АРГУС

Английские бобби разоружены. Я помню их с дубинками, в клоунских каскетках системы «здравствуй и прощай» с козырьками спереди и сзади. Сейчас на поясе наручники да кобурка для газового баллончика, который то носят, то не носят по непонятной мне системе. Защитные свойства полицейской фуражки – отрицательная величина: макушка рельефно выделяется под натянутым сукном словно для того, чтобы не промахнуться по ней тупыми тяжелыми предметами. У каскетки там была металлическая накладка, отводившая удар в сторону. Толерантность во всей красе. Преступник не преступник, пока суд не постановил, что он преступник. Его нельзя дубинкой. А полисмена за милую душу! Таков его собственный выбор. Пошел бы в клоуны, его бы лупили надувной кувалдой. Если власти, переступив через себя, снабдили полицейледи пукалкой с аж шестью патронами, то явно не для того, чтобы гонять вуайеристов. Ее дичь посерьезнее. А я сорвал охоту. Пустые ладони я показал сразу, теперь отступаю на три шага и жестом приглашаю убедиться, что ничего не скинул на землю. Оба молчим. У меня нет причин оправдываться, она подозревает подвох, но пока не сформулировала своих претензий... Вот, созрела: – У вас там нет телефона! – Нет, – соглашаюсь. – А зачем вы делали вид, что говорите? Отвлекали внима... Она киношным кувырком уходит от сообщника, который подкрался, пока я отвлекал внимание, принимает стойку для стрельбы с колена, водит стволом, сообщника почему-то нет. Непонятка! Не мог же я разыграть ее, как подросток, только чтобы досадить полицайке! Револьвер опять смотрит на меня. – Мэм, я действительно разговаривал, только у меня свое средство связи, не телефон. Вам, извините, не покажу, а сами вы не найдете без рентгена ни здесь, ни в участке. Представляю Дедала под рентгеном. Душераздирающее зрелище. – Могу я спросить, с кем вы разговаривали? – Без комментариев. – О чем, тоже не скажете? – Отчего же. Я, хоть и нечаянно, сорвал вам выполнение задачи. Теперь ваш объект ведут и будут вести, пока он себя не проявит. Лавры, разумеется, вам. – Погодите вы с лаврами... Она чешет потный лоб стволом револьвера, сердце екает. Слава богу, спрятала пугач в сумочку. – Странно... Вы не лжете, я чувствую такие вещи. Хотя слишком это похоже на дилетантскую похвальбу. Не представляю, как в шестимиллионном городе за две минуты найти человека и установить за ним «наружку». – Камеры на перекрестках, люди подтягиваются по готовности. – Так уже делают? – Не сомневайтесь. – (Сам видел в кино. Правда, в американском). – Простите, мэм, как я могу к вам обращаться? – Детектив О’Лири. – А имя? – Можно просто О’Лири, без «детектива» и «мэм». Ирландочка. С не успевшим смазаться акцентом и кельтским именем, подарком оригинальничающих родителей, забывших подумать, что ребенку с ним жить. – С пылу, с жару, в Лондон прямо из недружеских объятий ИРА. Ляпнул, а она опять хватается за сумочку с револьвером. Значит, угадал насчет ИРА. – Знаешь, Кадхла... – Я не Кадхла! – Значит, Мавоернин! – Так и будешь перебирать?.. Черт с тобой, я Асси. – Астор или Ассампта? – Асси и больше никак! Она оттягивает марлевку на дивном третьем номере, помахивает тканью, хочу быть проворным сквознячком. – Асси, только честно: как тебе здесь? – В Лондоне? – Нет, на этом самом месте. Нет чувства тревожности? – Сейчас уже нет. Сейчас и я не ощущаю антимагловских чар, адаптировался. А она приняла первый, самый неприятный удар, когда за ней шел маньяк. Ее безо всяких чар трясло, вот и не почувствовала необычности этого места. – А пойдем-ка, Асси, посидим под вентилятором и чего-нибудь съедим. Только чур, плачу я! Колеблется. С самого начала она примеряет на меня роль сообщника: маньяк загнал ее в тупик, я принял. Детали не сходятся, потому револьвер и убран в сумочку. Главное, она сама сюда свернула. И злодей скрылся вместо того, чтобы вместе со мной терзать ее тело. С другой стороны, всему можно найти объяснения. Скажем, злодей распознал в ней подсадную утку и созвонился с сообщником. Само собой разумелось, что утка поведет охотника в безлюдное место, чтобы спровоцировать нападение. А много ли таких мест здесь, поблизости от центра с его дорогущей землей? Может, этот тупик вовсе единственный, или ближайший по маршруту. Сообщник подскочил сюда на машине и стал ждать... Почему не набросился? Так у него другая задача. Заговаривает зубы полицайке, а злодей тем временем уходит. Потом сообщник отмажется: виноват, прикинулся Джеймсбондом, хотел понравиться симпатичной леди... – Я согласна, – кивает Асси. Решила не отпускать подозрительного меня. – Но платит каждый за себя! Мы еще недостаточно близко знакомы... Ты ж моя прелесть! Отказалась идти на сближение и сразу же подбросила надежду. – Договорились, но с шотландским коэффициентом. – А это что такое? – Узнаешь! Я многое должен тебе рассказать... *** Давно я так не рассыпался перед женщиной. Слова не толпятся и не теряются, а выскакивают каждое в свой черед, как патрончики, масляно блестящие, аккуратные. Сам не знаю, какой будет следующий, пристрелочный или бронебойный, зато уверен, что магазин у меня бесконечный, как в Голливуде. Так бы плел языком и плел, ловя любопытные и немного настороженные взгляды Асси. – С незапамятных времен в холодных горах Шотландии женщин оценивали по теплотворной способности. Если жена горячая, можно сэкономить дрова, а холодная хозяйка в доме – беда, из-за таких целые семьи вымерзали. С тех пор пошел обычай: горячим – самая большая миска «кокки-лики», лучший кусок хаггиса и, разумеется, обновки вне очереди. – Ненавижу «кокки-ликки», там разваренный лук плавает, – вставляет Асси. – А лучший кусок хаггиса – все равно что лучшая ложка каши, они все одинаковые... Ладно, ври дальше. Что там за шотландский коэффициент? – Так холодные женщины позамерзали или перебрались где потеплее. Остались одни горячие... За редким исключением, – добавляю, вспомнив Макгонагалл. – А если все горячие, то как определить, кому самая большая миска «кокки-лики», лучший кусок хаггиса и, главное, обновки? – Поставить им градусник? – подхватывает игру Асси. – Это же холодные горы Шотландии! До ближайшего градусника неделя пути через заснеженный перевал. – Тогда сдаюсь! – А шотландцы не сдались, они вообще стойкий народ. Созвали со всех гор аксакалов... – А это еще кто? – Я имел в виду старейшин. А вообще аксакал – в переводе «седая борода», тоже старейшина, только восточный. – И старейшины дали совет? – Разумеется. На что еще годны старейшины. Но сначала они провели опыты и эмпирически установили, что теплотворная способность женщины прямо пропорциональна размеру сисек! – Аргус, если я стукну тебя сумочкой, револьвер может выстрелить! – Я так и знал, что дерьмо твой револьвер... Ладно, тебя устроит формулировка «объем бюста»? На улице хоть какой-то ветерок, переносить жару немного легче, чем в раскаленной духовке тупика. Автомобили катятся не намного быстрее кэбов моего детства (вот был продукт чисто британского мышления: джентльмену невместно смотреть в задницу вознице, поэтому мы взгромоздим его на жердочку позади экипажа и будем любоваться задницей лошади). Среди наших машин, окрашенных в сдержанные тона, стреляет в глаза красный до свечения итальянский спорткар, неуместный, как серфингист в офисе. Китом проплывает туристический автобус, отразив полированным боком наш с Асси парный портрет. Мы здорово смотримся вместе: изящество и мощь, красота и мужественность. Мне приятно просто идти рядом с Асси, а ей приятно идти со мной, я же заметил, как она скашивала глаза на отражение и шаги ускорила, чтобы продлить кино на лишнюю секунду, пока автобус нас не обогнал. Лирика. А у нас маньяк или кто он там. Лондон, моя первая любовь. Чем ближе узнаю тебя, тем ясней различаю под крахмальной манишкой твои язвы и припрятанные заточки. В предпоследнем приюте у меня был набор видов, отпечатанный контактным способом с фотопластинок. Черно-белый, по тем-то временам, зато разрешение изумительное: всматриваешься и различаешь геральдических зверей на циферблате Биг Бена, а погодя и минутные риски, и листики на венце под крестом. Кажется, еще чуть, и тебя втянет в лишенную красок, но все равно праздничную картинку. Я прятал Лондон под черепичиной на крыше, но парень, который продал мне открытки, выследил и сдал мой тайник старшкам-горшкам. Он тоже любил Лондон, продавал – плакал, а деваться некуда, старшки записали ему надуманный долг... Так он взревновал меня, обмылок! Знал, что старшки не вернут открытки, но лишь бы не мне! Они обменяли Лондон на плитку жевательного табака и забыли, а я любил, как будто девчонку свел у него... Набил я морду Отелле и ушел в побег. Бодрящая морская прогулка в угольных трюмах, из Флитвуда в Лондон с заходом в зарубежные порты (господь знает какие, я выбирал пароходы по надписи «Порт приписки Лондон», но их заносило не туда. Помню, команда говорила «Гудзон, Гудзон», хотел посмотреть на статую Свободы, но вырубился – я в плаванье переболел то ли гриппом, то ли обычной простудой). Добрался-таки до Лондона, увидел взаправдашний Биг Бен, но лето кончилось и пришлось сдаваться. А спустя полгода в приюте на окраине Ист-Энда мистер Золотые Пуговки купил меня за две гинеи. Родственник или душеприказчик мамы. Сейчас я понимаю, что сделал он для меня гораздо больше, чем требовали правила приличия, а тогда... Боялся его и презирал, рвался к нему душой и был обижен насмерть. Такое ирландское рагу с керосином. Флитвуд был моим пятым или шестым приютом. Откуда начался мой анабазис, сам не знаю. Приют каких-то сестер Христовых, титанических, как голландские коровы. Камины, натопленные едва-едва, чтобы только не замерзала вода в тазике для умывания. Меня брали в постель, я бултыхался в жирных складках, зато было тепло, и пускай Христос разбирается в их мотивах и воздает по заслугам... Словом, замел я следы, как Иван Бабушкин, агент газеты «Искра»,* и вряд ли мистер Золотые Пуговки разыскал бы меня, если б я не влюбился в Лондон. Я бы давно умер среди простецов, если бы не этот безжалостный и все-таки любимый город. – Аргус! Алло! Хьюстон вызывает «Аполлон»! – тычет меня в бицепс Асси. Мы прошли мимо одного ресторана, полюбовались придурком в черном костюме, поглощавшим какой-то суп за столиком у окна, и молча решили, что в нашей одежде надо искать более демократичное заведение. – «Аполлон» на связи. Наблюдаю подходящую точку общепита на той стороне улицы, но остаюсь в сомнении: внутри не вижу свободных мест, а под зонтиками на улице жарко. – Общепит это лондонский сленг? – Мой собственный. Общественное питание. – А бывает антиобщественное? – Сплошь да рядом! Но маскируется. По-твоему, что делают в магазинах с нераспроданным парным мясом? – Пускают на собачьи консервы. – В Британии столько собак не наберется... В двух словах, поданной к твоему столу котлете может быть несколько лет, и при этом ее уже кто-то не доел. И давай сменим тему, чтобы не портить себе аппетит. – Ха! Мой аппетит испортится не раньше, чем я съем три котлеты... Аргус, а ты в этом разбираешься? – По крайней мере могу распознать большинство улучшителей вкуса и отдушек, которыми обрабатывают несвежие продукты. – Это где же дают такие специфические знания? – В Хогвартсе. – Хогвартс, Хогвартс, Свинский Двор... Нет, даже не слышала. Аргус, я не знаю лондонского сленга. Ты из четвертого управления? Отключаюсь от действительности, потому что на витрине моя мечта. Я помнил, что этот магазин где-то поблизости от Министерства, но даже не был уверен, что иду в нужную сторону. Повезло. Вот он. Маленькая витрина, узкая дверь – видно, товар отгружают с заднего двора. Лаконичное название: «МАТРАСЫ». И гора, гора выше моего роста демонстрационных экземпляров, разрезанных, чтобы видеть начинку: пружины цилиндрические, пружины конические и биконические, пружины широкие и пружины узкие, по штуке на квадратный дюйм; набивка из кокосового волокна, набивка из овечьей шерсти, набивка из хлопковой ваты и поролона. – Аргус, ты сибарит, – констатирует Асси. Ха, да от моей подстилки Клык откажется. Но перед леди держу марку: – Да, и не стыжусь. – Я вижу, как тебе хочется зайти. Но если мы зайдем, нас примут за пару! – Ну и что? Чужие люди, нам с ними детей не крестить. – Метко сказано... Аргус, женщины очень легко ведутся на игры в семью. Нас примут за пару, я начну вести себя, как будто мы пара, воображу, что мы пара, а потом станет обидно, что мы НЕ пара! – А разве мы не пара? – Увы! Напомню, мистер Ворюга, что мы с вами знакомы полчаса, из них пять минут я держала вас под прицелом и до сих пор не вполне уверена, что вы тот, за кого себя выдаете! Может, вы маньяк! Или, еще хуже, женаты! – А вы-то, вы, детектив О’Лири! Я даже не знаю, мисс вы или миссис! Асси сникает: – Миссис. Есть такой позорный факт в моей биографии. – А где мистер О’Лири? – Шлендрает где-то. Борется за независимость Родины, стонущей под британской пятой. Хоть бы его поскорей посадили, я бы смогла развестись. – Плюнь. Раз ты все для себя решила, то развод – пустая формальность. – Я и сама так считаю. Но хочется пройти этот перевал и забыть, что осталось за горой. А меня то дергают на допросы по его делам, то собственное начальство заводит мутные разговоры. Формально никто не предъявляет претензий, а реально вокруг меня полоса отчуждения... – ...Как у железной дороги, чтобы при крушении не оказаться среди жертв. – Вот именно. Сердце подступает к горлу от жалости и сочувствия, пускай оно принадлежало свинье, но гонит мою кровь. – Асси, я приглашаю тебя в магазин матрасов. – Аргус, это самое оригинальное предложение о свидании в моей жизни. Пожалуй, я... Предплечье задевает ветерок, как будто рядом пронеслась машина, но машины в другой стороне, это Дедал, тянет за рукав футболки, заставляя нагнуться: – Готово! Какая гнида этот маньяк! С Асси не получилось, так он без передыху, на том же адреналине... – Гоблова отрыжка! Слизнячок Кунгурский! Асси вертит головой: – Что случилось?! – Увидишь. Держись за меня! Тащу ее в подворотню, укрытие посредственное, нас же видно с другой стороны улицы, ну и пусть. Статут до сих пор держится не столько трудами обливаторов, сколько на том, что нормальный человек сам находит нормальные объяснения аномалиям. Исчезнем – решат, что мы скрылись в нише или в боковой двери. *Бабушкин сбежал в Лондон из тюрьмы в Екатеринославе, о чем Аргус, видимо, знал в своем советском прошлом. *** И мы оказываемся на черной лестнице какого-то дома. Ступеньки крутые – сейчас так не строят, – от неожиданности оба потеряли равновесие, молотим руками, мне прилетает по коленке сумочкой Асси с тяжелым револьвером... Устояли, вцепились в перила. У наших ног крохотная площадка, скудно освещенная через окошко над входной дверью, тела не поместились на ней, свешиваются головами в черноту угольной ямы. Девушка в таком же платье из марлевки, как у Асси, на шее, чуть наискось, рана с удивительно ровными краями, словно ткани тела не пружинили под клинком. Как бритвой по бумаге. Дедка успел бросить Санентур, крови натекло немного, но артерия перебита, и лицо у жертвы синюшное. – Деда, ты же можешь! – Могу, – недовольно скрипит из пустоты, но ЭТА... – «Эта» сквиб, я все равно собирался сказать. Он выходит из невидимости, мой друг и по-настоящему великий волшебник. Придерживаю сумочку Асси, но та забыла об оружии. Села на ступеньку, обхватила голову руками и, тоном изумленного ребенка: – Фак? – Факеншитфак! – подтверждаю. – Эй! Вы о чем?! – встревает Дедка. Он опустился на колени перед девушкой, в ладошках переливается сформированное заклинание. – Этот фак какой надо фак. Никто тебя не подозревает в плохом. Твори! Только начисто не заживляй, оставь царапину. – Понятно: судмедэкспертиза, – показывает эрудицию Дедка. Он прочел все романы о Мегрэ, а вот Шерлока и Пуаро считает пустопорожними выдумками. Радужное светящееся облачко обволакивает рану, щеки девушки розовеют на глазах, она судорожно вздыхает, распахивает не понимающие глаза... И погружается в сон, мягко получив по лбу ладошкой. – А что с этим? – переведя дух, спрашивает Асси. Злодей лежит бревном. Хитрый, напялил футболку в стиле «завяжи и покрась». Свидетели запомнят винтажную шмотку, а он снимет и опять как все. – Ничего с этим. Заковывай в железа, вызывай машину. – А... – она смотрит на Дедку. – Дедал. Эльф, – представляется тот. – Эльф?! – А ты сама не видишь? – вмешиваюсь. – Уши острые, глаза большие... Из лука не стреляет, лес не любит. – Потому что эльфы не охотятся! – назидательным тоном сообщает Дедал. – Мы городские. – Ну да, – лепечет Асси. – Город, испорченная экология... А сквиб это... – Биологический вид, скорее всего. Или подвид. Человек с расширенными возможностями. До телефонной будки, у которой мы с тобой познакомились, не дойдет ни один САСовец. На четверти пути обделается со страху. – А что в ней особенного, в этой будке? – Мы в нее водим девчонок. Зачем нам САСовцы? – веселится Дедка. Он сейчас как пьяненький: спас человека! Высокий труд, абсолютное удовлетворение. – Да ну вас, парни... Асси с задумчивым видом щиплет себе предплечье, Дедал не развеивается, тогда она крепкими пальцами крутит кожу изо всех сил, до слез. – Помочь? – предлагает Дедка. – Спасибо, я уже поняла, что не сплю. – Синяк же будет, глупая! Он проводит ладошкой, снимая с кожи наливающуюся краснотой припухлость. Асси поднимает на меня сияющие глаза: – А сквибы так могут? – Нет, только эльфы! – сообщает Дедал. – Ну и волшебники, но те хуже. Он прав. По крайней мере, если сравнивать с волшебниками его, Дедала. *** Вот и расстались. Прижимаю в кармане визитку с реквизитами Ольстерского полицейского управления и второпях надписанным лондонским телефоном, кажется, что она заряжена счастьем. Аппарировать на улицу – наверняка нарушить Статут, а мы и без того грязновато скрылись от магазина матрасов. Выходим через задний двор, Дедал, пятясь, уничтожает наши следы и присыпает пылью. Придерживаю для него калитку, а он, оказывается, уже на улице и то ли столкнулся с прохожим, то ли на ногу ему наступили. Вижу, как прохожий, получив ответного пинка, хватается за задницу и начинает озираться. Единственный подозреваемый – я. Отвечаю удивленным взглядом: есть вопросы, сэр? Сэр моложе меня (знал бы он, насколько!), но сутул и пузат, вопросы отпадают. – За матрасом или к «Гарпиям»? – спрашивает Дедал. – Эй, а откуда ты знаешь про «Гарпий»?! – Так у тебя в кармане адрес. – Ты еще и рентген изобрел?! Шутки шутками, а мне хоть разорвись. Надо вернуться в Отдел тайн, разыскать кого-нибудь из сослуживцев Пола Макнила, пускай помогает его дочери, а я простимулирую. Надо узнать, как дела у Праудфута, может, успею вмешаться, если что не так. Надо поесть, и за матрасом, и к «Гарпиям» за метлами для мадам Хуч. «А бюджет?!» – напоминаю себе голосом Чумы. На самом деле жадный гоблин затих в предвкушении. Еще чуть, и придется подписать старый вариант с неосвоенными тремя с половиной миллионами. Чума одолжит их у меня под пять процентов годовых, разобьет на короткие кредиты и, даже если ему не вернут половину, возьмет под сто процентов прибыли. Найди я время и наберись наглости на такую операцию, со мной бы обошлись по всей строгости закона: ростовщичества у нас нет! А Чуме сходит с рук. Потому что жадный гоблин. – Она не найдет себя в нашем мире, – ни с того ни с сего заявляет Дедал. – Я понимаю. Но пускай хотя бы знает, что ее ждет убежище на черный день. – Херовое убежище, – режет правду-матку Дедал. – Возьмешь ее бригадиром уборщиков? На издевательства оболтусов из мэноров? Или в кладовщицах запрешь? – Роль домохозяйки ты не рассматриваешь? Уютный домик у волшебного родника, ароматы цветов, пение птиц... – Ржание кентавров, голодное щелканье паучьих жвал, мужчину затемно приносят эльфы, и он спит, как коней продавши... Разговаривать на улице с невидимкой – занятие глуповатое и неудобное, хорошо хоть, жара подразогнала прохожих. Дедал должен иметь вескую причину, чтобы именно сейчас лезть со своей критикой... Ба, да он болеет за мадам Хуч! Меняю тему: – Про коней от кого слышал? – От кентавров. Их пословицы не сразу поймешь. – А по-моему, все понятно. Человек привел коней на ярмарку, не спал, от цыган караулил. Продал, выпил и заснул с чувством полной беззаботности. – Где тут ярмарка? Где цыгане? Где «выпил»?.. По моей версии, фермер боялся, что его коней мобилизуют в армию, и толкнул их дураку-соседу. – Где фермер, где армия, где сосед... В этом один из смыслов: я вложил свое содержание, ты свое, но мы друг друга поняли. – Это головоломка, а не пословица. Пословица – народная мудрость, простая и понятная каждому дураку. Не можешь быть хорошим, будь осторожным. Каждому человеку своя цена. Золото говорит само за себя... – Где мудрость? Это цитатник Капитана Очевидность. – Аргус, ты темнишь! – спохватывается Дедал. – Мы совсем о другом говорили! – Деда, темнишь ты. Я уже понял, что ты лоббируешь интересы мадам Хуч, но зачем так сложно? Дедал приосанивается. Понравилось, что он, оказывается, лоббирует, да еще сложно, как настоящий политик. – Это да. Я как начну лоббировать... – Слушай план, лоббист. У нас остались те розовые махровые полотенца?