Затонувшие сокровища морей

      Старший Зоро по обыкновению остался торчать допоздна на кухне, ловя краем глаза, как моет посуду кок. Жизнь в последние дни сжималась тугим кольцом на шее мечника, становилось почти физически трудно дышать. Новые магниты от Усоппа подняли со дна невероятное количество хлама и даже оружия, но не Вадо. Это означало, что магниты действуют, просто катану не найти. А после сцены с русалочьими жабрами кок был зол на него и хранил отрешенное молчание, не бросая на Зоро даже взгляда. И возвращаясь вечерами из моря на камбуз, тот больше не мог отогреться хотя бы толикой вечно излучаемого коком для всех тепла.       Младший кок вот уже второй день был где-то в Атриуме, на этот раз на пару с Робин, как пояснил старший, Робин-чан была очень хороша в формировании команд из оставшихся в Атриуме бывших рабов. Позитивное настроение осталось, кажется, только у Луффи. Да и то потому что он был рад, что у них целых два Санджи, и если один ушел по делам, второй все равно приготовит ему обед. Зоро в очередной раз заставил себя не смотреть на кока, опять поймавшего его взгляд с поличным. Если довести кока, тот выставит его с камбуза, и куда Зоро пойдет в этой сырой тьме…       На кухню вошел пахнущий сыростью и морем младший мечник, он плавал на мини-мерри с Фрэнки к утесу, там они снова спускали батискаф. На поясе у вошедшего младшего Зоро было три катаны, у старшего по-прежнему две. — О, Маримо, ну как успехи? — старший кок даже не оторвался от мытья посуды. — Ничего, — Зоро не замедляясь направился к стойке с алкоголем. — Тц! — сказал Санджи, оценивая одновременно и очередную неудачу в поисках катаны, и наглость Маримо. Одним движением он вскинул ногу и аккуратно отодвинул младшего Зоро от намеченной цели. — Я промок и замерз, я заслужил, — прорычал Зоро. Санджи опустил ногу и взглянул на младшего мечника, тот выглядел и правда сыровато. — Черт, ладно, валяй. Мокнуть бы не пришлось, если б мы воспользовались русалочьими жабрами, — буркнул он. — Нет, — в сотый раз безапелляционно заявил сидящий до этого молча старший мечник. — Никаких русалочьих жабр, пусть лучше этим занимаются Усопп и Фрэнки. Я не удержал свой меч, только и я виной тому, что он теперь на морском дне. Доставать еще и тебя оттуда я не намерен.       Санджи раздраженно начал тереть кастрюлю, злясь упертости мечника. — Вадо — не та вещь, которой уготовано покоиться на дне океана. Это не просто катана редкого мастерства, это твоя память и символ твоей цели, такие вещи должны оставаться у искренне ценящих их людей, а не становиться затонувшими сокровищами. — Хех, — крякнул уже откупоривший бутылочку младший мечник. Санджи приподнял бровь: что такое, Маримо? — А сам-то свои ценные вещи топишь. — О чем ты, голова-трава? — подозрительно спросил кок, а старший Зоро посмотрел на него с удивлением: тот знает о коке больше, чем он сам?       Младший Зоро вдруг покраснел до кончиков ушей и уткнулся в бутылку. Он только что проговорился в чем-то постыдном. Там, на спине Торт, что-то в выражении склонившегося вместе с Кейк к ямке кока, что-то в его бравурной улыбке сдавливало сердце младшего мечника тугими тисками. И когда в день прощания с Торт на закате он в третий раз вышел к статуе черепахи на площади, он сам от себя не ожидая, срезал слой земли и перед ним предстало сокровище, с которым расстался кок. Это оказался простой бронзовый ключ, довольно потертый от того, что его часто держали в руках. Зоро не смог догадаться, от чего он. Кок отпустил что-то невероятно важное на дно моря, и теперь готов был отдать все что угодно, лишь бы спасти Вадо и Зоро не пришлось бы пережить ничего подобного. — Ну ты же закопал ключ на гигантской черепахе, чтобы он навсегда ушел на дно океана вместе с ней, — буркнул наконец Зоро. — Какой такой ключ? — легкомысленно переспросил Санджи.       И тут взрослый Зоро резко поднялся из-за стола, стул практически отлетел, он стремительно бросился к коку. Тот ойкнул, когда его схватили за плечи и развернули от мойки, даже младший мечник напрягся — это был важный ключ? Зоро напряженно вглядывался в лицо: та самая завитая бровь, челка на правом глазу, недавно побритый подбородок, но вот взгляд… голубой глаз смотрел на него не с наглой усмешкой: «Что бы ты ни выкинул, Маримо, у меня на все найдется ответ», а с явной оторопью — зачем мечник его так хватает, зачем так пристально вглядывается? По мере осознания происходящего, взгляд Санджи наполнялся испугом.       Вдруг Зоро ударил кулаком по холодильнику, тот пошатнулся, другой мечник собирался было сказать, что рыжая за это из него душу вынет, как старший процедил сквозь зубы, не разжимая пальцев на плече Санджи: — А где мой кок? — О… о чем ты, Маримо? — кок дернул плечом, сбрасывая с себя руку, но вырваться не удалось. — Это кок из твоего времени. Они обменялись прическами и обманули нас, — процедил Зоро, до младшего наконец начало доходить… но зачем?! Ради шутки?       Тут старший снова вихрем сорвался с места, ринулся на палубу, затем на нижние этажи, младший Зоро остался удивленно взирать на прикинувшегося другим собой Санджи. «Что за фигня, кок?» — спрашивал он, но Санджи только достал сигарету и нервно закурил. Он облажался, а выигранных ими пары дней пока было не достаточно. Зоро меж тем влетел в забитую барахлом каюту, которая только через много лет станет их с коком домом. Кок сказал ему, что поставил точку и выкинул ключ, потому шкатулку с рыбьими жабрами он хранил тут, как единственный, кто мог отпереть дверь. Фрэнки признался, что дал Усоппу чертежи ключей, но тому все не с руки было выточить их. Он ворвался, схватил золоченый ларец, тот не поддавался. Зоро стремительно выхватил катану и рассек его… пусто. На дне ничего не было. В ярости Зоро запустил со всего размаху ларец в стену, какой же он дурак! В нем с самого начала ничего не было, кок сто процентов положил жабры просто себе в карман или проглотил на месте в будущем, а ларец взял, чтобы провести Зоро. И бороду сбрил заранее якобы для шутки. И младшего кока заранее отправил на другой конец острова, чтобы никто не заметил пропажи одного из них… Какой коварно спланированный план, и претворять его Санджи начал задолго до того, как получил из будущего русалочьи жабры. Он знал, что Зоро ему не позволит. Знал, и все равно собирался сделать, тупица думал, что катана мечнику важнее его жизни! И снова забег, вверх по лестнице, палуба, камбуз. — Где он?! — Зоро практически рычал, пугая растерявшегося кока-притворялу. — Это его дело, что делать и куда… — начал было разоблаченный кок. — Он проглотил их?! Как давно?! — комната просто плавилась от ярости Зоро, он будто навис над младшим коком, тот не желал поддаваться, но даже младшему мечнику стало не по себе. — В тот же вечер, — наконец ответил Санджи. — Где. Он, — кок посмотрел на Зоро и признался себе, что ему немного страшно, одноглазый мечник был воплощением гнева. — Ищет Вадо. Он приплывает вечером, когда все уже легли, чтобы никого не пугать. Я спускаю ему веревочную лестницу.       Кок прятал глаза. Зоро это не нравилось, он изучил Санджи достаточно, чтобы понять — тот скрывает что-то, что ранит мечника, дурацкий кок во все времена старался беречь чужие чувства…       Санджи нырнул еще глубже и вода навалилась на него приятным плотным одеялом. Чем больше он оставался в море, тем лучше тут ориентировался, видел, чувствовал, он мог дышать под водой, но сила его ног и Воля никуда не ушли, потому он легко побеждал или избегал встреч с подводными гигантами. Когда он только проглотил эти жабры, все было ужасно — шею кололо, горло чесалось изнутри так, что хотелось затолкать туда ершик для мойки чайника. Кашляя и хватаясь за горло, он все же скинул ботинки, кивнул младшему коку — действуем по плану. Ему нужны были какие-то пара дней, чтобы найти катану, если его младшая версия будет не слишком тесно контактировать с Зоро, его довольно долго не раскроют. Первой догадается, конечно, Робин, но ему удалось упросить ее провести пару дней за главную в Атриуме, чтобы он мог присмотреть, не выкинет ли чего Зоро с его младшей версией. Робин пошутила, что Санджи словно мама-наседка для наивного цыпленка-кока. Санджи улыбнулся, Робин-чан права, он знает, какую боль предстоит пережить младшему коку и намерен уберечь его сердце. Он не заслужил этой боли, а Зоро ничего толком не теряет — все будут только в выигрыше.       В первый день он нырнул и глубоко задержал дыхание, надеясь продержаться под водой минут пять. Он считал про себя до пятисот, забылся… и на тысяче с удивлением сбился. Ему дышалось! Тяжело, будто в душном помещении, но дышалось, вот только воротник рубашки… он ослабил его, чтобы та не касалась медленно вздымавшихся у него на шее жабр. Те раскрылись в минуту, когда он прыгнул с борта Санни Го! Вот почему горло так пекло, а шея чесалась!       Поначалу он осторожничал, медленно привыкал к давлению воды на глубине, боялся, что глаза будут болеть от раздражения морской солью. Однако переломил себя и заставил опуститься на дно, ощупывая его руками, подсвечивая позаимствованной у Усоппа химической лампой. Вадо не было, у него ломило плечи и было душновато, но — весьма терпимо. Поздно ночью он забрался по скинутой вниз лестнице, его уже ждал младший Санджи с теплым полотенцем. Коки умели заботиться. Увидев, что тот без катаны в руках, Санджи лишь понимающе кивнул, и они просто молча покурили на палубе. — Ты же понимаешь, сколько эта катана для него значит? Это единственная важная для Зоро вещь, у него и имущества-то больше никакого нет, — сказал в итоге он. Младший Санджи только молча кивнул, он все прекрасно понимал, что у Зоро в жизни нет ничего ценнее, катану нужно было вернуть любой ценой, это не обсуждалось.       Второй день раскрыл перед Санджи новые грани его возможностей. Он сразу расстегнул ворот, скинул ботинки и с каким-то нетерпением бросился в воду. Она приняла и окутала его как родного. Без страха поплыл он на дно, манящее своими секретами и давно утраченными для всех, но не для него, сокровищами. Дно укрыло его приятным полумраком, тишиной водной толщи. Он трижды прочесал дно от СанниГо до рифа, со светом и трогая песок руками. Вадо не было. Играли с его волосами глубинные рыбки, проползло медленно видное из глубины расплывчатым пятном солнце. Сегодня он пробыл под водой гораздо больше вчерашнего и почти не ощущал усталости, пока не стал выбираться на корабль. Она навалилась на него тяжелыми мешками, стоило ему взяться за поручни складной веревочной лестницы. Ноги еле слушались, в груди болело от постоянного давления воды, воздуха не хватало, спасибо младшему Санджи, который аккуратно помог ему перенести вес и плюхнуться на палубу.       Сегодня они курили, прислонившись к перилам спинами. — У меня стало лучше получаться. Даже если все морское дно придется прощупать, я ее найду, — сказал, устало хрипя, он наконец. И снова младший кок молча кивнул, не могло быть никакого другого варианта.       Утром третьего дня Санджи не зашел за завтраком, как делал раньше, слишком душно ему сегодня спалось. Он сразу спрятал в чулане ботинки, а потом ласточкой бросился с борта. Вода обняла его как желанного сына, сразу увлекла теплыми течениями, теперь он чувствовал их одними жабрами и всегда плавал по течениям, не борясь с ними, а седлая, как всадник. Море раскрыло перед ним сокровища, заплыв за риф, он нашел давно потонувший корабль, в котором жили осьминоги и странные, светящиеся рыбы. На корабле были и сундуки со старыми картами, и старинная утварь. Хороший подарок для Нами-сан, когда он найдет катану… Днем он нашел морские огурцы и решил не подниматься на поверхность, а перекусить ими, даже немного задремал, несомый мягким течением. Хорошо, что вовремя очнулся и вернулся к дому, ведь нужно было искать у рифа. Что-то нужно было искать у рифа, но что же? Ах да, здесь затонуло самое важное сокровище всех морей.       В конце третьего дня он не поднялся на борт. Зачем? Ему было хорошо и здесь, он был сыт морскими овощами, можно было поспать пару часов и продолжить поиски. Он было думал высунуться из воды, чтобы предупредить младшего себя — тот и так мало спит, пусть не ждет, а идет отдыхать. Но чем ближе он подбирался к поверхности, тем громче становились крики, на палубе были другие люди и мельтешение. Он застыл, сомневаясь. Наверху кто-то громко кричал, а потом о воду с силой что-то ударилось. Мимо Санджи плавно опустилась бутылка. Он мотнул головой и поплыл прочь.       Санджи не являлся. Мелкий кок пообещал, что тот вернется в полночь, и Зоро ждал — сначала сложив руки на груди и стоя у стены камбуза, потом у перил, намереваясь тут же отчитать тупую Завитушку, потом нервно меря шагами палубу. Кок не приплывал, хотя давно и сильно перевалило за полночь. — Черт, где он?       Другой кок тоже явно нервничал, представляя, что могло случиться с Санджи на морских глубинах. Нет, он достаточно силен и умен… — Он уже должен был быть тут. Быть может, не нашел вблизи катану и заплыл в поисках сегодня подальше… — Подальше! Нельзя было вообще разрешать ему принимать в подарок эти жабры! Куда смотрела Робин. Эти русалки… они были очень подозрительные, улыбались так хитро. Но ты же заладил «прекрасные русалки сделали мне подарок, я буду беречь его пуще собственной жизни»!       Зоро с яростью запустил в воду пустую бутылку, мечтая, чтобы она шарахнула по башке тупую поварешку, и он всплыл бы разбираться, кто тут такой буйный. Санджи молчал и смотрел. Зоро срывается? Все в напряжении, но он сам не свой. Смотреть на такого мечника было больно, но одновременно приятно видеть истинную заботу будущего Зоро о нем. Обычно тому было плевать, где и что делает Санджи. Неужели приключения заставят их так сильно подружиться? — Я уверен, что заметил бы и улыбки, и хитрость русалок, и все прекрасно понял, — решил он успокоить Зоро. — Он осознано взвесил все и пошел на оправданный риск. Это ведь не просто катана, это Вадо, ему ли не знать, что в Вадо память о близком человеке, и она бесценна для тебя. Ни сейчас, ни через пять лет я не хотел бы быть виновником того, что ты потерял самое ценное для тебя. — К черту оправданные риски! К черту Вадо! — Зоро сжимал кулаки, безумно водя глазами. — Я исполнил свое обещание, я пронес ее до победы и стал лучшим мечником. Мне не нужна Вадо ценой еще одной жизни, мне нужен мой кок!       Санджи всегда любил море. Больше, чем любой из его накама, но и он никогда не подозревал, что так много в нем не понимал. Оказывается, море все знало, море могло дать все. Оно ласково баюкало на волнах, усыпляя, оно давало краски, цвета, игру. Рыбки развлекали его, морские впадины влекли загадками. Толща воды укрывала от всех настоящих бед. Потому что настоящими бедами были не зубастые рыбы, которые порой хотели попробовать нового соседа на вкус, настоящими бедами были потеря, одиночество, горе, невозможность обрести то, чего больше всего желает твое сердце. Ключ от их комнаты с Зоро давно опустился на дно моря, став недоступным для кока, как и настоящие отношения с Зоро. Наверху его сердце сжималось от боли. Но не здесь.       Волны ласкали и приносили покой, и он был уже не в мире потерь, он был в мире, куда попадают чужие ценные вещи. Где-то там покоился ключ от их с Зоро каюты, где-то лежала самая ценная для Зоро вещь… какая? Он не очень помнил. Но ему казалось, что и сам он теперь не тот, кому предназначено терять и отпускать, он сам одно из этих сокровищ, что невозможно забыть, даже если они на непостижимой глубине. Нужно будет отправиться в путешествие и посмотреть на Торт, вернуть себе ключ, теперь они едины, а потом позволить морю нести себя дальше…       Он перевернулся через себя, играя с потоком, и поплыл за стайкой морских коньков, что скрылись в ярких кораллах. В последние дни он стал плавать еще быстрее, кажется на пальцах ног стали появляться удобные и красивые перепонки… Опять эти крики! Вечно на поверхности кто-то бузит, недавно вот из пушки палили. Он недовольно вильнул всем телом и спустился на дно. Нужно забраться в грот под рифом, там наверняка не так шумно.       Он наткнулся на грот случайно, когда искал тихое место для ночевки и заплыл глубоко под риф. Тут было тихо и темно, не слышно неприятно волнующих сердце криков с поверхности. Годами живущий в гроте клювастый спрут охотился прямо из него, хватая слишком наивных рыбок щупальцами и утаскивая во тьму. Но с Санджи он не на того напал, приняв за очередную глупую рыбину. Тот ловко вывернулся, ударяя чудище по концам щупалец, уворачиваясь еще от нескольких и вырываясь на волю. Разозленный ударами спрут выскочил за ним, сдирая о стены грота наросшие на шкуре морские лишайники и грибы и представая во всем грозном великолепии. Санджи вдруг подумал, что почему-то не знает, как бояться. Не бояться — было привычкой, которую он принес с собой из наземной жизни и не мог изжить в отличие от болезненных воспоминаний. Спрут обвил его за талию и рванул на себя ко рту, Санджи прописал ему удар снизу, заставляя ослабить хватку. Но ног у него было две, а у спрута восемь, и в итоге он оказался растянут, словно распят, за руки и ноги. Волнующиеся за Санджи рыбки гурьбой сновали вокруг, но не могли ничего поделать. Спрут рванул вперед своим клювом, Санджи ничего не оставалось, как попытаться хотя бы вывернуться на бок, ускользая от смертельных челюстей, но щупальца держали так крепко… Вода вокруг него окрасилась красным, кровь танцевала в соленой воде, приманивая других опасных хищников рифа.       Четвертый день вся команда искала Санджи. Теперь батискафы не опускались до дна, они бороздили вокруг рифа, высматривая кока. Нами и Робин ходили по берегу и звали Санджи, Зоро надеялся, что именно их поварешка послушает. Сам Зоро брал лодку и выплывал к рифу, звал «эро-кока» и «завитушку» до хрипоты. На второй день Усопп сказал, что видел промелькнувшего под водой человека, но тот скрылся с чудовищной скоростью, так что скорее всего это был рыбочеловек… Но Зоро знал, его сердце чувствовало — это кок.       Они брали с собой паек и плавали в поисках Санджи сутками, на корабле неизменно встречал старающийся успокоить команду младший кок. И это правда успокаивало, но не сами аргументы и доводы о силе и сообразительности старшего Санджи, а его присутствие. Ароматы его специй на кухне, дурацкая бровь-завитушка, ухмылка с сигаретой во рту, оба Зоро как наркоманы сидели по вечерам на камбузе, на секунду позволяя себе самообман — вот же Санджи, живой и здоровый, его ждет очень долгое будущее…       Пальба из пушки, призванная привлечь кока, всколыхнула всех обитателей прибрежного рифа. Косяками взметнулись прочь рыбы, попряталась в коралловых зарослях забавные морские коньки. Кок не явился, а вот другой гость не заставил себя ждать. Огромный недовольный спрут, живущий в подрифовом гроте, выкарабкался на свет и окутал щупальцами лодку с Нами и Луффи, истошно зовущих Санджи. Когда невероятное чудище с клювом возвысилось над лодкой, навигатор закричала в ужасе, Луффи, еще не встретивший Кракена, был полон восторга. И желания надрать спруту задницу. Гигантские челюсти раскрошили лодчонку, щупальца окутали Нами и подняли в воздух. Луффи едва успел запрыгнуть на голову спруту, оттуда начался мельтешащий танец бесконечных ног, пытающихся скинуть наглеца, и прыгающего с хохотом одной конечности на другую Луффи. — Прекрати валять дурака, Луффи! Ты что, не видишь, что у него во рту! Выруби его немедленно, я сказала! — прокричала вдруг Нами тем полным надрыва голосом, каким кричала ему когда-то на крышах Вотер Севен перед лицом Аква Лагуны. И в Луффи тут же пробудилась та же самая решительность и серьезность, одним мощным прыжком и гому-гому-но-стамп он заставил спрута беспомощно раскинуться у берега Атриума, а потом подхватил падающую Нами. Лишившись сознания, чудище раскрыло клюв, в котором мелькнуло что-то голубое, с темным пятном. Подоспевшие к месту драки накама молча столпились вокруг. Несколько рук Робин аккуратно достали вещь и передали ее в руки серьезного капитана. Это была разодранная голубая рубашка кока с впитавшимся кровавым пятном. — Он же… он же просто подрался с ним, потому на рубашке столько крови? — дрожащим голосом спрашивал Чоппер, заглядывая поочередно в глаза своим накама. Но никто не отвечал ему, каждый боролся внутри с подступающим ужасом осознания. Вдруг Нами скользнула взглядом по Зоро и как включилась, у нее нет права поддаваться эмоциям, когда видит такое… — Ну да, Зоро, знаешь, если уж кому и суждено отделать морское чудище под водой, так это Санджи. Ты же знаешь, как он ловко плавает…       На мечнике не было лица. Конечно, оно было, но больше походило на парафиновую маску. Черты застыли, резко заострившись, зрачки не двигались, вперившись в разодранную любимую рубашку кока. Зоро ничего не говорил, не спросившись, он взял рубашку, она висела в его почему-то вялой руке, как половая тряпка, слегка волочась по песку. Не взглянув ни на кого, ровным шагом, он направился прочь вдоль пляжа. — Зоро, куда… — Нами! — рявкнул Луффи. — Оставь его.        Зоро не сразу вернулся на корабль. То ли сам не желал, то ли заблудился даже на пустынном пляже. Он неслышно ступил на борт уже в сумерках, Санни Го был тих, команда устроила совет прямо у побитого чудища, а потом вернулась в море на поиски. «Мы не прекратим искать. Ради Зоро, ради Санджи» — перечислил именно в таком порядке Луффи. И вот Зоро тащился через палубу к камбузу, в руках висела все та же голубая рубашка. Зоро прижал ее к лицу: она пахла морем и водорослями, не коком. Кок пахнет специями, табаком, теплым ужином, ветром, дурацким одеколоном, мешающим Зоро нюхать его кожу. В голове несколько часов была только одна мысль: «Это неправда. Это неправда. Этонеправда. Этонеправданеправданеправда!».       Младший Зоро вернулся на Санни буквально на минуту — захватить новые лампы. Он не собирался прекращать поиски ни на час, даже в полной темноте. То, что сделали со старшим Зоро признаки гибели кока, потрясло его даже сильнее, чем потеря Вадо. Он сам прикипел к старшему коку и боль колотилась изнутри груди с той секунды, как он уловил оттенки голубого во рту спрута. Но старший Зоро… В каждом жесте, в самой его походке Зоро узнавал себя сразу после потери Куины. Этой неизбывной боли еще предстоит изменить его безвозвратно. Но Зоро еще не знал — как. Нашел ли кок ОллБлю, или чужая мечта опять станет обязанностью мечника? Это не правильно, никто не может найти ОллБлю, кроме кока, эта мечта без права передачи!       Неслышно забравшись на борт, Зоро заметил себя старшего, прислонившегося лбом к стене камбуза. Он что-то бормотал, порой бессильно ударяя стену рукой, кожа на костяшках была уже сбита. Устав от звона посуды при ударах о стену, из камбуза вышел младший кок, бросивший притворщически зачесывать челку на другую сторону. Он закусил незажженную сигарету, увидев Зоро, постоял полминуты в нерешительности. А потом сделал то, чего младший мечник не ожидал. Подошел и начал что-то мягко говорить суровому старшему мечнику. Затем аккуратно обнял его, успокаивающе похлопав по спине. И мечник не сопротивлялся, а только ниже опустил голову, почти утыкаясь в волосы кока. Обняв покорно понурившегося Зоро за плечи, младший кок увел его на кухню, аккуратно поглаживая ладонью между лопаток.       И Зоро понял, что ничего с годами на самом деле в Санджи не изменилось. Добрый и готовый быть заботливым даже к голове-траве Санджи был здесь всегда, плавал бок о бок с первого дня, в будущем изменилось только отношение Зоро к коку. Все так и было: однажды он не стал колоться и подначивать, а проявил «слабость», позволил быть к себе мягким и внимательным, как позволил сейчас старший Зоро, и натура кока взяла свое, он стал чутким и к «долбаному Маримо». А Зоро не догадывался, месяцами изводя взаимными подколками кока, что мог бы давно сидеть под его мурлыкание на кухне и ощущать невероятное тепло и спокойствие. Почему он всегда видел только раздражающего соперника — вздорность, наглость, озабоченность кока женщинами, но никогда не замечал, что за всей этой мишурой каждый его порыв прекрасен? Сделать для уставших от сражений и побега от Дозорных девушек что-то вкусное и радующее глаз, порадовать сладостями маленького трудяжку Чоппера, ругаться, а потом неизменно идти и готовить для Луффи «третий перекус между ланчем и обедом», уступить свой гамак уставшему от соседства с Фрэнки Усоппу, пройти пять лишних миль только ради кофейни на вершине холма, чтобы купить лучших зерен для кофе, который пьет только Робин. Проглотить русалочьи жабры, которые изменят его навсегда, только ради катаны, которая совсем не важна ему, зато важна Зоро. Почему он никогда не собирал все эти мелочи воедино?       Потому что красота Санджи была другая, недостижимая для простого Зоро. А увидел он ее так поздно, только когда повзрослел.