Агент Романофф: страницы из личного дела

Рыжая слепая девочка из будущего, которое никогда не наступит, сказала Наташе: «Ты всегда можешь сойти с тропы и раздавить бабочку». Да. Пожалуй, она могла бы читать своему ребёнку рассказы Рэя Брэдбери. Это лучше непонятных сказок Андерсена, от которых в горле неизвестно почему встаёт острый болезненный комок. Она могла бы идти по этой тропе, вернувшись из будущего, в котором всё было не так плохо, если задуматься: спасённый мир, одиннадцать лет счастья, невозможная дочь и надежда на возвращение эпохи героев. Наташа вспоминает эти слова, сказанные на ржавом балконе нью-йоркской квартиры в 2037 году, когда сбрасывает туфли в квинджете и поднимается выше облаков. Она включает режим «невидимки», выставляет маршрут, чтобы спокойно поработать с документами ещё немного, наклоняется к кейсу — и видит на красной подошве среди прилипших песчинок бархатно-синее крыло. Она сошла с тропы. Этот мир будет другим. 2037 год здесь будет другим. У них с Мэттом не родится дочь, за которой начнётся охота. Ему не придётся уезжать из Сан-Франциско и вести одиночную войну с Рукой и Меченым в Нью-Йорке, чтобы защитить своих девочек. Он останется человеком без страха и напишет свою историю самостоятельно. Доживёт до глубокой старости — с Электрой, Миллой, Майей, кем угодно. Мэтт — первый человек, к которому она почувствовала что-то похожее на любовь. Её худший бывший, и не потому, что расставание причинило боль. Стать причиной его смерти будет неправильно. Наташа думает об этом, оставляя квинджет под Лос-Анджелесом и угоняя первую попавшуюся машину. План изначально был другим, но если отступать даже от собственного плана, можно окончательно запутать врага. Она едет по шоссе, включив в салоне грохочущий рок, улыбаясь сама себе в тёмное зеркало. Останавливается у обшарпанного домика: одна дверь — скейтерский магазин, вторая — детективное агентство. Надевает тёмные очки. Её первая цель — Кэтрин Элизабет Бишоп. Девушек, близких Клинту, оказалось слишком легко обмануть. Наташа старательно не думает, что случилось с настоящей Кейт и в какой момент её заменили скруллом, и ни на секунду не допускает возможность ошибки, когда лохматая Кейт в слишком большой сиреневой толстовке открывает ей дверь. Она ещё сонно изучает респектабельную гостью в строгом платье и с кейсом, когда Наташа делает шаг вперёд, и на сиреневом расплывается, чернея, алое пятно. О Клинте лучше не думать, уговаривает себя Наташа. Напоминает себе, что настоящий Клинт Бартон никогда бы на ней не женился и даже мысли бы такой не допустил. Нужно было догадаться, что с ним что-то не так, ещё в то злополучное утро, на кухне в башне Старка. Она ночует в Сан-Франциско, на своей старой квартире. Отстирывает кровь скрулла с платья. Разводит в стеклянной миске огненно-рыжую краску для волос. Слепая девочка из будущего говорила: я хочу, чтобы мои враги знали, кто за ними пришёл. Перевешивает волосы над ванной, мажет пряди широкой кистью. Целлофановые перчатки шуршат слишком громко, и Наташа вдруг содрогается от мысли, что этот адрес знают Мэтт и Клинт. Они могут найти её и попытаться помочь. Но они вряд ли сумеют её нагнать. О смерти Кейт Бишоп — а точнее, о её загадочном исчезновении, потому что зелёное чешуйчатое тело Наташа увезла из детективного агентства и выкинула в пролив — в новостях ничего не скажут. Если кто-то и нападёт на след, то сделает это слишком поздно. Наташи уже не будет в Сан-Франциско. Она спит одна, задыхаясь в квартире с закрытыми окнами, непрестанно ворочаясь и просыпаясь. Может, стоило взять с собой Клинта — он, как ни крути, её лучший напарник. Но именно поэтому подставлять его не хотелось. Шумный и яркий Сингапур — отличное место для начала большой игры. Наташа отлавливает Шерон Картер и её сопровождающих в высотке, сверкающей на солнце, как дворец Снежной Королевы, и благодарит Исайю Росса — они давно не работают вместе, но пропуск он всё равно добыл. Стёкла на пятидесятом этаже офисного здания звенят совсем не в такт воющей сирене системы безопасности. Шерон Картер успевает прожечь ей костюм пулей, чиркнув по рёбрам. Шерон Картер успевает подать сигнал, что Чёрная Вдова взбесилась и пошла против своих. Шерон Картер — не Шерон Картер, но это наверняка скроют, думает Наташа, убирая ногу с широкой зелёной груди и брезгливо вытирая сапог об ошмётки белой ткани формы Агента 13. Она покидает здание в крови, в спешке и в статусе предательницы и террористки. Охота на неё начинается, и к этой охоте могли бы привлечь и Марию — если бы знали, где её искать. Когда Наташа смотрит на Марию, ей иногда кажется, будто она перед зеркалом. Она видит перед собой кого-то похожего, но в то же время у этого похожего — всё-всё наоборот. Такие люди и становятся лучшими друзьями. Иногда — единственными друзьями без всяких «но». Нельзя потерять единственную подругу. Нельзя вовлекать Марию во всё это. Лететь из Сингапура в Прованс с повязкой на скорую руку — дерьмовая идея, и Наташа знает это заранее. Но другого выхода нет, и она вжимается в самолётное кресло, чувствуя, как из неё капля по капле вытекает кровь. Стюардесса, думая, что бледность — проявление боязни полётов, заботливо приносит Наташе лишнюю порцию виски. Наташа отлёживается в съёмном домике два дня. Сама себя зашивает, стиснув зубы, включив на полную громкость музыку, чтобы заглушить собственный мат. Выбрасывает кровавые бинты и заваривает чай. Устраивается на дешёвом диване с раскрытым ноутбуком и перед тем, как обнаружить себя, читает пришедшие на почту отчёты и отвечает Скотту Лэнгу коротким «Сворачивайся и проваливай». Она забывает про чай, наблюдая за его датчиком на карте, и прикладывается к остывшей кружке только тогда, когда Скотт оказывается далеко от «Трискелиона». Гарнитура в ухе весело звенит его голосом — он врёт Нику, что едет к Луису, но красная точка движется на юг, валит за пределы штата Вашингтон. Только убедившись, что Скотт, смешной бесшабашный младший брат, которого у Наташи никогда не было, в безопасности, она выключает защиту своих систем. Даёт себя запеленговать. Пусть они идут за ней. Фил Коулсон звонит ей сам, догадавшись, что она поблизости. Спрашивает, не нужна ли помощь. Наташа поначалу отнекивается, но потом едет к нему в ночи на арендованной машине, придерживая повязку на мокнущем правом боку. У него в Провансе очаровательный уединённый домик вдали от городской черты, и он по-настоящему гостеприимен. Хозяйничает на кухне, открывает бутылку божоле, пока Наташа, не убирая ладонь от правого бока, сутулится на стуле в углу. — Ты же знаешь, Щ.И.Т. — дело всей моей жизни, — беспокойно говорит Фил, поворачиваясь к плите. Переворачивает шкворчащий на сковороде пышный омлет. Уединённый дом вдали от городской черты — это удобно. Глушитель не нужен. — И моей, — говорит Наташа, и скрулл, скопировавший даже гостеприимство Фила, не успевает обернуться, когда она стреляет ему в затылок. Наташа терпеть не может божоле. Но пьёт его из горла, и бутылки как раз хватает, чтобы обыскать дом. С последним глотком она вскрывает архив в его ноутбуке — и выдыхает. Скруллы не успели добраться в Камар-Тадж. Ванда в безопасности, повторяет себе Наташа, меняя повязки в ванной у Фила, и от этого становится очень спокойно. Она дорожит ей так, как дорожила бы кровной дочерью, будь такая возможность. Наташа даже не вспоминает о том, что в безопасности не только Ванда — получи скрулл способности мага Хаоса, всё могло бы кончиться очень быстро. Но ей с некоторых пор важно не это. В Красноярске идёт дождь. Он грохочет по рифлёным козырькам над окнами старого фабричного здания так, что шагов Наташи по крыше и облезлым лестницам никто не слышит. Фьюри звонил сюда. Его голос в гарнитуре интересовался, как идут дела. Будь всё проще и однозначнее, не знай Наташа о скруллах — она бы решила, что старый козёл просто сотрудничает с ГИДРОЙ. Хочет получить утерянный код Зимнего Солдата. В ярких вспышках перестрелки, треске ломающегося оборудования, запахе химикатов Наташа не размышляет о том, почему это её так злит. Она просто вырезает их всех, расплачиваясь своей кровью за их кровь — и за то, что разум Зимнего Солдата будет свободен. Искалеченное колено даёт о себе знать вновь, но Наташа смывается вовремя — жар взрыва даже не достаёт до её спины. Она говорит себе, что сделала это не для Джеймса Барнса, а для Щ.И.Т.а и всего мира, но почему-то выходит неубедительно. Джеймс Барнс — белое, занесённое снегом пятно в её памяти: он не больше и не ближе, чем проверенный боевой товарищ и хороший приятель, но, растекаясь по водительскому сиденью и сцарапывая с себя окончательно испорченный костюм, Наташа ловит себя на мысли: за него не жаль было бы умереть. Эта мысль отправляется к чёрту, туда же, куда и попытки вспомнить, какими же русскими словами она называла его раньше. Сейчас главное — выжить, а не откинуться от кровопотери в неизвестном лесу. Отлёживаться приходится уже в Нью-Йорке, на квартире Клинта. От каждой вещи здесь тошно — даже от кофейника, даже от пустого стаканчика для зубных щёток, но это — последнее место на Земле, где её теперь станут искать. К тому же, у неё всё ещё есть ключи. Зря она сводила шрамы: их место теперь займут новые, от кривых самопальных швов. Наташа мрачно вздыхает, одёргивая стыренную из шкафа Клинта майку, отходит от зеркала — и тут же слышит писк брошенного на столе смартфона. Установленный ею в башне Старка датчик засекает движение. Она натягивает джинсы, набрасывает толстовку Клинта, выбегает на улицу, чуть прихрамывая — и ловит такси. Ключ-карта от лаборатории Тони до сих пор работает — лже-Паркер не знал, что она есть у кого-то, кроме хозяина. Он оборачивается на вошедшую Наташу с круглыми глазами, с недожёванным куском пиццы во рту, и невнятно мычит «првт». Совсем как настоящий подросток. Кто бы знал, думает Наташа, нащупывая под толстовкой пистолет, что именно он, заподозривший когда-то её подмену, — скрулл. — Ты выглядишь не очень, Вдова, — неловко говорит Питер, пытаясь закрыть собой монитор. Будто там порнушка, а не секретные разработки Старка. — Тони сто раз просил тебя не ходить в его лабораторию, — отвечает она и расстёгивает толстовку. Здесь не становится грязнее от крови скрулла. Тут вообще не может стать ещё грязнее, со снисходительной нежностью подмечает Наташа, переступая порог лаборатории и поднимаясь в жилые комнаты. Почти всё, что она увезла из дома на острове, пришло в негодность, включая костюм. Браслеты, в которые Тони встроил датчик состояния здоровья, она и вовсе не взяла с собой. И не потому, что шокер скруллу — всё равно что комариный укус. Он не должен волноваться. Когда в том, отменённом, будущем Тони Старк волновался за неё — всё закончилось плохо. Она бы никогда не подумала, что голограмма может прятать взгляд, но факт оставался фактом: искусственный интеллект Тони Старка, созданный им самим, признал, что он был идиотом, но не захотел рассказывать, как погиб живой Тони, из плоти и крови. Наташа узнала это из бортовых самописцев разбитого квинджета, на котором «другая она» протаранила корабль скруллов. Старк никогда бы не признался, что погиб, снимая истребители у неё «с хвоста». Но теперь и это будет по-другому. Тони не должен был успеть к ней привязаться — и он наверняка не успел, и теперь, если этот бой случится, он не кинется за ней, а останется на базе. И сейчас он тоже не должен ни во что влезать, хотя изначально рвался быть с ней в этой войне. Наташа не признаётся себе, что больше всего на свете боится потерять Тони. Старк — её константа; единственное, в чём она была уверена в последние два года. Это единственное слово, которое теперь приходит ей на ум, когда она пытается выяснить, кто они друг другу. Не приятель. Не компаньон. Не бывший любовник. Константа, выговаривает Наташа вслух и отбрасывает в сторону непонятно как попавший на её полки серый свитер Джеймса. Она выслеживает Джессику Дрю в Нью-Джерси, на улице. Физическое состояние уже не позволяет вступать в драки в ближнем бою, тем более с королевой скруллов, заимевшей паучьи способности. Для этого приходится провести напротив дома какого-то учёного, с которым та решила встретиться, семнадцать часов в обнимку с винтовкой и остывшим термосом чая. Улица оглашается криками ужаса — не каждый день на глазах у толпы убитая аккуратным выстрелом в лоб красивая женщина, падая, превращается в неведомый ящероподобный страх. Это последний козырь, который Наташа бросает прямо в лицо фальшивому Фьюри. Теперь все знают, что среди героев были чужаки. Теперь в СМИ наверняка заговорят о том, что Романофф, наверное, даже не сошла с ума и не нарушала общественный порядок. Начнут проверять дела о стрельбе в Сингапуре, о таинственных исчезновениях. Но её уже не беспокоит очередное превращение из предательницы в героиню — куда страшнее то, что раны не хотят заживать, а хромота становится всё сильнее. Драться с Фьюри в таком состоянии нельзя никак, но и идти к Чо не следует: она моментально сообщит Тору, если Наташа приплетётся в Сеул. В соседнее здание она уходит с трудом, но следов всё ещё не оставляет. Ночью оказывается в Адской кухне, где её подбирает Фрэнк Касл и едва ли не уносит на плече в какую-то трущобу. Он костерит её последними словами, но Наташа безмолвствует и пьёт гадкий растворимый кофе, пока он обрабатывает её раны. То, что она делает, на время стирает границы и разногласия между ними. — Ты не бессмертная, — сердито припечатывает Фрэнк, наложив последнюю повязку. — Я знаю, — Наташа пожимает плечами. — Дура. Он бредёт к покосившемуся шкафчику, достаёт оттуда бутылку водки и разливает по сто грамм в металлические кружки. Она не бессмертная. Она не богиня. А могла бы стать, и этой мысли Наташа грустно усмехается, морщась от боли в тряском автобусе до Вашингтона. Перстень Фригг уже несколько дней норовит свалиться с пальца, и она носит его на одной цепочке с голубым бриллиантом. Тор оказался слишком близко. Так близко, как Наташа не собиралась никого подпускать. Ближе, чем асгардский бог должен был быть к русской убийце. Она увозит с собой в Вашингтон норвежские сказки, исландские ночи, островные завтраки и вечерние посиделки у костра. Увозит дни, когда она вдруг почувствовала себя то ли беззаботным подростком, то ли просто счастливой женщиной, а не бездомной кошкой. Но кошки гуляют сами по себе. Наташа достаёт из-за воротника блузки цепочку и снимает перстень. Рассматривает замысловатый узор на серебре, сиреневый камень тонкой огранки — и надевает его на большой палец, потому что с других он соскальзывает. Тор — её дом. Кошки всегда уходят умирать прочь от дома. Если отклоняться от собственного плана, то никто не сможет его разгадать. Поднимаясь в лифте на верхние этажи «Трискелиона», Наташа улыбается своему отражению в стекле. Небо над Вашингтоном, серое и однотонное первым ноябрьским утром, к полудню наливается чёрным, нависает поздней осенней грозой. У Фьюри в кабинете открыто окно, и ветер, качающий раму, пахнет озоном. Он стоит к ней спиной, заложив руки за спину. Совсем настоящий, в чёрном скрипучем кожаном плаще. Наташа не тянется к пистолету, не делает шаг — стоит, привалившись плечом к дверному косяку. Сил почти не осталось, а знание того, что до конца осталось три минуты и двадцать семь секунд, расслабляет. — Ты ничего не добьёшься, — говорит он, не оборачиваясь. — Всё уже сделано. Ты слишком любишь себя, Романофф. Ты можешь успеть всадить пулю мне в затылок, но… — Но в здании «Трискелиона» уже хранятся ваши проекты. Ваше оружие, — Наташа доплетается до стула и садится, стягивая с рыжих волос капюшон толстовки, обнажая гарнитуру в ухе, — ваш транспорт. И каждый человек, имеющий сейчас допуск в «Трискелион» — не человек. — И ты пришла сюда, зная это? Она молчит. Молчит минуту из оставшихся трёх. — Ты хорошо скопировал Ника, — выговаривает сквозь смех Наташа, всё же вынимая пистолет и щёлкая предохранителем. — Он всегда считал, что я не способна полюбить кого-то, кроме себя. Он ошибался. Она стреляет ему в спину. Не насмерть. Подходит к его креслу, всё ещё смеясь, открывает ноутбук. Пароль давно известен — и данные о местонахождении настоящих героев и агентов пересекают океаны, отправившись на адрес Марии Хилл. Нового директора Щ.И.Т.а. Минута. Лже-Фьюри хрипит за её спиной, и его кровь всё ещё красная. — Они придут и убьют тебя, Романофф, — пророчествует он. — Ты не сможешь ничего сделать. Наташа подходит к окну. Смотрит на первый разряд молнии над Вашингтоном. На крупные капли, барабанящие по стеклу. Рука почему-то дрожит, когда она поднимает её и касается губами перстня. — Я уже сделала, — говорит она. Ведь и правда смешно, что в одной из долбаных параллельных реальностей на её месте оказался Брок. И ещё смешнее — что это наверняка покажут в экстренном выпуске новостей. — Я сошла с тропы и наступила на бабочку. Потому что я слишком люблю других людей. Смеясь, Наташа закрывает глаза — и слышит, как десятком этажей ниже одновременно с раскатом грома лопаются от взрыва стёкла и рушатся перекрытия.