***
Киллиан лениво свесил ноги с крыши и внимательно следил за силуэтами, снующими туда сюда за тонкой занавеской на окне. Щебет девушек звучат так отчётливо, будто бы он стоял рядом с ними, и он скользнул языком по губам. Молодая кровь, невинные души, полные надежд и планов на будущее. То, что он так любил. Если он что-то и понял за время своего обращения, так это только то, что только одна вещь вечна. И это смерть. Как бы человек ни копошился, ни строил свою жизнь, ни пытался достигнуть бессмертия, исход был заранее определён. У него было только время, ничтожное количество часов и минут, и он должен был существовать с этим бременем неопределённости, не зная, когда ему на голову упадёт кирпич и все закончится. Но это не касалось Киллиана. Смерть преклонилась перед ним, и теперь вечность была подвластна ему, и он мог управлять ею так, как ему заблагорассудится. Не было правил, не было запретов, не было границ — имели значение только его желания и безграничные возможности. И он упивался этим. Прыгнув, он бесшумно приземлился на балкон и заглянул в окно. То, что нужно, — четыре молоденькие красавицы в пижамах. Можно было, конечно, притвориться соседом или «ошибиться дверью», но все это он уже пробовал. Реакция жертв была изучена от и до, это наскучило, поэтому он решил пойти дальше. Стукнув костяшками пальцев по стеклу, Киллиан привалился к стене, делая ставки, кто первой выйдет к нему. Смех замер, девушки явно прислушивались, и он снова постучал. Послышалось предположение о том, что Белла прячет на балконе любовника, и Киллиан ухмыльнулся. Очередной звук таки подтолкнул девушек к действию — хозяйка квартиры нерешительно подошла к балкону и открыла дверь. — Кто… — Привет, Белла. Ты можешь звать меня Киллиан, сладость моя, — он скользнул пальцами по её щеке и с удовольствием заметил, как глаза девушки заволокло туманом. — Киллиан… — с придыханием повторила она, глядя на него как загипнотизированная. — Но… — Просто друг… Просто гость… Хотя как знаешь. Может, вызвать у них ревность? — Киллиан облизнул губы, видя, как Белла затаила дыхание и ее глаза довольно блеснули. — Познакомишь меня с подругами? Но должен тебе сказать, — наклонившись к её уху, он прошептал, — они ничто по сравнению с тобой, сладость моя. Белла мгновенно растаяла, завороженно глядя на него, потом растянула губы в жеманной неестественной улыбке и, взяв его за руку, вернулась в квартиру. Ее рука по-хозяйски легла на его плечо, и Киллиан видел, как округлились глаза ее подружек. Не волнуйтесь, всем достанется. — Это Киллиан, — провозгласила она так, словно он только что сделал ей предложение на палубе яхты в центре собственного моря. Киллиан усмехнулся — они были такими одинаковыми, что это даже забавляло. — Рад познакомиться с вами, — прекрасно зная, что они не сводят с него взора, он мазнул губами по щеке каждой девушки и отступил, видя их горящие восхищением глаза. — Надеюсь, я не помешал вашей вечеринке. Но должен сказать, — он резко дернул Беллу к себе за воротник пижамы, сжав ее кисть, — вы выглядите чертовски аппетитно, сладкие мои. Думаю, мы неплохо повеселимся.***
Киллиан лежал на кровати, откинувшись на разбросанные подушки и прикрыв глаза, когда окно со стуком распахнулось и в комнате оказалась Эмма. Взглянув на него, она скользнула глазами по постели и поджала губы — труп одной из жертв с разодранной шеей лежал у подножия кровати, две девушки крутились у бедер Киллиана, пытаясь заслужить его поощрение, а Белла тихо стонала, откинув голову, пока Киллиан то и дело лениво присасывался к ране на ее груди. Приоткрыв один глаз и увидев Эмму, он слабо улыбнулся и неопределенно махнул рукой, приветствуя ее. — Я уж думал, ты тоже нашла себе развлечение, любовь моя. — Ты перебарщиваешь, — нахмурилась она и ревностно посмотрела на двух девушек, снующих на коленях ее Киллиана. — Будет непросто придумать объяснение тому, почему четыре здоровые и даже непьяные студентки погибли. — Пожар, — он равнодушно дернул плечами. — Что может быть проще? — Отпусти ее, она мертва, — протянула Эмма, покачав головой, и кивнула на Беллу. Киллиан перевел на нее взгляд и, поняв, что вампирша права, с сожалением на лице спихнул полуобнаженное тело с кровати. — А жаль, она была очень даже милой. — Брысь, — сморщила нос Эмма, недовольно посмотрев на двух девушек, и те отползли в сторону, сжавшись в углу. Они дрожали, все еще находясь под внушением и не зная, что им делать, и могли только жадно смотреть на Киллиана, не сводя с него горящих глаз. — Нам пора домой. — Зачем? — осведомился он, снова закрыв глаза и откинувшись на подушки. — Там мне все уже известно, а тут хотя бы новая компания. Я общаюсь. — Общаешься? — метнувшись в сторону, Эмма с легкостью переломила шеи студенток, которые не успели даже вскрикнуть. Киллиан даже не вздрогнул, услышав хруст, только чуть поджал губы. — Все, больше не с кем общаться. Собирайся, — подняв с пола его штаны, она кинула их на постель. — Любовь моя, ты явно не в духе, — протянул он, состроив кислую гримасу. — Не люблю, когда ты так себя ведешь. — А я не люблю, когда ты трахаешься с кем-то, кроме меня! — вспылила Эмма, сверкнув глазами. — Я обратила тебя не для того, чтобы ты совал свой член в человеческих идиоток! Я позволила тебе и так слишком многое — скоро я не смогу справляться со слухами, а кочевать мне надоело. Перестать хотя бы издеваться над моими чувствами. — Над твоими чувствами? — поднявшись, Киллиан приблизился к ней и наклонил голову, практически касаясь носом ее носа. — Я ведь уже сотни раз говорил тебе — я люблю только тебя, душа моя. — Однако я куда чаще тебя вижу в чужой постели, чем в своей. С некоторых пор я не доверяю словам. Докажи, что я не зря сношу все твои игры, потому что, если честно, я уже на грани того, чтобы… — Чтобы что? — хрипло осведомился он, скользнув языком по своим губам, и Эмма замерла, неотрывно глядя на него. — Чтобы оставить меня? Бросить? Предоставить самому себе? Ты неплохо воспитала меня, Эмма, так что я справлюсь. А вот ты? Ты справишься без меня? Сможешь ли ты тянуть свою вечность без моего присутствия? — его рука скользнула к бедрам Эммы, медленно кружа по краю юбки. — Сможешь ли заменить меня каким-нибудь смертным, который наскучит тебе в скором времени? — приподняв легкую ткань, он двинулся пальцами дальше, и Эмма шумно сглотнула, с вожделением глядя в потемневшие глаза своего любовника. — Сможет ли хоть кто-то сделать так, чтобы ты кричала так, как кричишь со мной? — она втянула носом воздух, когда он резко дернул пальцами. — Повернется ли твой язык еще кому-нибудь признаться в своей порочной любви? — она задрожала в его руках и тяжело опала ему на грудь, вцепившись в его плечи. — Нет… Только… Только ты… Мое проклятие, моя любовь, — Эмма подняла на него глаза, глядя на него с бешеным обожанием. — Без тебя теперь ничего не нужно, как бы это ни звучало. Я нуждаюсь в тебе. Довольно улыбнувшись, Киллиан притянул ее к себе, грубо и жадно целуя. Он знал, как задобрить ее и увести ее мысли подальше от эпицентра проблемы. Но в то же время он понимал, что больше тянуть было нельзя. Пора было покончить с этим.***
Эмма вошла в дом и, кинув сумку на комод, прошла дальше по коридору. Она могла бы переместиться сразу в комнату или переодеться за пару секунд, но за столько столетий ей все это слишком наскучило, поэтому все чаще она жила жизнью обычного человека, словно таким образом пытаясь вспомнить, каково это. Ей нравилась её жизнь. Нравилось отсутствие границ, нравилась безнаказанность и вседозволенность, нравилась перспектива вечности. Но в то же время бессмертие с каждым годом изводило все сильнее. Она больше не привязывалась к людям, зная, что рано или поздно они умрут и она снова останется одна. Как тогда. Эмма со всех ног бежала по грязным дорогам города. Все детство ей приходилось бегать, чтобы успевать выживать, потому что приходилось воровать и сбегать от правосудия, порой калеча себя. Она привыкла к дискомфорту, так что сейчас она практически не обращала внимание на боль. Ей было нужно успеть домой до того, как будет слишком поздно. Поля, речка, холм — и она увидела небольшой дом, объятый огнём. Сидя на занятии, она услышала шум с улицы и поняла, что люди бегут к ней домой, и выскочила следом. И вот теперь она летела вниз по склону, не думая ни о чем, кроме как о том, что она безумно боится остаться одна. Она просто не справится в одиночку в этом мире. На траве у дома лежало обуглившееся тело младшего брата, и Эмма закашлялась, прикрыв рот рукавом, после чего метнулась было к дому, но чьи-то руки удержали её, не пуская дальше. — Там моя семья! Пустите! — Уже поздно, — послышался хрип над ухом, — их не спасти. Только себя погубишь. Иногда Эмма думала о том, что лучше бы она тогда умерла вместе со своими близкими, сгорела заживо в родном мире, не зная ничего о вампирах и возможности жить вечно. Тогда бы в её жизни было меньше боли и ошибок, тогда бы она не сожалела о том, что вообще существовала. Потом все завертелось слишком быстро — новая семья, новые родители, которые даже не пытались понять её и думали лишь о том, как бы заставить её выучиться получше, чтобы она приносила им стипендию из какого-нибудь крутого университета, младшая сестра вместо любимого погибшего брата, которая практически все время вела себя, как чудовище. Её жизнь стала таким клише, что Эмма решила и дальше ему соответствовать, чтобы не выделяться. Поэтому в скором времени появился и парень, который себя любил в разы больше, чем её, и подружки, которые могли разговаривать только о парнях и одежде. Она ненавидела свою жизнь, но понимала, что повернуть её иначе вряд ли получится. Эмма не хотела думать о том, каким было бы её будущее, если бы она не стала вампиром. Возможно, она стала бы каким-нибудь учёным, или бросила бы учёбу и сбежала из дома, или… В этом не было смысла — её будущее все равно решил человек, на которого она наткнулась, когда ехала домой поздно вечером после занятий. Она думала, что ему плохо, но оказалось, что он ждал её. Шея заныла от нахлынувших воспоминаний, и Эмма потерла её, поджав губы. Порой она ловила себя на мысли, что едва ли помнит свою приёмную семью, не говоря уже о настоящей, которая с каждым годом все сильнее стиралась из её памяти. И этого она боялась больше всего — забыть тех, ради которых когда-то была готова умереть. Встряхнувшись, Эмма прошла дальше по дому, прислушиваясь и напряженно остановилась. Киллиан должен быть дома, но тишина стояла какая-то угнетающая. Он ведь не мог её бросить? Только не после того их разговора некоторое время назад, ведь она призналась, что не сможет без него. — Киллиан? — робко позвала она, остановившись в пустом коридоре. Из-за угла мелькнула тень, и через мгновение она уже лежала на кровати, а Киллиан нависал сверху, жадно целуя ее. Она давно не видела его таким требовательным, и это радовало, но в то же время она понимала, что что-то не так — он едва заметно дрожал, и это нервозное напряжение было вызвано явно не возбуждением. — Что случилось? — прохрипела Эмма, поймав руками его лицо, и взглянула в его бешеные глаза. — Любовь моя, ты… — она не договорила, потому что рука Киллиана скользнула ей на грудь и, резко дернувшись вперед, разрывая ткани кожи, добралась до сердца. Эмма вскрикнула, выгнувшись в спине, и откинула голову, жадно хватая губами воздух. — Любовь? — сипло процедил Киллиан, склонившись над ней. Его глаза метали молнии, и он скрипнул зубами. — Ты убила меня, вырвала из моего мира просто потому, что тебе стало скучно жить в одиночку. Ты выбрала меня и решила за меня мою судьбу, даже не подумав о том, что, возможно, я хотел бы иначе прожить свою жизнь. — Киллиан… — выдавила она, но он продолжал, задыхаясь в своем припадке ненависти: — Вспомни, ты хотя бы раз спрашивала меня о том, чего я хочу? А у меня ведь были планы. Я хотел получить повышение и начать собственный проект. Я собирался пообщаться поближе с девушкой на работе, потому что она мне нравилась, и, может быть, я бы сделал ей предложение когда-нибудь. И я хотел ребенка. Двоих. Я мечтал о том, как стану отцом, как услышу первый смех своего ребенка, как покажу ему мир, как научу жизни… А вместо этого вынужден забирать жизни у других. — Тебе было это в радость… Я не побуждала тебя убивать десятками, это было твое решение… — Я должен был усмирить твою бдительность, чтобы ты перестала так следить за мной. И еще я спрашивал, потому что я хотел располагать всей информацией, что накопилась у тебя в голове. — Чтобы избавиться от меня, — Эмма слабо усмехнулась, тяжело дыша. Ее окровавленная грудь медленно вздымалась и опадала, и Эмма чуть поморщилась, когда Киллиан двинул рукой. — Даже поразительно, насколько это дежавю комично. — Дежавю? — нахмурился Киллиан, непонимающе глядя на нее, и неосознанно чуть ослабил хватку. — Знаешь, как на самом деле умер вампир, который обратил меня? Я убила его. Долгое время я была с ним, мы путешествовали, трахались, он клялся ему в любви, медленно сходя с ума, а я пыталась узнать у него как можно больше о мире, о вампиризме, обо всем, что он только знал. И ненавидела. Каждое мгновение, что я убеждала его в своей любви, мысленно я проклинала его сотни раз, — она растянула губы в улыбке, видя, как побледнел Киллиан. — И потом, когда поняла, что стала достаточно сильной, чтобы жить без него, я избавилась от него — вырвала ему сердце и покончила с этой страницей своей истории. Но перед смертью он успел рассказать мне, что точно также избавился от человека, обратившего его. — Ты лжешь… — процедил он, тяжело дыша. — Это наш крест, мой сладкий мальчик, наш кровавый крест, и от него никуда не денешься. Мы живем в замкнутом кругу, из которого нет выхода. Я знаю — сейчас ты меня не слышишь, как тогда я не слышала Грахема, — она скользнула языком по пересохшим губам. — О, Грэм… Знаешь, почему я выбрала тебя? Ты похож на него. Такие же темные волосы, такие же скулы, такие же бездонные светлые глаза… Я уже рассказывала тебе о привязанности вампира к своему создателю, и эта привязанность слишком сильна. Я везде искала человека, который смог бы вернуть мне моего Бога, и я увидела тебя. — Это полнейшее сумасшедшее, — прохрипел Киллиан, дрожа всем телом и качая головой. — Ты лжешь, ты пытаешься отвлечь меня, все это неправда… — Просто знай — когда-нибудь ты увидишь девушку, которая напомнит тебе меня, и ты поймешь, что не остановишься, пока не заберешь ее в свой мир, не задумываясь о том, есть ли у нее планы на будущее или нет. Твое одиночество будет настолько сильным, что все остальное уйдет на задний план, и ты просто будешь хотеть ее, хотеть больше, чем что-либо еще. Ну, а сейчас… — она вздохнула и улыбнулась, с нежностью глядя на Киллиана, — я готова. Я устала, любовь моя, и я рада, что это сделаешь именно ты, — она резко дернулась, и Киллиан чисто инстинктивно крепко сжал руку, а через мгновение отстранился, с ужасом глядя на окровавленное сердце в своей ладони. Переведя взгляд на Эмму, он увидел, как ее мраморная кожа покрылась трещинами, глаза утратили свой блеск и цвет. Она смотрела немигающим взглядом в пустоту, где пару секунд назад было лицо Киллиана, и слабо улыбалась вечной улыбкой, которую не сотрет время. Заглянув ей в глаза, Киллиан вздрогнул от охватившего его холода. Ее пустые глаза прожигали насквозь, и он сполз с постели, отбросив в сторону ее сердце, и стал судорожно тереть покрывалом свою руку, пытаясь убрать кровь той, которая создала его, и теперь еще более мертвая, чем раньше, лежала и улыбалась. Не выдержав, он снова посмотрел на нее, ненавидя себя за это, и вдруг понял, о чем говорила Эмма — одиночество, которое до этого скрывалось где-то в уголках его сердца, вдруг с силой сжало все его внутренности, мешая дышать, и он обхватил себя руками, с ужасом глядя на лицо женщины, которой многократно клялся в любви. Любил ли он ее? Сейчас он понимал, что любил настолько же сильно, сколько ненавидел. Это наш кровавый крест… — Нет… — сипло выдохнул он и зажмурился, ощущая, как одиночество и боль своими щупальцами оплетают его. Резко развернувшись, Киллиан выскочил на кухню и, найдя спички, поджег ее и бросил на занавески, после чего пронесся по всему дому, позволяя ему вспыхнуть. Он хотел стереть это здание со всеми его воспоминаниями из своей памяти, но мог сделать его только в реальности — эти картинки из головы никогда не сотрутся. Глядя, как разгорается пламя, Киллиан кутался в пальто и судорожно думал о том, что ему делать дальше, куда податься, куда ехать. Он отметал размышления о словах Эммы, потому что не был готов к тому, чтобы ее история повторилась. — У меня все будет иначе, — хрипло процедил он, не обращая внимание на то, что ветер принес из далекого прошлого такие же слова, произнесенные девушкой с некогда зелеными глазами и светлыми волосами, взъерошенными от сильного ветра. — Моя история будет счастливее, — в унисон прошептали два голоса, утопая в порыве налетевшего вихря.***
Годами спустя… Киллиан листал новости на планшете, допивая уже третью чашку кофе. В последнее время он пристрастился к этому напитку — его горьковатый вкус будоражил, вынуждал кровь в венах вскипать. Он порой злился на себя за эту глупую зависимость, но ничего не мог с собой поделать. То и дело слова Эммы о кровавом кресте всплывали в его памяти, но время шло, а в его жизни все шло по новому плану — разработка и осуществление собственного проекта, покупка недвижимости, партнеры по всему миру, путешествия… Он нашел способ убежать из замкнутого круга и, засыпая вечерами рядом с очередной девушкой, пытался понять, почему это не вышло у Эммы. Вдруг легкая красная ткань упала откуда-то сверху и приземлилась на стол Киллиана, попав частично в стакан с кофе. Тот вздрогнул, едва не выронив планшет, и стал озираться, пытаясь понять, что случилось. — Простите! — послышалось откуда-то сверху, и он, подняв голову, увидел девушку, стоящую на балконе. — Извините, я сейчас, — почему-то кивнув, она скрылась, а через какое-то время выскочила из темного проема рядом с кафе, возле которого сидел Киллиан, и подскочила к его столу, с трудом дыша. — Не удержала, а налетел ветер и… Извините, это чистая… — Случайность, — закончил за нее Киллиан, слыша оглушительный шум в ушах. Он не мог оторваться от светлых, чуть волнистых волос девушки, которая открыто и виновато смотрела на него своими серо-зелеными глазами. — Верно, — засмеялась она, закусив нижнюю губу. — Простите, что испортила Ваш кофе. Хотите, я куплю Вам новый в качестве компенсации? Могу даже добавить круассан, если Вы еще не устали от них, — она все щебетала и щебетала, широко улыбаясь, то и дело тормоша свои волосы. А Киллиан мог думать только о том, что красный шарф девушки опустился на стол, образовав крест. Наш кровавый крест, — пронеслись в его голове слова совсем другой блондинки, и сердце защемило. — От судьбы не убежишь… — прошептал он себе под нос, заторможенно глядя перед собой. — Что-что? — переспросила девушка, наклонив голову. Вздрогнув, он виновато улыбнулся и покачал головой. — Простите. Я… Все в порядке, — Киллиан взял ее платок и, свернув его, протянул ей, коснувшись ее руки кончиками пальцев. В голове мгновенно вспыхнула картинка — ее обнаженное тело, но более бледное, блестящие жаждой и похотью кроваво-красные глаза и губы, скрывающие клыки, ласкающие его шею. — Так что, примите мои извинения? — с надеждой спросила она, переминаясь с ноги на ногу. Избавившись от картинки перед глазами, Киллиан поднял голову, глядя на девушку, потом чуть сдвинул соседний стул и ласково улыбнулся, вскинув голову. — Только если ты назовешь свое имя, лапочка. — Эшли, — зарделась она, теребя в руках свой шарф. Значит, Эшли… Киллиан облизнул губы, понимая, что разум все больше заволакивает туманом. Теперь он понял, о чем тогда говорила Эмма — ничто не было важно, имело значение только жгучее желание обратить Эшли, чтобы она шла с ним по жизни. Чтобы сжирающее изнутри одиночество наконец пропало. — Я Киллиан, — представился он и прижался губами к ее руке. Он был готов встретиться со своей судьбой.