Дневник

Сбегать с президентских приемов стало для нас уже некой традицией. Ричард снова ведет меня за руку в какой-то темный, неосвещенный коридор. — Почему сюда не провели освещение, а? — я хмурюсь и дую губки, на что Ричард лишь усмехается и целует меня в щеку. — Должны же мы где-то целоваться, верно, Лилит? — в ответ на это я запускаю руку в его темные каштановые кудри и дергаю. Он морщится, а я смеюсь, прикрыв рот ладошкой. — Хорошо, целуй, — я тянусь к его губам. Ричард выше меня, и каждый поцелуй в стоящем положении превращается в форменное издевательство. Мне приходится стоять на носочках, а ему наклоняться, и это безумно неудобно. У меня потом всегда болят икры, а у Ричарда шея, но мы с ним упорно продолжаем целоваться в каждом темном уголке. И сейчас мы опять занимаемся этим же. Ричард прижимает меня к себе и прикасается к моим губам с волшебно-восхитительной нежностью. Мое сердце бьется в безумно диком темпе, он углубляет поцелуй на пару коротких мгновений и разжимает объятия. Я переношу свой вес с носочков на стопу и прижимаю к лицу ладони, вытирая выступившие от переизбытка чувств слезы. — Эй, почему ты плачешь? — Ричард обеспокоенно заглядывает мне в лицо. — Что случилось? — Ничего… Побочный эффект от тех лекарств, — недоумение на его лице сменилось на понимание. Мне даже не пришлось уточнять, о каких лекарствах идет речь, потому что Ричард и так все понял. На протяжении уже года я ежедневно выпиваю груду таблеток, выписанных капитолийскими врачами. У меня амнезия. Я не помню ничего, кроме последнего года своей жизни. Это странно. Это пугает меня. — Надеюсь, хоть они помогут, и я наконец все вспомню. — Конечно, Лилит, конечно, — Ричард обнадеживаеще улыбается, но сквозь его улыбку сквозит безнадежность. Он уже в это не верит. Да и я тоже. — Ладно, Ричард, пойдем к гостям. Они ждут тебя. — Они ждут нас, — Ричард выделяет голосом последнее слово. — Нас, — он подает мне руку, и я тут же ее принимаю. — Идем, — мы возвращаемся обратно. Проходим по бесконечным коридорам (в одном из них было зеркало. Браво капитолийским визажистам — у меня так и не потек макияж!) и останавливаемся у больших белых с позолотой дверью. — Ты готова? — Да, — я киваю. — Готова, — Ричард пристально смотрит на меня, словно проверяя, не солгала ли я, а потом стучит в дверь. Она тут же открывается, и мы заходим. Меня ослепляет и оглушает все это пестрое скопление разряженных и шумящих людей. За те полчаса, что мы с Ричардом отсутствовали, я успела отвыкнуть от царящей здесь атмосферы. Швейцар у двери, который, по-видимому, и открыл нам дверь, кричит: — Внимание! Президент Сноу и Лилит Джонсонс! — наверное, именно так раньше, еще до катастрофы, о которой у нас не принято говорить, приветствовали своих монархов простые люди. Но времена диктаторской монархии канули в Лету, и сейчас, к счастью, существует справедливое Панемское государство, где все люди равны. — О, вы уже вернулись, Президент Сноу, — несется откуда-то слева. Ричард поворачивается к толстому старику в малиновом пиджаке в аляпистую алую бабочку. Старик начинает что-то рассказать Ричарду, сопровождая каждое предложение ничем не прикрытой лестью. Я отхожу в сторону. Сноу сейчас не до меня. Передо мной будто из-под земли появляется официант с подносом и почтительно протягивает мне бокал с шампанским. — Нет, спасибо. Нет ли у вас сока? Яблочного или виноградного, — алкоголь мне запрещен. В сочетании с моими лекарствами он вызывает жуткую аллергию. Официант на пару минут испаряется, а потом появляется вновь и приносит мне бокал с соком. — Благодарю, — после моих слов парень тут же испаряется, а я остаюсь одна. Вокруг Ричарда столпилась куча мужчин, что-то рьяно обсуждавших, а женщины стояли небольшими группками по разным углам. Все они время от времени неприязненно косились на меня и друг на друга. Я чуствую себя неловко посреди этого великолепного праздника жизни. Знала ли я кого-то из этих женщин раньше, до того, как я потеряла память? Я вижу девушку в полностью черном платье, сидящую в углу в полном одиночестве. Она потягивала алкоголь из бокала через длинную трубочку. Почему она тоже одна? Я подхожу к ней. Брюнетка поднимает на меня тяжелый мрачный взгляд и вопросительно выгибает бровь. — Что тебе надо? — грубо спрашивает она, ставя бокал на стоящий рядом столик. — Ничего. Я не видела вас раньше. Чья вы жена? — Жена? — девушка зло рассмеялась. — Ты полнейшая дура, если считаешь, что единственный способ попасть в высший свет для женщины — это удачно выйти замуж. — Разве существуют другие? — я удивлена. Ричард всегда говорил мне, что попасть в президентское окружение для женщины возможно лишь в случае удачного замужества. Ну, или для этого надо было родиться в семье мужчины, приближенного к нему. — Да. Я вот победила в Голодных Играх, которые устроил этот кровожадный мудак, — снисходительно и злобно отвечает мне она. — Я Ель Юль, приятно познакомиться. Седьмой дистрикт. — Лилит Джонсонс, — я протягиваю руку для рукопожатия. Ель Юль хмурится и с отвращением пожимает ее. — Кто же ты? Чем занимаешься? Спишь с президентом? — брюнетка хлопает по диванчику рядом с собой. — Ну что же вы, Лилит Сноу, стоите? Присаживайтесь, — я сажусь рядом с Победительницей. — Надеюсь, ты и вправду все забыла, иначе ты достойна смерти больше, чем каждый, находящийся здесь, — говорит она как бы между прочим, салютуя мне бокалом и выпивая его до дна. — О чем ты говоришь? Я капитолийка! — тоже из вежливости делаю глоток из своего бокала. — Конечно. Такая, же как и я, — кивает она мне. — Пригласи меня к себе, расскажу все и даже больше. Если, конечно, ты не хочешь и дальше быть покорной марионеткой Сноу. А теперь отстань от меня. Я убила кучу человек и теперь хочу напиться и забыться, — Ель Юль махает рукой и громко зовет одного из снующих туда-сюда официантов. — Эй, паренек! Давай мне чего-нибудь покрепче, — официант кивает и буквально тут же приносит ей стопку чего-то коричневого. — Это все? Неси еще. Эй, Лилит Сноу, я же сказала: ты можешь идти! — она махом опрокидывает в себя стопку коньяка и пьяно махает мне рукой. — Давай, иди отсюда! Я встаю с диванчика и выхожу в центр зала. Меня тут же хватает за руку Ричард. — Где ты была? — Неважно, — видно, что мой ответ его не очень-то и устроил, но эту тему Ричард продолжать не стал. — Прошу минуточку внимания, — Сноу поднимает вверх левую руку, крепко держа мою мокрую от волнения ладошку правой. Все покорно оборачиваются на нас. — Я уже не раз представлял вам эту девушку, но так и не сказал, кем она приходится мне. Итак, Лилит Джонсонс приходится мне — весь зал замирает — невестой! — люди начинают шептаться, а потом их голоса сливаются в единый удивленный гул. Самые шустрые из них кидаются поздравлять меня и Ричарда. Он только что назвал меня своей невестой, и я почему-то не рада этому. Я чувствую на себе чей-то взгляд. Поднимаю голову. Мы с Ель Юль встречаемся взглядами. Я едва заметно киваю. Я согласна. Я хочу все вспомнить. Весь остальной вечер смазался в моей памяти. Официанты сновали туда и сюда теперь не только с алкоголем, но и с едой. Я и дальше продолжала пить виноградный сок, памятуя о несовместимости лекарств и алкоголя. Еда в меня почему-то не лезла. Ричард тщетно пытался уговорить меня съесть хоть что-нибудь, но я мотала головой. Он по-хозяйски держал свою руку у меня на талии и смотрел на меня обожающими глазами. Разве может этот человек манипулировать мной? Мне не дает покоя этот вопрос. Может ли человек, смотрящий на меня так, будто я являюсь смыслом его существования, подло и жестоко мной управлять? Нет, конечно нет. Но с Ель Юль я все равно еще раз поговорю. На всякий случай. — Тебе нехорошо? — спрашивает меня Сноу, наклоняясь к уху. — Пойдем домой? — Давай, — внезапно я понимаю, как устала. Устала от сотни ярких жужжащих пятен перед глазами. Интересно, умеют ли эти идиоты думать? Ричард подхватывает меня на руки, сообщает всем о нашем уходе и выносит меня на улицу. — Пошли пешком. Тут наделеко, — прошу я. Ричард хмурится, но соглашается и мы бредем по ярко освещенным капитолийским улицам. — Ты счастлива? — внезапно спрашивает он. Я останавливаюсь. — А должна? — он теряется от моего вопроса. — Ты не спросил меня, хочу ли я выйти за тебя замуж. — А ты что, не хочешь? — в его голосе причудливо смешиваются усталость и удивление. — Единственное, что я хочу, это наконец все впомнить. Кто знает, кого я забыла. Мне кажется, Сноу, что в моей жизни было что-то еще, что-то большее, чем простое прозябание в Капитолии, — моя маленькая откровенность его не шокирует. Он не удивлен. Почему? — Лилит, ты все вспомнишь. Лекарства, которые ты пьешь, помогут, — слишком спокойно говорит Ричард, и меня это выбешивает. — Я выпила уже горы таблеток! Ни одни из них не подействовали! Ни одни! А я даже не знаю, из-за чего я все забыла, — по моим щекам текут слезы, а сердце опять колотится как ошалелое. Несколько фонарей рядом с нами гаснут. — Я тоже не знаю, — он делает шаг ко мне и сгребает меня в объятия. Я возмущаюсь ровно пару секунд, а потом утыкаюсь ему в плечо и плачу. Плачу громко, навзрыд, заливая слезами весь его дорогой пиджак. От Ричарда веет теплом и спокойствием, уверенностью и добротой. Он утешает меня, шепчет лживые обнадеживающие слова. Я пытаюсь успокоиться и насладиться моментом, но в ушах стоят слова Ель Юль, а перед глазами сотни лиц, ошарашенных новостью о президентской женитьбе. Он не спросил меня, хочу ли я, и просто решил все сам. Манипуляция ли это или желание осчастливить меня? Что это? Что? Будь проклята Ель Юль, посеявшая в моей душе семена сомнения. Будь проклята моя амнезия. Будь проклят каждый, кто причинил боль моей семье. Что-то неясное всплывает в памяти и снова исчезает. Наверняка, одно из новых воспоминаний. Светлое, яркое и точно такое же, как сотни и тысячи других мгновений последнего года. Все эти воспоминания пусты и бесполезны, но я старательно держу их в памяти, чтобы помнить хоть что-то. Я боюсь больше всего на свете однажды проснуться и понять, что я не знаю даже своего имени. — Я боюсь, Ричард. Очень боюсь опять забыть все, — ткань его пиджака уже мокрая от моих слез. Меня душит страх и одиночество. Я чувствую себя одинокой в его объятиях. Раньше такого никогда не было. Наверное, именно так люди перестают любить. Чувствовать себя одинокой рядом с человеком, который все еще верит в ваше будущее — что может быть хуже? Нет-нет, я ни в коем случае его не разлюбила. Это просто усталость. Просто усталость. Он начинает гладить меня по волосам. — Я не позволю тебе забыть все это. Даже если однажды все это сотрется из твоей памяти, я буду напоминать тебе об этом снова и снова. — А я буду снова и снова это забывать. Это бессмысленно! Я устала, Ричард, понимашь, я устала! Рано или поздно я опять все забуду, — это называется истерикой. Мне плохо и больно. Почему он все еще со мной? Почему он тщетно пытается заставить меня вспомнить? Боже мой, меня трясет от эмоций. Так и хочется перерезать кому-нибудь горло. — Послушай меня, — Ричард выдыхает, и я улавливаю в его голосе раздражение. Я раздражаю его. — Что? Послушать тебя? А что, что ты мне скажешь? Ты каждый день говоришь мне одно и тоже! — я бью его по щеке. Ярость и гнев в крови зашкаливают. Пульс в ушах стучит, заслоняя собой остальные звуки этой ночи. Осознание, что я сделала, приходит медленно. Ричард спокойно смотрит на меня, прижимая руку к лицу, где расплывается след настолько красный, что его видно даже в темноте. Адреналин исчезает, и меня захлестывает стыд. Он накатывает волнами, пробегающими по телу сверху вниз и выворачивающими внутренности наизнанку. Черт-черт-черт, что я наделала? — Прости меня. Ричард, прости меня. Я не знаю, что на меня нашло. Черт возьми, Ричард, не молчи! — я опять начинаю плакать, в этот раз по большей мере от стыда. Где-то внутри меня еще говорит злоба и обида, и этот дисссонанс буквально разрывает меня на части. Я хочу кричать, рыдать и сбивать кулаки о стены. — Все нормально, Лилит. Твои эмоции зашкаливают. Это побочное действие лекарств, которые ты пьешь, — Сноу берет меня под руку и мягко, но настойчиво ведет прочь. — Сейчас придем домой, ты поспишь, и завтра утром ты будешь в порядке. — Ничего не будет в порядке. — Будет, вот увидишь. Дальше мы шли молча. ****** Когда мы вошли в особняк, окруженный кучей охраны, учтиво кивающей Ричарду, я тут же вывернулась из его объятий и убежала наверх. Слезы опять скатывались по щекам. Я дергнула молнию на платье, расстегнула замочки на туфлях и расшвыряла все это по углам. Оставшись в одном нижнем белье, я устало опускаюсь на уже расправленную кровать. Прислуга позаботилась о моем удобстве. Обо мне вообще постоянно все заботятся. Каждое мое действие уже предсказано и выполнено за меня. Иногда я чувствую себя безвольной марионеткой. Пригласи меня к себе, расскажу все и даже больше. Если, конечно, ты не хочешь и дальше быть покорной марионеткой Сноу. Я не хочу быть марионеткой. — Ричард! — я громко и требовательно кричу. Он приходит ко мне сразу же. Сноу обеспокоенно осматривает меня, а потом махает рукой, и служанка в черной униформе вкатывает в комнату маленький столик. — Что это такое? Ты не мог сам принести? Кажется, у тебя есть и руки, и ноги. Что тебе мешает? — Лилит, — Ричард отсылает служанку прочь, а сам подходит ко мне. Теперь и его лицо искажает ярость, такая же, что и пылает в моей крови. — Что ты творишь? — он срывается на крик, а его руки сжимаются в кулаки. Я хватаю с постели плед и кутаюсь в него. Меня переполняет неменьшая злоба, и я хочу причинить кому-нибудь боль. Рядом только Ричард, и плевать, что я его люблю. Он достоин боли. Он достоин самых страшных страданий, существующих в этой вселенной. Я не знаю почему, но я абсолютно уверена в этом. — Что ты творишь? — он повторяет эти слова раздельно. Я делаю шаг вперед и бью его кулаком по груди. — Что я творю? Что я творю? А что, что, скажи мне пожалуйста, я могу делать? Моя жизнь — это череда бесконечных приемов и празднеств. Я бесполезна. Абсолютно бесполезна! — я закрываю лицо руками и начинаю всхлипывать. Всхлипы выходят жалкими и тихими, как у ребенка. — Это не моя жизнь, Ричард. Я не могла так жить. В моей жизни было что-то еще. Я не могла вести настолько пустую жизнь годами! — мой голос срывается и дрожит, но мне плевать. В моей жизни должно быть что-то еще. Должно быть. — Скажи мне, скажи… — я прошу. Я умоляю. Я не знаю, о чем и по какой причине он умолчал, но я хочу знать правду. — Ты забыл о чем-то! — Нет, Лилит, — жестко произносит он, отворачиваясь от меня и усаживаясь на кровать. — Нет. — Быть такого не может, — я мотаю головой. — Не может. Не может. Не может же, да? — шепчу побелевшими губами. — Нет. Не может. Не может! — мои ноги подкашиваются, и я падаю на под. Подтягиваю колени к груди и плачу. Снова. Меня это так раздражает, но я не могу остановиться, как ни пытаюсь. Из моего горла вырывается безумный крик. Я начинаю кричать. Я пытаюсь хоть так избавиться от того безумного клубка эмоций внутри меня. — Тише-тише, все хорошо, спокойно, Лилит, — Ричард встает с кровати и опускается рядом со мной на колени. Я краем глаза замечаю, как странно он держит левую руку за спиной. Но прежде чем я успеваю спросить, Сноу втыкает мне в плечо укол. Естественно, там снотворное. Как же иначе. Если Лилит не развлекает хозяина, то она должна спать. — Ненавижу… — Ненавидь, — он кивает и ласково целует меня в лоб. — В твоей жизни не было и нет никого, кроме меня. Тебе пора уже привыкнуть.