Вышел месяц из тумана...

Джинни выбежала во двор, и в наступившей тишине я четко услышал хлопок аппарации. Беги. Сегодня же все потрясающие новости обо мне будут знать все мои друзья, а завтра первые полосы «Ежедневного пророка» запестрят надписями: «Гарри Поттер теряет невесту? Гарри Поттер — представитель нетрадиционной ориентации?» Казалось бы, репутация рушится прямо на глазах: летит к чертям распланированное будущее, я вновь остаюсь один, далеко не все мои друзья поймут и примут это, отношения с семьей Уизли разорваны навсегда, а Молли вряд ли уже потреплет меня по волосам и накормит пирожками. Но мне настолько все равно, что я поднимаю голову, и заливисто, почти счастливо, смеюсь в голос. Странно, но именно сейчас меня будто отпустили, сняли с меня какие-то рамки, оковы, в которые я был загнан с самого своего появления в магическом мире в одиннадцать лет. Я больше никому ничего не был должен — ни поддерживать роль спасителя мира, ни спасать этот сам мир, ни жениться на определенной девушке в определенный срок, ни даже ехать в этот Хогсмит сегодня вечером. Пошло все к дементорам! Я свободен! Поднялся, поправил на себе футболку, с легким сердцем отправился в комнаты. Северус стоял у кровати спиной ко мне в одних брюках, держа на вытянутых руках рубашку. Его тонкий силуэт очерчивало неярким солнечным светом из окна. Я вошел и прислонился к притолоке, разглядывая комнату. Мне нужно донести до него это все. Он не такой, как я. Даже для меня разрыв с Джинни и произошедшая ссора будет сейчас значить меньше, чем для него. Он, видимо, все же считает во всем виноватым себя, не перестает считать себя за меня ответственным, да и вообще — я знаю, как тяжело даются ему напряженные отношения между людьми, особенно если это касается меня. — Северус… Он уронил на бедра руки с рубашкой, поднял одну руку вверх ладонью от меня и чуть склонил голову. Я понял — не хочет выяснения отношений, считает, что мне больно. Я скользнул взглядом по его фигуре, остановился на босых ступнях на полу, с какой-то теплотой отметил, какие они у него длинные и узкие. — Северус… Я свободен… Он медленно обернулся и посмотрел на меня, прямо в глаза, как-то недоверчиво, внимательно. — Я ни о чем не жалею. Правда. Он сжал губы, и я прочитал по его лицу : «Ты просто глупый. Пожалеешь после. Сейчас ты просто не можешь рассуждать здраво, ты в запале ссоры еще». — Я только сейчас вот там, внизу, понял, что я свободен. Ни для кого, просто для себя. Надо мной довлело все очень долгое время, я все это время за что-то боролся, я кого-то искал, знал, что в определенное время моей жизни мне нужно будет жениться на определенной девушке, что мне надо готовить себя к борьбе со злом, что я всю свою сознательную жизнь кому-то что-то обязан. Сейчас я никому не обязан. Меня никто не ждет, я никого не ищу. Мне впервые есть дело до меня самого. Он опустил глаза и отвернулся. — Мне стоило сказать, что ты и сейчас под амортенцией. Ты смог бы выяснить отношения через время, в более спокойной обстановке. Меня как будто хлестнуло пощечиной наотмашь. Я быстро подошел к нему, обнял руками вокруг талии и прижался щекой к выпирающей лопатке. — Нет. Я не дал бы тебе сказать этого. Он скосил на меня взгляд через плечо. — Это почему же? — Почему? Выходит, я могу быть с тобой только под каким-нибудь охмуряющим? Сам, по своей воле, я не пошел бы на это? И ты занимался… ты был со мной, как с куклой, бессловесной, изначально покорной и влюбленной в тебя? Нет! Я ни под каким зельем не был! Я знал, что делаю. И с кем я ложусь в постель. Меня никто не принуждал и никто не очаровывал. Ты не менее достоин того, чтобы тебя любили, чтобы с тобой занимались этой самой любовью, чем я сам. И я не хочу, чтобы она думала, что я пошел на это под принуждением. Я сам этого хотел! Я поднырнул под его руку и оказался уже перед ним, глядя в грустные темные глаза. — Я правда ни о чем не жалею. И ты не должен чувствовать себя виноватым. Он горделиво вскинул подбородок. — Я не ощущаю себя виноватым ни перед кем. Ты взрослый мужчина, ты волен поступать, как считаешь нужным. То же самое касается меня. То, что было между нами, было по обоюдному согласию и без вмешательства извне. Но я не хочу, чтобы ты испытывал боль и разочарование. Для того, чтобы избежать их, я могу солгать и придумать что угодно для тебя. Я вновь встретился с ним взглядом, ожидая сейчас увидеть в его глазах нежность, но глаза были на удивление лишены каких-либо внутренних эмоций. Он не для меня это говорит сейчас, он не пытается создать о себе хорошее впечатление, приобрести мое доверие. Он констатирует факт. Если надо будет, этот человек пойдет ради меня на все. И это не красивые слова, я видел это в нашей с ним жизни много раз. Жизни, которая была совместной с самого начала, только мы слишком поздно это поняли. Или я поздно понял. — Я предупреждаю твои вопросы и вообще весь это разговор. Я не поеду в Нору, я не буду извиняться — не за что. Не буду пытаться наладить отношения, не буду сожалеть о том, что произошло здесь сегодня, не буду возвращаться к прошлому. Он приоткрыл губы, но я опередил его слова: — Да. Я абсолютно в этом уверен. Я смотрел на него снизу вверх, немного, но все же снизу, и рассматривал его черты с какой-то щемящей болью. — Мне не это сейчас сердце сжимает… — начал я, но он тут же отвернулся в сторону, закрывая свое лицо упавшими на щеку волосами. — Гарри, ты молод и горяч. Ты пожалеешь, поверь мне. — Ты сказал, что через неделю уедешь… — Да. Мне нужно это сделать. — Зачем? Ты оставишь меня одного? — Ты не один. Я уперся руками в его грудь, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Если я не с тобой, я один. Как ты этого не поймешь! Я посреди Косой аллеи в Лондоне буду один, если ты оставишь меня. — Гарри… — он мотнул головой, отвернулся и отошел в сторону. — Я не пара тебе. Я никому не пара. Я не умею так. Не могу. Вы с девчонкой Уизли слишком молоды, чтобы ваши ссоры имели значение. Меня не будет здесь, все забудется, как сон — лечение, наши отношения, всё. Вы помиритесь, обязательно, Гарри. Ты должен быть счастлив. Тебе нужна семья. Нужна жена, которая тебя любит. Дети. Спокойное будущее. Я шагнул к нему. — Северус… — Не надо, Гарри. Сегодня вечером все закончится. Мы сможем смотреть друг на друга так, как хотело это чертово зеркало! — Но ведь Зеркало не ошибалось, Северус! Столько попыток, столько раз ты отбрасывал меня от себя, столько я тебя ненавидел, и в итоге мы вместе! — Мы не вместе, Гарри. Это невозможно. — Но почему?— я ударил руками по коленям, сгибаясь пополам от безысходности, которая висела надо мной мечом. Он развернулся, внезапно бросил в кресло рубашку и почти прокричал мне в лицо: — Потому что так нельзя! Ты должен жениться… — Джинни ненавидит меня! Ты же слышал, что она сказала! Она любит не меня, а Гарри Поттера, легенду, вымышленного Золотого мальчика! Я не нужен ей таким! Я в запале опустился на пол и закрыл лицо руками. — Я не вернусь к Джинни, даже если она извинится за свои слова. Я увидел то, что должен был увидеть. Если ты оставишь меня, я буду один. Снова. Я не хочу больше этой боли. Мне никто не нужен. Я устал. Извини, я не должен держать тебя. Ты свободен. Сегодня вечером, когда все закончится, я вернусь в свою комнату в Лондоне, которую я снимал год назад. Или сниму другую. Неважно. Извини, я не хотел причинять тебе боль. Я встаю и выхожу из комнаты. Он не окликает меня.