Зовущий из тени

Илинго проснулся, но открывать глаза ему совсем не хотелось. Если бы можно было вернуться в сон! Туда, где он стоял на вершине и смотрел, как лучи рассветного солнца золотят макушки гор, а прохладный ветер играл его волосами. Где он был здоров, крепок и свободен. Где он не был Вторым. В Бархальде так повелось издревле: старший отпрыск правителя, будь то сын или дочь, становился наследником, а следующий ребенок — его щитом. Узы, связывающие их, возникали при рождении Второго и оставались нерушимыми до его смерти. Прочие дети были свободны в выборе пути, но лишь до тех пор, пока билось сердце Второго. Стоило живому щиту исчезнуть, как его место занимал следующий по старшинству брат или сестра. Наследник же, а впоследствии правитель, оставался неуязвимым. К нему не приставали болезни, его невозможно было ранить или убить: все удары принимал Второй. Илинго родился пятым по счету, но двое его старших братьев не дожили и до пятнадцати лет: один погиб в младенчестве от какой-то хвори, другой — когда наследник сорвался с горного склона. Потом несколько лет Второй была сестра, Коутрае. Илинго уехал из Бархальда. Отчасти, чтобы не видеть, как медленно угасает от отчаяния еще недавно жизнерадостная и здоровая девушка. Отчасти — в полуосознанной надежде обмануть судьбу. Некоторое время он очень весело жил в Ласнаве и Ортелине, сорил деньгами и развлекался. Потом отправился путешествовать. Объехал все крупные города, сплавлялся по рекам, забирался в горы и лесные чащи, охотился, сражался в поединках, поспособствовал рождению нескольких (кто же их считал!) ребятишек. Счастливчики: они не были детьми правителя Бархальда, на них не распространялось проклятие… Ха! Только попробуй вслух назвать так Узы! Это же великая честь, священный долг, почетная обязанность! Есть лишь один маленький нюанс: у Второго нет и никогда не было выбора. Несколько лет Илинго дышал полной грудью, жил торопливо, жадно, взахлеб — и очень старался не думать о том, что случится, если Коутрае не станет. Узы настигнут Второго, где бы он ни был, кем бы ни пытался стать. Им все равно. И они настигли — прежде, чем пришло письмо из Бархальда, прежде, чем окаменело все внутри от известия: любимой сестры больше нет. Любимой ли? А разве ты не бросил ее в беде, не сбежал, чтобы не смотреть, как Узы постепенно разрушают ее? И когда ты молил Создателей защитить Коутрае, послать ей силы и долгую жизнь, о ней ты на самом деле заботился или о себе? Потому что девушка оставалась последней преградой между тобой и проклятием. А потом настало то страшное утро — точнее, день, потому что спать Илинго лег на рассвете, а пробудился, когда для большинства людей настало время обедать. Сквозь легкие занавески в комнату сочилось солнце, разбрасывало оранжевые брызги, щекотало горячим коготком щеку. Юноша улыбнулся, вспоминая вчерашние приключения, приподнялся на кровати… и не смог встать. Отнялись ноги. «Случайность», — успокаивал он себя. Наверное, просто спал в неудобной позе, отлежал, ну, пустячное же дело, обычное. Но уже разливался в животе тоскливый холод, подступало к горлу комком осознание: не случайность. Ходить он через пару часов все-таки смог: сначала медленно и с трудом, потом вроде бы отпустило. Но упругая зелень листвы словно выцвела, цветы утратили аромат, а еда и вино — вкус, солнечный свет поблек: страх сковал Илинго. Безнадежный страх приговоренного. А на следующий день не стало даже этого, мертвенно-тусклого мира, потому что, открыв утром глаза, юноша увидел лишь темноту. И окончательно понял: все. Узы начали действовать. До вечера он лежал в постели, замкнувшись в своем отчаянии, словно в скорлупе. Потом зрение вернулось, он почувствовал голод, поднялся — сейчас он ощущал себя здоровым, по крайней мере, физически, и даже выбрался в трактир, чтобы поесть. Там ему и вручили письмо. Маленькая победоносная война. Очередная. Бархальд присоединил новые земли, наследник командовал войсками и сам отважно бился в первых рядах — а чего бы ему и не быть отважным, — народ ликует, и лишь одно событие омрачает общее счастье: принцесса Коутрае внезапно скончалась два дня назад. Илинго залпом выпил вино, хоть оно и казалось горьким, налил из кувшина еще. Если выехать сейчас, он успеет на похороны сестры… может быть. Если выехать сейчас, друзья не увидят, как его начали подтачивать Узы. И девушки не увидят… юноша всхлипнул и едва не захлебнулся вином. И есть шанс добраться до Бархальда прежде, чем древнее проклятие снова лишит свою жертву зрения или парализует — с каждым разом это будет продолжаться дольше. А там, на родине Узы ослабят хватку. Второму предстоит более или менее обычная жизнь. Ну, с той лишь разницей, что он больше никогда не сможет покинуть страну. И будет обязан очень беречь себя. Ни малейшего риска. Зато все болезни и раны, предназначенные наследнику, а впоследствии правителю, будут доставаться Илинго, если он, конечно, доживет до коронации старшего брата. Впрочем, скорее всего, доживет. Армальт же не идиот: последний оставшийся щит он будет беречь. Юноша горько рассмеялся, размазывая по столу неизвестно почему пролившееся вино: а ведь отец недавно взял новую жену. Молодую. Выждал, сколько положено, после того, как овдовел, и обзавелся новой супругой. Так что недолго осталось сбежавшему принцу быть последним: появятся свеженькие живые щиты. Они будут, конечно, послабее, поскольку рождены от другой женщины. Да и Армальт уже взрослый, так что придется подождать, пока дети мачехи достигнут хотя бы десятилетнего возраста. Зато потом жизнь Илинго уже не будет иметь значения, и Бархальд снова расширит свои владения. — Вино тебе не поможет, — прогудело над головой. Юноша зажмурился и стиснул виски ладонями. Его замутило.  — И слезы не помогут. Принц открыл глаза и попытался отмахнуться от назойливого чужого голоса, но лишь бестолково мазнул рукой по заляпанному красным столу. — Я тебе помогу. Идем. К своему удивлению, Илинго смог встать. Его взяли под локоть и повели куда-то. Он не сопротивлялся: это уже не имело смысла. Второй не принадлежит себе. * * * — Я трус, — обреченно признался парень. Но тут же недоуменно покачал головой. — То есть… не знаю, никогда трусом не был. Хоть на охоте, хоть в поединке. Если бы в бою, героем… ну… тогда другое дело. А вот так, будто овца на бойне… нет, хуже, заживо похороненным! Сидеть в четырех стенах и ждать… Не мо-гу!.. — он захлебнулся словами и замолчал, закусив губу. Коэрви покосилась на Кештиору: та слушала, приоткрыв рот. Глазищи — со спелый плод нийлы. Ничего, девочка, привыкай, в мире еще и не такое бывает. Пора взрослеть, не маленькая уже, девять лет. — Я знаю, что такое Узы, — мягко сказала Файс и подлила молодому человеку отвара змеехвоста с медом. Принц был весьма недурен собой: крепкий, с породистым лицом и роскошными каштановыми кудрями. Девки, небось, сами из юбок выпрыгивали, только бы завладеть красавчиком. — Зна… — удивился было парень, но тут же махнул рукой. — Ну, да, конечно. Тебя прислали за мной, да? Отвезти меня в Бархальд? Отвезти — это правильно. Один ты вряд ли выдержишь долгий путь. Ставший живым щитом должен быть рядом с тем, кого защищает. Чем он дальше, тем беспощаднее действуют Узы: в любой момент отступника может поразить внезапный недуг. Слепота, например. Или руки, ноги, язык отнимутся. Или язвами покроешься с головы до ног. Одно лишь неизменно: Второй не может ни умереть, ни потерять сознание. Узы лишь сделают его жизнь невыносимой, вынуждая вернуться в Бархальд. Под замок к заботливым родственникам и слугам. На незримый жертвенник. А там — живи, сколько доведется. Силы будут уходить постепенно, подпитывая того, кто первым появился у твоих родителей. Ловок ли ты в бою, умен ли, красив — все мало-помалу перейдет к нему. Наследник, а впоследствии правитель должен быть блистателен. Безупречен. Понемногу ты превратишься в тень. Тень Первого, тень себя самого. Тень, которую не замечают, старательно отводя глаза. И когда все наконец закончится, возможно ты будешь даже рад этому. — Довольно, — остановила Файс принца, который, пока она размышляла, принялся повторять заученные слова о благе страны, долге и великой чести пожертвовать собой ради всего этого. — Я могу спасти тебя. Если хочешь. — Что?.. — мальчишка потрясенно уставился на нее. — Я могу избавить тебя от Уз, — терпеливо повторила Коэрви. — Хочешь? Руки принца судорожно стиснули подлокотники кресла. Но он молчал. — Ладно. Скажи мне вот что: если у твоего старшего брата не будет щита, что случится? — Он умрет, — Илинго поднял глаза. — Ну, в смысле, может умереть. Как обычный человек. — Та-ак. И что тогда будет? — Междоусоби… — неуверенно начал юноша. — Нет, у Армальта же есть сын! Да брат и не правитель еще. — Кстати, а у твоего отца есть Второй? — Есть, — вздохнул Илинго, вспомнив понурого старика с потухшим взглядом, которого он с детства старался обходить стороной. И не только он. Как будто судьба Второго была заразной болезнью. — Отец, должно быть, берег его. Не рисковал без нужды. — Человек не вправе присваивать чужую жизнь, — брезгливо сказала Коэрви. — Тот, кто так поступает, подобен стирхоям, а с этими кровососами у меня разговор короткий. Я не могу изменить ваши обычаи. Да и не мое это дело, в конце концов. Но тебя освободить я вполне способна. — Кто ты? — Одаренная. Волшебница, если по-вашему. Так что ты решил? Молодой человек сглотнул. Облизнул губы. Осторожно перевел дыхание. — Ты ведь плату с меня возьмешь, так? — напряженно спросил он. — Какую? Первенца, да? Или ты вынешь мое сердце… — И засуну вместо него тебе в грудь булыжник, — ухмыльнулась Файс. «А вместо мозгов пучок травы, — добавила она про себя. — Едва ли кто-то заметит разницу». — Разумеется, у меня есть интерес в этом деле, — сказала она уже серьезно. — Но тебе это никак не повредит. Мне нужна магия Уз. — Хочешь присвоить чужую жизнь? — горько улыбнулся Илинго. — Вообще-то спасти, но это уже мое дело. Так что — избавить тебя от участи Второго или ты предпочтешь, чтобы я нанесла визит твоему дядюшке? — Подожди, — попросил молодой человек. — Мой брат — он ведь не умрет из-за этого? Ну, в смысле, твое вмешательство не убьет его? — Разумеется, нет, — пожала плечами Файс. — По крайней мере, сразу с ним точно ничего не случится. Просто он станет сам отвечать за свою жизнь. Ну, так что? Ты согласен? * * * Этот Илинго, которого Файс решила спасти, был уже совсем взрослым дядькой. Лет восемнадцать, не меньше. А может, даже больше двадцати. В общем, почти старик. Но красивый. И к тому же принц. Орри украдкой поглядывала на него и слегка жалела, что уже вроде бы обещала выйти замуж за кого-то другого. Правда, она не помнила, за кого, и не была уверена, что не видела это во сне. Файс между тем совсем перестала учить Кештиору и даже почти не разговаривала с ней. Сидела озабоченная, напряженно размышляла о чем-то, а иногда надолго уходила, оставляя их с Илинго в комнате трактира. Принц тоже общительностью не отличался. То сидел, сгорбившись, у огня, то пялился в окно на улицу перед трактиром, а все больше — лежал, повернувшись носом к стене. Впрочем, Кештиора была не в обиде: из разговора Илинго с Коэрви она поняла, что парень почему-то бежал из родной страны и прячется, а если соотечественники поймают его, то наложат какое-то смертоносное заклятие. Орри было очень интересно, что же такое принц натворил, но спросить она пока не решалась. — Идем, — сказала наконец Файс, вернувшись за полночь, когда Орри уже всерьез начала беспокоиться. — Куда? — испуганно уточнила девочка. Очень уж мрачной выглядела наставница. — В портал, — Коэрви зевнула и помотала головой. Покосилась на стоящую на столе кружку из-под травяного отвара, потом на дверь. Вздохнула, покопалась в мешке, вытащила что-то, сунула в рот, скривилась и проглотила. — Мы не дождемся утра? — осторожно спросила Орри. — Он не может ждать, — Коэрви показала на мирно спящего принца, зевнула шире прежнего и потерла глаза. По мнению Кештиоры, Илинго сейчас уж точно никуда не спешил, а вот Файс следовало бы поспать хоть немного, на худой конец выпить бодрящего отвара, а не жевать всякую гадость. Но разве Коэрви переубедишь? — Собирай вещи, — велела наставница. — Мы сюда не вернемся. Орри почесала в затылке и принялась складывать пожитки. Бесцеремонно разбуженный принц даже спрашивать ничего не стал. * * * Портал, созданный Коэрви, совсем не походил на те, которые смутно помнила Кештиора. Ни хора, выводящего торжественную мелодию, ни светящихся нитей, ни разноцветного пузыря. Черное на черном — провал в темноту, прореха в пространстве. — Наставница, — жалобно начала девочка, — а почему… — Вперед, — Файс подтолкнула ее к черной кляксе портала. — Как пройдешь — жди. — Я что, первая? — пискнула Орри, но проход темнел уже рядом, а железная рука Коэрви, упершаяся в спину, не позволяла повернуть назад. Девочка зажмурилась и шагнула вперед. Ни тепла, ни холода, только мимолетное ощущение липкой паутины на лице, надо сказать, довольно противное. Орри чихнула и рискнула открыть глаза. Вокруг были скалы. Серые, кое-где растрескавшиеся. — Где мы? — спросила Кештиора, как только Файс, тащившая под руку едва державшегося на ногах принца, оказалась рядом. Илинго был очень бледен и выглядел то ли пьяным, то ли больным. — Это Оскал Глийра, — коротко ответила наставница, внимательно глядя по сторонам. — Так… нам туда. Оскал Глийра. Горы на крайнем севере, дальше которых не только никто не жил, но не забирался ни один путешественник. Место, где не было ни животных, ни птиц, ни растений, ни даже воды. Кештиора когда-то читала о нем и, к собственному удивлению, сейчас легко все вспомнила. — А мы… мы же взяли с собой фляжку? — Орри с тревогой посмотрела на наставницу. Та молча показала на свой мешок. — Немного припасов у нас есть, но они не понадобятся. Мы здесь ненадолго… надеюсь. — А если задержимся? — шепнула Кештиора, выразительно покосившись на спотыкающегося принца. — Задержимся — не выживем, — отрезала Файс. — До ущелья Хорпа часа два пути. Ближе поставить портал было невозможно. Так что идем быстро. Ну, насколько получится. * * * Впереди журчала вода. Как будто невидимый пока водопад струился со скал. Орри, непонятно почему обливавшаяся потом, хотя идти было не так уж трудно, проглотила слюну. Нет, пить не хотелось, ну, почти. Но откуда здесь… — Наставница, а это точно Оскал Глийра? — усомнилась Кештиора. История северных гор, или скорее легенда о них, была довольно пугающей. Много столетий назад, когда творцы мира сошлись в очередной битве, один из них, Ильстрин, создал чудовище. Настолько мощное, что оно могло бы уничтожить землю и все живое на ней. Ильстрин не хотел губить мир, лишь напугать своих соперников и заставить их отступить. Но тварь, получившая от него имя Глийр, вскоре разорвала путы, которыми сдерживал ее создатель, повергла его и освободилась. Попытавшийся остановить ее Ильстрин то ли бежал, то ли оказался выброшен за пределы мира — об этом в сказаниях говорилось по-разному. Разрушение земли казалось неизбежным, но все Творцы объединились, на время забыв о распре, победили чудовище и выдворили его во тьму за пределами обитаемого мира. Там Глийр должен блуждать вечно, пока не встретится со своим создателем, если тот жив. Сумеет Ильстрин одолеть его, значит, сможет вернуться обратно и снова стать богом. А если одержит верх Глийр, то всему миру придет конец. Местом, где когда-то произошла битва с чудовищем, были как раз северные горы. Потому-то здесь даже воды не осталось, а воздух стал ядовитым: тварь отравила его своим зловонным дыханием. — Там шумит что-то, слышишь? — Орри подергала наставницу за рукав. — Ты точно правильно поставила портал? — Точно, — коротко ответила Коэрви и нетерпеливо нахмурилась: не отвлекай, дескать. Пришлось прикусить язык. Кештиора пропустила вперед наставницу и принца, которого Файс по-прежнему вела под руку, а вернее, почти тащила на себе. И приостановилась, озираясь по сторонам больше с любопытством, чем со страхом. Скалы здесь и вправду походили на зубы. Или скорее на зубцы — острые, белесые, испещренные впадинками разной формы и глубины, словно изъеденные чем-то. Справа группа таких каменных игл образовала что-то похожее на дворец с башенками, а чуть дальше, где ущелье расширялось, сидел исполинский каменный еж. А слева… Орри склонила голову набок, прикидывая, на что это больше похоже. Корона? Нет, скорее гребешок. Таким, конечно, только великану причесываться! Интересно, где-то еще живут исполины-коннурхи и вправду ли они существовали или это все сказки любящих приврать путешественников? Надо будет спросить настав… Ой, а где она? Кештиора прибавила шагу: заблудиться в лабиринте из странных гигантских скульптур было проще простого, а оставаться здесь одной девочке совсем не хотелось. Тем более, что Коэрви, занятая своими мыслями, может и не заметить, что Орри потерялась. Шум воды усилился. Кештиора завернула за выступ, похожий на огромную руку, вцепившуюся пальцами в горный склон, и едва не налетела на Файс. — Осторожно, — предупредила та. Орри с опаской выглянула из-за широкой спины наставницы. Каменные иглы здесь были уже не белесыми, а синими. Одни — яркие, словно цветы сийлимы, другие — темные, как грозовые тучи, а попадались и голубые, будто небо в пору Расцвета. В одном месте, высоко над головой, скала треснула, и оттуда били упругие струи, в облаке крошечных сверкающих брызг рушась вниз. — Наставница, а почему вода лиловая? — не выдержала Кештиора. — Это не вода, — Коэрви порылась в заплечном мешке, вытащила яблоко, положила на землю и аккуратно подкатила кончиком посоха туда, где разбившиеся о камни лиловые струйки сливались в ручеек. Попавшие на золотистую кожуру брызги оставили бурые пятнышки, которые через мгновение превратились в отверстия, словно прогрызенные червями. Потом яблоко начало разваливаться и плавиться, будто кусок затвердевшего меда, брошенный в горячий травяной отвар. Одна из лиловых капель попала на посох, немного стекла по нему и исчезла. Там, где она ползла по дереву, осталась глубокая борозда. — Это не вода, — повторила Коэрви. — Не прикасайтесь к ней. Орри даже руки за спину убрала, испуганно глядя на опасную жидкость. Илинго остался безучастным. Он тяжело дышал, невидяще глядя перед собой помутневшими глазами. — Отведи-ка его подальше, — велела Файс. Кештиора взяла принца за холодную, как лед, руку и попятилась к скалам, увлекая его за собой. Подальше от лилового ужаса. Коэрви запела, точнее, заговорила нараспев, четко и ритмично проговаривая слова чужого языка. От этих слов у Орри закружилась голова и отяжелели веки. Вокруг разлился терпкий солоноватый аромат, а лиловая жидкость начала разбиваться на брызги, все более мелкие, отрываясь от скалы, превращаясь в облако. Повинуясь голосу Файс, крошечные капли двигались, меняясь местами, сливаясь в более крупные и снова дробясь, образуя в воздухе узор, тончайшую пленку, напоминающую паутину. — Илинго, — тихо позвала Коэрви. — Ты готов? — Го… тов, — пробормотал принц и пошатнулся. — Ты должен пройти через Сеть. Один. Очень осторожно. Очень быстро. И как можно дальше. Ни в коем случае не останавливайся и не оглядывайся. «Он же свалится», — подумала Орри, но выпустила руку Илинго. Тот, качаясь, словно пьяный, шагнул вперед. — Выпрямись, — по-прежнему еле слышно велела Файс. — Нельзя останавливаться. Нельзя медлить. Хочешь жить — иди. Кончатся силы — падай. Но только по ту сторону Сети. Только, когда все закончится, не раньше. Илинго заковылял вперед, вытянув в стороны дрожащие руки. Словно канатоходец на ярмарочной площади, но гимнасты гибкие и ловкие, а принц сейчас походил на старика, едва способного передвигать ноги. Или на ожившую деревянную куклу с негнущимися конечностями. Лиловая паутина была уже близко от него, в паре шагов, и тогда Коэрви снова завела свою непонятную песню. Орри внезапно стало дурно. Казалось, сердце бьется в такт словам наставницы, и бьется так сильно, что вот-вот лопнет. На висках выступил пот, в глазах потемнело. Илинго пошатнулся сильнее, но удержал равновесие, шагнул вперед и вошел в лиловую паутину, слился с ней. Раздался звон, тонкий, на грани слышимости, и от него нестерпимо заболели уши. — Да-альше! — Файс как-то ухитрилась вплести приказ в свое заклинание, не умолкая ни на миг и не меняя интонации. — И-иди-и! Принц услышал, одолел пару шагов, потом еще три. И упал, но упал вперед и пополз на животе, извиваясь и цепляясь за камни. Лиловая паутина сомкнулась за ним, снова став целой. Только узор изменился. — Ке-ештиор-ра, сю-уда, — пропела Коэрви, не прерывая мелодию, и, не глядя, протянула ученице руку. «Я не хочу туда, я боюсь!» Орри не сказала этого вслух. Почувствовала, что не должно быть сейчас ни одного постороннего звука, ничего, что могло бы помешать Файс. Она зажмурилась и шагнула вперед, судорожно вцепившись в руку наставницы — теплую, сильную, уверенную. Стало гораздо легче. Лиловую завесу они прошли вдвоем. Орри лишь на мгновение ощутила легкий зуд по всей коже, но он тут же исчез, и противный звон умолк, а сзади снова послышался шум падающей жидкости. Файс остановилась, осмотрела неподвижно лежащего на камнях Илинго, вздохнула и без особых усилий взвалила его на плечо. — Возвращаемся, — распорядилась она. — Здесь дальше дороги нет, а портал рядом с источником Хорпа не поставить. Аккуратно иди, тут одной капельки хватит, чтобы прожечь тебя насквозь. Об этом Орри можно было не напоминать. * * * — Как ты себя чувствуешь? Илинго приоткрыл глаза. Он отлично выспался, но дело было не в этом. Выцветший в последнее время мир снова заиграл красками. Звуки, запахи, еще недавно едва различимые, вернулись. Принц напряг мышцы, пошевелил пальцами. Он снова чувствовал себя живым. Принадлежащим лишь самому себе. И полным энергии. Он одним ловким движением вскочил с кровати и широко улыбнулся, с жадностью впитывая ощущения. Прохлада гладкого деревянного пола под босыми ногами. Звонкий крик мальчишки-разносчика пирогов за окном. Пылинки, танцующие в лучах солнца, неожиданно прорвавшегося сквозь завесу тяжелых облаков и заглянувшего в комнату. Тут Илинго вспомнил, что его вроде бы о чем-то спросили, и перевел взгляд на монументальных размеров даму, испытующе смотревшую на него. Глаза у нее были жутковатые: желтые, словно у кошки, спасибо, хоть зрачки нормальные, человеческие. Как там ее? Кажется, Файс. Да, Коэрви Файс, точно. — Потрясающе, — выдохнул принц, отчасти отвечая ей, отчасти выражая свое восхищение этой новой реальностью — ослепительно яркой и пьянящей безграничными возможностями. — Я свободен, — добавил он очень тихо, словно пробуя на вкус это слово и еще не веря себе. — Свободен. Совсем. — Ты свободен от Уз, — сдержанно подтвердила дама, усаживаясь в кресло, жалобно скрипнувшее под ней. — Но есть то, что ты должен знать, если хочешь остаться в живых. И то, что тебе стоит сделать, чтобы эту жизнь облегчить, насколько возможно. Она указала юноше на свободный стул, и он сел, слегка пожав плечами. Ничто не могло омрачить его настроение. Менее всего Илинго хотелось сейчас выслушивать скучные наставления этой тетки, но, во-первых, она его спасла и заслужила благодарность, а во-вторых, с волшебницей следует вести себя вежливо. Особенно с волшебницей такого уровня: принц понимал, что мало кто сумел бы снять с него чары. Разозлишь такую — она тебя наизнанку вывернет, нисколько не напрягшись. — Прежде всего, запомни, что ты никогда не сможешь вернуться в Бархальд, — сказала колдунья. — Нет, тебя никто не схватит. И не хватится. Ты больше не принц Илинго из династии Гайдис. Такой человек просто не рождался. — Это к-как? — наморщил лоб юноша. — Нельзя снять Узы, не разорвав все кровные связи, — объяснила волшебница. — Фактически ты теперь сирота без роду и племени. Имя можешь себе оставить или взять любое другое: это не имеет значения. Принца Илинго не существует. — А у меня были здесь… — он замолчал, холодея от догадки. — Тебя не узнает никто, — сочувственно сказала Одаренная, — ни друзья, ни женщины. Не потому, что ты изменился. Внешне ты тот же. Но твое прошлое стерто. Тебе придется начинать с чистого листа. Такова цена свободы от Уз. — И я так понимаю, не единственная? — напряженно уточнил юноша. — Какую плату хочешь ты за то, что спасла мне жизнь? — Твоего сына, — глаза волшебницы блеснули янтарем в луче солнца, просочившемся в окно. — Моего… кого?! Какого сына? — искренне изумился Илинго. — Одного из четырнадцати твоих детей, рожденных от разных женщин, — напомнила Одаренная. — Они остались в мире. Просто никто не знает, кто их отец. — А… н-ну да, конечно. А что ты с ним сделаешь, с моим сыном? — с подозрением посмотрел на нее бывший принц. — Не волнуйся, я не ем младенцев и не приношу их в жертву, — хмыкнула волшебница. — Я присмотрю за ним, а когда подрастет, стану учить. Он родился Одаренным, твой пятый ребенок. — Так… а тебе нужно мое разрешение, чтобы взять его в ученики? — усомнился Илинго. — Мне нужно, чтобы ты от него отрекся. Чтобы забыл о его существовании. — Эм-м… я даже не знаю, как его зовут. Ладно, я отдаю его тебе, Коэрви Файс. Этого достаточно или я должен подписаться кровью? — усмехнулся бывший принц. — Достаточно, — заверила его колдунья. — Теперь вот что. У тебя будет три часа на то, чтобы забрать из своего дома деньги и вещи. Вот ключ: свой можешь выбросить, он больше не подходит к замку. После этого ты должен исчезнуть. И помни: тебе ни в коем случае нельзя пересекать границу Бархальда. И встречать кого-либо из династии Гайдис. — А если встречу? — Умрешь. Магия Уз восстановится, пусть даже не полностью, и убьет тебя. Причем эта смерть ни легкой, ни быстрой не будет. И спасти тебя даже я не смогу. — Ясно, — хмуро кивнул юноша. — А если я случайно наткнусь на кого-то из своих детей? — Не волнуйся. Они не принадлежат к династии. Тебе нельзя встречаться только с твоим отцом, дядей и старшим братом. Их жены — не родня тебе по крови, а дети относятся к младшему поколению и не могут быть связаны с тобой. — Понял, — Илинго вздохнул. — Из Прильта тебе нужно уехать как можно скорее. До вечера погуляй по городу, — посоветовала Одаренная, вставая. — В этот трактир тебе лучше не возвращаться. — Почему? — Могут быть всякие аномалии. Сознание, например, потеряешь или мерещиться тебе начнет разное. Или люди шарахаться от тебя станут, хотя сами не поймут, чего испугались. — Что ж… Но я могу просто вернуться домой? — Дом, который был твоим, теперь принадлежит другому человеку. Тот в отъезде сейчас, слуги на ночь не остаются, так что никто тебе не помешает. В полночь я ненадолго остановлю там время, и ты успеешь забрать все необходимое прежде, чем мир окончательно изменится. Только поторопись: у тебя будет три часа. * * * Эпидемия быстро шла на убыль. Правда, из десяти тысяч населения Северной Данмары уцелело чуть больше трех, зато новых заболевших почти не было. За исключением нескольких человек, на которых почему-то не подействовало лекарство. Лирсли приказала жрицам обеспечить больным надлежащий уход, но горожанам объявила, что эти несчастные сами виновны в своей судьбе: разгневали Великую Мать, и та покарала их. А поправятся они или погибнут, зависит от глубины их раскаяния и милости Вастарны. Жители Данмары поверили: за кем-то из хворых и вправду водились грешки, а другие — что ж, значит, скрывали дурные деяния, не может же Мать ошибиться или проявить несправедливость. А кто выжил во время мора, тот, значит, угоден Создателям. Или, во всяком случае, не противен. Часть спасенных оставалась в храме помогать жрицам: кто из благодарности, кто в надежде задобрить Вастарну, а иные — чтобы свести дружбу с теми, кто теперь заправлял в городе. Но большинство горожан предпочли вернуться домой: восстанавливать хозяйство, возобновлять привычную работу. Опустевшие улицы понемногу оживали, тут и там из труб поднимался дым, стучали молоты в кузницах, крутились гончарные круги, разносился аромат свежевыпеченного хлеба. Хотя пожары уничтожили часть припасов, сохранившегося было достаточно, чтобы поредевшее население города без лишений пережило зиму. Да и зерно для посева уцелело почти полностью. Хуже было со скотиной: оставленные без присмотра животные частью разбрелись по окрестностям, частью стали добычей для осмелевших хищников, которые то и дело рыскали не только у границ города, но и прямо по улицам. Ходить по Данмаре в одиночку и без оружия сейчас решался мало кто из жителей. И не только зверье было тому причиной. Дома, брошенные хозяевами. Дома, опустошенные смертью. Лакомый кусочек для мародеров. Пока только местных, но ясно было, что в город вот-вот потянутся любители легкой наживы из соседних областей. Как только узнают, что опасность миновала. Лирсли отобрала из добровольных помощников самых крепких, и мужчин, и женщин, и организовала патрули. Оружие и доспехи нашлись в арсенале, а обучить новобранцев взялись те немногие из городских стражников, которые не успели или не пожелали спастись бегством и при этом сумели остаться в живых. Таких набралось человек десять, они и возглавили караульных. Вместе с патрульными Данмару обходили доверенные жрицы Лирсли, донося до населения волю Великой Матери, а заодно следя, чтобы новые блюстители порядка сами не начали разбойничать. * * * Едва Лирсли опустила голову на подушку, как кто-то коснулся ее плеча и безжалостно затормошил. — Что? — простонала Верховная жрица, приподнимаясь и тщетно пытаясь разомкнуть веки. Голова кружилась от усталости. — Прости, — тихо сказала Оэкки. — Не хотела тебя будить, но там консул приехал. — К-кто? — Лирсли потерла лицо ладонями. — Вот, выпей. Верховная послушно приняла из рук Хранительницы огня чашку и поднесла к губам. Отвар был кисло-сладким, и лишь легкая горчинка выдавала присутствие в нем толченого корня змеехвоста. Оэкки не поскупилась на мед и сок нийлы. Получилось вкусно, как и все, что она готовила. — Ты сказала — консул? — уточнила Лирсли, осушив чашку и еще раз проведя рукой по глазам. — Да, консул Орт Байтрин собственной персоной, — скривила губы Оэкки. — Соизволил вернуться. — Кто-то ему сообщил, что мы остановили мшанку, — заметила Верховная. — Интересно, кто. — Один из уцелевших стражников, — предположила Хранительница огня. — Зачем бы им? — усомнилась Лирсли. — У них сейчас неплохие шансы проявить себя и стать новыми правителями города. Но еще больше меня удивляет другое. Оэкки вопросительно посмотрела на нее. — Зачем Орт вернулся — вот что действительно странно. Данмара не скоро оправится после бедствия, жить здесь сейчас тяжело и небезопасно, работы невпроворот. И что здесь забыл Байтрин? — Имущество, — усмехнулась Хранительница огня. — У него хватает собственности и в других городах. И семья его достаточно влиятельна, чтобы он мог с хорошими шансами претендовать на место консула где-то еще. — Может, у него близкие здесь остались? — Среди живых их нет, — задумчиво покачала головой Лирсли. — Среди мертвых… Далеко не всех погибших удалось опознать. И все же Верховная не верила, что Орт Байтрин сбежал из города, не прихватив с собой всех, кто имел для него значение. Уж он-то всегда держал нос по ветру. Недаром двенадцать лет продержался в консульском кресле, хотя хватало охотников его потеснить. Лирсли вздохнула и протянула Оэкки пустую чашку, молчаливо прося наполнить. Разговаривать с Ортом следовало на свежую голову. Насколько это возможно. * * * Консульский дворец на Парчовой был частью разграблен, частью загажен, и Орт Байтрин, без особого удивления убедившись в этом, направился в свой личный дом на Фонарной улице. Здесь все было в полном порядке, то ли благодаря счастливой судьбе, оградившей собственность Орта от пожаров и мародеров, то ли в результате предусмотрительности хозяина, который всегда много внимания уделял прочности дверей и ставен. Комнаты, хоть и сохранившиеся в неприкосновенности, были выстужены, воздух казался затхлым и застоявшимся. Байтрин сам налил себе вина и, не снимая зимнего плаща, устроился в кресле, пока единственный сопровождавший его слуга разводил огонь в камине. Он ждал. Верховной жрице уже должны были доложить о его прибытии, и сейчас важно было, кто к кому явится: консул к самозваной правительнице города или наоборот. Снаружи зазвонил колокольчик, и слуга пошел открыть дверь. — К тебе тавхоэни Лирсли, господин. Байтрин кивнул, разрешая пригласить гостью. Лирсли, значит. Кажется, она прежде была одной из старших жриц, седая такая. Что ж, она сделала ход. — Добрая встреча, фил Байтрин. Всего лишь «фил». Не «господин консул». Что ж, этого следовало ожидать. — Воистину добрая, тавхоэ…ни, — едва заметная запинка на последнем слоге титула, — Лирсли. Орт учтиво поднялся навстречу гостье, предложил ей кресло и собственноручно налил вина. — Мне… сообщили, что ты вернулся, — сказала Верховная, пригубив из своего кубка. Руки у нее были маленькие, с коротко обрезанными ногтями и цепкими пальцами. Прямые белые волосы аккуратно уложены. А под глазами темные круги. Не спала? Сообщили, значит? А на языке-то, небось, вертелось «доложили». Куда же ты метишь, милая? В консулы? Или, может быть, сразу в королевы? Бархальд и Онтра тоже когда-то входили в Содружество вольных городов, пока не нашлись те, кто сумел прибрать их к рукам и превратить в отдельные страны, сначала маленькие, а потом все более обширные и могущественные. И в Бархальде это, кстати, была женщина. Правда, вдова одного из советников, а не жрица. — Вернулся, — спокойно подтвердил Орт. — В Данмаре многое придется восстанавливать. И для начала надо навести порядок. Пронзительно-синие глаза жрицы сузились, но возражать она не стала. Работы и вправду предстояло немало. Уже не время считаться прошлым. И еще не время делить власть. — На Парчовой улице два убийства, — добавил Орт. — На Ярмарочной площади бунт. Тебе уже… сообщили? * * * — В Данмаре две трети домов пустые! — орал рыжеволосый детина, размахивая жердью, судя по всему, выломанной из забора. — Селись в любом и добро себе забирай! Мертвым-то оно без надобности, небось! — Верно Бер говорит! — басил плечистый мужик, по виду, из кузнецов. — У каждого здесь своя беда, у всех потери. У кого близкие померли, у кого дом сгорел, а кто калекой остался. — Эти ведьмы из храма сами порчу на всех навели, — с ненавистью подхватила бледная женщина в траурной одежде. — Отравили воду, погубили столько людей! У меня четверо было… четверо деток, и никого не осталось, всех мшаная хворь унесла! — У меня жена обезножела, не встает! Просил исцелить — нельзя, говорят, никак невозможно. И ведь по их вине! — Нелюди! Как их земля носит! — Еще Великой Матерью прикрываются! Прокляла она их, нечестивых, а через них и весь город. И не будет нам жизни, пока не очистим храм от скверны! — Сжечь храм надо! — Верно! Вместе с ведьмами! Всех до одной внутрь загнать и спалить дотла. Только тем и спасемся! Толпа гудела, распаляясь, уже почти готовая тронуться к Храмовой площади, и вливались в нее людские ручейки с прилежащих улиц. — А вот и благодарность за спасение, — негромко заметил Орт, стоя рядом с Лирсли в сторонке, в тени одного из домов. Ладонь его лежала на рукояти меча, прищуренные темно-карие глаза недобро поблескивали. — Я привел отряд, но они за городом лагерем встали, у леса. Послал за ними, но, пожалуй, не успеют уже. Лирсли молча кивнула. И решительно шагнула вперед, вскинув руку со сжатым кулаком в повелительном и гневном жесте. — Остановитесь! Голос у нее оказался звучным и легко перекрыл возбужденный гомон толпы. — Мы спасли вас! — Лирсли подобрала длинный подол синего жреческого платья и легко вскочила на невысокий прилавок, уцелевший на площади с последней ярмарки. — Великая Мать спасла! Мы прогнали болезнь! — Вы наслали болезнь! — завопил рыжий верзила. — И у тебя еще хватило наглости явиться сюда! — Зачем? — спросила Верховная. — Зачем нам губить город? Да в самом храме две трети жриц умерло, разве вы не знаете? — А ради власти, — подбоченилась женщина в трауре и плюнула в сторону Лирсли. — Чтобы добро наше забрать себе, чтобы всех себе подчинить. И своими даже пожертвовали, ничего святого для вас нет! Толпа зарычала, надвигаясь на одинокую фигурку в синем. Орт потащил было меч из ножен, но передумал и снова шагнул назад, в тень. — Ради власти? — в глазах Лирсли вспыхнула ярость. — Хорошо же, я покажу вам власть! Лицо рыжего мятежника внезапно исказилось. Он замер, потом побагровел и как-то боком заковылял в сторону, пританцовывая. Тетка в трауре вытаращила глаза, прижала руками платье под животом и тоже заторопилась прочь. Еще несколько человек из тех, что подстрекали к расправе над жрицами, последовали за ними. — Они нескоро вернутся, — заверила горожан Лирсли. — Ну-у? Кто еще хочет испытать власть Вастарны… или ее терпение? Желающих не нашлось. Люди угрюмо смотрели в землю, потом начали расходиться, молча, не глядя друг на друга. — Ты их не убедила, — заметил Орт, неспешно приблизившись. — Они отступили, но не сдались. — Я знаю, — Лирсли устало пожала плечами и слезла с прилавка, не обращая внимания на галантно предложенную ей руку. — Но твой отряд успеет прибыть сюда. — Что ты сделала? — поинтересовался Байтрин, покосившись вслед горожанам. — Вастарна же здесь ни при чем, так? У Лирсли порозовел кончик носа. — Я запустила желтых муравьев им в штаны. Орт присвистнул: — Жестоко. — Зато доходчиво, — жрица на мгновение зажмурилась и потерла переносицу. — И запомнится хорошо. А жестоко не очень. В это время года муравьи вялые, покусать покусают, но не до смерти и без серьезных увечий. А лечиться крикуны к нам придут, куда им деваться-то. Орт кивнул. Впился острым взглядом в лицо Верховной. — Ты Одаренная, — это не было вопросом. — Да, — на удивление легко согласилась та. — Но ведь сийвери не могут быть жрецами, это запрещено. — Я ни разу не использовала свою силу, — невозмутимо ответила Лирсли. — До сегодняшнего дня. — Если кто-нибудь узнает о твоей тайне, тебе грозит пожизненное заточение, — заметил Орт. — По меньшей мере. Впрочем, горожане поверят, что их покарала Вастарна, они в этих тонкостях не разбираются. Их вера укрепится, и поддерживать порядок станет намного проще. Лирсли молчала, чуть склонив седую голову набок. — Скорее всего, я единственный, кто догадался, — не дождавшись ответа, продолжил Байтрин. — И я еще жив и не лишился памяти, в то время, как достаточно слуха о том, кто ты, чтобы устроить тебе серьезные неприятности. Стало быть, я нужен тебе. — Мне нужен консул, которого выберут горожане, — синие глаза жрицы смотрели уверенно и бесстрастно. — Человек опытный, пользующийся заслуженным авторитетом и… надежный. Тот, кто сосредоточит в своих руках военную власть и будет вершить волю Великой Матери. — Точнее, волю ее Верховной жрицы, — Орт приподнял уголки губ. — Что ж, похоже, выбора у меня нет. — Почему же? Есть. — Между должностью консула и желтыми муравьями в штанах? — усмехнулся Байтрин. — Тебе нет нужды прибегать к столь суровым мерам, тавхоэни. Я всегда чтил Великую Мать и тех, кто… действует от ее имени. * * * — Ты рисковала, усмиряя толпу в одиночку, — хмуро сказала Оэкки, разливая по чашкам травяной отвар. В последнее время они всегда завтракали вчетвером, в отдельной комнате, заодно обсуждая планы и неотложные дела: экономили время. Иногда удавалось еще и за ужином встретиться. — Со мной была Вастарна, — мягко возразила Лирсли. — Оставь такие объяснения для младших жриц, — фыркнула Дивильда. — Ты не позвала нас. — Не было времени, — объяснила Верховная. — Там был Орт. — Если бы толпа растерзала тебя, он бы в лучшем случае скрылся, предоставив нам наводить порядок, — заметила Аштея, намазывая кусок лепешки маслом. — А в худшем — возглавил бы восстание и получил консульское кресло в подарок. — Или трон, — Дивильда отпила из своей чашки и с упреком посмотрела на Оэкки. — Змеехвоста больше не дам, — веско заявила Хранительница огня. — Вы и так его напились на всю оставшуюся жизнь. И хорошо, если обойдется без последствий. — Она права, — поддержала подругу Аштея. — Придется больше времени оставлять на сон. Дивильда невесело усмехнулась: — Пока мы спим, Орт бодро движется к своему консульству. — Он и так консул, пока горожане не выбрали нового, — напомнила Лирсли. — А без консула и стражи нам в любом случае не обойтись. Кто-то должен отвечать за охрану города. Вот-вот расползутся слухи, что мшанка побеждена, так мародеры совсем обнаглеют. Это не считая забредающих на окраины хищников, одичавших собак, доморощенных бунтарей и… всяких тварей. — Буттака, например? — уточнила Дивильда, выдавливая в чашку сок из разрезанной пополам нийлы. — Он пока не объявлялся, — быстро сказала Лирсли. — И лучше не поминай его лишний раз. Без того хватает забот. — Это точно, — Аштея отодвинула опустевшую чашку. Им никто не прислуживал: Верховная опасалась лишних ушей. — И все-таки, как ты разогнала толпу? — вернулась к неприятной теме Оэкки. — По городу ходят разные слухи… Лирсли медленно разгладила салфетку. Лгать подругам и соратницам ей не хотелось. Но сказать правду — значило рискнуть всем. Данмаре сейчас только смены власти в храме не доставало. — Наше снадобье иногда вызывает видения или ложные ощущения, — пришла ей на помощь Аштея. — А поскольку люди понимали, что оскорбляют Великую Мать, и боялись наказания, они любой морок готовы были принять за реальность. — Но укусы… — попробовала возразить Оэкки. — Я их видела, — пожала плечами Целительница. — Желтые муравьи оставляют совсем другие следы. А эти были больше похожи на вскрывшиеся нарывы от мшанки. — Ладно, — нехотя согласилась Дивильда, одарив Лирсли долгим испытующим взглядом. — Так что мы будем делать с Ортом? — Пусть пока работает, — сказала Верховная жрица. — Он нам нужен. Как и мы ему, кстати: далеко не от всех напастей помогает сталь. Она поднялась. — Аштея, задержись ненадолго. Расскажешь подробнее о побочных эффектах от снадобья. — Оэкки права, ты рисковала, — заметила Целительница, когда они с Лирсли остались одни. — В следующий раз это может и не сойти с рук. — Знаю, — Верховная поправила воротник платья. — Но это был единственный способ усмирить толпу. И у меня не оставалось времени. — Ты хотела поговорить об Орте? — помолчав, спросила Аштея. Лирсли кивнула. — Консул нужен нам. Но он наверняка ведет свою игру. И я хочу знать все об этом. Поможешь? — Следить за ним… — Аштея склонила голову набок. — Непростая задача: очевидно, что Байтрин ждет этого. Но другого выхода у нас действительно нет. * * * Золотистая стружка мягко змеилась из-под ножа. Орт работал не спеша, с удовольствием вдыхая аромат свежего дерева. Не родись он в семье Байтрин, владевшей почти третью золотых приисков в обитаемых землях, мог бы стать неплохим резчиком. Или очень хорошим. Впрочем, нет. Вряд ли его устроила бы судьба простого ремесленника. Все равно захотел бы большего — а попробуй пробейся наверх, если ты не сын богатых родителей. Дорога тебе тогда или в наемники, или в моряки, или в разбойники, да и то вряд ли успеешь подняться достаточно высоко прежде, чем погибнешь. Даже добытчики, которые за один удачный заказ могли выручить столько, сколько иной мастер зарабатывает за пару лет, жили ярко, но недолго, а умирали скверно. Впрочем, для честолюбивых юнцов из простых семей был еще вариант податься в жрецы. Тут, правда, требовались определенные способности, без которых оставалось лишь трудиться в храме по хозяйственной части и подпевать в хоре, стоя в задних рядах. Жрецы… Зачем Лирсли выдала себя, вот чего Орт не понимал. Даже если ей пришлось прибегнуть к магии Одаренных, она запросто могла бы солгать. И пусть Байтрин не поверил бы, у него не было бы ничего, кроме собственных сомнений. Никаких доказательств. Можно подумать, будто сейчас есть! Говоря, что достаточно слуха, чтобы устроить Лирсли серьезные неприятности, Орт, конечно, сильно преувеличивал, и Верховная это знала. Невозможно определить, есть ли у человека дар, если тот не проявит его намеренно. То есть, конечно, другие Одаренные это могут, но они никогда не выдадут собрата жрецам. Даже имея зуб на него. Убьют, лишат силы, заточат, скормят Каменной пасти — сохрани Вастарна от этого подземного ужаса, — но решат все между собой, и никак иначе. И покусанные муравьями в свидетели не годятся. Достаточно сказать, что Великая Мать покарала их за бунт, и ничего уже не докажешь. Да и вряд ли способна случайно сболтнуть лишнее жрица, победившая эпидемию, удержавшая, насколько возможно, порядок в городе и занявшая пост Верховной. Значит, Лирсли просто дала понять Орту, что, во-первых, она для него неуязвима, а во-вторых, обладает тройной силой: и как глава храма, и как служительница Вастарны, владеющая тайными знаниями, и как сийвери. А ведь именно поэтому и запрещено тем, кто родился с даром, становиться жрецами. Официальная-то версия, что волшебники получили свои способности от Изгнанника и оттого противны другим Создателям, это так, для прикрытия. Просто в мире не должно быть таких, как Лирсли. Недопустимо, чтобы человек обретал подобную силу, иначе ему никто не сможет противостоять. Кроме богов, разве что, но они давно завершили творение мира и предоставили ему развиваться дальше самостоятельно. По крайней мере, до тех пор, пока Скиталец не найдет способ вернуться. Итак, Лирсли пока Орту не по зубам. Да и никому, пожалуй. И остается только ждать, пока она проявит свою тайную силу открыто, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Тогда — да, она поплатится так, что другие Одаренные не скоро решатся нарушить запрет, если вообще решатся. Потому что способности сийвери не делают ее бессмертной. А пока Лирсли старается не выдать свой секрет, она хоть немного, но управляема. И уязвима. Орт полюбовался только что законченной резной шкатулкой, сдул с нее мелкие стружки и аккуратно поставил на стол. Красивая получилась вещица. Консул поднялся со стула, разминая ноги, перешел в соседнюю комнату и быстро написал несколько строк на листке. Свернул письмо, скрепил своей печатью и позвал слугу. — Отнеси в храм Великой Матери. Пора перебираться в консульский дворец. Он уже отмыт и заново обставлен, осталось последнее — обряд очищения. Отличная возможность заодно побеседовать со жрицей, которая придет его провести. * * * Обряд очищения дома достаточно прост, чтобы его могла совершить обычная жрица, не из старших. Но консульский дворец, конечно, другое дело. Тут требуются особые церемонии. Так что Ифшара позаботилась, чтобы все выглядело как можно более эффектно. Даже двух младших жриц с собой прихватила и, помимо обязательных песнопений, добавила еще три, назначение которых было не изгнать зло, а привлечь в дом достаток и подарить хозяевам особое расположение Великой Матери. Хотя достатка Орту Байтрину и его семье и без того хватало с избытком. Конечно, если уж делать все действительно на высшем уровне, то проводить обряд следовало Хранительнице алтаря, которая отвечала за все песнопения и в храме, и в городе, и руководила хором. Но когда Лирсли стала Верховной жрицей, Дивильде пришлось взять на себя еще и обязанности Старшей наставницы. И возобновить обучение уцелевшей молодежи храма и выживших городских детей. Так что продемонстрировать почтение консулу отправили Ифшару, только-только получившую звание старшей жрицы и должность Хранительницы свитков вместо погибшей Айхи. Повышение, о котором она столько мечтала, не слишком обрадовало новоиспеченную хозяйку библиотеки. Во-первых, ей ясно дали понять, что оно преждевременно: просто из тех младших, кто остался в живых, Ифшара была наиболее опытна. Во-вторых, она несколько лет помогала Дивильде, назубок знала все обряды и песни, обладала врожденным слухом и голосом и совершенно не стремилась похоронить себя среди пыльных книг. А в-третьих, девушка была почти уверена, что Лирсли нарочно позволила Эрисее умереть от мшаной лихорадки. Очень уж вовремя подоспело чудодейственное лекарство: после того, как скончалась Верховная жрица, но прежде, чем погибли все остальные. — Благодарю, тавхоэ, — учтиво улыбнулся Байтрин, когда обряд был завершен. — Я хотел бы посоветоваться с тобой насчет одной рукописи. Ты ведь Хранительница свитков, не так ли? — Конечно, фил консул, — стараясь скрыть неловкость, Ифшара чуть поспешнее, чем следовало, повернулась к своим помощницам: — Мы закончили. Вы можете вернуться в храм. Мало того, что Орт намекнул: обряд провела не та жрица, которая должна была, теперь он еще и ждал от Ифшары совета в том, в чем она не слишком хорошо разбиралась. Что ж, ничего не поделаешь, придется выкручиваться. И да поможет Великая Мать не посрамить честь храма! * * * — Присядь, тавхоэ, — Орт мягко улыбнулся. — Могу представить, сколько сил требует проведение обряда. Жрица приоткрыла рот, словно собиралась возразить, но передумала и, поблагодарив консула, уселась в предложенное кресло. Очень мягкое и удобное, обитое темно-голубым бархатом. И достаточно хорошо освещенное. Байтрин поставил на круглый столик из полированного остварна два хрустальных бокала и наполнил вином. — Онтрийское, — сказал он, словно это должно было развеять сомнения жрицы, которая явно собиралась отказаться от угощения. — Оно очень легкое. И подвинул к гостье изящную вазу с фруктами. Жрица задержала взгляд на спелых плодах, для которых был совсем не сезон, по крайней мере в этих землях, снова посмотрела на Байтрина и улыбнулась, приоткрыв ровные белые зубы. — Я знаю, фил консул. И у него прекрасный букет. Она была недурна собой. Ясные карие глаза, светлые, пепельного оттенка волосы, полные губы. И лишь немного моложе Лирсли. А старшей жрицей стала недавно, иначе Орт помнил бы ее. Он знал всех, кто играл сколь-нибудь значимую роль в храме до эпидемии. — Тавхоэни Эрисея очень любила его, — со сдержанной грустью сказал Орт, отпив из своего бокала. Ифшара тяжело вздохнула. И на миг вскинула взгляд на консула, будто хотела что-то сказать, но не решалась. — Она так много сделала и для храма, и для Данмары, — продолжил Байтрин. — Говорят, она скончалась всего-то за пару дней до того, как вы приготовили спасительное лекарство. Как жаль, что из-за слепого случая… — Не из-за случая! — выпалила жрица, едва не расплескав вино, и поспешно поставила бокал. — Что?! — Орт поднял густые, аккуратно расчесанные брови, глядя на нее с тревогой и изумлением. Мгновение гостья колебалась: с одной стороны, она сама испугалась своей откровенности, с другой, девушке явно хотелось выговориться. Интересно, ей не с кем поделиться подозрениями? Или жрицы, недовольные сменой власти, наоборот, накручивают друг друга, обсуждая свои предположения. — Не из-за случая, — угрюмо повторила Ифшара. — Снадобье можно было сделать и раньше. Просто некоторые… не торопились. — Это серьезное обвинение, тавхоэ, — нахмурясь, покачал головой консул. — Очень серьезное. Он встал и медленно прошелся взад и вперед по комнате. Потом вновь повернулся к девушке. — У тебя ведь есть доказательства? Виновных в смерти верховной жрицы следует немедленно предать суду. — Нет, — на гладких щеках гостьи проступили красные пятна. — Жаль, — консул подошел и наклонился к Ифшаре, доверительно понизив голос, хотя, кроме них, в комнате никого не было. — Вот если бы ты нашла их, я позаботился бы, чтобы те, кто погубил тавхоэни Эрисею, эту благороднейшую, мудрейшую служительницу Вастарны, не избежали расплаты. Негодяи не только совершили убийство, они своим подлым деянием оскорбили Великую Мать, и теперь ее гнев может обрушиться на всех нас. Тавхоэ, мы обязаны покарать святотатцев и злодеев! Ради этого несчастного города, ради его чудом уцелевших жителей, которые и так уже настрадались. Ты должна мне помочь! Он взял ее руки в свои (а пальчики-то ледяные, волнуется девушка!), слегка сжал и спросил, проникновенно глядя в глаза: — Поможешь, тавхоэ? — Я… постараюсь, — жрица потупилась в раздумье. — Рано или поздно виновные себя выдадут. Ты сможешь незаметно следить за ними? — Конечно, — Ифшара подняла взгляд и мстительно улыбнулась. — Я найду доказательства, господин консул. — Надо только придумать, как нам держать связь втайне от заговорщиков, — озабоченно сказал Байтрин. — Впрочем, я давно собирался разобрать библиотеку. И мне будет время от времени требоваться помощь сведущего человека. Кстати, та рукопись, что я собирался тебе показать, — он подошел к столу и взял растрепанную стопку листков. — Половина строк в ней так выцвела, что их невозможно разобрать, а то, что осталось, написано то ли на старом языке, то ли на каком-то диалекте. Вроде и слова похожи, но смысл ускользает. — Я изучу эти записи, господин консул, — Ифшара бережно приняла протянутые листы, стараясь казаться уверенной. — И приду к тебе, как только у меня будут новости… об их содержании. — Обязательно, — кивнул Байтрин. — Я хочу знать, как будет продвигаться исследование.