Синдром Адели

"Заставлять человека жить — не потрясающее ли насилие?"

В блеклом свете луны комната кажется пустой и холодной, будто жизнь в одно мгновение выкачал кто-то незримый, воткнув в каждый угол по куску ледяного вакуума. Тяжестью давит на плечи удушающий запах роз – эротично-красных, невинно-белых, – утрамбовывающихся друг в друга, точно застигнутые врасплох любовники. Их сочные бутоны перекрывают витиеватые узоры на вазе, склоняясь так низко, что кажется ещё чуть-чуть, и стебли хрустнут под этой тяжестью. Субару чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, стоит вязкому аромату лишь коснуться чувствительных обонятельных рецепторов. Он ненавидит эти цветы, хочет свернуть их тонкие стебли, раскрошить обманчиво бархатные лепестки и жесткие листья, укрывающие в своей тени вереницу шипов. Они словно опутывают его изнутри, кромсают последние остатки призрачной души, в наличии которой он до сих пор не уверен до конца. Он слегка кривит рот, и из-под верхней губы на мгновение показывается заостренный кончик белого клыка – отвращение затопляет сознание, раздирая изнутри вместе с острой жаждой. Тёплая кожа под его руками покрывается мурашками, худая спина с выпирающей цепью позвонков отчаянно дрожит – от боли, обиды и невыплаканных слёз. Субару осторожно сжимает обнаженное плечо, пытаясь если не успокоить, то хотя бы поддержать. Юи впивается тонкими пальцами в простыни так сильно, что сбитые костяшки белееют, почти сливаясь с хлопковой тканью в тех местах, где она не успела пропитаться кроваво-красным – в воздухе струятся, смешиваясь, ароматы крови и спирта, слегка заглушающие противный запах цветов. Но от этого юноше совсем не легче. Она дрожит и крепко сжимает зубы, но иногда всхлипы все же срываются с обескровленных губ, и каждый раз Субару чувствует, как внутри него что-то трескается. Он злится на это глупое чувство, что скребет своими коготками где-то в холодной груди, но вновь и вновь заставляет разжиматься плотно сжатые кулаки, трепетно касаясь почти прозрачной, точно натянутой на одни кости кожи. – Будет больно, – тихо предупреждает Сакамаки и, не дожидаясь её рваного кивка, резко прижимает к верхним краям раны смоченную в антисептике ткань, отчего Юи ощутимо дёргается и громко всхлипывает сквозь стон. К счастью, кровотечение уже остановилось, и алые дорожки не мешают обрабатывать рассечённую плоть. Две широкие раны пересекают девичью спину крестом, точно глупая насмешка над всей её праведной верой. – Ты понимаешь, что придется зашивать? – сипло спрашивает юноша, продолжая аккуратно проводить хлопком по запачканной кровью коже. Клыки ноют, болезненно упираются в нижнюю губу, но Субару не может заставить себя укусить девушку. Не сейчас, когда от срыва её удерживает лишь его холодная рука на хрупком плече. Он обещает себе, что обязательно пронзит её манящую плоть, оголяя доступ к шумящей в венах жидкости, но это будет позже. Когда она сможет говорить без этого раздражающе возбуждающего учащенного дыхания, а кровь прекратит пропитывать светлые простыни. Юи кивает с каким-то обречённым смирением, не произнося ни слова. Её колотит от боли и, наверное, холода, но Субару не обращает на это внимание, сосредоточенно вдевая белую нитку в иглу. От его прикосновений кожу девушки покрывают мурашки. Прежде, чем пронзить её остриём, вампир позволяет Комори зажать в зубах кусок простыни. *** — Жива? — тихо спрашивает Сакамаки, заканчивая обматывать верх худого тела чистой тканью. Голова Юи дёргается в подобии кивка, однако на бледном лице алеют красные пятна от слёз. Каждый вздох слетает с почти белых губ тяжёлым хрипом, но девушка не жалуется. — Спасибо, Субару. Спасибо... — шепчет Комори и сжимает его широкую ладонь своими тонкими пальцами настолько крепко, насколько может в своём полусознательном состоянии. Вампир смотрит на эти тощие пальчики-веточки, под чьей словно натянутой до упора кожи пульсируют яркие нити синих вен, и резко кивает, чувствуя жгучее недовольство от собственного смущения. Взгляд Юи... раздражает. Пугает своей нежностью, направленной только на него — её не достойного. "Какого чёрта ты так смотришь?" — хочется зарычать в её бледное лицо, но Субару заставляет себя успокоиться. Не Юи виновата в его душевных терзаниях, и не ей за них расплачиваться. — Что ты сделала на этот раз? — пытаясь отвлечься от её прикосновения, тихо спрашивает Субару, видя, как усталое лицо на мгновение кривится. Комори прикрывает глаза, и её тонкие губы слегка подрагивают. — Разбила его любимую вазу. Вот так просто. Она всего лишь разбила одну из чёртовой дюжины ваз, а он наградил её шрамами на всю спину. Злость — отчаянная, чёрная — густой волной заполняет каждый кусочек сознания, но так же резко тухнет, стоит Юи опасно накорениться вбок, утыкаясь горячим лбом в его плечо. Её тело бьёт рваная дрожь, и запах крови невыносимо окутывает сознание вампира. Злость на брата продолжает трескаться внутри горячими углями, а вместе с ней и голод отчаянно рвётся в глотке — желание укусить девушку столь болезненно, что Субару тихо рычит, впиваясь клыками в свою нижнюю губу. Она слишком близко. Юи медленно поднимает взгляд, но в нём нет страха — лишь спокойное, безграничное доверие. И именно оно заставляет Субару резко подняться, сомкнув ладонь на худом запястье и осторожно, но ощутимо потянув Комори за собой. Её большие глаза слегка расширяются в немом удивлении, но с тонких губ не срывается ни единого звука; она крепко цепляется за локоть юноши, ступая на холодный пол дрожащими ногами. Сакамаки раздражённо цыкает сквозь сжатые зубы. Какая проблемная девчонка. — Ах! — Юи изумлённо выдыхает, непроизвольно хватаясь за шею вампира. Он тихо усмехается. По ощущениям она такая же лёгкая, как и на вид. Чувствовать подушечками пальцев обнажённую кожу её ног... приятно. Девушка поражённо глядит на него из-под слегка опущенных ресниц; бледное лицо окольцовывают пряди длинных волос, заметно отросших с того дня, когда Юи впервые переступила порог особняка. По какой-то причине Комори не стала их срезать, но Субару не жалуется. Ему, наверное, даже нравятся её волосы. Вампир медленно делает шаг в сторону ванной комнаты, ощущая, как скрытые лишь слоем бинтов острые соски девушки невесомо трутся о ткань его рубашки. Юи на его руках смущённо ёрзает, кажется, ощущая себя не в своей тарелке, и её щёки выглядят кроваво-красными на фоне общей белизны кожи. Юноша невольно ухмыляется, но всё же чувствует, что и его лицо окрашено румянцем. Оставаться спокойным наедине с ней с каждым разом становится всё тяжелее. Чистая плитка ванной комнаты бросается бликами от вспыхнувшего света ярких ламп, и Юи резко утыкается носом в его плечо, отчаянно щурясь после привычного полумрака. Субару осторожно ставит её на ноги, придерживая для уверенности за талию, и включает тёплую воду, от которой к потолку начинает медленно подниматься пар. — Ты вся в крови. Отмойся, но аккуратно — бинты на спине задевать нельзя. Я буду в комнате, там нужно проветрить и вынести простыни. — "И выкинуть розы", — мысленно добавляет вампир, серьёзно глядя на робко переминающуюся с ноги на ногу Комори. Она неуверенно кивает, и Субару уже делает шаг в сторону двери, как тонкие пальцы несмело хватают его за рукав. Он замирает, с лёгким недовольством и непониманием замечая, что щёки Юи вновь заметно пылают. Почему-то от этого зрелища в груди странно теплеет. — Я... Субару, ты... — Комори отводит взгляд, неловко прикусывая нижнюю губу. Её голос чуть дрожит, но она всё же продолжает: — Ты не мог бы... остаться и помочь мне? Пожалуйста. Остаться и помочь. Сакамаки задумчиво склоняет голову, чувствуя раздражающую неловкость и непонимание. Это... приглашение? Она ведь не дура — лезть в ванну в одежде, а значит ей в любом случае придётся раздеться. При нём. Но при взгляде на её усталое лицо становится ясно — Юи действительно нужна помощь. Субару видит, как подрагивают её ноги, да и спина наверняка адски болит; как бы ей не свалиться виском на белый бортик. — Ладно, — сквозь зубы шипит вампир, отворачиваясь и позволяя девушке медленно стянуть с себя вельветовые шорты, покрытые пятнами крови. Он слышит, как она замирает, а после осторожно касается ладонью его плеча, слегка вздрагивая, когда он перехватывает тонкое запястье и поворачивается к ней лицом. И отчаянно замечает, какая она... белая. Светлая кожа, натянутая на хрупкие кости, словно светится изнутри, и от этого Субару почти что больно — Юи кажется слишком далёкой от него, слишком изящной, слишком чистой, будто любое прикосновение способно сломать её, испачкать так, что не оттереть. Он сжимает её ладонь, придерживая за талию и с упоением впитывая тепло, исходящее от гладкой кожи. Простое светлое бельё — совершенно не сексуальное, но привлекательное в своей простоте — едва держится на тощих бёдрах, словно из последних сил цепляясь за выпирающие тазовые кости. Комори осторожно перебрасывает ногу за бортик ванной, мёртвой хваткой цепляясь за чужую ладонь. Субару скользит взглядом по веренице синяков на её коже, особенно заостряя внимание на плечах, плавно перетекающих в покрытую кровоподтёками шею. По голому животу девушки пробегают мурашки, когда вампир кладёт на него ладонь, позволяя Юи опереться и осторожно согнуть спину, после чего медленно опуститься коленями на кафельное дно. Тёплая вода оглаживает её бёдра, и белая ткань, в миг ставшая прозрачной, не скрывает контуры округлых ягодиц. Субару чувствует, как долбятся о рёбра их собственные сердца — и как пульсирующие клыки вспарывают его губу, словно это способно помочь. Вампир громко втягивает воздух сквозь сжатые зубы, ощущая, как капля крови стекает по подбородку, и видя, как та капает в прозрачную воду, растворяясь алыми кляксами. Юи слегка вздрагивает, поднимая на него удивлённо расширенные глаза, и вампир чувствует, как его затягивает. Сердце ударяется в глухом кульбите. — Суба... — девушка не успевает договорить. Юи рвано мычит, когда чужие губы грубо сминают её собственные, а широкие ладони больно сжимают талию, задевая ногтями плотные бинты и жадно оглаживая обнажённую кожу чуть выше бёдер. Тонкие пальцы хватают вампира за лацканы пиджака, да так и замирают, не в силах оттолкнуть или притянуть ближе. Руки Субару — жадные, ищущие — оглаживают выпирающие рёбра, поднимаются выше, на мгновение задевая маленькую грудь, ложатся на дрожащие плечи и ощутимо тянут их вверх, заставляя Юи приподняться и сильнее вцепиться дрожащими пальцами в тёмную ткань. Лицо девушки горит, а тело будто плавится — внутри всё стягивается в тугие узлы, смешивая удовольствие и страх, и Комори отчаянно жмурится, не зная, куда иначе деть взгляд. И от чувства, разрывающего грудь, больно и хорошо одновременно. Субару медленно наклоняется, касаясь прохладными губами гладкой кожи чуть выше ключиц, — вдыхает аромат крови, бинтов и лёгких цветочных духов, жадно проводя языком мокрую дорожку до горячей щеки. Тяжёлое дыхание девушки опаляет его лицо, и её сердце колотится, словно сумасшедшее; вампир чувствует, как стремительно рушится тонкая грань его самоконтроля, утопающая в белизне и вкусе её кожи. Что ты делаешь со мной? — Юи, — голос юноши задушенный и тихий, не выдающий и доли эмоций, пульсирующих в груди, — ты хочешь этого? Девушка замирает, мелко вздрагивая. Субару знает, что не первый касается её так. На самом деле, воспоминания об этом до сих пор сжигают его душу изнутри, вытачивая в сердце такую ярость и боль, что становится почти что больно. Невинности Юи лишил не он. Розы, розы, розы. Благоухающие, отвратительные в своей красоте, цветущие, словно в последний раз — так, что Субару не может различить, где заканчиваются белые и начинаются красные. Он ненавидит эти цветы, но с упорством мазохиста продолжает приходить в чёртов сад, сжимая белеющими пальцами кинжал и в который раз надеясь что-то изменить. Розы поблёскивают прозрачной росой, и в этом блеске Субару видит ухмылки. Вампир слышит шаркающие, неуверенные шаги, но оборачиваться не спешит. Юи часто посещает это место, и не сказать, что она как-то мешает. На самом деле, он голоден, и её присутствие только... Запах крови волной ударяет в нос. ...пойдёт на пользу. Субару резко поворачивает голову, непроизвольно сжимая кулаки, и замирает, чувствуя, как в груди всё резко сжимается и падает вниз. Если у куклы отлетит шарнир, её посчитают сломанной. У Юи глаза-впадины пустые и тусклые, с укусов на внутренней стороне бедра сочится кровь, а разорванная юбка не скрывает испачканного в красном белья. Укусы на не сгибающихся ногах, укусы на прижатых к груди руках, укусы на шее, укусы, укусы, укусы... Она замечает его и резко останавливается, вздрагивая. Белые ладони дёргаются, по худому телу проходит судорога, и прежде, чем Субару успевает её подхватить, Юи резко падает на колени, и шипы от опавших роз впиваются ей в кожу. Она плачет, и впервые вампир видит девушку настолько сломанной, что рыдания больше похожи на вой, а обкусанные ногти отчаянно скребут собственную кожу под истеричный шёпот :"Грязная". Субару опускается рядом с ней, крепко сжимая тощие запястья, притягивая трясущуюся девушку к себе и молча поправляя края изодранной школьной формы, пряча покрытые синяками ноги и внутреннюю сторону бёдер. Он чувствует изменения в её запахе, и это вызывает в нём такую бушующую ярость, что все усилия уходят на то, чтобы не причинить Юи боль. Сейчас он нужен ей здесь. Комори всхлипывает, рвано хватая ртом воздух и впиваясь пальцами в руки вампира чуть ниже локтей. Красные полосы от её собственных ногтей проступают на бледной коже, и юноша, не сдержавшись, осторожно отводит спутанные волосы с её мокрого от пота и слёз лица, говоря тихое: — Ты не виновата, слышишь? Ты не падшая, не грязная, ты всё та же раздражающая ходячая проблема, без которой я больше не могу представить ни этот чёртов дом, ни эту чёртову жизнь. Он никогда не умел утешать. Но Юи слабо усмехается, утыкаясь носом ему в плечо, и на мгновение становится легче. Вампир старается не думать о том, как отвратителен запах другого на её коже. Рано или поздно Субару убьёт его. Воспоминания о том дне, несколько лет назад, быстро проносятся перед глазами, заставляя юношу сильнее сжать руки на бледных плечах. Он помнит, как девушка отчаянно сжималась, стоило силуэту насильника замаячить рядом; как дрожала и сутками не могла есть, заставляя себя проглотить хоть что-то лишь в присутствии Субару; как в исступлении тёрла кожу под горячей водой, оставляя на ней царапины и кровавые следы в надежде избавиться от несуществующего налёта. Который его чёртов брат посмел на ней оставить. Тонкие губы неловко клюют вампира в щёку. Субару поражённо моргает, глядя на краснеющую девушку сверху вниз. Она действительно... хочет этого? — Я устала вспоминать, — тихо шепчет Юи, несмело касаясь его руки, — и бояться. Пожалуйста, Субару, просто... помоги мне забыть. И весь самоконтроль, тщательно выстраиваемый им столько времени, рушится. Юноша резко обхватывает ладонями тонкую талию, до синяков впиваясь пальцами в нежную кожу, и целует Юи в приоткрытые губы, слегка задевая их клыками и обводя языком. Горячее тело дрожит в его руках, худые руки неловко касаются пепельных волос, со сладкой дрожью вороша их на затылке. Ладонь вампира жадно скользит вверх по спине, огибая бинты и касаясь тонкой шеи с вереницей выпирающих позвонков. И её сердце — отчаянный комок мышц в груди — причиняет боль, острую пытку и ту чёртову необходимость, что так ему нужна. — Субару... — выдыхает Юи и тут же несмело целует его сама — легко, чуть царапая трещинками в обветренных губах. Мягкие волосы щекочат вампиру лицо. Её кожа мокрая, в мурашках, бугорках шрамов и россыпи родинок; Сакамаки тянет девушку на себя, приподнимая и аккуратно усаживая на скользкий бортик и пристраиваясь меж разведённых ног — от прикосновения к холодному акрилу Юи вздрагивает, цепляясь за рубашку юноши и прижимаясь к нему, словно в поисках тепла. Я ведь холодный, глупая. Комори поднимает взгляд, словно слыша, понимая, и в её светлых глазах плескается кусочек Вселенной. Я знаю. Губы вновь находят губы, пальцы Субару скользят по краю девичьей ключицы, невесомо задевают напряжённый от холода и возбуждения сосок, ловя языком рваный вздох. Ладонь невесомо оттягивает бинт на груди, очерчивает мягкий ореол, прижимая хрупкое тело сильнее, свободной рукой стискивая худое бедро и дёргая девушку на себя. Ещё ближе. Настолько, насколько вообще возможно. Юи слегка отстраняется, смущаясь, теряясь, но всё же нежно касаясь тонкими пальцами его щеки, мягко ведя дорожку по шее и вниз, замирая на животе. Краснея, Комори опускает голову, но всё же едва слышно произносит: — Можешь... снять? Он невольно улыбается, видя её отчаянно алое лицо, и покорно стягивает небрежно растёгнутый жилет и тёмную футболку, на фоне которой кожа кажется белым мрамором. От ощущения того, как горячее тело доверчиво прижимается к его обнажённому торсу, жар растекается по венам, сжигая Субару изнутри. Юи скользит по бортику и неосознанно обхватывает бёдра вампира ногами, восстанавливая равновесие и тут же замирая, осознав, что она сделала. Мелькает мысль о том, какая девушка милая, когда краснеет, и Субару с удовольствием прикусывает алеющее ухо, опуская руки под бёдра Комори и не давая ей вернуть ноги в исходное положение. Тяжёлое дыхание опаляет его шею, и Юи, осмелев, мягко касается языком участка чуть ниже ключицы, осторожно опуская горячие ладони на спину юноши. В груди разливается тепло. Вид её — распалённой, краснеющей и почти обнажённой — пробуждает в Субару противоречивую борьбу между зверем и человеком, любовью и похотью. Нежность в каждом прикосновении пальцев-веточек, мягкость невесомых поцелуев, сдавленный шёпот "Пожалуйста" — Сакамаки умирает, варится в сладком аду, в который он попал, стоило хрупкой фигуре переступить порог их дома несколько лет назад. Его проклятие и его благословение. Юи. Широкая ладонь мягко отстраняет руку девушки, приподнимая её, и Субару жадно прижимается губами к тонкому запястью, неотрывно следя за широко распахнувшимися глазами. Вверх, коснуться поцелуем выступающего изгиба локтя, вдыхая запах тонкой кожи и крови под ней, удержать на месте дрожащее в возбуждении тело, провести подушечками пальцев по впалому животу и без предупреждения скользнуть за резинку белья, к светлому пушку волос и влажному жару. Юи дёргается рвано, резко, словно не зная, выгнуться ей или замереть, и с побелевшей нити закушенных губ срывается слабый стон. Всё внутри Субару скручивается в спираль, и он ощущает нечто пугающе острое, реальное, словно от её доверия мир потерял любые границы — худое тело натянуто струной, и это напряжение не страсти, а памяти, болезненных воспоминаний, но Юи не пытается отстраниться. Поволока её взгляда словно дым. Я приму всё, что ты мне захочешь дать. Пальцы проскальзывают внутрь, меж обжигающих лепестков плоти, чувствуя, как мокрое от воды и её возбуждения бельё трётся о тыльную сторону ладони. Юи бессвязно мычит, прижимаясь щекой к широкому плечу, и неожиданно впивается в него зубами, стоит Субару двинуть рукой вперёд, погружаясь глубже, ближе к плавящейся сердцевине. От её голоса тело вибрирует, вбирает хриплые вздохи и срывающиеся стоны, и вампир смотрит на её лицо, в её глаза с широкими обручами зрачков, в которых скрыто столь многое: и нежность, и страсть, и страх, и нечто столь глубокое, что дыхание замирает где-то в лёгких, сжимая мир до одной единственной точки. Желать так сильно чьего-то тела больно. Чьего-то сердца — опасно. Но Субару наплевать. — Сильнее, — шепчет Юи, непроизвольно двинув бёдрами. Белые волосы прилипли к алым щекам, дрожь в голосе колышет воздух в унисон с телом. Однако Сакамаки не спешит, вытаскивая ладонь из белья и удобнее устраивая Юи на белом бортике, чтобы спустя пару мгновений окончательно стянуть мешающую тряпку. Комори скомканно елозит, едва не соскальзывая и теряясь, лишившись последней защиты, но Субару не позволяет ей даже попытаться свести дрожащие ноги. Её запах дурманит, горчит сладким ядом, и от желания сводит зубы. Тело само опускается на колени перед ней, пальцы крепко впиваются в бёдра, и это мгновение — красное к красному, её рассеянный взгляд, глядящий на него сверху вниз, невинность и чернота, и он, словно раб у ног госпожи, — гораздо интимнее, чем нагота, чем прикосновения. Тяжёлое и грохочущее сердцебиение в ушах бьёт по вискам. — Не над... Фраза перетекает в стон, когда его язык касается чувствительной плоти меж гладких бёдер, и от этого звука узел внутри него стягивается всё сильнее, чувствам становится тесно под кожей. Под его языком она плавится, дрожит, больно цепляется пальцами за пепельные волосы, и вкус Юи, и её запах, и ощущение горячей влаги — всё смешивается, взрывается, и Субару не выдерживает — осторожно пронзает клыками, стирая тонкую грань между болью и удовольствием. Комори всхлипывает, выгибаясь, её острые коленки вздрагивают, и сама она едва не падает в остывшую воду, но вампир держит — и пьёт жадно, быстро, не осознавая уже, где заканчивается её удовольствие и начинается его. Прозрачная нить тянется от губ, когда он отстраняет голову, стягивая безвольное тело к себе на колени и вновь заменяя язык пальцами — в глубине неё что-то сжимается, истекая, и Юи задушено мычит нечто неразборчивое в его обнажённое плечо, сотрясаясь крупной дрожью. Юноша видит слёзы в уголках её глаз — ведёт губами по щеке, быстрее двигая охваченными жаром пальцами. Съехавшие бинты не скрывают небольшую грудь, острые соски трутся о его кожу, а обкусанные ногти в исступлении впиваются в спину — и это правильно, необходимо; вся она — открытая, нагая — становится чем-то неотъемлемым, тем, чего Сакамаки жаждет больше всего на чёртовом шаре планеты. Её плоть податливо раскрывается под его движениями, пальцы скользят всё легче, и вместе с коротким стоном Юи вся напрягается, замирая и сжимая его внутри так сильно, что вампир не может пошевелить рукой. Горячий лоб утыкается ему в грудь, и худое тело дёргается в послеоргазменной дрожи. Субару осторожно поднимает невесомую фигуру, вынося Комори в прохладную спальню и аккуратно опуская на кровать животом вниз. Окрававленная простынь сбивается к её ногам. — А как же... ты? — хрипло шепчет девушка, приподнимаясь на слабых руках. Она смущается, закусывает губу и, кажется, старается не смотреть, как недвусмысленно натянута ткань его брюк. Субару слегка дёргает уголком рта, чувствуя странное удовлетворение от её вопроса. Она не понимает, не видит — привыкла к тому, что для вампиров собственное удовольствие стоит превыше всего. И он не исключение, пожалуй. Но только не сейчас. — Не сегодня, — говорит он и, присев на край постели, мягко ведёт ладонью по линии выпирающих лопаток, внимательно осматривая бинты. К счастью, швы не разошлись и не намокли. Белая кожа не окрашена красным. Субару ложится рядом, натягивая одеяло на обнажённое тело под боком, и позволяет Юи мягко положить голову себе на плечо и коснуться его губами в благодарном поцелуе. Они молчат, наслаждаясь присутствием друг друга, и этого достаточно. Когда Юи засыпает, вампир бесшумно выкидывает в окно розы, и дышать наконец-то становится легче. Он смотрит на её умиротворённое лицо: как тени играют на коже, как подрагивают во сне ресницы и блестят приоткрытые губы, и осознание легко бьёт изнутри: Она больше не будет страдать. А его братья... Что ж. Его братья не доживут до рассвета.