчезает в ванной. Если задуматься, может быть, душ — не очень хорошая идея. Все в общежитии, вероятно, хотят принять душ перед сном, а это значит, что большинство из них просто будут мыться вместе, чтобы сэкономить время и силы. Чонгук не может позволить себе принимать душ с кем-то еще, не в его положении. Вместо этого он направляется к своей спальне. — Чонгук, разве ты не собираешься в душ? — спрашивает Джин откуда-то сзади. — Я думаю, что просто пойду спать, хён, — тихо отвечает он, закрывая за собой дверь. Он бесцеремонно бросает свою рубашку на пол, прежде чем встать на четвереньки, чтобы найти пульт. Пропажа находится легко, но в тот момент, как он собирается выключить вибратор, за дверью раздаются шаги, приближающиеся к двери. Он паникует. Практически взбежав по лестнице, чтобы добраться до верхней койки, он падает на спину именно тогда, когда Намджун входит в комнату. — Хён, ты не собираешься сперва в душ? — пищит с верхней койки Чонгук, практически боясь ответа, когда Намджун обрушивается на нижнюю койку. — Позже, — стонет в подушку старший. Чонгук сильно прикусывает нижнюю губу, в уголках глаз выступают слезы разочарования. Он регулирует скорость до бесшумного "один", чтобы вибрации не были слышны в тишине, которая царит в темноте комнаты. Он ждет, гуляя глазами по потолку, чтобы Намджун провалился в сон. В отличие от тех, кому нужен минимум час, чтобы уснуть, Намджун — один из немногих счастливчиков, которые могут крепко уснуть в любом месте и устроиться поудобнее и задремать за короткое время. Вероятно, это как-то связано с его сумасшедшим режимом сна, так как он чаще всего засыпает в своей студии безбожно ранним утром. И действительно, проходит всего пара минут, прежде чем с нижней койки раздается громкий храп. Намджун, должно быть, очень устал. Осторожно, очень осторожно Чонгук стягивает джинсы с ног, пиная их под кровать. Он вздыхает, наконец-то освободившись от удушающих ограничений его одежды. Он выключает вибратор, прежде чем раздвинуть ноги, подтягивая колени к ключицам. Проникает внутрь, морщась от того, какими поврежденными и чувствительными стали стенки за прошедшие часы пыток. Вытащив вибратор, он откладывает его в сторону, чтобы разобраться с ним позже. Затем идет эрекционное кольцо, которое он снимает с тихим вздохом. Он такой твердый, что его член налился и побагровел напротив живота. Он не собирался мастурбировать сегодня после того, как чуть не попался Сокджину, но он все еще такой твердый. Намджун крепко спит, а все остальные либо принимают душ, либо готовятся ко сну... наверняка будет неопасно немного потрогать себя, по крайней мере, до тех пор, пока он, наконец, не достигнет кульминации и не заснет с комфортом? Завтра у него плотный график. Решить эту проблему сейчас будет достаточно благоразумно. Кроме того, под этой крышей нет ни одного парня, который не мастурбировал бы при случае. Он просто должен вести себя тихо, и все должно быть хорошо. Закрыв глаза, Чонгук медленно надрачивает свой ствол, представляя, кто был бы сверху, зажав его между рук как в клетке. Намджун первый приходит на ум. Совесть говорит ему не фантазировать о своем хёне, пока тот крепко спит на койке под ним, но его более порочная часть подначивает его. Хёну даже не нужно знать об этом. Он никогда бы не заподозрил, что невинный, застенчивый макнэ фантазирует о нем; он даже не заметил коллекцию нарядов и секс-игрушек, спрятанных в шкафу, который они делят. Он представляет Намджуна между своих колен, его темно-розовые губы на внутренней стороне бедра. Его руки обхватили бедра, держа ноги раздвинутыми. Намджун смотрит на него тем зловещим взглядом, которым он смотрит в камеру во время фотосессий и съемок. Большие, сильные руки сжимают его плоть, когда Намджун прильнул бы ниже, чтобы присосаться губами к коже, облизывая и покусывая, пока кожа не раздражается и не краснеет. Намджун похож на парня, который любит метить свою территорию. — Мой, — сказал бы он, вонзая зубы в плоть Чонгука, — только мой. — Н-Намджун… — лепечет он в тишину, мышцы живота напрягаются, когда он быстро двигает запястьем, чтобы дрочить жестче. Намджун шлепнул бы по нижней стороне его бедер и спросил: — Как ты назвал меня? — Чонгук всхлипывает, на мгновение замедляя свои движения, потому что Намджуну нравится контролировать его. — Не заставляй меня говорить это, хён. Ч-что если другие услышат? — Говори. — Чонгук быстрее двигает кулаком. Он всасывает нижнюю губу и сильно кусает. — Н-нет, пожалуйста. — Не заставляй меня повторять. — напряжение нарастает, и он готов взорваться. — П-папочка... папочка... — он отворачивает лицо в сторону, на лбу снова выступает пот, — Не... ах! Я так близок, папочка. Что же делать? Я собираюсь, собираюсь... — он задыхается. — У тебя так хорошо выходит, малыш. Продолжай. Папочка так гордится тобой. — у него внутри все сжимается, и Чонгук знает, что больше не может сдерживаться. Он весь день ждал, чтобы кончить. Он представляет огромный член Намджуна внутри себя, большой, пульсирующий, венистый, втрахивающий его в простыни, как будто он создан для этого, Намджун называет его милым, нежным и прекрасным, когда целует уголок его рта. Все тело Чонгука содрогается и трясется, прежде чем он выгибается в спине, а его конечности поджимаются. Он кричит, кульминация обрушивается на него как приливная волна, интенсивная, яростная и абсолютно немыслимая. Звезды взрываются под веками, и бессвязная смесь из Папочки и Намджуна вырывается из его легких. Сперма растекается по его животу и вздымающейся груди белыми полосами. Чонгук на секунду перестает дышать, задыхаясь, чтобы заглушить тихий вздох подушкой. Когда оргазм спадает, он по инерции продолжает двигаться, повернувшись на живот, чтобы упереться тазом в матрас для трения. Он лежит там на протяжении осознанного мгновения, пытаясь отдышаться, когда капли пота стекают по вискам. Усталость нарастает, долгий и напряженный день наконец настигает его. Он поворачивается на бок, вяло набрасывая одеяло на обнаженное тело, прежде чем погрузиться в сон без сновидений. На самом деле он так устал, что даже не осознает, что оглушительный храп прекратился, а Намджун лежит полностью проснувшийся, пялясь на верхнюю койку, как будто только что увидел привидение.