Шпион с пеленок: детство

Том смеялся… нет, хохотал. Вот только вряд ли кто-то нашел бы в себе силы улыбнуться, услышав этот ледяной, страшный смех… Наследство! Вот эта жалкая полуразвалившаяся убогая лачуга на склоне довольно крутого, но небольшого, заросшего кривоватым лесом холма. Его холма, да, ценность несомненная… Манор… Халупа! Родовой, блин, замок. Развалюха в три окна! Мужчина хотел было развернуться и уйти (дабы обеспечить развеселую жизнь тем работникам Министерства, кто выдернул его из интересной поездки ради этого безобразия), но странное внутреннее чувство его остановило. Может, это было сознание детдомовца, увидевшего, что у него есть хоть что-то, но свое?.. Он легко взбежал по изрядно заросшей крутой каменной тропе, с отвращением к идиотам, что прибили полезное животное, сорвал с двери высохший труп змеи, отбросил его и толкнул дверь вовнутрь. А потом подергал. А та не поддалась. Не помогли ни обычная «Алохомора», ни «Бомбардо» всех видов и размеров, ни «Делетриус», ни пара десятков других заклинаний, как светлых, так и темных. В запале Том хотел было кинуть Адское Пламя, но вместо этого, сам не зная почему, по-мальчишечьи нагнулся за камнем и засадил им в ближайшее грязное окно. И тут же, ругаясь на чем свет стоит, схватился за лоб: булыжник отскочил и прицельно попал ему в голову. Зато в ней отлично прояснилось… — Да ты, оказывается, непростая штучка, лачужечка моя… — произнес Том, присаживаясь на покосившееся крыльцо и останавливая кровь. И, по наитию, не убирая кровь с ладони, похлопал ею по почерневшим от времени доскам. Доскам? Он сидел на каменном крыльце в… цвингере, между двух мощных замковых стен. Присвистнув от удивления, мужчина вскочил и огляделся. Промежуток между стенами был неширок — четыре-пять метров, но чист и ухожен, хотя много где пробивалась коротенькая трава, а у стен — и небольшие деревца. Со внутренней стены на него смотрело пять бойниц. А за спиной была дверь, точнее, что-то среднее между дверью и воротами: литье, тонкая резьба по черному дереву — изгибающиеся ветви и змеи, наверху — фамильный герб. Том прикоснулся окровавленной ладонью к одной из створок, и мороз продрал по коже: с шипяще-свистящим звуком, словно слизнутая громадным языком, кровь с ладони исчезла. Полностью. Мужчине совершенно не хотелось оставить здесь всю свою кровь, если кому-то она показалась такой вкусной, в его планы даже делиться ею, однозначно, не входило. Но уйти… Нет уж. Он аккуратно приложил ладонь ко второй створке и стоял теперь перед распахнутой дверью, за которой был пока лишь мрак… Замок… МОЙ? В глазах блеснул азарт. Том усмехнулся, погладил стену и вошел, и тьма закрутила его, как листок на ветру. Очнулся мужчина в прохладном подземелье от того, что на лицо стекали крупные капли. Но стоило ему открыть глаза и приподняться, влага исчезла. «Ай да холмик, ай да лесок», — подумал он и встал, чтобы медленно пройтись по залу, но сперва осмотрел себя. На запястьях обеих рук медленно зарастали разрезы, но слабости он, как ни странно, не чувствовал. Вот голод — это да. И наконец нахлынуло понимание: это все — ЕГО. Он, приютский щенок, непризнанный гений, неприкаянный скиталец, теперь — лорд. Хозяин. Всего ЭТОГО. Всех секретов и тайн. Пустынной земли и заброшенного замка, но — Замка. Тихий хруст заставил мужчину повернуться к лестнице и увидеть, как исчезает неширокая трещина между ступенями. Снова нахлынула темнота, и он внезапно ощутил себя крошечным ребенком, лежащим на теплой каменной ладони… А открыл глаза уже сидя на перекошенном деревянном крыльце, щурясь на последние лучи осеннего солнца. «Я что, просто спал?» Согласиться с этим было… Нет, ни в коем случае. Только не это. Нет. Он приложил ладонь к доскам. И снова оказался меж двух крепостных стен. А проведя рукой по внешней, попал на собственное крылечко. «Да-а, вот это наследство», — подумал Том, спускаясь по тропе. Аппарировать он не решался: чувствуя собственное истощение, этого делать не стоило. Сначала — пища. Это в замке он еще держался, а теперь все тело было ватным, и каждое движение требовало усилий. Более-менее в порядок пришел он, только умяв три порции жаркого в ближайшей более-менее приличной забегаловке, а потом снял там же комнату, чтобы полностью восстановиться. Лондон и Министерство еще немного подождут. Лежа, закинув руки за голову и спокойно восстанавливая силы, он был… счастлив? Пожалуй, именно так это странное чувство и называется. Как гончая перед охотой, как гурман перед накрытым столом, как исследователь перед новой удивительной тайной. Счастлив.

***

Северус не знал, куда деваться от… Лили. Маленькая капризуля приходила с сестрой на занятия заранее и, пока старшая группа занималась, ухитрялась проникать куда угодно. И если поначалу доверие ребенка и его тяга к нему вызывали умиление и прочие теплые чувства, то бардак, устроенный девочкой в лаборатории (увы, не единожды), понемногу свел на нет ту радость от появления Лили, которую Северус испытывал раньше. Все же между взрослым и ребенком слишком большая пропасть. Длиной в целую жизнь и… в целую смерть. Северус понимал, что Лили-ребенок видит в нем просто мальчика, но вот беда: он-то этим мальчиком не был. А значит, видел то, чего обычно не видят дети: ее пренебрежение сестрой, эгоизм и, как ни грустно, недостаток воспитания. Может, он и смог бы закрыть глаза на все это, если бы она наконец поладила с Эбби, но — увы. — Кто она такая! Почему она меня не пускает туда?! — Лили кивнула на дверь лаборатории, которую Северус не закрыл за собой, выходя на ее крики. — Она моя сестра. И она мне помогает. — А я кто? Северуса поставил в тупик этот вопрос. Кто она ему? — Ты?.. Ты ученица моей мамы. — А я знаю! — торжественно выдала девочка. — На сестрах не женятся, а я, а я… на тебе поженюсь, вот! Она показала язык Эбби и схватила его за руку, так что оторопевший было мальчик едва успел отдернуть ее до того, как между запястьями вспыхнуло свечение Обета. Мужчина едва перевел дух, а девочка опять была готова заплакать. Вдруг Северуса осенило, и он присел перед ней: — Я буду с тобой дружить, если ты подружишься с моей сестрой. Буду брать с собой и обо всем тебе рассказывать. Маленькая Эбби укоризненно посмотрела на брата, а потом перевела взгляд на Лили: — А вы уверены, что я соглашусь? — и, пожав плечами, вышла из комнаты. Северус же просто… сбежал. Присутствовать при очередной рёвке не хотелось, а в лаборатории необходимо было закончить минимум два дела, и желательно — побыстрей. Лили Эванс, веселое рыжее солнышко, вокруг которого крутился весь ее маленький мир (сестра и родители), осталась в одиночестве и наконец ощутила, что это такое. Слезы катились по щекам, но девочка, не столько понявшая, сколько впервые в жизни почувствовавшая, что причитания не приведут ее к желанной цели, глотала их молча… Лили хотела было броситься в класс, где занималась Пэт, чтобы та ее успокоила, чтобы снова почувствовать, что она не одна, ее любят, о ней заботятся… Но вспомнила, какое внушение однажды сделал ей Северус, когда она решила посидеть в классе с сестрой. Ей было не все понятно, а потому стало скучно, а кто же должен с ней играть, как не сестра? Миссис Принс тогда позвала сына и попросила увести ее… К счастью, еще не успели подсохнуть слезы, как занятие у старшей группы закончилось и Лили увидела сестру, задумчиво идущую в ее сторону. Ноги сами понесли к ней. — Лил, что случилось? Почему ты плакала? — заволновалась Пэт, беря ее за руку. Лили крепко обняла сестру и, всхлипнув, уткнулась ей в плечо. — Пэт… Ты самая лучшая на свете сестричка… — И что ты хочешь на этот раз? — вздохнула Петунья, уже привыкшая к подобному манипулированию, но, к удивлению, услышала: — Я больше никогда-никогда не буду тебя обижать.

***

Эйлин жестом пригласила полномочного представителя Министерства в гостиную. Переданное лично в руки письмо распечатывала аккуратно и не торопясь. Она понимала, что надо бы изображать удивление и радость, но актриса из наследницы Принц всегда была никакая. — Миссис… Принц! Вы… вы совсем не рады? — Чему я должна радоваться, мистер… — Уэйн, простите, что сразу не представился. — Я не скрываю, я была там. Разоренный и полуразрушенный дом, в котором вы провели детство, —весьма печальное зрелище, знаете ли. — Но как? Почему? — опешил мужчина. Эйлин пожала плечами: — Это вопрос не ко мне, уважаемый мистер Уэйн. Я там всего лишь прошлась. Отправив наконец служащего с ответом, Эйлин откинула голову и прикрыла глаза. Так, завтра необходимо быть в Министерстве. Оформление документов, возвращение мэнора. Откуда только они узнали о ней? Хотя времени было немало… Но не могли пригласить заранее, хотя бы за день! Придется отменять занятия. И как теперь быть — бежать и сообщать самой по всем двенадцати адресам? Искорки гнева делали черные глаза Эйлин удивительно яркими, но новая мысль быстро его остудила: — Эбби! Северус! И вскоре дети отправились по ученикам, Эбби с Ричи — к тем, кто жил по одну сторону улицы, а Северус — к тем, кто по другую и подальше. Благо, дальше четырех кварталов идти не надо. Эбби откровенно не хотелось к Эвансам, так что она оставила их дом напоследок. Может, Северус догонит, и они зайдут вместе? «Увы, видимо, брата заговорил кто-то из взрослых», — подумала она, нажимая звонок. И заодно вспомнила что-то сверкнувшее под рукой Лили сегодня, когда она «замуж за Севера собралась, мелочь пузатая», — фыркнула девочка про себя. Но не может ли это значить, что Лили — волшебница, как и они? Передавая старшим Эвансам информацию от матери об отмене занятий и ее извинения, Эбби посматривала на Пэт и Лили, непривычно тихую и скромную. Девочки вышли проводить ее до калитки, и на расспросы Петуньи о том, что же произошло, не выдержала, шепнув ей: — Мама получила наследство, завтра нужно все оформить. Только не болтай! Пэт кивнула (Абигайл знала, кому можно доверять секреты!), но уперлась глазами в широко распахнутые зеленые очи Лили. — Эбби… — прошептала девочка, — клянусь, я никому не скажу, но… Эбби, вы же не уедете? Пожалуйста, Эбби… — глазищи становились все шире и, кажется, на них снова набегала влага. — Еще никто никуда не собрался! Убери сырость!  Но Лили так вцепилась в ее руки, словно они уже уезжали, а она могла удержать. Девочка попробовала шагнуть и чуть не упала — сестры Эванс едва успели поддержать. Внимательно посмотрев на собственные ноги, Эбби обнаружила, что подошвы туфель практически слились с асфальтом… — Ой, прости… Это я опять виновата, — прошептала Лили. И Абигайл, наконец, узнала от обеих сестер, сколько странностей в последнее время возникает вокруг новой маленькой колдуньи. «Придется все объяснять», — подумала она. Три девочки и одна собака в пятый раз повернули от дома Принс-Снейпов в сторону дома Эвансов. Лили внимала, широко открыв глаза (и даже иногда — рот). Наконец-то она начала понимать, что с ней происходит, за что была так благодарна этой замечательной девочке. Ведь правда, у Северуса просто отличная сестра. Как же она сразу не поняла! — Эбби! Девочки! Уже поздно, почему вы не идете домой? — торопливо выскочила на улицу Эйлин. — Да вот мама, новая колдунья у нас появилась, — обрадовала ее дочка прямо через невысокий заборчик. — Подождите немного, — миссис Принс быстрым шагом прошла куда-то в глубину дома. К общей компании присоединилась женщина… Что-то повесила рыженькой девочке на шею, и они продолжили путь. Сентябрьские сумерки все же разлучили этот спонтанный кружок по интересам: женщина с девочкой, о чем-то тихо переговариваясь, шли домой, их, к общей радости, догнал черноволосый мальчик, и они наконец зашли в палисадник и закрыли калитку. Постороннему взгляду было не заметно, как мальчик провел над ней рукой, а его мать — палочкой, спрятанной в рукаве. Какими бы ни были новости, детям надо соблюдать режим. Эйлин пила чай, глядя в окно, и грустила. Уоллис, так и оставшийся без ее ответа (и без близости тоже, в свете последних событий ей было вообще не до мужчин), снова ушел в плавание. А Далтона она оттолкнула сама, боясь не сдержать обещание, данное моряку. Хотя ей самой было очень стыдно перед молодым ученым: сколько он для нее сделал, а она… В конце концов, что это у нее за странная тяга к маглам? Интересно, появится ли Далтон, когда узнает про ее наследство? И как поведет себя? Эйлин вспоминала себя в юности: угловатую, некрасивую, с резкими чертами лица и длинным носом. Недалекую и ленивую. Пара приятелей и ни одного поклонника, десяток тех, кто называл себя ее подругами, — и где они все? Хотя… какой она была, вполне можно их понять. Неужели ей надо было пережить все это, чтобы измениться в лучшую сторону? Она смотрела на свою жизнь и сравнивала ее сначала с бестолковым барахтаньем в холодной воде, а потом она тонула, но, оттолкнувшись ото дна, вынырнула в теплых и мягких волнах возле прекрасного пляжа. О да, она научилась «держаться на воде», — кажется, так это когда-то называл отец. Отец… Сейчас в нее вполне серьезно влюблены двое… У нее свой дом, прекрасные дети, подруга, бывший муж, нынче — друг. Удивительно. Магловский мир дал ей больше, чем все, на что она могла рассчитывать в волшебном. А теперь придется возвращаться — ради памяти родителей, а главное — ради детей. Как-то это будет?

***

В министерстве с Эйлин Принц (фамилия была восстановлена, развод принят, сын записан на фамилию матери) запросили… оплату за охрану собственности! Кто бы мог подумать… Женщина усмехнулась — как бы она попала впросак, если бы ни разу там не побывала. Оплату. Перед глазами встал разоренный дом, а в груди медленно поднималась холодная ярость, и женщина дала себе волю. Она медленно изогнула бровь… Я? Вам? Должна? Выбитых окон два десятка не желаете? Или осыпавшихся лестниц? Милости прошу. Остатки библиотеки, чтобы до свалки донести, не угодно ли? А может, разбитые детские игрушки, чтобы обнять и плакать? Может, вам понравится, откуда я знаю?! Вы, да, господин председатель, вы лично или кто-либо из присутствующих видели мэнор и дом? Том Марволо Риддл-Гонт (в перспективе Певерелл, а может быть, даже Слизерин) смотрел и наслаждался. Он только что узнал, как скандалят истинные леди, и это было… великолепно. Хрупкая женщина с аккуратно прибранными черными, как вороново крыло, волосами, чуть отливающими серебром, не кричала, что вы. Не шипела, не истерила, не размахивала руками, не гримасничала… Идеально прямая спина, гордая посадка головы, невозмутимое лицо. Но каждое ее слово, сказанное совершенно спокойным голосом, словно вгоняло ледяные гвозди прямо в лоб чиновникам, которым оставалось только смирно сидеть и изредка вздрагивать. Куда там Белле Лестрейндж, от внезапно вспыхнувшей страсти которой он, собственно, в путешествие и подался. Замужняя женщина, а наставлять рога Родольфусу, одному из своих основных сподвижников… Том, конечно, был достаточно циничен, но такой расклад был точно не по нему. Ее страсть по сравнению со страстностью этой незнакомой женщины была такой наигранной, даже детской. А эта леди — она же прожила и выстрадала каждое слово, разбитые стекла замка звенели не только в ее голосе, но и в ее душе… И она пережила это и выстояла. Откуда она только взялась? Том понял, что это одна из наследниц, внезапно появившихся после смерти прошлого министра. Но кто же она, кто?! Когда женщина, наконец, морально «заровняла под плинтус» присутствующих должностных лиц, забрала последний пергамент и — о, черт, этот легкий наклон головы… королевский! — легко поднялась с места и вышла, мельком взглянув на него черными как ночь глазами, в которых еще остывали боевые молнии, в душе у Тома что-то екнуло. — Леди, позвольте представиться: Томас Риддл, наследник Гонт. Не могу ли я быть вам полезен? А вот ответ заставил его — ЕГО! — опереться о стеночку. — А, Том. Привет. Значит, и тебя с прибавлением имущества, — женщина подала руку, а он коснулся губами тонких пальцев и поднял глаза: — Эйлин? Эйлин Принц?! Невероятно…