О филинах и воронах

После того, как по провинции Кии прошла смерть в обличье Акэти Мицухиде, говорить о чести и гордости было смешно — и некому. Отчаянный гордец Шигеоки был безнадёжно мертв, цвет его войска — тоже, а тем, кто остался, было не до высоких материй. Выжить бы дальше. Выжить, когда пепел родных домов унесло ветром, выжить, когда у тебя нет ничего, только раненые, женщины, дети и старики на руках, выжить, когда первое же подозрение на повторную непокорность — и не останется даже тех, кто отродясь не брался за оружие… Выжить. Любой ценой. И выживали. Зарывали оружие в землю, зализывали раны, не спорили, что командование и родовое имя приняла женщина — и думали, что делать. А, надумав — пошли на поклон в Ямато. Не защиты просить — какое там, об отношении Мацунаги Хисахиде ко всяческим войнам к тому времени знало уже пол-Японии, но помощи. Потому что нужно было кормить детей, потому что нужно было отстраивать дома, потому что боеприпасы на полях не растут, а рано или поздно всё равно понадобятся… и платить за это клан Сайка был готов чем угодно, но Мацунагу Хисахиде заинтересовали только две вещи: меч Шигеоки и свободный выход во Внутреннее море. Об остальном, сказал он, говорить сейчас не имеет смысла, и был прав: ни бойцами, ни шпионами клан Сайка сейчас позволить себе быть не мог, каждая пара рук на счету. Что ж, значит — потом сочтёмся, рассудила Сайка Акахимэ, которая теперь спешно привыкала отзываться на клановое имя «Магоичи», и велела нести меч, предусмотрительно не оставленный дома. Отдавать было не жаль: мужу он всё равно уже не понадобится, а самой Магоичи в руку куда лучше ложился гайдзинский огнестрел. Выход к морю тем более проблемой не был — пепелищам Кии уж точно не станет хуже, если по ним будет разъезжать странный даймё, предпочитающий старые вещи живым людям. А честь и гордость… о них клан Сайка подумает позже. 2017 г.