От Биджуу до Человека

       Курама взяла столовый прибор и напомнила себе, что это называется «ложка». Руки… Её человеческие тонкие, почти прозрачные руки слегка подрагивали и плохо слушались. Металл рукоятки был прохладным, подушечки пальцев прошлись по гравировке, удивляя тактильными ощущениями. Всё это было крайне непривычным и новым. Усилием воли Курама крепко сжала пальцы, фиксируя прибор в руке, и сосредоточилась. В теории всё было понятно: надо было поднести ложку к миске с желтоватым бульоном, который ей принесли, зачерпнуть, донести до рта и проглотить. Тело, в которое Курама вселилась без каких-либо печатей подчинения, было женским, сразу определяя нынешний пол. Она стала сама себе джинчуурики — живым сосудом для демона. А ещё у этого тела, которое звали «Алиса Лонгботтом», была семья. Свекровь и сын. Сейчас оба человека находились с Курамой в комнате Лонгботтом-тауэра, в который они переместились из места под названием «больница Святого Мунго». Старая женщина и парень несколько раздражали пристальным вниманием. Быть беспомощной Курама не привыкла. Впрочем, приходилось терпеть. Все биджуу держат свои обещания, а при вселении в это хлипкое вместилище, которое привлекло её чакрой Наруто, от Курамы потребовали равноценную рокировку. Заботу о сыне в обмен на тело. Конечно, Курама могла и просто выкинуть осколки чужой разорванной души, у которой практически не было даже связных мыслей и желаний, кроме одной: «позаботиться о сыне». Но… Во-первых, даже такое небольшое усилие требовало чакры, которую Курама почти всю потратила на новое воплощение и прорыв в этот мир в поисках Наруто, а во-вторых, обмен был пустяковым и даже кстати. К тому же после её согласия осколки чужой души совсем не сопротивлялись, а даже наоборот — стремились к поглощению, прибавив ей сил. Матери — странные существа с безграничной любовью к своим детям, но это не значило, что Курама не уважала матерей. При поглощении Алисы невольно вспомнилась Узумаки Кушина, которая, не раздумывая, пожертвовала собой ради Наруто. Матрица бывшей джинчуурики, которая припрятала часть своей личности в печати Демона, весьма пригодилась. Остатки чакры Курама потратила на вселение в тело и его корректировку, создавая как внешний образ Узумаки Кушины с её алыми длинными волосами, так и внутренние резервы для накопления чакры, чтобы впоследствии, после возвращения всех хвостов, помещаться в этот сосуд полностью. Рука неловко дрогнула, ложка задела край, миска с бульоном перевернулась, и содержимое потекло по низкому лакированному столику, который поставили на постель. Курама ощутила, что жёлтая жидкость оказалась тёплой, а одежда, которую на неё надели, намокла и неприятно прилипла к животу. — Мама! Не обожглась?! — взволнованно дёрнулся к ней парень, через секунду оказавшись рядом. Не парень, напомнила себе Курама, сын, и его зовут Невилл. Кусая губы, Невилл убрал столик и оглянулся на свою бабушку. Миссис Лонгботтом подошла, достала палочку и использовала заклинания, чтобы осушить постель и тонкое и немного странное кимоно, в которое Кураму обрядили. — Всё в порядке, мама?.. — Невилл продолжал держать за руку и заглядывать в глаза, и Курама сообразила, что от неё ждут какой-то реакции. Она осторожно освободила захваченную конечность, положила ладонь на светлые курчавые волосы и слегка их потрепала. Вспомнилось, что Наруто нравилось, когда так делали взрослые. Невилл робко улыбнулся и чуть покраснел, сияя серо-зелёными глазами, и Курама подумала, что в этот момент сын напоминает ей её мелкого Узумаки, ради которого она прорвалась в этот мир. А ещё что, возможно, выполнить обещание, данное при обмене, будет не так сложно. — Спасибо, Невилл. Всё хорошо.

* * *

Курама разглядывала себя в зеркале и размышляла о том, что человеческое существование — очень странная и хрупкая штука. Благодаря своей предусмотрительности она знала почти всё о местной магии, умела колдовать, дали бы палочку, но, как оказалось, даже не предполагала, что кроме этого ей потребуется знать столько всего просто про тело и его обслуживание. Раньше у неё с этим проблем не было: она состояла из чакры. А теперь страшно и подумать, из чего она состоит. И ладно, если бы проблема была лишь в том, что она не могла подобрать одежду в тон, не знала, как носить чулки и заплетать волосы, которые были увеличены в длине для большей вместимости сосуда. Живой женский организм озадачивал, и порой Курама долго не могла понять, что с ней происходит и что с этим делать. С болью она разобралась быстро. К тому же оружие ей было известно не понаслышке. Это было очень ярко и сразу учило не трогать что-то острое типа ножей, огонь, вскипячённую или даже слишком холодную воду, которые раньше были ей нипочём. Внутри неё, под кожей, была кровь, а кожа от чего-то горячего или холодного надувалась пузырями и неприятно ныла. Даже зацепить где-нибудь эти длинные волосы было больно до слёз, которые моментально увлажняли глаза. Видимо, для сцепления, чтобы не выпали из орбит, потому что от боли они как будто стремились из тела. А видеть окружающий мир ничем, кроме глаз, люди не могли. Раньше Курама могла ощущать и «видеть» мир даже мизинцем или покровом своей чакры, которую выпускал Наруто. Теперь потерять глаза было очень страшно, тем более что они такие мягкие и беззащитные. Чувство голода накатывало странно и, если его проигнорировать, заканчивалось бурчащим животом и даже обмороком, то есть отключением всех функций и провалом в черноту, похожую на отстойник. А ещё голод часто приходил в определённое время, причём довольно резко. Зато ощущать вкусы Кураме очень понравилось. Во рту словно взрывались маленькие чакро-бомбы: кислое, сладкое, солёное. Каждая еда была собственного вкуса и отличалась даже при перемешивании. А вот горькое заставляло внутренности сжиматься и исторгать из тела какой-то бурый вонючий ужас, если относительно недавно был приём пищи, и бурую вонючую воду, если она давно не ела. На другие «исторжения» организма, которые оказались регулярными, было неприятно даже смотреть. Всё это было очень странным. Плюс сон и усталость. Организм требовал отдыха. Мышцы затекали, гудели, тянули. Курама очнулась очень слабой. Стыдно признать это, но даже слабее последнего генина. Раз в сутки требовалось закрыть глаза и провалиться в черноту. Иногда Кураме снились сны про Наруто, про Рикудо-отоо-сама или те моменты, которые были во время слияния с джинчуурики. Курама ощущала боль, горе, страх и печаль от потери друзей Узумаки. Их с Наруто ярость сливалась, и Курама с криками просыпалась. Часто мокрая. Все чувства в человеческом теле были ярче, сильней. Теперь Кураму уже не удивляла резкая смена настроений её одновременно первого друга и последнего джинчуурики. Местные ирьёнины сами придумали и объяснили состояние Алисы Лонгботтом, сообщив, что у людей иногда случается частичная амнезия и утрачиваются процедурная и эпизодическая память. Зато при проверке магических способностей те же ирьёнины из больницы Святого Мунго постановили, что профессиональная память их пациентки совершенно не пострадала. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Выяснить что-то связное из поглощённого осколка души было невозможно, но у Курамы была возможность получить информацию о мире волшебников от ментального «подселенца», извлечённого из Гарри Поттера, в пустующее тело которого Курама привязала драгоценную душу своего единственного друга. Тогда это стоило ей последней чакры, и её, вместе с прихваченным с собой паразитом, оказавшимся матрицей личности одного местного волшебника, выкинуло в отстойник. В родном мире, полном чакры, Кураме понадобилось бы всего два-три года для нового воплощения. Она могла появиться там, девятихвостая лисица-биджуу, полная сил, ярости и жажды мщения. Впрочем, люди всегда побеждали, после того как Рикудо-отоо-сама оставил Кураму и её братьев-сестёр, не раз и не два она видела проклятые додзюцу, подчиняющие разум, демонические печати и гигантские призывы, которые оборачивались новым заточением и ожиданием смерти очередного живого сосуда, постоянно тянущего её силу через особые цепи чакры. Это было больно. Не той болью, которую Курама могла ощутить, порезавшись или прикоснувшись к слишком горячему, но той яростной болью, когда часть твоего существа постоянно и вынужденно проходит через грязного ничтожного человечка. Это изменилось только с Наруто. Его родители то ли что-то напутали, то ли слишком торопились, но цепей не было. Была лишь огромная клетка. Курама копила силы и ждала, пока мальчишка, в которого её заточили, умрёт, и она будет свободна. Пусть на время, через новое тяжёлое воплощение, но свободна. Что в ней дрогнуло, когда они с Наруто впервые увиделись? Пацан умирал, должен был умереть, ещё бы миг — и привет отстойник, но он говорил с ней, попросил чакры. Был напуган, хотя и хорохорился. Просто попросил. И это было… так приятно. Быть кому-то нужной. Потом Курама убедила себя, что минутная слабость к людскому детёнышу была планом: заставить выпустить себя сразу на свободу в этот мир без всяких отстойников и сбора сил. Ей почти удалось убедить себя в этом. Почти воплотить свой план. Но Узумаки Наруто в какой-то момент стал слишком важен, слишком нужен, слишком близок… А потом та война и их самоубийственная техника. «Последний Вздох», придуманный кланом Узумаки. Стирающий реальность, уничтожающий даже биджуу. Хода в их прошлый мир больше не было, но Курама знала лазейку, использовала почти все свои ресурсы, чтобы сохранить душу своего единственного друга и помочь ему воплотиться в другой реальности. Кто же знал, что нелёгкая доля занесёт их в этот мир, почти лишённый чакры? Сила накапливалась здесь очень медленно. От захваченного паразита Курама узнала многое об этом неладном мире и его законах, о магии, о географии и некоторых именах. А ещё в чьё тело она привязала душу Наруто. Это оказался тот мальчишка-маг, который в будущем призвал Кураму как «демона». Они оказались в более ранней временной реальности или какой-то связанной параллели. Но она хотя бы знала имя — Гарри Поттер, — это уже что-то. Вот только и тот паразит, и обрывки воспоминаний о том прошлом путешествии-призыве подсказывали, что медлить нельзя. Впрочем, прошло около пяти местных лет, прежде чем Курама смогла накопить сил на один крохотный прорыв в реальность. Для воплощения она была слишком слаба и просто бы, растратив чакру, снова оказалась в отстойнике. Так она решилась на вселение во временное тело: вряд ли тут был подходящий шиноби, но можно было использовать временный сосуд хотя бы на несколько лет. А потом они с Наруто что-то бы да придумали… По крайней мере, Курама на это надеялась. Она смотрела на себя в зеркало и переживала из-за собственной ничтожности и бессилия. Всего лишь женщина. Слабая, беспомощная, которая не может помочь своему единственному другу. Сила — это всё, что было у Курамы, но теперь и её почти нет. — Совсем никуда не годится! — отвлекла её от размышлений старая женщина-свекровь, внезапно дёргая и оттягивая одежду, которую только что попросила надеть. — Всё слишком велико. Ты сильно похудела, Алиса… Помню, раньше ты была… Ты немного располнела после рождения Невилла, а потом… Курама внимательно посмотрела на старую женщину-свекровь. Про прошлое её сосуда та ничего ещё не говорила, а сама Курама не спрашивала, просто стараясь хотя бы привыкнуть к телу, не вызывая подозрений. Не хотелось оказаться на каком-нибудь жертвеннике или снова куда-нибудь заточённой. Ей стоило покинуть Лонгботтом-тауэр и отправиться на поиски Наруто, но сейчас она была непозволительно слаба. К тому же ей было неизвестно местоположение её друга, да и сын-Невилл, скорее всего, будет сильно переживать. Узнав о её «нарушении процедурной памяти», сын Невилл учил, показывал, терпеливо объяснял Кураме, что происходит, ставил с ней эксперименты с ощущениями, почти всегда был рядом, как будто даже боялся покидать её комнату, когда она укладывалась на ночной сон. Парень был терпеливым, упорным и упрямым, да ещё светловолосым, сильно напоминая Наруто, так что невольно Курама их сравнивала и немного прониклась к этому ребёнку. Да и обещание, данное при вселении. Звонкое «Я всегда держу своё слово!», сказанное Наруто очень давно, стояло в ушах, когда Курама подумывала о том, чтобы всё-таки сбежать. Впрочем, насколько она поняла законы местного мира, даже если эти доверчивые маги не заподозрили в ней «захватчика тела», то, поступив необдуманно, можно поставить под сомнение умственное состояние Алисы Лонгботтом. Были различные магические поиски, которые искали именно тело, её бы нашли и вернули в ту больницу. — Что было потом?.. — спросила Курама. До этого она почти не разговаривала с «родными», не желая их насторожить несвойственными фразами, вопросами или поступками. Но когда-то же надо рискнуть? Наруто бы рискнул, не раздумывая. По сморщенному лицу свекрови как будто прошла судорога, и женщина вздохнула. — Лучше присядем…