Затонувшие сокровища морей

      Зоро спал очень долго, просыпался, вскакивал в ужасе, что забыл «продышать» кока, но укладывался обратно после успокаивающего жеста младшего Зоро. Тот был не против посидеть еще, подержать кока на коленях, вдыхать в него воздух, совсем чуть-чуть, обманывая даже самого себя, позволяя губам задержаться на его губах. За ночь с коком на коленях ему стало казаться, или так реально было, что промежутки между нехваткой воздуха стали чуть больше, а кок не так беспокойно метался, погружаясь в короткие отрывки сна.       Кризис наступил на следующий день после обеда, когда старший Зоро отпустил младшего поесть и успокоить команду, что мечники не пропали никуда разом. Санджи вдруг начал кашлять, отплевываясь и уворачиваясь от привычного порыва вдохнуть в него воздух. Зоро ловил его лицо руками, но тот яростно отворачивался, пока не опрокинул себя лицом вниз. Связанное тело забилось в крупных конвульсиях, а потом он начал выкашливать на пол кровь. — Нет, нет, пожалуйста, кок! Я позову Чоппера! Нет, я тащу тебя к Чопперу, — Зоро было схватил его на руки, но Санджи успел зайтись последней разрывающей грудь серией кашля и на пол что-то шмякнулось. У Зоро даже не сразу хватило выдержки посмотреть — что из своих органов отхаркал кок, что-то цвета рыбьего пузыря. Все в крови, это были ссохшиеся, еще меньше, чем были в коробке, русалочьи жабры. Кок булькнул, захлебываясь кровью от свежих ран внутри горла, где оторвались жабры, и Зоро рванул с ним на руках вверх, в лазарет. — Чоппер!       Чоппер даже почти не ругался — было некогда. Он тут же велел положить Санджи на кровать в лазарете, а собравшейся вокруг команде, кто был не в море, выметаться. Уходя, Зоро заметил, как олененок обеспокоенно пытается прощупать пульс на ссохшейся руке кока — тот не давал ему пить все это время, опасаясь, что русалочьи жабры питаются влагой. Он сбивчиво говорил про легкие, про выхаркнутые жабры. Чоппер вышел из лазарета через два часа, Зоро так и стоял снаружи лицом к двери, даже не присаживаясь. Он ринулся было внутрь, но голова олененка была так низко опущена, что сердце Зоро перестало биться в ужасе. — Санджи в коме, я поставлю ему питательные капельницы, но я не смог привести его в сознание, нам остается только ждать, — Чоппер хмурился. — Зоро… — Да, я знаю, Чоппер, я поступал ужасно, так рисковал жизнью кока, но я просто не мог смотреть, как он там все больше отдаля… теряет себя, — голос Зоро и правда был полон раскаяния. — Нет, Зоро, я не об этом. Недавно мы с Робин кое-что нашли, но не осмеливались сказать тебе, потому что Санджи пропал, и мы не могли ничего исправить… В общем, еще один день в аквариуме — и Санджи бы никогда больше не смог жить на суше, его легкие полностью бы перестали перерабатывать кислород из воздуха. А потом бы он забыл все, что знал о мире над водой. Эта история описана в дневнике одного путешественника, чей друг подружился со странными русалками… не важно, я должен сказать другое. Прости, прости, Зоро, я такой плохой врач, если бы не ты, мы бы потеряли Санджи из-за меня, потому что моих знаний было недостаточно! — Чоппер бросается вперед и утыкается синим носом в полы кимоно мечника, тот ошарашено кладет руку ему на шляпу. — Мы бы потеряли Санджи навсегда только из-за моей некомпетентности! — Чоппер уже ревет. — Нет, ты что. Это жабры из будущего, через пять лет ты будешь знать очень и очень много. Именно ты запретил Санджи глотать их, сказал, что он может оставить их как сувенир. Просто упрямый кок… Это мы виноваты, что притащили штуку из будущего, о которой тебе только предстоит узнать, это я виноват, что позволил тупому коку провести себя, — Зоро пытался успокоить доктора, но сам был весь в лазарете, весь в мыслях о лежащем на кровати Санджи. — Видишь, как все удачно сложилось, Чоппер, — раздался вдруг сзади наигранно бодрый голос младшего кока. — Если ты не успел еще о чем-то прочесть, твои накама тебе помогут и не дадут пациенту погибнуть. Ты совершенно точно меня хоть с того света вытащишь, только тебе для этого нужна хорошая заправка. Я сделал клубничное молоко, налью на камбузе.       Чоппер вытер слезы об одежду мечника и медленно отцепился от него. — Ты не сердишься на меня, Санджи? — спросил он младшего кока за неимением старшего. — Ну конечно нет, — голос Санджи полон заботы, Зоро знает, что тот не стал бы сердиться на Чоппера, даже если он ему обе ноги ампутирует.       Чоппер радостно кивает и бежит на камбуз за коком, все это на краю сознания мечника. Зоро же закрыл глаза, пытаясь побороть подступивший ужас, и шагнул в лазарет. Санджи лежит на кровати как гипсовая кукла — белое, сухое лицо, ровно уложенные самим Чоппером руки поверх одеяла, рядом стоит капельница с питательным раствором. Зоро садится рядом на стул и низко опускает голову. Он сам назначает себя дежурным и берет на себя все смены, практически не покидая каюты и не давая никому себя сменить. Это спасает его от гнева Нами, намеревавшейся нахлобучить его за то, что она зазря нахлобучила Луффи.       Чоппер позволяет ему остаться, но больше никого не пускает к коку, разве что готов сделать исключение для его невесты. — Я уведомлю ее об этом сама, — вызывается вдруг почему-то Робин. И никто не верит, что она делает это без задней мысли, впрочем — они правы.       Робин решает подойти к Карин уже в темноте, девушка так и не покинула своего «поста скорби» — сидит в белой шкуре у мачты, днем к ней приходил тот бородатый мужчина — Римо, но она ни с кем не перекидывается больше, чем парой слов. Робин такая же, она сначала молча стоит рядом с мачтой и смотрит на воду. — Вы не навестите больного? Его судьба еще не определена, быть может, скоро у вас не будет такого шанса, — говорит наконец Робин, ее и правда волнует, что боготворимая меллорин не проявляет к коку хотя бы сострадания. — Я знаю, что должна. Но тот мечник с зелеными волосами захлопнул прямо передо мной дверь. Я не стала с ним спорить, я просто жду, когда закончится его дежурство, — Карин не интересно смотреть, кто с ней говорит, она просто отвечает — Оно идет уже вторые сутки. — Да. — Думаю, он просидит там легко еще несколько суток. Не зря кок-сан зовет его «настырное Маримо». — Маримо? — впервые Карин сама проявляет к чему-то в мире интерес, и это не ускользает от внимательной Робин. — А, это прозвище нашего мечника. Правда так его зовет только кок-сан за схожесть прически с водорослями. — Так это он Маримо… — говорит будто себе Карин и задумывается, вспоминая, где она слышала это имя. В ночи, оно шелестело в ночи всякий раз, когда Санджи-сан смаривал сон, и он засыпал рядом с ней на палубе, а она смотрела, смотрела, смотрела пустыми глазами в ночь. Тогда ей не было дела до чужого горя. Проходят минуты, когда она вдруг решается и выпрямляет спину. — Быть может, это знак, чтобы я перестала постоянно смотреть в себя и посмотрела наконец на окружающих. — Что вы имеете ввиду, Карин-сан? — приподнимает бровь Робин. — Я должна… попробовать отдать долг.       На исходе вторых суток Зоро все так же сидит на неудобном стуле в полудреме и смотрит на иссушенное лицо кока, его потрескавшиеся губы, вспоминая, как растягиваются они в хитрой улыбке. Вдруг из темноты к коку начинает тянуться изящная белая ручка, ничего не осознавая, Зоро хлестко и резко ударяет по ней. Впрочем — никаких звуков не последовало, и Зоро кажется, что это сама тихая смерть пыталась забрать кока, а он ударил ее по пальцам. Но все проще: в темноте лазарета стоит бледная, все еще с овечьей шкурой на плечах Карин. — О, — говорит она своим лишенным любых эмоций голосом, — теперь я понимаю.       И она проходит мимо Зоро, усаживаясь у противоположной стены на пол, в такую же позу, в какой провела несколько недель у мачты Белой овечки. Зоро смотрит на нее с ненавистью, эта женщина похитит все, в чем он нуждается, а ведь кок ей и не нужен! — Я сначала удивилась, что ты хочешь разрезать меня на куски, но не придала этому значения, — ее голос так же сер и бесцветен. Ей нет дела, если ее разрежут на куски, и это правда. — Я все еще могу утопить тебя в море, и никто не узнает, — тихо рычит Зоро. Впервые Зоро ощущает такую злость к человеку, который не виноват перед ним. — Это расстроит Санджи-сана, — делает она безучастное замечание. Руки мечника сжимаются на коленях, он вздрагивает и отводит взгляд в окно — иначе он посмотрит на нее взглядом проигравшего. — Поэтому ты еще жива, — бросает он, едва разжимая губы.       Воцаряется молчание, которое разбивает ее ровный голос. — О, даже так, — Зоро не удостаивает ее ответом, потому немного погодя она продолжает: — Прошу, присядь рядом.       Зоро вперивает в девку взгляд в темноте, но ей совершенно все равно, она смотрит на него безучастным взглядом и поправляет сползшую белую шкуру. Он ничего не теряет, если послушает ее. И Зоро грузно встает со стула, чтобы через пару шагов стечь по стенке рядом с невестой кока. — Я только сейчас поняла, почему я так тебе не по душе. Я не задумывалась раньше, смотрела только в себя. Санджи-сан рассказывал немного иначе, — говорит она, Зоро дергает плечами: без разницы, какие между ними отношения. Но темнота и страх за кока, постоянные спутники последних дней, заставляют его радоваться и такому общению. — Терять того, кого ты любишь невыносимо, — вдруг говорит она, и Зоро поворачивает голову в шоке: она издевается над ним?! Но та продолжает: — Это именно то слово — ни больно, ни страшно, ни печально, а именно невыносимо. Невозможно продолжать быть после потери. Такую боль человеку невозможно пережить, но делать нечего и ты переживаешь. Санджи-сан спас меня два раза. Один раз мое тело от смерти на дне трюма работорговцев, я бы не пережила еще день. Второй раз мою душу, он подходил и присаживался ко мне всякий раз, когда я была готова уже подняться и упасть с борта в море, потому что мне было невыносимо после смерти Грема. Проживать каждую секунду казалось бессмысленным подвигом, но Санджи-сан всегда был рядом, он говорил со мной о Греме, о том, как мы мечтали жить, о том, о чем мечтает он. Он понимал меня и был прав. К тому времени, как мы прибыли на этот остров, я поняла, что мне уже не невыносимо, у меня теперь горе. Горе можно пережить.       Зоро склонил голову к коленям: да, это кок. Он спас девушку от бандитов, но, кажется, покорил ее другим, тем, какой он на самом деле — не способный оставить человека с болью. Черт, Зоро не должен быть таким слабаком, если кок наконец нашел свою невероятную меллорин, пусть и как следствие его тупой шутки, не должен ли Зоро быть тем, кто хлопнет его по спине и скажет: «Рад за тебя». Ведь тогда кок будет счастлив, и жив. — И теперь я сделаю для Санджи-сана все, — продолжала меж тем Карин, даже не смотря на Зоро, — если он сказал, что мечтает, чтобы у него была невеста, а потом жена, значит, я стану ею. Я никогда его не предам, я выполню обещание и приплыву на Саободи через два года, я буду ему верной и всегда буду поддерживать его. Но мой муж умер всего несколько недель назад, моя душа полна горя, я не уверена, что смогу когда-нибудь полюбить его. Если бы только я знала, что смогу хотя бы раз полюбить, то это конечно был бы Санджи-сан. Но я не смогу еще раз. — Не смеши меня. Конечно ты его полюбишь, его нельзя не полюбить. Дурацкий кок будет так безумно счастлив, что едва в обморок от счастья не будет грохаться каждые пять минут, что ты его жена. Будет вставать с дебильной счастливой улыбочкой на лице, она у него даже во сне будет, проснись ты посреди ночи, — и Зоро вспоминает ухмылку Санджи, встречающего его по утрам на палубе, беспорядочно разметавшиеся по подушке волосы, когда Зоро роняет его на кровать… Теперь все это будет видеть Карин. Поймет ли она, чем владеет, будет ли ценить все это хотя бы вполовину так сильно, как Зоро? — Черт, почему тебя нельзя просто убить, — рычит вдруг Зоро.  — Потому что это будет не честный, не достойный мечника бой, — отвечает она ему монотонно. — Но если ты хочешь состязания, и только результаты схватки заставят тебя принять все как есть, я предлагаю тебе схватку.       Зоро в удивлении поворачивается к ней, забывая прятать выражение глаз. — Ты? Вызываешь меня? Неужто сразишься с лучшим мечником? — Да, Санджи был прав относительно тебя, — констатирует она какой-то факт, Зоро не нравится: кок явно называл его дураком. — Мы будем соревноваться так, чтобы судьей был Санджи-сан. В том, у кого больше козырей. Я была честна с Санджи-саном, я пообещала быть ему преданной женой, но предупредила, что вряд ли смогу кого-то полюбить. Теперь твоя очередь, когда он очнется, ты можешь предложить ему то, что есть у тебя. — Да ты издеваешься! Ты же его гребаный идеал. Загадочная красотка, которую он спас от бандитов, за что она одарила его своей любовью. Все как по нотам из его вечных мечтаний, — его голос теперь тоже какой-то безразличный. Есть ли ему дело до мира, если у него нет кока? — Ты все, что он когда-либо хотел! — Спасибо. Но что мы хотим, не всегда то, в чем мы нуждаемся.       Зоро молчал, он не понял последней фразы, но не собирался продолжать дальше разговор с этой стервой. Пришлось продолжить ей. — За все это время он не поцеловал меня даже в щеку. Ему пришлось плыть со мной три дня, сидеть бок о бок, когда у меня из одежды была только одна шкура на плечах. И ни разу он не посмотрел на меня с вожделением.       Зоро задумался, Завитушка же ему все мозги красотой своих меллорин прожужжал. Разве есть что-то у Зоро, чего нет у этой безупречной красотки: нежная кожа, чувственная фигура, длинные ресницы… У Зоро нет ничего, что было бы нужно коку, а в коке есть все, что было бы нужно Зоро. Он закрыл глаза: Завитушка… и перед ним ясно предстала та картина, когда Санджи впервые поразил его — свалился ему на колени жутко пьяным на очередной попойке. Точнее, один момент — кок воодушевленно закидывает голову к потолку, протягивает руку и говорит: « Пффф, Маримо, ты такое Маримо. Что я не видел в быстрых утехах. Нет, я ищу любовь», будто пишет последнее слово большими буквами на потолке. Так уверенно, что Зоро тоже поднимает взгляд: не написано ли там чего.       Зоро резко дергает головой так, что даже ударяется затылком о стену. Неужели это его козырь?! Против прекрасной девушки, согласной быть коку верной женой до конца жизни, Зоро может поставить только любовь, которой кок больше всего жаждал? Он верно мечтал, чтобы одна из меллорин полюбила его, но если не совпало, разве кок не выберет последнее? Разве больше всего не жаждет он среди сотен перекочевавших через его руки на пирушках меллорин именно любви. А Зоро… да, пожалуй ему стоило быть умнее, раз он так давно и безвозвратно влип в кока, то давно пора было смекнуть, что приручить того на чувства было бы проще и вернее, чем на любые совместные каюты, матрасы и хитрые ходы от Нами со свадьбой. Кок приплыл бы в его сети как доверчивая рыба, а Зоро бы ни за что не упустил. Но теперь, когда кок нашел идеальную жену и думает, что Зоро плевать на все, что было между ними, оттает ли он?       И все равно сердце Зоро начинает против воли биться быстрее. Быть не может, не может быть, что у Зоро есть козырь против этой красотки. Он косится на девушку, но та недвижима в темноте лазарета. — Я принимаю вызов, — говорит он, и голос почему-то хрипит.