Лишь спустя неделю Эл воспользовался советом Ватари.
Указанная неделя протекала как обычно — они оба вместе раскрывали дела и пререкались. Ругаться с Лайтом не доставляло Эл особого
удовольствия, но это было куда лучше, чем не ругаться вообще, потому что последнее могло повлечь за собой очередной месяц «фальшивого Лайта» — а Эл предпочел бы своей собственной рукой разбить стеклянный шкаф. Как и всегда, Лайт гаденько улыбался — и зло косился в те моменты, когда думал, что Эл на него не смотрит. Видимо, ему не понравились слова, которые Эл бросил ему прямо в лицо.
Эл, разумеется, они тоже не нравились, но он должен был доказать свою правоту. Лайт взбесился, услышав что он не готов — возможно, он и был готов, и Эл ошибся на его счет, но, даже будь это так, детектив отнюдь не был готов рисковать отказом.
Лайт, само собой, был чертовски
зол на детектива. Он ненавидел то, как Эл сидел рядом с ним в своем кресле, абсолютно равнодушный ко всему, что происходит. Как же это
бесило! У Лайта постоянно кулаки чесались врезать детективу; да кем возомнил себя этот Эл, чтобы говорить ему такое?! Он понятия не имел, как Лайт себя чувствовал! Лишь Эл мог быть настолько высокомерным, чтобы решить, что имеет право говорить с Лайтом о его
чувствах! От одной мысли об этом у Лайта все внутри клокотало от злости.
Каждый раз, принимая душ, он пытался побороть страх, что ворочался в желудке при каждом случайном прикосновении — при каждой его попытке, отчаянной попытке все преодолеть. Каждый раз, принимая душ, он думал: «В этот раз получится», и каждый раз он терпел неудачу.
Каждый раз, принимая душ, он в конце концов включал ледяную воду.
Вероятно, его растущее разочарование лишь усиливало злость на Эла, но Лайт на этом не зацикливался. Вся ярость, направленная на детектива, была вполне заслуженной. Эл был бессердечным, лживым, мстительным ублюдком — кстати, он упомянул о «лживом»? Кто, черт возьми, стал бы проявлять такую лживую заботу, если бы ему нечего было получить взамен?! Лайт прекрасно понимал, чего Эл добивается: чтобы Лайт потерял способность мыслить здраво. Или, может, просто-напросто хотел досадить Лайту лживыми уверениями в любви. С другой стороны, это было совсем не похоже на Эл, а Лайт хорошо его знал: детектив всегда и во всем руководствовался некими причинами — вескими причинами; он не стал бы действовать из простого желания побесить Лайта, даже если это был приятный бонус.
Дела попадались несложные: в тот момент они работали над делом серийного убийцы из Нью-Йорка, который, судя по всему, совершал все свои жестокие преступления во имя Киры. Оба понимали, что раскроют это дело в считанное время: все случаи в сравнении с делом Киры казались примитивными. Во всяком случае, для Эл: Лайт ведь большую часть времени знал, что он — Кира.
Одним поздним вечером в конце недели, когда Лайт снова пошел принять душ, Эл начал просматривать бумаги по делу и кое-что заметил. Убийцей оказалась
женщина. Также он обнаружил несколько фотографий высокого, тучного мужчины в бейсболке и мешковатой одежде, но психолог-криминалист вынес посредственное заключение:
мужчина, кавказской национальности, тридцати-сорока лет, возможно, с военным прошлым и с явной ненавистью к матери.
Приблизив руку на новом снимке, который ему лишь недавно прислала нью-йоркская полиция, Эл заметил подсказку. Теперь все было очевидно, и нужно было как можно скорее рассказать об этом Лайту.
Но прошел час, и Эл занервничал: каждые пять минут он проверял время на экране ноутбука. Когда прошел еще один час, Эл, наконец, встал и решил постучаться в дверь ванной и попросить Лайта поторопиться; липкое ощущение, ворочавшееся в его животе, он назвал бы беспокойством, близким к дурному предчувствию.
Он постучал, но, не получив ответа и почему-то не потрудившись постучать еще раз, распахнул дверь и вошел — просто чтобы убедиться, что Лайт не утопился и не сделал что-нибудь не менее ужасное.
Лайт сидел в душевой кабине; вода тысячами крошечных бусин катилась по его телу, пропитывая волосы и водопадом стекая по плечам и спине. Эл раздвинул занавески и тут же почувствовал воду — она была ледяной. Он чуть заметно поморщился и повернул кран. Лайт трясся, сидя в ванной; он по-прежнему не двигался — разве что крупно вздрагивал от холода, — но даже не прикрикнул на Эл за то, что тот так беспардонно к нему ворвался.
— Лайт-кун? — окликнул Лайта Эл, склоняясь над ним и заглядывая ему в лицо. Лайт не сводил напряженного взгляда с противоположной стены.
—
Проваливай, — приказал он, чуть подвинувшись. Эл заметил, как при этом движении напряглись мышцы его спины.
— Лайт-кун, — повторил детектив, — я продвинулся по делу. Пожалуйста, вернись в гостиную.
— Не сейчас, — Лайт с силой прижал к груди колени и крепко обхватил их обеими руками — словно боясь, что Эл оторвет их от его тела. — Я еще не закончил.
— Вода ледяная, Лайт-кун, — заметил Эл.
— Так и задумано, — огрызнулся Лайт.
Эл покачал головой, схватил Лайта за запястье и потянул вверх.
— Я не потерплю подобных выходок, Лайт-кун — мы в Гренландии, ты можешь заработать переохлаждение. Это очень глупо с твоей стороны.
— Я не выйду отсюда, — рявкнул Лайт, пытаясь вырвать свою руку из железной хватки Эл. Но детектив крепко держал его за запястье, все еще пытаясь заставить Лайта встать.
— Я не стану смотреть, если проблема в этом, — Эл отвернул голову к потолку, как бы говоря: «видишь?», прежде чем добавить: — Хотя, конечно, я и так уже все видел.
— Ну еще бы, — прошипел Лайт, снова пытаясь выдернуть руку из чужой хватки. — Эл, я не встану! Оставь меня в покое, и я сам выйду через десять минут!
— Я тебе не верю, — Эл в последний раз крепко стиснул запястье юноши, в очередной раз пытаясь поднять его на ноги.
— Рюдзаки! — едва Лайт это прорычал, как его насильно вытащили из ванны. Пальцы Эл тисками окольцовывали его запястья, но, как детектив и обещал, его взгляд был прикован к потолку.
— Видишь, Лайт-кун — неужели это было так трудно?
— Интересный вопрос, — мрачно хмыкнул Лайт. Он схватил полотенце и, высвободив руку, обернул его вокруг талии. Детектив бросил взгляд на Лайта и, увидев выпуклость под махровой белой тканью, ощутил легкий жар в районе скул, но, к счастью, смог скрыть свое смущение. — Да, трудно. Большое спасибо, Рюдзаки, что вытащил меня отсюда!
Эл нахмурил брови.
— Вот почему вода была такой холодной…
— И как ты только догадался, — фыркнул Лайт. — А теперь-то я могу…
— А почему не… уладить проблему? — поинтересовался Эл, вздергивая бровь над своими черными ониксовыми глазами. Наблюдать за покрасневшим Лайтом было любопытно — впрочем, он не был уверен, было это от смущения или же злости.
— Не твое дело! — пожалуй, громче необходимого крикнул Лайт.
— Неужели у тебя не?.. — начал было Эл, но Лайт, оставив на стиральной машинке сложенный комплект одежды, протиснулся мимо детектива и зашагал в спальню: вот где всегда можно было найти лишнюю рубашку и пару штанов.
Эл последовал за ним по коридору.
— Лайт-кун, у тебя снова не вышло? — осведомился Эл, идя за ним в комнату — и вдруг услышал раздраженный звук: нечто среднее между рычанием и вздохом. — В этом случае ты можешь рассказать…
— Господи, да заткнись ты!
— Я угадал? — Лайт чуть было не захлопнул перед носом Эла дверь, но тот ее остановил. — Неужели ты не можешь даже прикоснуться к себе, не думая об этом человеке?
— Замолкни! — Лайт повернулся к детективу. — Тебя это не касается, Рюдзаки! Может, я просто не хочу это делать — об этом ты не думал?!
— Мимолетом, — отмахнулся Эл. — Лайт-кун, а ты хотя бы пытался? Если нет, может, тебе стоит…
— Ну конечно, я пытался, мать твою! — выкрикнул Лайт. — Разумеется! Думаешь, я откажусь от своего плана лишь потому, что ты не согласился мне помочь?!
— Я…
— Я от тебя не завишу, — глаза Лайта сузились. Его тело, не скрытое полотенцем, мерцало от капелек воды. — Я нашел другой способ.
— Это хорошо, — отозвался Эл, — но если это правда, и ты в самом деле обратился к мастурбации, то почему не смог сделать это, если именно таким образом ты собираешься излечиться?
Эл сделал к Лайту шаг и коснулся его руки.
— Потому что ты не можешь… — Эл смолк, внимательно глядя Лайту в глаза: молчания юноши было достаточно в качестве утвердительного ответа. Карие глаза почти что превратились в щелочки. — Хочешь… я попробую, Лайт-кун?
Поначалу на лице Лайта мелькнуло удивление, но спустя секунду он с издевкой усмехнулся.
— Ты вроде как сказал, что я не готов, — съязвил Лайт, проведя рукой по влажным волосам.
— Я не собираюсь вступать с тобой в половую связь, — сказал ему Эл. — Я лишь предлагаю помощь. Друзья помогают друзьям, разве нет?
Лайт фыркнул.
— Едва ли нас можно назвать…
Его голос сорвался, когда рука Эл сжала полотенце и его по-прежнему стоявший член. Выдох застрял в горле, а остальная часть предложения как-то забылась, когда чужая ладонь стиснула его через ткань.
— Хм. — Эл склонил голову набок, заинтригованный реакцией. Он почувствовал, как руки Лайта тяжело опускаются на его плечи. — Значит, Лайт-кун в самом деле хочет моей помощи? Он и раньше просил о ней, а я не смог с чистой совестью оказать ее, но сейчас…
— Все иначе? — выдохнул Лайт; его голос становился все более хриплым по мере того, как сжималась рука Рюдзаки. Теперь он поясницей вжимался в спинку кровати, Эл стоял к нему вплотную. Что ж, какое-то время назад он в самом деле просил Эла трахнуть его, а детектив этого не сделал, так что технически Эл был ему должен.
Эл, разумеется, не знал, что именно заставило его сделать шаг и прикоснуться к Лайту подобным образом. Разумеется, он предположил, что в какой-то момент Лайт загипнотизировал его — Эл никогда так не терял над собой контроль, как в присутствии Лайта, а тот факт, что Лайт был практически полностью обнажен, вполне мог усугубить ситуацию.
Эл убрал руку и отступил на шаг.
— Я прошу проще…
Лайт схватил его за воротник рубашки и, с силой дернув на себя, впился в рот голодным поцелуем, вжимаясь в него всем телом. Эл невольно застонал, когда Лайт к нему прижался; их бедра столкнулись самым потрясающим образом. Эл ощущал силу желания Лайта и инстинктивно сильнее прижался к длинному, стройному телу, протискивая бедро между его ног и опуская одну ладонь Лайту на затылок, а второй опираясь о кровать, чтобы удержать равновесие.
Эл отстранился, тяжело дыша.
— Лайт-кун…
— Заткнись, Эл, — медленно выдохнул Лайт, восстанавливая дыхание. — И закончи то, что начал.
Эл засомневался, и Лайт, нахмурившись, вжал пальцы в белую хлопчатую ткань его рубашки.
— Или дай мне вернуться в душ.
Эл терпеть не мог эти походы Лайта в душ. Для Лайта они значили, что он был грязным — что Акитоши испачкал его. Можно подумать, Лайта можно было испачкать!
Ярость — вот, что охватило Эл: она заражала собой каждую клеточку его тела, жарким потоком опаляя живот. Он не допустит подобного — это неправильно! Это почти нездорово, и Эл ненавидел саму мысль об этом. Лайт не был грязным, и Эл собирался ему это показать! Он должен был преподать Лайту урок, потому что этот паршивый мальчишка, судя по всему, сам не понимал!
Поэтому Эл снова поцеловал его — более мягко, касаясь в этот раз лишь его лица: он целовал Лайта с достаточной силой, чтобы показать свою настойчивость, но не настолько, чтобы отпугнуть. Он осторожно опустил Лайта на кровать и навис над ним. Спустя минуту или около того он разорвал поцелуй, и тогда Лайт открыл свои карие глаза, как бы спрашивая «и?».
— Думаю, будет лучше, Лайт-кун, — мягко проговорил Эл, облизывая губы и пристально вглядываясь в еще чуточку влажное от воды лицо, — если твои глаза будут открыты.
— Что? — Лайт слегка нахмурил лоб в выражении недоумения. — С чего вдруг?
— Тогда, — Эл скользнул рукой под пушистую ткань белого полотенца, касаясь гладкой влажной кожи, — ты будешь знать, что это я.
Глаза Лайта чуть заметно расширились, но Эл не знал, от чего — от удивления или от того, что в эту секунду пальцы детектива крепко обхватили его член.
Эл никогда и ни с кем прежде этого не делал. Его предыдущие встречи сексуального характера были пресными, состояли из набора лишь необходимых действий и почти полного отсутствия предварительных ласк. Поцелуев было очень мало. Взаимодействие Лайта и Эл было прямо противоположным — Эл открыл для себя, что поцелуи совсем не доставляют ему дискомфорта. Он начал двигать пальцами, удерживая в голове то, о чем сказал ему Ватари. Подобные вещи требует времени. Эл постоянно приходилось себе об этом напоминать.
Впрочем, детектив был абсолютно уверен: когда Ватари посоветовал ему поговорить с Лайтом, он совсем не это имел в виду.
Лайт лежал под ним, его ступни свисали с кровати. Детектив склонился над юношей, упираясь коленями в постель чуть пониже лайтовых бедер; одна его рука была прижата к подушке рядом с головой Лайта, другая продолжала настойчиво его ласкать.
В животе Лайта вспыхивали искры удовольствия, руки постепенно начали сильнее сжимать плечи Эл. Движения детектива ускорились — он гладил сверху вниз от основания к головке снова и снова; мышцы ног у Лайта напряглись, и он согнул одну в колене, чтобы приспособиться, и это, в свою очередь, открыло Элу лучший доступ к области между его ног.
Было хорошо — черт возьми,
конечно, было хорошо. Едва Лайту удалось подумать о чем-то помимо руки, двигавшейся вдоль его члена, как он отругал себя. Подобное всегда было приятно, и это было никак не связано с тем, что это с ним делал Эл.
Он держал глаза открытыми и смотрел на детектива, не моргая — невозможно было не смотреть. Эл смотрел в ответ, впиваясь жадным взглядом черных глаз и наблюдая. Лайт против воли подумал, что Эл велел ему не закрывать глаза не потому, что хотел ему помочь, а потому что, был проклятым вуайеристом.
А Эл не мог не смотреть на него в ответ.
Все это почти гипнотизировало — малейшее движение губ, вызванное слишком грубой лаской, каждое вскидывание бедрами в желании приблизиться к чужой ладони, каждая капля пота, возникавшая на этом лбу вместо холодной воды. Эл наслаждался каждым движением Лайта в те секунды, когда прикасался к нему.
Он с силой провел пальцем по головке, и в глазах Лайта сверкнула молния.
Эл ощутил, как бедра Лайта мимолетно дернулись к нему, и едва заметно ухмыльнулся. Ему не терпелось снова это почувствовать, поэтому он повторил движение — на этот раз сильнее, плотно надавив на щель. Лайт вскинул бедра, впиваясь ногтями в предплечье сквозь рубашку Эл; с его губ сорвался слабый вскрик.
Вскоре наслаждение переросло в нечто большее, чем просто вспышки — оно накатывало волнами, от которых Лайт вжимался в Эл до синяков на коже. Детектив довольно быстро понял, что куда забавнее удерживать Лайта за бедра и любоваться раздражением на его лице в ответ на безуспешные попытки дотянуться до Эл, как бы он ни выгибался. Одним коленом Эл вжимал Лайта в кровать, отчего скорей всего останется синяк, но юноша под ним не возражал, так что Эл тоже.
Он был счастлив, что Лайт не страдал от внезапных флэшбеков: тому явно помогал тот факт, что он не закрывал глаза. Это было плюсом не только для Лайта, который не впадал в бессознательное состояние и не вспоминал то ужасное событие, но и для Эл, которые видел каждое движение, каждую морщинку на гладком лбу. В конце концов, когда он увеличил скорость и задвигал ладонью быстрее, Лайт закрыл глаза, и Эл остановился.
— Блять, какого?.. — Глаза Лайта резко распахнулись; дыхание было сбитым, голос охрип от возбуждения.
— Не закрывай глаза, — хладнокровно попросил Эл, вглядываясь своими широко распахнутыми в полуприкрытые карие Лайта; те смотрели на него с необычайной похотью и злобой, что составляло довольно соблазнительную смесь.
«Что, если я не могу», чуть было не ответил Лайт — но, разумеется, смолчал. Это было бы равносильно признанию в потере над собой контроля, чего он никогда не сделал бы — особенно с Эл и особенно из-за Эл.
— Ладно. — Лайт стиснул зубы, и манипуляции продолжились — на этот раз быстрее, чем раньше; его дыхание сбилось.
Эл ускорил движения рукой и ощутил горячую пульсацию и спазм вперемешку с быстрыми толчками вверх; Лайт снова почувствовал — вместе с обильной волной удовольствия — растущий страх потерять над собой контроль. Все его тело находилось во власти Эл — он был не в силах прекратить подмахивать бедрами навстречу гладящей его руке, закидывать голову в сторону и задыхаться, когда блаженство начинало душить его.
Весь его мир сузился до двух обсидиановых глаз, вжигавшихся в его собственные, и руки, что вела его ближе и ближе к некой черте. К чему-то, что он испытывал раньше, но не так — к чему-то, что заставляло его сильнее вжиматься пальцами в плечи Эл. Он словно тонул в этом ощущении, и даже воздух вокруг стал густым от пота, сбитого, тяжелого дыхания и его желания.
Ощущения… прикосновения… они опьяняли. Слишком опьяняли — Лайт чувствовал себя побежденным, когда его тело извивалось, вздрагивало, дергалось навстречу; у него было чувство, будто он снова теряет себя — только в этот раз его глаза были открыты, и это с ним делал Эл, — и эта мысль по какой-то причине его успокаивала.
— Постой… — выдохнул Лайт, цепляясь за рубашку, руки, плечи — за все, до чего мог дотянуться. Его бедра против воли дернулись, когда Эл поднял на него вопросительный взгляд, даже не думая останавливаться: — Я… ох, я сейчас…
Эл наклонился и мазнул губами по щеке Лайта рядом с ухом; горячее дыхание тронуло мочку.
— Этого я и добиваюсь, — прошептал он, прежде чем отстраниться и задвигать рукой быстрее, коленом удерживая бедра Лайта. Он был словно в трансе — Лайт царапал его, отчаянно пытаясь ухватиться за что-то реальное и твердое; все его существо, включая разум, грозилось соскользнуть в раскаленные добела воображаемые небеса.
— Нет, не… не надо… — Лайт стиснул зубы и почти неестественно прогнулся в спине. Его глаза вот-вот должны были закрыться, но его разум соображал недостаточно четко, чтобы осознать: стоит ему закрыть их, и он ощутит то, о чем предупредил через мгновение: — Я сейчас… я сойду с ума…
Лайт согнул ногу в колене и лягнул Эл в бедро, извиваясь всем телом — сам не понимая, пытается он уйти от прикосновения или приблизиться к нему.
Эл сгреб в кулак одеяло рядом с головой Лайта и быстрее задвигал рукой, оттягивая, гладя, сдавливая и направляя предвкушение прямо к головке и…
… руки на его плечах болезненно сжались, ногти впились в кожу под рубашкой, влажные волосы прилипли ко лбу, рот приоткрылся, глаза распахнулись, шея вытянулась, а из горла Лайта вырвался невероятно возбуждающий стон; его тело охватила судорога.
Мир вокруг него погрузился в палящее небытие, свет под закрытыми веками взорвался на тысячи искр, и тело прошила невероятно сильная волна эйфории. Эл испытывал то же чувство: волны дикого экстаза охватили самые чувствительные уголки его тела, и он кончил от одного только вида удовольствия Лайта.
Вскоре оба лежали рядом — вспотевшие, со сбившимся дыханием, один одетый, а другой обнаженный. Лайт вытер ладонью лоб и сурово поглядел на Эл.
— Встань, — скомандовал он; к его лицу вновь возвращался цвет. Он приподнялся на локтях и оттолкнул детектива — тот перекатился на кровати и оказался не сверху, а рядом.
— Значит, Лайт-кун еще в своем уме, раз не хочет, чтобы я лежал на нем, — Эл нахмурился и склонил голову набок. — Очень жаль.
Лайт закатил глаза и сел, прежде чем вытереть себя полотенцем. Он взглянул на перепачканные штаны детектива и брезгливо сморщил нос. Поднялся, подошел к шкафу и спрятался за дверцей — и, лишь полностью одевшись, вышел, схватил грязное полотенце и бросил его в мусорное ведро.
— Лайт-кун своей уборкой портит весь настрой, — заявил детектив как ни в чем не бывало; он снова лег и, свесив с края голову, принялся наблюдать за перевернутым вверх ногами Лайтом.
— Если бы я этого не сделал, мне бы весь день пришлось просидеть в своих же биологических жидкостях, — фыркнул Лайт, скрещивая руки на груди и косясь на Эл. — И никакого «настроя» и не было, Эл — всего лишь работа руками.
— Мне кажется, настрой как раз-таки был, — не согласился Эл. — А еще мне кажется, что Лайт-кун его испортил.
— Ну прости, что испортил настрой, которого не было изначально! — съязвил Лайт. — Я ценю твою… помощь, но, надеюсь, ты не думаешь, что это повторится… или что мне понравилось…
Эл сел и повернулся к Лайту.
— Ох, все ясно, — протянул он опечаленно. — Похоже, Лайт-кун снова проходит через стадию отрицания.
— И что я должен на это ответить? — Глаза Лайта сузились. — «Нет, не прохожу?» Отрицать стадию отрицания и тем самым подтвердить твою правоту?
— Это было бы вполне приемлемо для Лайт-куна.
— Слушай, Эл, как я и сказал, я ценю твою помощь — спасибо, — это слово Лайт буквально выдавил; Эл заметил, что его лицо было по-прежнему пунцовым, и решил смотреть на его щеки вместо глаз: те в ту секунду были слишком суровыми. — Думаю, ты очень мне помог, но для меня это ничего не значит.
— Зато для меня значит, — признался Эл рассеянно, в этот раз глядя Лайту в глаза. — Лайт-кун что-то значит для меня.
— Что ж, мне жаль, — Лайт пожал плечами. — Но ты для меня не значишь ровным счетом ничего.
Эл кивнул и поднялся.
— Мне нужно принять душ и переодеться, Лайт-кун, — отозвался Эл как ни в чем не бывало. — Я надеюсь, что за время моего отсутствия Лайт-кун перестанет лгать самому себе.
Лайт открыл было рот, чтобы гневно возразить, но Эл уже вышел.
Он раздраженно стиснул руки и сел на кровати. Боже, как же это было в духе ублюдка! Сказать, что Лайт «лгал самому себе», что он заботился о Лайте, когда он явно о нем не заботился! Он лишь наслаждался этим… чем бы это ни было! Лайт чувствовал бы то же самое, будь это Миса или… ладно, Лайт поморщился и передумал. Не Миса — может, Киеми? Нет, и она не подходила. Главное, что это не Эл доставлял ему удовольствие, а гормоны, бушевавшие в его юном теле.
В то же время… он не мог представить никого другого, кому позволил бы совершить с ним такое. Увидеть его таким… в подобном… нет-нет-нет, никто не мог увидеть эту его сторону. И все-таки Эл видел, и не раз — целовал его, и Лайт отвечал на поцелуи. Он не мог сказать, что Рюдзаки ему нравился — ни капли. Эл был фриком, и его понятие справедливости полностью противоречило понятию Лайта. Впрочем, отныне Лайт не был Кирой, так что ненавидеть Эл было необязательно, и из-за этого он сразу же начал детектива презирать…
Как бы ни противно было Лайту это признавать, но Эл был прав: он кое-что значил для Лайта, и это раздражало. Что-то для него он все-таки значил — пусть даже в качестве объекта ненависти. Все равно значил.
А это уже было больше того, что он испытывал к кому-либо еще.
***
Эл ненавидел, когда его волосы были влажными.
Они и так были длинными, а после душа становились шелковистыми и самым жутким образом свисали. Короче говоря, из-за них он становился похож на чертову девчонку, поэтому всегда ждал, пока они почти полностью высохнут и вернутся в свое обычное состояние торчащих во все стороны паклей, прежде чем выйти из ванной. К счастью, его волосы быстро высыхали и уже через пятнадцать минут вновь напоминали хаос.
Чувствуя себя обновленным, он вышел из ванной в гостиную. Лайта он не избегал — лишь пытался предоставить личное пространство, в котором тот явно нуждался. Эл уселся за стол, подтянул к груди колени и поднес ко рту кончик большого пальца — и лишь тогда вспомнил: он собирался сообщить Лайту о том, что убийцей оказалась женщина, но забыл об этом из-за их сексуальных утех.
И по какой-то причине эта мысль не раздражала детектива.
Весь следующий час или около того он работал над делом, поедая шоколадный торт и попивая чай, пока, наконец, Лайт не вышел в гостиную и не уселся рядом с ним за стол, чтобы помочь в расследовании.
— Нашел что-нибудь новое? — поинтересовался Лайт, и Эл едва сдержал улыбку: Лайт так старался казаться беспечным, словно между ними ничего и не было. Эл решил немного подыграть ему — исключительно в интересах дела.
— Да, я недавно обнаружил, что убийца — женщина, — в ответ на это Лайт моргнул.
— Женщин убивает женщина? — Лайт нахмурился. — Вот это ломка шаблонов. Может, она убивала женщин не потому, что знала их, а потому, что считала их плохими образцами для подражания, или, может, она была их знакомой и…
— Или, может, она состояла с ними в отношениях, — отметил Эл. Лайт недоуменно на него уставился.
— Это… тоже вероятно.
— Лесбиянки — не такое уж редкое явление.
Лайт в ответ на это пожал плечами.
— Ладно, не будем списывать эту версию со счетов, — вежливо согласился он. — Я лишь говорю, что есть другие варианты, о которых стоит подумать — а некоторые и отбросить в сторону.
— Хм… — Эл кивнул и вдруг схватил Лайта за пораненную руку, отчего тот невольно вскрикнул от боли. — Как твоя рука? Еще болит?
— Не болела, пока ты в нее не вцепился! — огрызнулся Лайт, вырывая руку и прижимая ее к груди. — Да что с тобой не так?!
— Я лишь беспокоюсь.
— А то как же, — фыркнул Лайт. — Что-то ты не сильно волновался о моей руке, когда вжимал меня в…
— Эл! Ягами-кун! — громко произнес Ватари, заходя в комнату; в его руках была коробка.
— А… это оно? — поинтересовался Эл, с энтузиазмом поворачиваясь к старику на стуле.
Ватари кивнул.
— Часы из белого золота от нашего личного ювелира. Она в самом деле сделала там номер, Эл — такая красота. И я еле разглядел… твое особое требование.
— Вот как? — Эл забрал коробку, и Ватари, коротко кивнув Лайту на прощание, вышел из комнаты, вновь оставляя их вдвоем. Эл открыл коробочку и улыбнулся.
Часы были прекрасны. Белое золото серебристого оттенка — мужские часы, и в точности размера Лайта. Циферблат был инкрустирован камнями, ремешок был стильным, но изящным — что тоже вполне отвечало стилю Лайта.
— Это не совсем похоже на ту вещь, которую ты стал бы носить, — с подозрением отметил Лайт. Эл в ответ покачал головой, вынул часы и отбросил коробку на пол.
— Нет, зато похоже на ту вещь, которую стал бы носить ты.
— Надо же, Эл, как легко тебя завоевать, — фыркнул Лайт. — Зайди с тобой чуть дальше второго этапа, и спустя пару часов ты покупаешь до смешного дорогой подарок.
— Я заказал его около двух недель назад, — Эл протянул руку к запястью Лайта, но тот скрестил руки, отказывая в немой просьбе детектива.
— Что, если я их не хочу?
— Прошу прощения, Лайт-кун, — проговорил Эл, — если произвел впечатление, будто даю тебе право выбора в этом вопросе.
Глаза Лайта сузились.
— Ясно. «Особое требование»… что это, отслеживающее устройство?
— Нет… хотя часы предупредят меня, если ты их снимешь, но не в этом цель. Видишь ли, Лайт-кун, я помню правило из Тетради смерти — оно гласит, что человек теряет право собственности, а, следовательно, и воспоминания, если не касается тетради в течение четырехсот девяноста дней. В эти часы вставлены крошечные кусочки бумаги из Тетради — слишком маленькие, чтобы что-то написать на них, так что не думай пытаться, — и, по словам Ватари, все равно невозможно понять, где они находятся.
— Ты вставил обрывки Тетради в часы, чтобы я не лишился воспоминаний, — подытожил Лайт, кивнув. Он был благодарен — он не хотел забывать, что был Кирой, — но он ни за что не стал бы говорить «спасибо» детективу дважды за день. — Вероятнее всего они вшиты в ремешок и постоянно будут касаться моей руки.
— Вероятнее всего, — согласился Эл.
— Ладно, давай их сюда, — Лайт протянул здоровую руку, но Эл лишь молча на нее уставился. Лайт зло покосился на него. — Что, хочешь сам надеть?
Эл кивнул.
Лайт продолжил коситься.
— А это имеет значение?
— Я хотел бы сам надеть их на тебя, — медленно моргнул Эл. Лайт перевернул руку ладонью вниз и расслабил руку. Эл чуть заметно усмехнулся, а потом взял Лайта за запястье, надел часы и застегнул ремешок.
— Счастлив? — Лайт нахмурился и отдернул руку.
— Даже очень. И я был бы еще счастливее, если бы Лайт перестал заниматься отрицанием. Думаю, для меня это был бы замечательный подарок.
— С чего я должен делать тебе подарки?
— С того, что я только что сделал тебе подарок.
Лайт закатил глаза.
— Ты имел в виду, что вынудил меня принять подарок. Я не стану ничего тебе дарить и лгать себе, что ты мне нравишься.
Лайт повернулся на стуле к монитору.
— Однако я размышлял над тем, что ты сказал мне, — Лайт поднял глаза к потолку. — И ты прав. Ты в самом деле что-то значишь для меня, Рюдзаки. Однако это не…
Он вдруг почувствовал чужие губы на своей щеке и смолк.
— Эл! Я вообще-то пытаюсь кое-что сказать тебе! — выругался Лайт, строго взглянув на этого раздражающего детектива.
— Значит, когда Лайт ничего не говорит, я могу его целовать? — Голос Эл был невинным, но в глазах горел озорной блеск.
— Поцелуй, и я тебя ударю — как тебе такой вариант? — огрызнулся Лайт.
Эл склонил голову набок и задумался над словами Лайта.
— Оно того стоит, — он подался вперед, чтобы поцеловать Лайта, в этот раз — в губы.
Лайт раздосадованно перехватил его лицо.
— Как я сказал, ты что-то значишь для меня, однако… — глаза Лайта пристально смотрели в лицо Эл, — это не значит, что ты мне нравишься.
— Но тебе нравится, когда я целую тебя, — голос Эл был приглушенным из-за сжимающих его лицо пальцев Лайта. — Тебе нравится, когда я к тебе прикасаюсь.
— Это были просто гормоны! — Лайт нахмурился и, поняв, что сказал это слишком громко, отпустил лицо Эл и отвернулся. Снова скрестил на груди руки, и тогда заговорил Эл:
— Я сочувствую гормонам, — произнес он опечаленно, — их винят в стольких вещах, где они не причем.
Лайт со злостью повернул к нему лицо.
— Рюдзаки, я…
— Я понимаю, Лайт-кун: на тебя негативно повлияло то травмирующее событие — оно нанесло тебе ущерб. Ты не желаешь вступать в серьезные отношения, особенно с мужчиной, — Эл нахмурился, прикусывая кончик большого пальца. — Меня это вполне устраивает. Я знаю, что… подобные вещи требуют времени. Однако это не означает, что ты можешь лгать мне о своих мотивах. Если бы сюда пришел Ватари и — чисто гипотетически — сделал бы с тобой то, что сделал я, ты бы отреагировал положительно?
Лайта передернуло.
— А как на счет Амане Мисы?
Гримаса отвращения.
— Такада Киеми?
Хмурый взгляд.
— Мацуда-сан?
Лайт взглянул на Эл в упор.
— Причем здесь это, Рюдзаки? Лишь то, что я не хочу заниматься сексом с Мацудой, не означает, что я в тебя влюблен.
— Нет, не влюблен, Лайт-кун, — согласился Эл, — но тебя влечет ко мне. Я пытаюсь донести, Лайт-кун, что если ты не хочешь состоять со мной в романтических отношениях, потому что боишься, так и скажи. Не надо лгать мне о своей симпатии.
— Ты не… — начал раздраженно Лайт.
— … не понимаю? О, прекрасно понимаю — ты не признаешь свой страх, потому что страх для тебя равен слабости. Страх это слабость, я согласен но, преодоление страха делает тебя сильнее, чем отсутствие страха вообще.
— Господи, — прорычал Лайт, — какой же ты банальный!
Эл нахмурился.
— Лайт-кун, мне повторить?..
— Заткнись! — огрызнулся Лайт, второй раз за день хватая Эл за воротник рубашки и отводя руку в сторону как будто для удара. — Сколько раз мне говорить тебе, чтобы ты просто… просто заткнулся?!
Прежде, чем Эл успел осознать, что его целуют, язык Лайта оказался у него во рту, причем Ягами назло ему держал голову самым неудобным образом. Эл яростно ответил ему, переплетая их языки — сталкиваясь ртами. Он обнял Лайта поперек спины и упал со стула, оказываясь перед Лайтом на коленях — и тут же подтянулся, чтобы вновь поцеловать его, все еще сидящего в кресле.
Эл потребовалось не так много времени, чтобы стащить Лайта с его стула, и теперь они оба оказались на полу. Сначала Эл был сверху, но вскоре Лайт перевернулся на живот и прижал Эл к ковру. Эл просунул колено между чужих ног, извернувшись в странной, только ему свойственной позе, и вскоре Лайт позволил ему снова повалить себя на спину. Во время этих изнурительных поцелуев, которые напоминали некий жестокий поединок, они оба не закрывали глаз.
Где-то в оборудованной камерами комнате Ватари закрыл крышку компьютера и глубоко вздохнул, потирая переносицу.
Нужно было прислушаться к словам Эл и перестать шпионить.
***
Эл сидел в кресле рядом с диваном, на котором спал Лайт. Он был завален бумагами, на его коленях лежал открытый ноутбук, и его сияние отражалось от гладкого, умиротворенного лица Ягами. Он думал о Лайте, и о настоящем, и обо всем, что случилось и из-за чего Лайт оказался здесь — в этом безопасном жилище, которое они делили. Лайт мог исцелиться со временем — временем, которого он и не имел бы, если бы система правосудия добилась своего.
Эл нарушил закон. Он знал, что это неправильно, но все равно сделал это ради своего друга — ради мальчишки, который больше всех прочих был ему равен. Он был Кирой, он
убивал людей, и тем не менее Эл его спас. Он вспомнил темы, которые они обсуждали за время, проведенное в совместном заточении — вспомнил, как они обсуждали историю из книги. Но это
не была история — для него это была реальность, и для Лайта. Для них обоих это была не просто какая-то книга.
Лайт ошибся, став Кирой — но и Эл ошибся, решив помочь ему. Но ведь детектив лишь пытался спасти своего друга — ну или больше, чем друга, — так что все в порядке, правда? К тому же, кто-то мог поспорить и сказать, что Лайт пытался спасти мир.
Но даже если его мотивы были правильными, могли ли они оправдать его поступки? — размышлял Эл, цитируя свои собственные слова, сказанные совсем недавно. Он знал, что над этим вопросом предстояло еще долго размышлять, потому что ответа на него у Эла не было.
А пока, подумал он,
можно просто поспать.
