***
Этот дом стоял почти на другом конце поля от остальной деревни, и такой же идеальный, как с детского рисунка, — аккуратные окошки с голубыми ставнями, крыльцо из светлого дерева, под окнами клумбы, но без цветов. Внутри дом напомнил Казимире келью Белого Храма. Стол, стул и печка для готовки в первой комнате, во второй — лежак на одного, тумба с масляной лампой и книжный шкаф. Вот и главное различие — у Белых читают только одну книгу, у Чёрных все талмуды не умещаются на полках, сложены на столе, у кровати, по углам комнат. Валлет запнулся за один из томов и посмотрел на монаха, будто тот тоже покушался на княжескую шею. Казимира входила последней, остановилась на пороге. И Белую, и Чёрную Длани в народе звали фанатиками, и с первым Каз никогда не спорила, а теперь поняла и второе. Все стены жилой комнаты были размалёваны чёрными треугольниками. Где-то они пересекали друг друга, где-то доходили до высокого потолка. Дакин заметил смятение Казимиры, но ничего не сказал — продолжил показывать Вегарду, где гости могут расположиться. Валлет тоже косился на треугольники, пока Вегард не пихнул его локтем. Княже закрыл рот, так и не задав свои бестактные вопросы. Валлету предложили хозяйский лежак. Да, жёсткий, низкий, но хоть как-то похож на кровать. По словам Дакина, деревенские жители не пустили бы гостей и в хлев к скоту. Вегард снял куртку, вывернул подкладкой наружу и бросил на пол, чтобы спать подле его светлости, как верный пёс. Клаудии и Казимире Дакин предложил третью комнату, где стояла маленькая, должно быть, детская кровать. Каз даже не стала туда заходить, взяла предложенное шерстяное одеяло и постелила его под окном. Монах расположился почти у выхода, благо в просторной пустой комнате хватило угла для каждого. — Кому это жилище принадлежало до того, как стало резиденцией Чёрной Длани в этих краях? — спросила Клаудия, пока взбивала подушку, и вокруг неё разлетался пух. Ох, Алаян, подушка опустеет быстрее, чем эта карга договорит. В дальнем углу комнаты княже, сидя на лежаке, снял правый сапог, и Вегард поморщился, зашёлся кашлем. Валлет в ответ уронил обувь ему на живот, тихо ответил что-то, и оба расхохотались. Как он там говорил, учились вместе? Поэтому княже готов доверить свою жизнь другому резистенту? Поэтому игнорирует такое неуважение и панибратство? Дакин тем временем рассказывал, что прежде в этом доме жил мужчина по имени Серкáн с дочерью. Жена его умерла вскоре после родов, а в деревне говаривали, что девочка ему неродная, нагулянная. Огненно-рыжая, хотя и мать, и отец из степных гастинцев, тёмных. Деревенские дети с девочкой играть не любили, даже взрослые её сторонились. Матери смотрели на дочь Серкана и страшились того дня, когда она позврослеет и похорошеет — один из сыновей ведь приведёт её в свой дом, ащ, Алаян, ащ, обязательно приведёт. Казимира проморгалась, прислушалась. Сухие слова «отец», «ребёнок», «соседи», «поджог», — их произнёс Дакин, но в ушах Казимиры звучал голос Эды. В те вечера, когда в девичей казарме ставили в ряд четыре лампы и садились рассказывать сказки, ассасины приглашали к себе Эду. Никто не знал столько страшилок, столько гастинских историй, как подруга Казимиры. В другие дни Эда была для них девчонкой с кухни, дочкой Айлин-тайзу, «подай-принеси-не-лезь-к-нашим-мальчишкам». Слушая скупой пересказ Дакина, Казимира вспомнила, как горели глаза Эды, как вздрагивали девочки помладше, как Айми фыркала себе под нос «корýфу». Годы спустя Каз узнала, что это было не ругательство, а первое, хидонское, название демонов. — Нет. — Она рывком поднялась и перебила Дакина. — Нет, было не так. Их дом не поджигали. — А? — Вегард обернулся к Каз. — Ты откуда знаешь? — спросил Валлет, щурясь. Дакин молча лежал, подложив руку под голову, и из-под чёрного рукава выглядывала татуировка. Казимира не разглядела узор. — Нам рассказывали эту историю. Я всегда думала, это было лет сорок назад. — Двадцать два, — ответил Дакин. — А. Вот как. — Казимира легла на место. Ей стало не по себе, что она перебила его, что поделилась со свитой таким личным воспоминанием, а теперь и Валлет, и Вегард пялились на неё, ждали продолжения. — Как рассказывали вам? — спросил Дакин почти дружелюбным тоном. Каз пожевала губу, но всё-таки ответила, глядя в потолок. — Никто не нападал на их дом, Серкан не выносил дочь из пожара. Она сама его спалила. Не дом, отца. Она стояла на крыльце и смотрела, пока Серкан перекатывался по траве, бился и умирал. — Почему? — спросил Валлет. — Зафери, — в один голос ответили Дакин и Каз. Дакин помолчал и добавил непробиваемо спокойным тоном: — Может, было так. Как бы то ни было, дом, отмеченный смертью, отдали нам. Клаудия больше ни о чём не спрашивала, притихла, но, наверняка, молилась перед сном. Ариан и Вегард тихо перебросились парой фраз и тоже замолчали. Казимира перекатилась на бок, послушала ветер за окном и шебуршание в соседней комнате, перевернулась на другую сторону. Одеяло кололось даже через рубашку, как если бы вместо шерсти туда были вплетены мелкие иглы. Каз всё чудилось, что кто-то смотрит на неё, заглядывает через плечо. — Пойду воздухом подышу, — буркнула Казимира и выскочила из дома. На крыльце она остановилась — забыла надеть сандалии. Так даже лучше. Каз села на последней ступеньке, вытянула ноги, запустив пальцы в траву. Прохлада и лёгкая щекотка взбодрили перегруженную голову. От рыжего лунного света поле и листва на деревьях будто полыхали, взгляд зацепился за пятно неподалёку. Там будто лежало что-то крупное, что придавило высокий ковыль. Каз поднялась с места, но запоздало поняла, что земля здесь выжжена, поэтому ничего и не выросло. Даже за двадцать два года. Казимира прошлась вдоль крыльца в одну сторону, в другую, обошла дом. Минуты тянулись, беспокойство засело в груди, не давало ни ровно дышать, ни перестать озираться. Домик Дакина стоял на отшибе, звуки из деревни сюда не доносились. После такого вечера, явно никто не пошёл спать, хотя стоило бы. Забыть всё, выдохнуть, порадоваться, что девочка выжила — и просто пойти спать. Казимира снова села на крыльце, выпрямила спину, поджала ноги. Прислушалась. Предчувствия редко её посещали, и эта странная тревога... Да что такое? — Подъём! — рявкнула Каз после нескольких секунд тишины и хлопнула ладонью по деревянной ступеньке. — У нас гости. Она услышала, как Вегард велел княже не высовываться. На крыльцо он вышел в куртке, с мечом в одной руке и воротником Дакина в другой. — Его-то зачем вывел? — спросила Казимира. Вег не ответил, отпустил монаха. — Ладно, а лишний меч не завалялся? Земля вибрировала от шагов толпы, тихий гул, приглушённый звон — вряд ли оружие, скорее вилы да грабли. — Так плохо? — Вегард спустился и воткнул меч в землю перед собой. Машину и мотоцикл они оставили вверх по дороге, побоялись, что тачка здесь не проедет. Надеюсь, деревенщины их не найдут. — Будет плохо, если встречать гостей с пустыми руками, — сказала Каз. — Ножи не подойдут? — Вег сдвинул край куртки, показывая пояс с ножнами. — Маловато, и не хочется их подпускать так близко. — О чём вы? — вклинился Дакин. Он стоял двумя ступенями выше, переводил взгляд между ними. — Деревенские идут сюда выразить своё недовольство, — объяснила Казимира. — О, может у тебя какая железяка в подвале завалялась? Дакин без раздумий мотнул головой. Толпа приближалась. Шумно, спешно, с каждым футом всё увереннее. Даже воздух звенел в такт их гулу.8
26 мая 2018 г. в 02:33
— Слышишь, нет? — повторила Казимира громким свистящим шепотом. Будто демон мог её услышать, заметить, заинтересоваться ею. — Здесь зафери.
— Чего ты так нервничаешь? — спросил Вегард, глянув на неё через плечо.
Казимира не успела возразить, что, конечно, она не нервничает. Поэтому и кулак так сжимает, что ни разу не испугана.
Деревенский мужик поудобнее перехватил вилы и пробурчал:
— Есть уже один помощник. — И скрылся между домов.
Валлет по пояс высунулся из окна машины — слишком далеко, ему было не слышно, о чём говорят. Казимира, увлечённая молитвой, не заметила ни как Вегард шикнул на князя, ни как махнул ему, чтобы оставался в тачке. Валлет всё равно вышел, хлопнул дверцей и присоединился к ним.
— Чего тут интересного? — Он одёрнул камзол, поставил кулак на плечо Вегарда и хотел сказать что-то ещё, но его прервал детский плач. Почти вой, он заставил Казимиру зажать уши и опустить голову.
— Так, это херово, — буркнул Вегард и пошёл вслед за деревенщиной.
Валлет сплюнул, подумал секунду и тоже поплёлся в темноту.
Да вы серьёзно? Два идиота! Нет. Нет, я с вами не пойду. Не-а.
Зазудело под ногтями, плеч будто коснулись влажные ладошки, и на коже остался липкий след. Не пот. Кровь. Кровь той девчонки. Казимиру передёрнуло.
— Ты тут собираешься топтаться? — раздался голос Клаудии.
Каз раздумывала меньше секунды — лакх, уж лучше зафери, чем карга.
Идиотов Казимира нагнала быстро, шла на звук грузных шагов князя. Толпу местных жителей они нашли в поле, люди стояли плотным кольцом, а перед ними — костёр и плачущая девочка. Плачущая не так, словно её наказали за провинность, не так, будто она потерялась в лесу. Плачущая, будто её связали по рукам и ногам, стегали ремнями и всем селом глядели.
Казимира споткнулась, когда рёв, рвущий детское горло, перерос в проклятия. Молитва запнулась.
Не пуская дальше Вегард поднял перед Валлетом руку. Каз замерла позади них, смотрела, как тени от костра искажали лица деревенских жителей, сжимала кулак, пока ладонь не онемела от впившихся в кожу ногтей. Нет, она не развернётся и не сбежит.
— Жди здесь. — Вегард склонил голову в сторону Валлета, а Каз вздрогнула, на секунду решив, что он прочитал её мысли. — Может напасть.
Княже хмурился, не сходил с места. Замер даже воздух — ни ветерка.
— Каз, присмотри за ним, — бросил Вегард и шагнул к костру.
Казимира вслушалась в проклятия и только теперь поняла, что рычал их уже не детский голос. Она прикрыла глаза, зажмурилась всего на секунду, но будто снова оказалась в том сарае.
Лицо исцарапано до мяса. Грудь и живот разорвало изнутри, сломало рёбра, распахнуло их, как мерзкий цветок из костей, мяса и органов. Стены, стога сена, половицы, запертые ворота — всё в крови и ошмётках плоти. От запаха выворачивает даже опытного убийцу. На руках и ногах девушки порезы, будто серпом махнули. Ногтей нет, сломала, оставила в половицах, в располосованных руках, в лице. На тот момент девушка ещё была жива, но уже охрипла от крика, сил не осталось даже на слёзы. Сейчас из глаз, ушей и ноздрей трупа вытекает чернота.
Казимира всё ещё слышит хруст её позвонков.
Не успел Вегард втиснуться в толпу, как новый звук пресёк проклятия. Вскрик на злом, чужом языке. Молитва. Снова, но с силой, властью, уверенностью, слова будто воспарили над полем и людьми, ударились в небо, чтобы расколоть его молниями.
Казимира вздрогнула, Валлет усмехнулся. Руки он убрал в карманы брюк, смотрел на толпу, щурился, изгибал губы в гнусной ухмылке. Нервозность и опасность, повисшие в воздухе, его будто забавляли.
— Что смешного? — ощетинилась Казимира. Она тряхнула рукой, чтобы рукав упал до ладони и спрятал вставшие дыбом волоски.
— Эта реакция. — Валлет махнул в сторону костра. — Ну, девчонка с демоном в голове, и чего?
— По-вашему это обыденно?
— Ну да. — Он повёл плечами. — У нас из шахт каждый день кто-нибудь приносит зафери. Изнеженные вы тут, на юге. — Он сплюнул и прикусил указательный палец. — Лишнего вам не скажи, косо на вас не посмотри, перед зафери в штаны наваливаете.
Казимира смотрела только на толпу. Когда молитва заткнула демона, люди тоже притихли, но теперь снова зароптали. Если монах не справится… всё кончится кровавой баней, как тогда.
— Чего шахты-то винить в появлении зафери? — снисходительным тоном продолжил Валлет, но Каз показалось, что она прослушала какую-то из его реплик.
— Не шахты, — поправила она, — князей, которые приказывали копать глубже.
— Об этом я и говорю. — Валлет указал на Казимиру и закатил глаза. — Зафери жили здесь до нас, будут и после. Может, и до бункеров здесь шатались? Потом уснули, закопались, так же, как люди. Не шахтёры, так кто-нибудь другой разбудил бы их.
— Интересно, кто бы ещё влез так глубоко под коригранские горы?
— Ну…
— Ну-у, — передразнила Казимира и шагнула к костру, — ты пока придумывай ответ, а я пойду.
Чтобы не врезать тебе, редкостный урод.
Вегард пропустил Казимиру перед собой, оглянулся на Валлета — тот натянуто улыбнулся и помахал рукой.
— Я велел присматривать за ним, — отчеканил Вегард. Впервые приказным тоном, но Каз слишком злилась, чтобы обратить на это внимание.
— Поверь, я ушла ради его же безопасности.
Внутри круга находились девочка лет восьми и монах в чёрном балахоне. К нему Каз стояла ближе: видела, и как тряслись у монаха руки, и как пальцы сжимали серебряную цепь с треугольным кулоном. Губы бледные, едва шевелились, хотя голос звучал твёрдо, громко, уверенно. Лицо обливалось потом, монах едва держал глаза открытыми, казалось, он вот-вот упадёт. Казимира подавила желание взбодрить его парой хлёстких пощёчин.
Поодаль на коленях стояла девочка с раскинутыми в стороны руками. В опасной близости от неё был костёр. Волосы липли к её лбу и шее, лицо перекосилось от боли, слёз и ярости демона. Из носа и ушей вытекало что-то чёрное, ветер потревожил пламя, и тени легли по-новому. Вдоль кромки волос девочки будто выступил ряд рожек, распорол кожу — вот и кровь потекла. Казалось, что на месте щёк пустота, как в голом черепе, девочка оскалилась и клацнула клыками, кривыми огромными, не помещающимися во рту. Она запрокинула голову, облизнула сухие губы слишком длинным языком. В её горле что-то дёрнулось раз-другой, будто комок застрял и теперь вырывался наружу. Визг заставил всех отступить и зажать уши.
— Верёвки! Держите верёвки!
Только теперь Казимира разглядела, что по рукам и ногам девочка была связана, поэтому стояла, раскинув руки. Хватку ослабили, и зафери вырвался, рванулся к монаху. Тот смотрел мутными глазами, не отступил, только поднял перед собой амулет, будто треугольник мог его защитить.
Заворожённая, Каз потянулась к поясу, где когда-то носила меч. Оглянулась на Вегарда — он уже держал оружие.
Люди вцепились в верёвки, дёрнули девочку назад, но она успела лбом коснуться серебра. Взвыла, заскулила, зарычала проклятия, на лице выступили язвочки — от лба к щекам и подбородку.
— Как это сюда добралось? — Вегард склонился над плечом Каз и сделал вид, что не заметил, как она вздрогнула от неожиданности. Спасибо на этом. — Зафери в Гастине. Ты видела такое?
— Один раз, — сипло выдавила Казимира.
Кожа на детском лице пузырилась, лопалась, кровь сочилась вперемешку с гноем. Если Каз не отвернётся, её стошнит. Слишком похоже.
Толпа редела, кто-то всхлипывал, кто-то кричал, кто-то ревел в голос. С гадостной улыбкой девочка вторила молитве — слова монаха для неё звучали не страшнее причитаний деревенской старухи.
— Аннáщинэ чозό-джу мегáщинэ нийόре, ваны́н сéт-су зόккурыль хиккынси́нида, — скороговоркой закончил монах. Хидонский язык, язык молитв Чёрной Длани. Казимира даже помнила перевод, будто эти слова выжгли у неё в мозгу. «Во имя твоей создательницы-богини, я разрываю эту связь».
Монах замолчал, не опустил руки, не отвёл взгляд, шагнул к одержимой. Ноги едва его слушались. Никто не подал ему руки, и монах выпрямился, придержав полы балахона. Он остановился в паре футов от девочки, что висла на верёвках, но высоко поднимала голову. Не осталось спеси, проклятия кончились. Зафери отпрянул, но его словно тянуло к серебряному треугольнику. Девочка мотала головой, брыкалась, пыталась укусить монаха, но не дотягивалась, и вот верёвка на левой руке порвалась.
Толпа подавилась криком.
Вегард шагнул вперёд, отодвинул Каз плечом. Толку-то, его оружие не навредило бы зафери. Телу ребёнка — да, но не демону.
Вместо того, чтобы вцепиться в тянувших верёвки мужиков, девочка повернулась к костру. Вторую руку ещё держали, и монах перехватил малышку поперёк тела, оттащил подальше от пламени и упал на землю, снося все удары демона. Когти впились в белые ладони, рык и визг глушили. Люди замерли, разом заткнулись.
Казимира хотела как-то помочь, но тело не слушалось. Остались только ужас и оцепенение. Сарай в крови и ошмётках. Каз так долго не моргала, что на глазах вскипели слёзы.
Она посмотрела на Вегарда. Давай, коригранец, у вас ведь такое каждый день, вмешайся, сделай что-нибудь! Но он стоял, закрывая Каз плечом, напрягал желваки на скулах, щурился. Кулак, сжимающий рукоять меча, побелел, клинок подрагивал от напряжения.
Правильно, он коригранец, он знает, что ничем не поможет. Только ждать и смотреть — задержать демона, если он нападёт на людей, но ничего больше.
Наконец, девочка притихла и обмякла. Люди медлили — не уловка ли это? — но всё же подошли. Кто-то забрал ребёнка из рук монаха, но никто его не поблагодарил, не помог встать.
— Пойдём. — Вегард кивнул в сторону оставленного князя. Каз раскрыла рот, но так и не возразила.
Когда они поравнялись с Валлетом, вид у него был скучающий и сонный.
— Хорошая работа, — бросил он кому-то за спиной Казимиры.
Она оглянулась — монах плёлся по дорожке, руки опущены, глаза впали, серебряная цепь тянулась почти до земли. От слов Валлета монах вздрогнул, уставился на троицу. Лицо белое, как одежды Клаудии. Каз засмотрелась на разрез его глаз — хидонский, внешний уголок задрался вверх, внутренний ушёл вниз.
— Паршивая, — послышался сорванный голос. Казимира даже не заметила, чтобы монах размыкал губы. — Сломаны нога и левая рука. Лекарям работы на месяцы. — Монах стыдливо оглянулся. Из-за акцента он то сглатывал окончания слов, то лепил слога в один комок.
— Зафери покалечил? — спросила Казимира тихо. — Странно, что не убил.
Она не помнила случаев, когда одержимые выживали.
Хидонец скинул капюшон и провёл ладонью по лицу. Песок прилип к щеке и подбородку, длинные тёмные волосы вымокли. Губы дрожали от усталости, когда он отвечал, когда глубоко вдыхал, но не прогонял любопытных чужаков.
— Заставил спрыгнуть с дома. А потом ещё раз. И ещё. — Он отвернулся от догорающего костра. — А вы кто?
— Мы сопровождаем князя Ариана Валлета, — сказал Вегард и указал на княже, будто без этого в нём было не узнать особу высших кровей. — Хотели остановиться здесь на ночлег, провизии закупить.
— Амбары пусты, вы здесь ничего не купите. А переночевать можете у меня, — предложил монах. — Моё имя Дакин.
Он протянул Вегарду руку, и тот медлил секунду, прежде чем повесить меч на пояс и пожать бледную ладонь. Каз сцепила зубы и заставила себя принять рукопожатие. К Валлету Дакин благоразумно не полез, только едва склонил голову.
— Ну, веди, — позволил княже и махнул рукой, пропуская монаха перед собой.