Чем мы являемся

— Назовите это политическим заявлением, — сказал Джокер, высоко и резко. — Спорное произведение искусства, созданное в честь последних событий, — слова шепелявили из-за отсутствующих зубов. — Мой собственный маленький митинг за права омег. Барбара опустилась на колени на стропилах, ее плащ был обернут вокруг плеч и живота, закусив край зубами, когда она увидела приближающегося Брюса. Он двигался со смертельной грацией, бесшумные шаги и тянущийся следом плащ, как сломанные крылья демона. Джокер напротив, был одет в огромный хирургический халат с пятнами крови. Его лицо все еще было опухшим, нос разбит, а он усмехался опираясь на стену морга покрытую плиткой. — Что ты сделал? — спросил Брюс. Низко. Сердито.  — Хороший Бэтси! — клоун радостно хлопнул в ладоши. — Я поступил хорошо! Это было так весело, и я сделал это только ради тебя, — его улыбка исчезла, и голос упал до грозного рычания. — Ты рано, хотя это благодаря одному маленькому хвостику. — Клоун пронзил Барбару убийственным взглядом. Девушка сильнее сжала в кулаке бетранг. — К сожалению, мой шедевр еще не совсем готов для тебя, — он моргнул, — но я вижу, ты слишком нетерпелив, чтобы позволить мне закончить. Так почему бы нам просто не пропустить вступление? — Что ты сделал? — Еще раз. Запах страха и крови был невероятно плотным. — Хорошо, — Джокер отпрянул назад и провел своими длинными пальцами вдоль швов. Уродливой широкой царапины. — Все говорили про Уэйна. Уэйн, Уэйн, Уэйн, Уэйн, Уэйн. Возможно, ты это пропустил, потому что был в течке и все такое, но он тоже омега. Так же, как мы. Брюс не ответил. Продолжал медленно идти к человеку напротив. Ожидая, что может увидеть любой сотворенный Джокером ужас с момента его побега из больницы. — Они даже забрали все его деньги, — сказал Джокер. — Они это сделали, потому что у него не было мелких и кобеля. Ты знаешь, потому что это все. Младенцы, — воздух просвистел между щелями его зубов. — Он просто старая сука, которая не рожала и не может этого вынести. Если омега не рожает детей, то какой в ней смысл? — едва сглотнул сквозь жесткий смех. — Смысл нашего существования? — глаза засияли манящим зеленым. — Почему бы нам не умереть? Белые тонкие пальцы сжались вокруг одного из тел висевших на стене. Барбара резко вздохнула. К ручкам, прикрепленных к металлической каталке, был подвешен мальчик не более шестнадцати лет. Его тело было бледным, глаза широко распахнуты и влажные от слез, а рот был закрыт тем же скотчем, которым он был привязан. Девушка видела, как трепещет пульс на его шее, его дыхание быстрое и безумное, под ребрами. Изогнутый разрез, начинающийся на середине груди, опустившийся вниз, ниже пупка мальчика, и, в сочетании с двумя мелкими ножевыми ранениями, тщательно размещенными, составляли собой отвратительный смайлик. Бока раны были стянуты вместе широкими черными, от ниток, крестами, формируя аккуратную кривую линию. Несмотря ни на что, Барбара узнала, что это. Кесарево сечение. Джокер засмеялся от восторга того, как предоставил кульминацию своего плана. — Что ты сделал? — заговорил Брюс вновь. — Я его освободил, — усмехнулся Джокер. — Неважно, сколько денег они берут с этого. Сука не может размножаться, так что теперь он свободен. Никто больше не скажет ему, чтобы он заводил детей. Потому что он не сможет. Теперь он похож на бету, но выглядит лучше, — оскал. — Что я сделал, Бэтси? Я сделал хорошо. Мальчик дернулся и приглушенно, из-за кляпа, закричал. Джокер попятился и открыл следующую дверь. Там была девушка, на ней, все еще была нижняя часть школьной формы, а на гладком животе, все тот же отвратительный смайлик. — Не будет детей и у этой суки. Еще один шаг назад. Другая дверь открылась. — И этой. Еще шаг. — Лучше не смотреть на номер семь, — сказал он громким шепотом. — Я перепутал и вытащил не те органы, — Джокер снова отступил назад и открыл последнее хранилище. Пустое. — Я могу помочь тебе, Бэтси. Вырезать их, и никто не посмеет навредить тебе больше. Ты будешь пахнуть, как они. Как я. Омегой, но неправильно. Отталкивающе. Как будто ты мертв. Брюс посмотрел на пустую металлическую койку. В этот отвратительный момент Барбара подумала, что Брюс в раздумьях. Это избавило бы его от обязанности родить, это разрушит фанатичные аргументы суда и избавит от поиска альфы-самца для продолжения рода. Выход. — Больше никакой борьбы, — напел клоун. — Просто… Свобода. — Ты знаешь, кто я, — констатировал Брюс. Джокер рассмеялся. Открыто. Грубо. Некрасиво. — Конечно же, я знаю, кто ты, глупый! Я всегда знал, кто ты, — он наклонился вперед, фиолетовый костюм высунулся из-под окровавленного хирургического халата. — Ты — Бэтмен. У Барбары пересохло во рту от ужаса. Она слишком крепко сжала бэтранг и порезала бы себе руку, если бы на руках не было перчаток. — Сколько? — пробормотал Брюс. — Эти пять! — Джокер скорчил рожу. — Я собирался заполнить всю эту стену комнаты омегами, стену поменьше альфами, бетам бы вырезал языки и смотрел, как они бродят вокруг. Но это не страшно. Я думаю, ты понял идею. Они также хороши, как и мертвые, не имея возможности на детей. — Я думал, ты сказал, что они свободны, — низко. — О, — маленькое хихиканье. — Так и есть. Свободны. И мертвы. И то, и другое. Барбара посмотрела на действие. Маниакально и бдительно, почему Брюс еще не избил его. Он все еще говорил. — Ударь его, — прошептала девушка, просто для себя, — давай. — Все из-за Уэйна? — спросил Брюс монотонно. — Вдохновленный Уэйном. — Он все еще может получить свои деньги. Он может освободиться. — Ты знаешь, как и я, что этого не произойдет, — булькающий смех. — Теперь он укушен, — тихо. — Я видел, — клоун щелкнул зубами. — Гадко. Некрасиво. Вероятно, как говорят люди, изнасилование. Возможно. Но это не имеет значения. — Что ты делаешь, Брюс? — прошептала Барбара. — Хватай его. — Ты прав, — сказал Брюс. — Конечно! — улыбнулся клоун. — Богатый мальчик никогда не получит свои деньги обратно! — бледная рука врезалась в пустую металлическую кровать. — Если бы он был здесь, я бы позаботился об этом. Улыбнулся бы и его живот. Барбара не смогла больше терпеть. Она спрыгнула, оттолкнулась от парапета на котором сидела, и нырнула за клоуна. Она не была похожа на Брюса. Она не тратила время на избиение. Барбара прижала его, придавила голову к стене и надела на него наручники. Быстро. Эффективно. Холодно. Готово. — Бэтгерл, — произнес Брюс. — Почему, черт возьми, ты его не взял? — прохрипела она. — Почему, черт возьми, ты даже разговаривал с ним? У тебя есть информация. Что еще тебе надо? Лицо Брюса было нечитаемым под маской. Она встала и, с помощью бэтранга в руке, стала разрезать скотч, связывающий ближайшего человека. Сосредоточенно разрезая скотч до тех пор, пока оставшиеся в живых четверо не были свободны и переданы в руки приехавшей полиции, которая доставит их в больницу. — Бэтгерл, — повторил он вновь. — Он сказал, что собирался делать дальше, — пробормотала она. — Должно быть больше заложников. Где… — Я их освободил, — Дик вышел из тени в полном облачении Найтвинга. — Они уже вышли. — Ты здесь? — она запнулась. — Да, — маленькая улыбка. — Сколько? — ее желудок упал. — Я подошел, когда ты освобождала остальных. — Ой… Она должна была это заметить. — Мы закончили, Босс? — Дик повернулся к Брюсу. — Да. — Слышал из пещеры, что у нас жареный цыпленок на ужин. — Если ты купишь его, — ворчливо. — Таков и был план, — улыбнулся Дик. Парень повернулся к ней с улыбкой, схватился за стропил и скрылся в открытой вентиляционной шахте. Небрежно, чтобы скорее избавиться от ужаса исполненного Джокером. Барбара последовала за ним, чувствуя себя больной и медленной по сравнению с акробатом. Она карабкалась по железному вентиляционному отверстию, крутилась по древним лабиринтам и рассекла щеку об торчащий болт. Когда она вылезла через открытую решетку на плоскую крышу, Дик уже ушел. Баррикада полицейских автомобилей вызывала жуткие красные и синие всполохи на стеклянных телах небоскребов. Через мгновение Брюс присоединился к ней. — Привет, — прохрипела она и смахнула волосы с плеча. — Ты в порядке? — Да, — он посмотрел на нее. Глаза были скрыты линзами маски. — Правда? — прошептала она. — Ты сама в порядке? — ответил Брюс вопросом на вопрос. Барбара сглотнула. Она все еще чувствовала запах паникующих омег, которым уже подведена черта в плане собственных детей. Как песня, которая резко оборвалась. Это не имело смысла. Их тела не должны реагировать на недостающие органы так быстро. Это, должно быть, ее воображение. Должно быть. — Я видела и похуже, — ответила она. Брюс не двигался. Не нужно было напоминать ей, что она не ответила на его вопрос. — Джокер, — призналась она через некоторое время. — Он… боже… другой, которого ты не можешь понять, понимаешь? Ты не можешь понять почему он творит такое. Но он резал этих детей и… и Ди… Найтвинг даже не заметил, что я… после того, как все дерьмо идет вниз, он идет действовать и творит что-то вроде этого? Нет ответа. — Наверное, я знаю больше, чем думала. Я не могу… — Найтвинг не видел, что сделал Джокер. Он не отреагировал на это. — Я все еще не понимаю, почему ты просто… — она обняла его. — Говорил с ним. Я знаю, ты должен пройти через многое дерьмо, Босс, но… — она замолчала. — Я делаю хуже, да? — Ты справишься. — Но… — Ты справишься, — твердо. — Он посадил меня в инвалидную коляску, — ее голос предательски дрогнул. — И теперь он… те омеги. — Там было сорок два человека, в задних комнатах, — просто сказал Брюс. — Ты спасла их. — Я не спасла пять остальных. — И поэтому ты продолжишь делать это, — поправил ее Брюс. — Для всех тех, кого не спасла. Она сжала кулаки и посмотрела на золотисто-желтый цвет своих сапог. Не стала говорить, что это не месть за него. Она никогда не мстила. Речь шла о том, что нужно делать правильные вещи, когда никто не станет. Об обходе коррупции она увидела в детстве в полиции. О прекращении той боли, которую она испытала этим вечером. Безвозвратно. — Ты не думаешь так, как сказал ему, верно? — спросила она. — Ты знаешь, что все может сработать. Ты можешь вернуть свои деньги. Особенно сейчас, когда у тебя есть укус. — она подняла глаза. — Он может просто исчезнуть. — Этого не будет, — Брюс не двинулся с места. — Почему нет? — она махнула рукой назад, где без сознания лежал связанный Джокер. — Просто потому, что он сказал тебе, что нет? Просто потому, что он резал детей и … — она сглотнула и опустила взгляд. — С каких пор ты стал его слушать? — Он прав. — Ты не можешь просто сдаться! — закричала она. — Я и не сдаюсь. — Тогда что ты делаешь? — У меня есть план. — Какой план? — она нахмурилась. — Лучший план. — Ты сдаешься, — обвинила она. — Нет, — ответил Брюс. — А ты? — Нет, — ответила она после длительной паузы. — Нет. Она не сядет вновь. Не может снова сесть. Она не вернется в кресло. — Хорошо.