Чем мы являемся

Через тринадцать часов и семнадцать минут после того, как был объявлен приговор, его дело закончилось. Брюс сидел на кровати в задней части в бэтпещере, в своем гнезде и глядел на открытую дверь. До сих пор он действовал, а не реагировал, отказываясь отвечать за то, что произошло и, вместо этого, решал математические задачки. Он приехал в Метрополис за укусом Кларка, успел вернуться вовремя, чтобы совершить непродуктивный патруль, прежде чем наглотался таблеток, которые вырубили его сознание на шесть часов. После этого он воспользовался теми небольшими деньгами, которые ему удалось сохранить в скрытых счетах, чтобы пополнить холодильник и авансовый платеж на счет адвоката, формально он передал управление «Wayne Enterprises» Люциусу Фоксу — этот человек был неофициальным руководителем компании уже долгое время после всего, что случилось, и Брюс не хотел приносить еще больше ущерба и стоял рядом с альфой достаточно долго, чтобы папарацци сделали несколько снимков. За все это время он изо всех сил пытался выдавить из себя хоть какие-то жалкие эмоции, реакции на суд. Это получилось, как рвота, горькая и злая. Но он подавил все в себе и продолжил работу. Перешел к следующей задаче в своем списке. Теперь ничего не осталось, чего стоило боятся. Ничего, что могло бы удержать его. Он заменил шины на бэтмобиле, посмотрел отчеты полиции и проанализировал доказательства, связанные с перестрелкой. Ударил стенку, уничтожил учебный манекен и помылся — смыл свой запах, просто чтобы на несколько часов избавиться от удушливого сладкого запаха омега-феромонов, который едва не капал с его кожи. Он сделал все, что планировал. Теперь он сидел безоружный против мыслей, которые катались, как шары, в мозгу. Он подумал о судье, присяжных и прокуроре. Беты. Почти все они были бетами, и все же они смотрели на него, нюхали его и решили, что самое правильное — самое простое, что можно сделать в этой ситуации — убедиться, что кто-нибудь повяжет Брюса как можно скорее. Пытаться заставить его пополнить популяцию альф и добавить младенцев в роддоме. Руки сжались в кулаки. Они не все были бетами. В присяжных были два альфы и омега. Он сидел далеко и не мог точно сказать, кто был альфами, но у омеги был маленький розовый укус на шее, старая связь. Она тоже смотрела на него с презрением, как и все остальные, когда он уходил. Та же уверенность в том, что их идиотское самовлюбленное наказание было оправдано, потому что он поцеловал омегу. Потому что у него не было укуса, потому что у него не было детей, потому что он не был сукой. Брюс протянул руку и осторожно коснулся шеи. Прикосновение вызвало легкую боль окруженную тишиной неясного волнения. — Брюс? Голос разошелся по пещере эхом. Брюс замер, уронил руку и вздохнул. Дик. Он не видел мальчика до суда. И теперь он не хотел его видеть. Брюс был не в том настроении. Он не был готов извиниться так, как тот заслуживал. — Брюс, ты здесь? Но он также не хотел его игнорировать. Брюс встал, вышел в открытую дверь и направился к стене с мониторами, в сердце пещеры. — Дик. Парень развернулся на голос. — П-привет. — Ты что-то хотел? — Ничего я… — Дик сглотнул. — Я искал тебя сразу как узнал вердикт. — Нервно. — Я хотел узнать, есть что-нибудь, что я мог сделать, оказать какую-нибудь помощь. — Нет, — ответил ему Брюс. — Нет. Полагаю… — взгляд молодого человека застыл на шее собеседника и он побледнел. — Ты… тебя укусили, — прошептал Дик. — Да, — мужчина поморщился. — Это… боже, кто это? — Я не сказал им. — Грубовато. — Слава богу, — Дик шагнул вперед. — Я думал… это не имеет значения. Кто это? Ты собираешься спать с ним? — Нет. — Низко зарычал. — Ладно, это просто… хорошо, я понял. Это лишь уродливый укус — все, — сказал он, применяя иррациональное воздействие на обиду. — Наверное, это имеет смысл, если ты хочешь избавиться от всех гей-слухов и прочего. Я имею в виду, если ты доверяешь этому альфе. Кларк. Кларк был надежным, безопасным и в здравом уме. Кларк, который никогда не причинял ему вреда. Кларк, которому он мог доверять. Кларк, который пах, как теплый мускус, не смешанный с другим запахом и больше ничего. Никаких тонких оттенков, никаких угрожающих или обманчивых смесей аромата и нестабильности. Когда Кларк пах чем-то, кроме Кларка? Честный, стабильный и надежный. Теплый, добрый и совершенный… боже. Когда Кларк начал так хорошо пахнуть? Он всегда тайно оценивал его как самого скучно пахнущего альфу в Лиге. Ничего похожего на дикую, страстную, жесткую специю очарования Дианы или дразнящего горячего земляного мускуса, которым пах Оливер после того, как нанесет спрей-подавитель запаха. Даже резкий, как жало, необыкновенно детализированный запах Артура или приглушенный металлом аромат Виктора были более сложными. Или Кент пах так всегда. Так как запах Кларка не пытался его обмануть, Брюс не собирался цепляться за него или распутывать; он лишь возвысил человека, которому принадлежал. Лежащий уверенными широкими смелыми мазками — совершенный, сильный и уверенный Кларк. Как безграничный в своем масштабе широкий и теплый космос. Как теплый песок после дня на солнце. Как камень, на который он мог опереться. Кларк. Брюс нежно коснулся шеи. Провел пальцами вдоль странного ярко выраженного укуса. Его метка. Метка Кларка. Так и должно быть. Его тело реагировало на укус. Впечатляет, хоть и немного, альфа-гормоны, которые вдавились в кожу с помощью тисков зубов. — Брюс? — Я доверяю ему. Крепкий и надежный. Надежный альфа. — Хорошо, — Дик подошел к нему. — Потому что, как я понимаю, раз все до сих пор идет плохо, я мог бы покрыть счета. — маленькая нервная улыбка. — Я имею в виду, что ты дал мне столько денег, сколько я за всю жизнь не потрачу. — Штрафы на большие суммы. — Брюс вздохнул. — Я правильно понял, что ты согласился? — И адвокат. — Хорошо. Можешь поручить мне оплаты счетов как только они придут. За юриста тоже заплачу. Расплатишься со мной позже. Брюс улыбнулся благодарно и прошел мимо него к компьютерному отсеку. Дик последовал за ним и сел на стул рядом, когда Брюс сел. На то же место, где он сидел в первую ночь, когда он появился, в ярких зеленых, желтых и красных цветах Робина, на которые он настаивал. Этот наряд был таким же смешным и нелепым, но также ярким и пламенным, как и сам мальчик. Он не замечал его сначала, но присоединение Дика к его семье было похоже на восход солнца после долгой зимней ночи. — Прости, — пробормотал Брюс. — За то, что обвинил тебя. — Да, думаю, я заслужил их. — Парень искривил губы в улыбке. Пауза. — Итак, какой у нас план? — Первое, я уничтожаю все их обвинения против меня. — Брюс махнул на метку. — Буду хорошей омегой. — Правильно, — Дик скрестил руки на груди. — И под «хорошей» они хотят видеть «гетеросексуальную» и с одним сексуальным партнером. Брюс кивнул. — Боже, они такие задницы. Я имею в виду, что не понимаю, как они могут публично оскорблять так много меньшинств только потому, что кто-то подкинул денег судьям в надежде отхватить богатого жениха. — Что? — Брюс поднял бровь. Дик пожал плечами. — Это то, что люди говорят на улице. Что всем заплатили. — Грейсон помолчал. — Я в это верю. Я имею в виду, что ты наживал себе врагов долгое время, и есть множество людей, которые хотят, чтобы ты познал отчаяние. Брюс хмыкнул. — Что думаешь? — О чем? — Ты думаешь, что они заплатили? — Я надеюсь, что это так. — задумался на мгновение. — Ты надеешься? — Дик недоверчиво посмотрел на Брюса. — Было бы неплохо, если все действительно так, — сказал Брюс. — Нет… — честное утверждение, что омеги социальное меньшинство. Он не хотел видеть мир, где это так было укоренено. Не хотел верить в происходящее. Длинная пауза. — Ты не думаешь, что они всех подкупили, не так ли? Он качнул головой. В памяти всплыл образ одного из членов присяжных, омеги, во всех подробностях. Ее шея была помечена, но она ни чем не отличалась от остальных. Смотрела с тем же осуждающим выражением лица, как все остальные. С черной уверенностью, что он не прав, потому что не выполнял обязанность омеги данную богом. Это несмотря на то, что он всю жизнь доказывал, что он большее, чем все думают. Он планировал свое первое обращение. Ему уже удалось собрать возможные даты суда. Но если результат первого заседания был выдвинут из-за стереотипа, то он знал, как выиграть, если не получит связь. С ненавязчивым укусом и анализом крови, который продемонстрирует гормональную зависимость пары альфа-омега. Он не связывался с кем-то за деньги. Должен бы быть другой способ. Способ, который бы не заставил его покинуть свой дом, лишил выбора и бросил бы его, если не хуже. Что-то внутри, чтобы повысить свое чувство собственного достоинства. Он ненавидел омег. Он ненавидел, насколько жалкими были его собратья, насколько они были подавлены и готовы, даже рады, выполнять ту роль, которую общество навязало им. Чтобы стать равными, им надо сказать, что нужен альфа и с гордостью продемонстрировать метку собственного социально приемлемого сексуального рабства. Это было детское чувство, эгоистичное, которое, не учитывая омег, не соответствовало остальным кастам. В одном интервью он обобщил все альфа-омега отношения и назвал неправильными, назвал их оскорбительными и назвал находящихся омег в них суками, которые позволили этому случиться с собой. Это случилось с ним. Он не был похож на них. Он не хотел быть похожим на них. Он был чем-то большим. Он должен был быть чем-то большим. От дикой мысли, родившейся из-за неудачных последних нескольких дней, разрушения того, что он создал и, несмотря на свой горький иррациональный характер, он позволил ему захлестнуть себя полностью. Позволить себе на секунду поверить, что мир был черно-белым. Но это не так. Все, что он сделал в последнее время, было из-за чертового яда на шипе Айви. Случайная ошибка, которую он отчаянно пытался исправить. Он провел недели, пытаясь заткнуть течь, смотря как это распространяется по кораблю. Единственный способ исправить это теперь — это уступить и найти партнера из знакомых. Но он не хотел этого, потому что был омегой, который мог и хотел выбрать себе альфу, взять то, что было предложено и дать то, что от него хотели. Это было его тело. Он принял решение по поводу альфы. Не они. Они могли принести ему еду, вспыхнуть привлекательными ароматами и попросить шанса занять место в его гнезде, его территорию, пока Брюс будет в течке. Они не говорили ему, когда надо привязаться. Он не мог сдаться. Он должен продолжать бороться, даже если его корабль тонет. Должен быть выход. Новый корабль. Он должен содержать дом, Бэтмена и деньги, которые подразумевали его маску, плащ и благотворительность. — Итак, — Дик поерзал рядом, — мы круты, да? Я имею в виду, я не позволю взять тебе деньги, чтобы ты снова спустил их на свои приличные отчеты. Ты действительно дал мне достаточно, чтобы покрыть все. Если дела пойдут плохо, тебе не нужно будет возвращать мне все. Но это не только я стараюсь быть добрым, чтобы заставить тебя простить… ты знаешь. Брюс посмотрел на него. Изучал. Думал о сказанном. — И теперь ты смотришь на меня так, будто я часть доказательств в отпечатках пальца. — пауза. — Это заставляет меня чувствовать себя не полностью уверенным в том, что касается наших восстановленных отношений. — У нас все в порядке. — Тогда, — Дик обошел стул. — Могу я, эм, ты знаешь… подставь щеку. — Ты хочешь подтвердить со мной? — Брюс нахмурился. Подтверждение было действием, выполняемым товарищами по узам, чтобы восстановить семейную связь, обычно введением бета-гормонов в сторону лидера семьи. Дик не делал это с тех пор, как умер Джейсон. Их семейная связь еще существовала. Брюс чувствовал это истощенное и натянутое звено, взаимное признание. Это была единственная причина, по которой Дик смог подобраться к нему в течке. Дик кивнул. — Ты в семье, — мягко напомнил ему Брюс. — Тебе не обязательно спрашивать. Улыбка мальчика вспыхнула, как старая лампочка. Он, оттолкнувшись от стола, преодолел расстояние между ними и поцеловал Брюса в щеку. Это было простое действие, но оно смешало их ароматы в безошибочную ауру единства. Запах Дика был легким и сладким, ненавязчивым, как у всех бет низкого уровня, теплый и неповторимый, как мальчик, мужчина, сам. Брюс был мрачен, и Дик не мог это почувствовать, но для единения было достаточно. Их семейная связь была старой, сильной и несмотря на годы дистанции, что она стала похожа на растянутую резиновую ленту. Естественно. Нормально. Семья. — Спасибо, — сказал Дик, отступая назад. — Я благодарю тебя. Я знаю, что довольно бесполезен, когда дело доходит до вещей такого рода, но я сделаю все, что смогу. — Ты не бесполезен, — пробормотал Брюс. — Нет. Все, что угодно, кроме этого. Монитор рядом с ними вспыхнул, и голос Барбары потрескивал громкоговорителем. — Бэтмен? Бэтмен, ты слышишь? После короткой паузы он ответил. — Я здесь, Бэтгерл. — Слава богу. Я следила за этим следом несколько дней, и он привел меня в морг. Тебе лучше поторопиться. — Кто умер? — перебил ее Дик. — Пока никто, — ответила она. — Джокер здесь. Он тут ночевал. Брюс вскочил на ноги прежде, чем она закончила говорить «Джокер».