Таблетка от Сегодня

      Однажды, примерно полгода назад, она позвонила мне в четыре часа утра, пьяная в зюзю, я через телефонную трубку чувствовал, как от нее несет дешёвым вином, потому что только такое она и пила. Могла бы на эти же деньги водки купить, но Мэри считала, что просто водку пить неэстетично, а эстетика – превыше всего.        «Дак ведь чтобы было эстетично надо потратиться больше, чем на вино. А я тебе что, богатая что ли?» - вопрошала она меня каждый раз, а я смеялся. Ведь действительно, чего выпендриваться? И так сойдет. Но она была счастливая, смеялась мне в трубку, а потом тихонько спросила:       - Слушай. Можно я до тебя доеду? А то быть без тебя ужасно паршиво.       - Можно. Жду и варю на тебя кофе. Вроде это делать я не разучился.       - Вот и вари.       Она припёрлась через час, упала мне на руки и принялась целовать меня в нос и в уши, и в щеки, куда попадется. Куда достанет – туда и клюнет. В своем идиотском зеленом пуховике, купленном через третьи руки, зато добротным.       - Снимай, - говорю, - свое декабрьское облачение, пить кофе будем.       И она повинуется моему диктаторскому повелению, снимает шарф и кидает мне, я не успеваю поймать и поднимаю уже с пола, нюхаю. Духи те самые, что я ей подарил год назад. Прячу улыбку в уголках губ, а она уже стоит передо мной в мягком свитере и джинсах, носки мои вон напялила.       - Как же без тебя, Алан, погано. Сколько вот мы с тобой не виделись? Месяца два. А ты даже не звонишь. Забыл, думаю. Вот я и расхрабрилась, сама к тебе приползла, почти что на коленях. А ты стоишь и смотришь на меня так, будто бы мы всего пять минут назад расстались. Эх, какое же ты чудище невероятное. Дышать рядом с тобой невозможно, бессмертием пышешь.       Смеюсь и обнимаю ее, веду на бедную свою кухоньку, где уже стоит турка на плите. Какая же она у меня нежная, как кошка какая-то, честное слово.       И мы сидели до самого моего отправления на работу, пили кофе и смеялись. В этот раз получилось почти так же. Вот только пьянствовали мы уже не по отдельности, а вполне себе вместе. Счастливые до ужаса. И находились в таком состоянии вполне себе уже долго.       Мы сидели на кухне и пили самое дрянное вино и самый дешевый кофе, купленный на рынке то ли за 30 рублей, то ли за 30 копеек. Курили дешевый вонючий табак и хихикали. За окном внимательно пырилась луна. До полнолуния оставался всего один день.       И черт знает, сможем ли мы его пережить. Но сейчас было не до того. В руках идиотские кружки с цветами, полные дешевого виноградного самоубийства замедленного действия, да еще и вперемешку с самым сильным из самых идиотских наркотиков, растворимым и противным донельзя. Вино уже начало заново бродить, было воистину чудовищным, однако нас это не останавливало.       Каждый глоток этой несусветной дряни посвящался безысходности, и от этого пойло становилось в дюжину раз приятней пить, ведь пили мы саму жизнь. Причем свою. А жизнь, какой бы дрянью ни была - имеет самый сладкий вкус. И мы пили.       Пили и разглагольствовали обо всякой ерунде, которая в тот момент казалась жизненно важной.       - Слушай, Мэри. А что такое вдохновение? - затяжка, выдох, клубы воздуха растворились в сине-зыбком мареве, - Да, знаю, это непонятно что, но такое классное непонятно что. Это наваждение, как и этот дым, Мэри. Как и этот вечер. Или это уже ночь?       - Это ночь.       - Неважно. Главное, что нас теперь слушает и луна тоже. Жаль, что нельзя пригласить ее к нам, на наше кофевино. Думаю, ей бы понравилось. Вновь смеёмся и молчим, цедим свою красно-коричневую пакость, смакуем каждый невыносимый глоток. Вот он, вкус праздности и желания избавиться ото всех забот разом.       - Слушай. А ведь мы похожи на битников. Ну на этих, из фильмов. Да-да, как Джек Керуак. Только марихуаны у нас нет. И достаточно денег на путешествия. А в остальном - одеваемся как постаревшие рок-звезды в непонятные свитера и рубахи, напяливаем дурацкие кофты, а я еще и пиджаки. Джинсы продраны, в волосах непонятно что, кеды или туфли стоптаны и разношены до такой степени, что кажутся уютными домашними тапками. Пьянки каждый день? Да пожалуйста. Хоть сегодня, полюбуйся на наши рожи. Смотреть противно, да только взгляд не оторвать от наших пьяных глазищ. Особенно от твоих. А вот только писать мы так не умеем. Хотя пытаемся. И это очень стремно, - снова затягиваемся, - За безысходность!       Последний глоток портится остатками кофейного напитка, что не растворился до конца и не растворится даже за миллион вечностей. Остаток застревает в зубах, залетает в горло тысячами крошек, замуровывается заживо-замертво под нижней губой. Метафорично, ничего не скажешь. Вот он, вкус безысходности, вот она жизнь. И мы ее попробуем прожить. А не получится - всегда есть два пути. Вот только на двоих.       Пять часов утра, самое время ложиться спать. Как хорошо, что дожили до завтра. А ведь завтра, то есть, уже сегодня понедельник. И теперь, в кои-то веки, я усну не один. Или вообще не усну. Да, совсем не спать будет наилучшей идеей, лучше не обманывать свое измученное тело жалким часом сна.       Весь день буду ходить как зомби, зато ночь прошла спокойно. Об этом еще вчера я и мечтать не мог. Великая стабильность, раз в полгода чувствовать себя спокойным и нужным. А больше и не надо, и так балованный, дальше некуда.       Поднимаюсь со стула, иду в ванную, шаркая ногами. Зеркало в моей замызганной квартирке только там, потому что только там оно и нужно. Чтобы бритвой не порезаться. Хотя и для этих целей оно давно уже не используется. «Преподаватель, даже такой молодой, как вы, должен выглядеть солидно, а не заявляться на работу в тапках и пижаме!» - говорило мое Великое Начальство.       Вот теперь и мучаюсь, отращиваю бороду, чтобы выглядеть солиднее, когда в следующий раз приду в розовых шортах на работу. Какая разница, в чем студентам рассказывать ложь о поэтах? Они все равно заняты другим, даже не мной и не поэтами, иногда даже не устройством своей личной жизни, а всяким там экзистенциальным ужасом, депрессией и прочим метафизическим бредом.       Но речь не об этом. Отросшие, когда-то сдуру окрашенные в серый, патлы, почти по плечи, надо же. Впавшие серые глаза с синяками под ними. эти самые синяки почти что черничного цвета. это все скрывается за идиотскими круглыми очками, купленными на распродаже. Мятая клетчатая рубашка, джинсы, заляпанные красками, кофе, чернилами. Ужас, а не человек. И за что, спрашивается, Мэри меня любит? Ни кожи, ни рожи, еще и колюсь весь. Надо бы побриться. Надо бы… Надо…