— М-м… Замечательный пирог. У вас, право, всегда замечательные угощения, если продолжите меня так встречать, я буду появляться здесь все чаще и чаще, пока вы меня не выгоните, — блаженно захихикал Слизнорт. — Так о чем бишь я? А! Не выспался, голова трещит (Накануне мой кузен привёз мне отличной медовухи…), в общем — не суть. Просыпаюсь утром в спальне для членов коллегии Зельеваров, там, знаете, приличные комнаты во флигеле на три человека каждая. Гляжу, напротив меня копошится молодой человек — Анри Фарси выступал у нас с докладом, но белье на нем, с позволения сказать, заношено до последнего градуса…
Жаркое июльское солнце клонилось к закату. Большой наш каменный дом, окруженный террасами, стоял на холме, окруженный с запада парком и розарием, спускавшимся до самой реки. В саду под старой развесистой яблоней, оставшейся ещё от прежних хозяев и чудом пережившей пожар, притаилась тенистая беседка, там я и слушала краем уха очередную светскую сплетню, наблюдая, как темнокудрый и ясноглазый кузен Драко увлечённо охотится за бабочкой, и жалея, что не могу присоединиться.
— Он мой взгляд заметил и говорит: «вы, что на панталонах грязь, не смотрите, у меня в роду все волшебники до десятого колена». Слово за слово, закатились мы с ним в один кабачок, а там он мне и говорит, так мол и так, приехал, чтобы просить аудиенции, хочу быть представлен и посодействовать общему делу, так как Темный Лорд науки ценит. И всякое такое, про свои мысли. Я потом узнал — он сам какое-то общество затевал, но у них там строго, и вот приехал прощупывать почву…
— Не знаю, как вы, профессор, но я думаю: если у человека нет средств прилично одеваться, ему следует сидеть дома и изыскивать эти средства, а не выезжать в места, где бывает приличное общество, — брезгливо поморщилась Нарцисса. — К тому же теперь официальной организации и у нас нет, не понятно, на что он рассчитывает.
Слизнорт вздохнул и утянул к себе на тарелку очередной кусок пирога. А Альт скрылся в глубине сада, окончательно оставив меня в компании «скучных взрослых», к которым он стал причислять и меня. Первый год в Хогвартсе прошёл не бесследно и, помимо вороха впечатлений и новых знаний, он чуть было не привёз с собой к нам на ужин и лучшего друга, которому (ты представляешь?!) приходился двоюродным дядей. Я лишь намекнула ему, что не все присутствующие будут счастливы знакомству, и вот…
— Совершенно согласен. Но раз уж обещал, я решил заскочить к вам…
— О, вам будет непросто застать моего супруга дома, профессор, — предупредила я. — Он возвращается по-разному. Но, если нужно, пойдите в Отдел Тайн…
— И что же там у них? Северус говорил, работа кипит? — с любопытством спрашивал старый зельевар, отпивая из чашечки.
— Да, и это почти все, что я знаю.
Они все пытаются создать там что-то. Оружие, чтобы завоевать новые государства? Всесилие? Бессмертие? Я же думаю, что это не та дорога, которая ведет к спасению. Ведь лучшие из творений оживают сами. И им уже принадлежит целый мир. Разве этого недостаточно?
— Да, ну и… ничего, — будто облегчённо вздохнул Слизнорт. — Я все равно больше хотел повидать вас. А тут, на счастье, в гостях и мадам Малфой, вот прекрасная встреча! Я давно хотел вам сказать, какие успехи делает ваш племянник в зельях! Кстати, где он?
— Где-то здесь, верно заметил очередную бабочку, — со снисходительной улыбкой отметила Нарцисса.
Про дружбу с Тедди Люпином она не знала наверняка, но догадывалась и все пыталась выведать у меня. Я только отшучивалась, хотя теперь придётся выгадать время, пока Его не будет, и позвать их к нам, чтобы вернуть свой статус товарища.
В Альтаире я вижу подлинного аристократа, обладающего не только живым умом, но и большой способностью к пониманию и принятию окружающих. Удивительная черта, которой нет и не было у его ближайших родственников. И если идея превосходства чистокровности будет заключаться в этом, то я верю в то, что однажды она победит. Нет, больше — я знаю, что она победит.
Вот и Лорду после войны пришлось немало овладеть этой редкой способностью, чтобы вернуть раздробленное общество к шаткому миру. И Он возвращал его так же решительно, как и рушил. Упорный мой.
Но как только вокруг все стало спокойнее, начались мои бессонные ночи и его бесконечные попытки вернуть утраченное. Потом Он признал, что нащупать проторенную дорожку не удается, ведь там, где зарубцевалось — не порежешь, а может (наивная надежда), подействовали мои увещевания, и принялся искать другую. Как же сложно разобраться в чужой голове, даже если она лежит на соседней подушке.
Он стал теперь мягче ко мне, но и ревнивее. Хотя хорошее в нем так и пробивается, как жидкие зелёные травинки из-под старого асфальта. Главное только не забывать его видеть, и ещё, конечно, любить. И я настойчиво и упорно различаю это новое в его душе. Всегда увлеченный, по-своему оберегающий, все чаще понимающий (или кажущийся таковым), но отрабатывающий этот навык на мне день за днём, Он продолжает искать.
И в этом правда — ищите, ломайте стены между мирами, спасайте людей от самих себя, только в любом мире они будут сочинять сказки, мечтать о бессмертии, бояться оборотней и петь песни о героях, возрождающихся из пепла. Так и человек в поношенном зелёном камзоле захлебывается в ближайшей таверне красным вином и собственным враньем. Еще одна легенда, еще один глоток пряного страха, еще один камень в пирамиде мифа.
Но где бы ты ни был, даже на исходе пути, всегда полезно оглядываться в начало. Мои воспоминания останутся здесь на пустых страницах бесконечного дневника. Любовь моя закована в чёрный переплёт. И это — единственное бессмертие, которое мы можем разделить.
Не листайте эти страницы с надеждой. Вы не отыщете тут и капли правды о мире — ибо правды в нем нет, и мира нет, а есть лишь боль и память. Не листайте их, желая отвлечь себя чужой ложью — ибо за ложь эту дорого плачено, и поздно теперь порицать, утверждать или сомневаться. Не читайте написанного от скуки и не верьте тому, что прочли, потому что слова — пыль, темница, оковы, в которых умирает истинное; и мне не верьте, потому что и я связана словами, как и все.
Но кто откроет их вдруг, тот непременно почувствует призрачный ветерок, сквозняк из прошлого, вьющийся между чистых страниц, бегущий по густой траве парка. И тогда я снова буду здесь, смотреть на вас сквозь мрак еще ненаписанных историй.
***
Конец? Нелепое словцо!
Чему конец? Что, собственно, случилось?
Раз нечто и ничто отождествилось,
То было ль вправду что-то налицо?
Зачем же созидать? Один ответ:
Чтоб созданное всё сводить, на нет.
«Все кончено». А было ли начало?
Могло ли быть? Лишь видимость мелькала,
Зато в понятье вечной пустоты
Двусмысленности нет и темноты.
