Без сисек и задницы

«Третьего числа летим в Европу». Юре глубоко плевать, куда Мила летит, прихватывая с собой Никифорова; было бы неплохо, съебись она с ним на Аляску к медведям или же к пингвинам, на Южный полюс. Однохуйственно. «Витя говорит, это подарок на год отношений». Да, на год — медовый месяц, на два — свадьба, на три — детишки. Умница, Бабичева, прекрасно справилась. — А ноги ты перед ним в первую ночь раздвинула, или как все — после третьей свиданки? Ему на позаебись, что Мила — очаровательная красавица Мила, чемпионка России, спортсменка Олимпиады, — хмурит свои тонкие тёмные бровки и обидчиво выпячивает напоказ намалёванные клубничной гигиеничкой губы. Смазка в тумбочках у них, наверно, тоже — клубничная. — Злой ты, Юрка. Плисецкий не дует накрашенные губы, не выделяет пудрой скулы, не укладывает по два часа волосы утром — и ноги у него не от пизды. Лишней дырки нет, и по правде — Юра о ней никогда и не мечтал. Умнице красавице Миле всегда доставалось всё самое лучшее — лучший тренер, лучшая программа, лучший парень/жених/любовник. Наверно и курсы по оралу лучшие, и бельё из секс-шопа — самое дорогое. Юра не завидует — только если чуть-чуть; у Милы ни сисек, ни жопы, а у него хоть задница — любая баба обзавидуется. Бабичева, между прочим, тоже — завидует, пепелит взглядом во время прокатов и наверняка в полнолуние примочки-снадобья варит, чтобы потом отрастить такую задницу себе. «Для этого не обязательно силикон на булки цеплять», — хочется прошипеть Плисецкому прямо Миле в рот, вцепляясь пальцами в её рыжую накрученную шевелюру. «Тебе достаточно три недели жрать без остановки, целюлит сам тебя найдёт, и будет тебе жопа». Правда, вряд ли после такого он останется в сторонке безучастным свидетелем женской истерики. Тот же Яков точно прицепится, Лилия подзатыльник даст и Виктор — будь он проклят, исчадие Ада. С Никифоровым отношения ещё хуже — на Никифорова хочется дрочить без остановок в ванной, лицезреть его ахуенные ноги и фантастический прогиб. У Юры он ни разу не хуже, но в Викторов прогиб погружаешься весь и без остатка. Плисецкий не спорит, что они идеальны — идеальная пара, не менее. У Бабичевой по-прежнему скверное лицо и задница, а у Никифорова — скверный характер. Назвать хоть одну часть Никифорова скверной — как вызвать на бой двуличное существо, называющее себя потерянным смыслом жизни и глаза одновременно. Либо ты слеп, либо ты туп. И ты априори проиграешь. — Уже похвасталась, да? — Виктор обнимает свою Шаю* за талию, которой у неё нет, улыбается Юре, что приходится крепче за бортик цепляться и пытаться удержаться на коньках. Провальная идея, честно говоря. «Конечно, Вить. Уже и рассказала, какой ты траходром в отеле выбрал. Сам проверял, или «новая шлюха — новая жизнь?» Плисецкому до глубины своей души жаль, что Никифоров не умеет читать мысли; по глазам, в принципе, тоже. Он только бесить своей идеальностью умеет. — Угу, слушай, а может обратно полетим с пересадкой в Москве? Останемся на пару дней, погуляем по столице? И потрахаемся в кабинке туалета в ЦУМе, ты потратишь на меня половину своих кровных заработанных денег с последнего выступления, а я в ответ притворюсь твоей рабыней в номере «люкс» пятизвёздочного отеля. — Да, устройте романтику, съебитесь ещё на пару дней, чтоб тут подольше не воняло испарениями вашей любви. Бабичева мило хмурит свой маленький носик и лучисто смеётся — мимо проезжающие улыбаются, а Юра не хочет говорить вслух, что бабища ржёт, как лошадь, вот те люди и смеются. А на лице у Виктора было видно, что ему нравится эта лошадь, и отсутствии задницы устраивало, и груди как таковой — так смотрел невъебенными глазами на Милу, как никогда не посмотрит на него — и в груди потянуло вниз, натягивая выдержку, упорство, гордость. Не станет же он из-за какого-то натурального мудака цапаться с лже-подругой (до появления Вити в их жизни они даже очень и очень дружили). И не станет реветь из-за мудака в подушку. Юре не повезло в ориентации, а любовь не выбирают. Выбирают шлюх на ночь, продукты в супермаркете, имя питомца. Не любовь. И Плисецкий лучше заткнёт свои чувства глубоко подальше, махнёт Миле на прощание, покажет фак Никифорову и напишет Кацуки — собрату по несчастью, но очень даже неплохому человеку в принципе, — что сегодня ночью хочет видеть его голым в своей постели. А завтра напишет Беке, потому что тот давно на него смотрит, как озабоченный маньяк, тщательно это скрывающий. И может быть у них что-то получится. А Мила — очаровательная красавица Мила, без сисек и задницы, — пусть дальше гуляет с Виктором — чертовым Никифоровым, который идеален во всём. И может быть она и дала ему в первую ночь знакомства — Юра бы тоже дал, — зато сейчас, на год отношений, они летят в Европу. А на два поженятся, и Плисецкому, может, хватит смелости признаться, или даже отсосать своему идеалу. Правда, это не точно, и возможно вместо идеала окажется Бека. А на три у них будут дети, и Юра станет крёстным отцом. Каждого выблядка. Потому что он хуев друг, и его ориентация ничего не решает. Всё как всегда решает Виктор. И в этот раз выбор не в его, Плисецкого, пользу.