***
Утром меня разбудил стук в дверь. На пороге стоял улыбчивый Хенрик с растрепанными ото сна волосами и двумя чашками кофе в руках. Не стал задавать лишних вопросов и запустил «блудного сына» в номер. — Доброе утро, — Хен подал одну чашку мне, отпивая глоток от своей, — Где же твои возмущенные фразочки о том, что я притащил свой зад в такую рань? — Я слишком измотан, чтобы ерничать, — отпив глоток напитка, который чуть обжог язык, я оставил его на тумбу остывать, — Что же ты хотел в такую рань? Кстати, сколько время? — Семь тридцать, — я страдальчески прохныкал, пока Холм виновато пожал плечами, — Мне нужна твоя помощь. Я прохожу мимо кровати, на которой сидит Хенрик, иду прямиком к веранде. Беру пачку сигарет с зажигалкой и возвращаюсь к парню, который сидит в той же позе, не шелохнувшись. Закуриваю прям в номере, распространяя сигаретный дым по всему помещению. Иду к гардеробу и выбираю футболку на сегодня. Ну, что посвежее, та и будет. — И с чем же мне тебе помогать? — напяливаю футболку по пути к кровати, ложусь на нее с пепельницей, которую кладу на грудь. — Нужно забронировать место и нанять священника, — Хенрик лег рядом, вынимая из моих пальцев сигарету и прикуривая.— Уже скоро я собираюсь делать ей предложение. Но я так чертовски волнуюсь и сомневаюсь… — Ты же любишь ее? — получаю в ответ кивок, — Тогда нет смысла сомневаться. Или ты в себе… — В себе. Тарьяй, я сомневаюсь в самом себе. Я не знаю, сможет ли она выйти замуж за такого человека, как я. — Что в тебе такого, почему она может отказать? — Сам знаешь.— многозначительно ответил он, а я неприятно съежился. Сигарета снова в моих руках, и я делаю долгий глубокий затяг. — Я сомневаюсь в своем действии. Нужно ли это нам? Может, я тороплюсь со всем этим делом. Я так запутался. — Думаю, ты во всем разберешься, когда настанет время, ты это почувствуешь.***
— Я очень благодарен школе за то, что здесь зародилось начало моей карьеры, и именно благодаря ей я нашел то, что искал. Тарьяй стоял в центре зала, в котором проходил его выпускной вечер. Каждый ученик выходил на это самое место и рассказывал, что ему дала школа, желали другим ребятам, которые будут выпускаться вместе с ними, удачи в дальнейшей жизни. И сейчас, одетый в шикарный серый костюм с черными ботинками, Тарьяй стоит на том самом месте, и читает свою речь. Хенрик с волнением сидит среди остальных гостей рядом с мамой и братом Му, и наблюдает за свои уже взрослым мальчиком. Хенрик был так горд за него в тот момент, так благодарен Судьбе за встречу с ним, и за то, что сейчас сидит в этом зале и с трепетом слушает речь, над которой Тарьяй сидел не один день, категорически не подпуская не кого к ней, отнекиваясь:«Потом все услышите сами». И слушая строчку за строчкой, улыбаясь тому, как его мальчик сбивается от волнения и сопровождает это тихими смешками; улыбается стеснительности этого парня, который стойко стоит, утыкаясь взглядом в любимую синеву глаз, улыбаясь шире. Хенрик слушает и не может поверить, что Тарьяй имеет именно это в виду. Зачитав часть про ранние школьные годы и сопровождение этого времени в компании своих одноклассников, многие из которых стали его близкими друзьями, он перешел к самому важному, к самому трепетному и личному. — Именно школа дала начало моей карьеры. Если бы не театральные кружки по вечерам под руководством Мистера Хопа, этого всего бы не было, — он ухмыльнулся, а люди, понимающие, о чем речь, тихо посмеивались. — Не было бы кастинга, из-за которого я прогулял математику; не было бы съемок, из-за которых я прогулял почти половину учебных дней. Не было бы фундамента моего опыта в актерстве, и самое главное, — Тарьяй облизнул губы и нашел глазами в зале не менее беспокойный взгляд своего парня, — и самое главное, я бы не познакомился с человеком, который перевернул мою жизнь с ног на голову. Который стал мне очень дорог и любим. Который показал мне, что значит любить и быть любимым. Тарьяй улыбнулся Хенрику, который сжимал подлокотники до побеления костяшек. Ноги, хоть он и сидел, подкашивались и дрожали, а сердце сжалось до маленьких размеров, в легких ком, не дающий сделать полноценный вдох. Это его мальчик. Его прекрасный солнечный мальчик, который признался на большую публику о чувствах, которых так боялся. Хоть он и не назвал имени, для них двоих это был очень большой шаг в будущее. В их совместное будущее. Тарьяй закончил свою речь и осмотрел зал, смотря на радостного брата, растроганную маму и оцепеневшего Хенрика. Ослабив галстук на шее, он ушел к ступеням под оглушающий звон хлопков. Настало время для речи других выпускников. Подавляясь порыву, Хенрик буквально выскочил со своего места, преодолевая расстояние между ним и Ти за секунды. Раз, два, три, — и вот они стоят вплотную, как-то нерешительно и неловко поглядывая друг на друга. Хенрик нежно улыбнулся, поднял будто моментально потяжелевшую руку к лицу Тарьяй, едва касаясь пальцами. Так невесомо, с толикой риска. Проводит подушечками пальцев по скуле, поочередно пробираясь к подбородку, оставляя руку на том месте. — Ты сделал это, — Хенрик говорил охрипшим голосом, с уверенностью и одновременно пораженно произнося слова. — Ты сделал это на глазах сотни людей! — Я знаю! — Тарьяй весело рассмеялся, охапкой сгребая парня в объятья. — Знаешь, почему я сделал это? — Почему же? — Потому что я признал это в первую очередь себе, а потом было не страшно говорить другим. Абсолютно всем! Я просто хочу прокричать всему миру, чему ты меня научил, и как много ты для меня значишь, — на последних словах он перешел на шепот, доверительно заглядывая в глаза. — Я очень горжусь тобой, малыш. А еще я очень сильно тебя люблю и хочу поцеловать. — Я тоже тебя люблю, — Тарьяй поднимается к лицу Хенке на носках, нелепо утыкаясь носом об нос, кратко чмокает в приоткрытые губы. — И я не боюсь этого говорить.***