Башня

* * * Правый флигель Малфой-мэнора * * * -Как вы себя чувствуете, Рудольфус, Рабастан?— вежливо спросил Люциус Малфой, входя в отведенные родственникам покои. Отделенные от всего остального мэнора, эти комнаты стали отличным прибежищем беглых узников. Правда, несмотря на то, что с момента штурма Азкабана прошло больше двух дней, Фадж не спешил обнародовать сам факт побега. С Блэком он был пошустрее, и это смущало политика дальше некуда. Про исчезновение свояченицы Министр не сказал даже ему — похоже, пусть не слишком умный, но опытный маг выжидает, решая к какой из сторон стоит присоединиться. Люциус не обольщался кажущейся бесхребетностью и глупостью Корнелиуса— это Малфой оставлял неразумным обывателям — Фадж лучше многих умеет лавировать в течениях противоположных мнений и решений. — Хорошо, спасибо, Люциус,— вымученно улыбнулся Рудольфус.— Как Бэлль? Все-таки она, несмотря ни на что, женщина... Люциус хмыкнул — он знал не один десяток магов, готовых рассмеяться на такой оксюморон как "Бэллатриса — женщина". Старшая Блэк была посильнее многих мужчин. Но не его дело — обсуждать семейные отношение Лестрэйнджей, хотя как можно так искренне и нежно любить Бэллу, страдавшую после одного из нападений авроров приступами безумия... — Нарси за ней присмотрит,— просто ответил Малфой.— Ты же знаешь, что моя супруга сделает для сестры практически все. А так, она пришла в себя и чувствует себя куда лучше твоего брата. Рудольфус с тщательно скрываемой болью и беспокойством взглянул на лежащего под балдахином Рабастана. Тот, метясь по кровати, что-то невнятно стонал и рвал тонкую ткань простыней. — Ты вряд ли сможешь представить, каково это — не просто просидеть в этом проклятом Гвином месте пару месяцев, а прожить там четырнадцать лет,— глухо роняет Рудольфус, поправляя у брата одеяло. Люциус буквально вздрогнул от этого тихого голоса, воскрешающего в памяти недели собственного пребывания в твердыне дементоров. Он действительно не мог понять как, пройдя этот ад, его собратья по ордену не только выжили, но и сохранили большую часть рассудка. — Знаешь, Люциус,— тем временем продолжает Лестрэйндж.— Меня не преследовали призраки невинноубиенных или проклятья их родных... Нет, и это было, но такие кошмары — это цветочки по сравнению с тем, что ты видишь как бесконечно плачет, воет по мертворожденному ребенку твоя любимая женщина. И ты ничего, понимаешь Люциус, ничего не можешь сделать! Вот это настоящая мука — это, а не дементоры и клетка. — Вы же отомстили,— сдавленно произнес Малфой, смотря в окна флигеля. Вершины деревьев в лесу уже начинали желтеть, покрываясь золотом, таким же ярким, как волосы его Нарциссы. — Что такое месть?— зло рассмеялся мужчина.— Ничего! Даже залитый кровью врагов, даже слушая их крики, ты не вернешь отнятого. Знаешь, мы этого еще никому не говорили, но Бэлль хотела забрать Невилла себе. Кровь за кровь, плоть за плоть. Малфой покачал головой. Что Лестрэйнджи, что Блэки — оба семейства буквально обожали старые Законы и Обычаи, но это! Маг уже и не помнил когда чистокровные апеллировали к этому закону. — Набирайся сил, Рудольфус. * * * Больничное Крыло Хогвартса * * * Гарри пододвинул подушки повыше и удовлетворенно улыбнулся. Наконец-то его оставили одного. Нет, он был не против общества Сириуса и Ремуса (бывший профессор попросил парня называть его по имени) или беспечной болтовни с друзьями — даже периодически возникающие неловкие паузы и докучливые вопросы не мешали Поттеру по-настоящему наслаждаться общением, да и забота мадам Помфри, мамы Рона и даже профессора МакГонагалл была по своему приятна, но он слишком привык быть один. В Запертой Башне у него было не так уж много собеседников, и Гарри привык к той уютной тишине, к плавному и неторопливому течению мыслей. В Хогвартсе этого было не дождаться. Здесь, даже в часы, когда из-за занавески не ругался с Поппи Сириус, а Рон и Гермиона не ссорились из-за какой-то мелочи, все равно было слишком много звуков. Звенели колбочки и булькали зелья в каморке колдомедика, шаркали окованные медью ботинки Филча за дверьми, за окном — открытым настежь в эти последние летние деньки (а еще потому, что мадам Помфри считала Поттера "слишком бледным")— пели птицы, шумели деревья и громогласно ругался Хагрид. А если прибавлялись еще и громкие разговоры посетителей, то Гарри хотелось только спрятаться с головой под одеялом. И именно поэтому он так наслаждался этими последними днями относительного покоя и тишины. Через три дня начинался учебный год, и Поттер не собирался пропускать Приветственный Пир. А там и людей будет в разы больше, и шума, соответственно, тоже. — Ладно, прорвемся,— усмехается юноша, слегка прикрывая глаза и воскрешая в сознании страницы Книги Основ. Это свойство древнего гримуара он обнаружил еще в Башне — связанная с магом-заклинателем, Книга давала ему доступ к знаниям, запечатленным на ее страницах, в любой точке пространства. По сути, как представлялось гриффиндорцу, она вообще не существовала как материальный объект. Книга была энергетической, полуразумной сущностью, наподобие его кольца-накопителя, только уровнем повыше и качеством получше. Так что это творение древних магов отныне всегда было рядом с Поттером, требуя к себе не меньше внимания, чем какой-нибудь породистый кот. Но Гарри был не против. В этом была особенная прелесть — в относительно тихие вечера, смотря, как и в башне Слизерин-мэнора, на заходящее солнце, читать и перечитывать страницы Книги. Особенно если учитывать, что и возможностей практиковаться у него вот-вот прибавится. Пусть теперь, когда на него не давит воздух, пропитанный страхом и неопределенностью, он больше не желает соваться в темнейшие разделы Некрономикона, оставить без внимания позабытую, но от этого не менее грозную, магию он не может. А, учитывая пристальный интерес к Поттеру со стороны демонов Лэнга, начать стоит с демонологии. В Башне у Гарри не было доступа ко многим необходимым для практики этого искусства инструментов, но здесь, на свободе... — Мадам Помфри! — Что-то случилось, милый?— заполошенно заворковала колдомедик, автоматически накладывая на парня диагностирующие заклятья. — Я хотел попросить вас разрешить отправить пару писем,— смущенно попросил Гарри. Парню было не очень приятно обманывать волшебницу, но и сказать правду он не мог — демонология в Англии была запрещена едва ли не раньше, чем некромантия.— Я хочу что-нибудь подарить друзьям и Сириусу. Только... Поттер просительно посмотрел на Помфри. — Вы не могли бы никому не говорить об этом? Иначе сюрприза не получится! Еще пару дней назад, когда Поттеру впервые пришла в голову идея найти хоть какую-нибудь защиту от демонов, самым первым встал вопрос об инструментах. Если где и сохранились подобные вещи, то только в хранилищах старых темных семейств. А Поттер очень сильно сомневался, что Малфои, Гринграссы, Делакуры (кто там еще целовал руки Волдеморта?) так просто дадут ему рыться в своих сейфах. Правда еще была надежда отыскать что-нибудь в хранилищах его рода, но для этого в любом случае надо было связаться с гоблинами. А для этого нужна сова. И молчание колдомедика. — Ну, я не знаю,— покачала головой женщина. С одной стороны директор Дамблдор попросил ее присматривать за Поттером попристальней, а с другой, ну чего такого может случиться, если мальчик сделает сюрприз своим друзьям? Это скорее говорит о том, что восстановление после плена идет полным ходом, чем о каких-то "тайных планах", а в такие минуты самое важное для пострадавших — это доверие и поддержка, а не постоянные подозрения. Так что женщина махнула полной морщинистой ладонью, и произнесла: — Ладно уж, помогу тебе,— Поппи Помфри слегка задумалась и добавила.— Ты через гоблинов заказывать будешь? Дождавшись согласного кивка Поттера, облегченно опустившегося на подушки, женщина продолжила: — У меня тут живет один филин. Мерлин, конечно, старый... Да-да!— усмехнулась Помфри, глядя на подавившегося яблоком Поттера.— Когда я поступила в Хогвартс, и родители купили мне этого филина, он показался просто великолепным. А еще безумно гордым и величественным. Вот и назвала его Мерлином. Так вот,— продолжила колдомедик, дав время Гарри отсмеяться.— Он уже не такой красавец, но до Лондона твой заказ дотащит — и в совятню идти не придется! Так что пиши скорее, а то не успеешь получить посылку до начала учебы. Гарри радостно улыбнулся, покосился на тонкое золотистое колечко, которое он еще в Башне зачаровал легкой для написания руной Правды. Теперь парень мог быть уверенным, что женщина, по крайней мере, осознанно, не выдаст его, а значит можно смело начинать действовать. На желтоватом пергаменте, стопку которого вместе с письменными принадлежностями и собственными сочинениями для творческого копирования, принесла Гермиона медленно появлялись строчки — Гарри знал, еще из разговоров с Волдемортом, что даже если в его хранилищах не найдется чего-то подобного нужных ему Чаши, Ножа и Цепи, то эти предметы можно будет смело заказать у гоблинов. Посмеиваясь и втайне радуясь тому, как быстро этот несчастный мальчик возвращается к нормальной жизни, волшебница ушла в свою каморку, что бы накормить своего старого ворчливого Мерлина и подготовить того к приличному перелету. Нет, она не обольщалась, веря как все еще чересчур наивный Сириус Блэк в то, что Гарри остался прежним, но она лучше многих знала о том, насколько силён этот хрупкий юноша. Только врач, залечивавший все его раны на протяжении всех этих лет, только женщина, мать, видящая как профессионал, все признаки преступного пренебрежения ребенком, только она сможет понять через что уже проходил Гарри Поттер, и через что он еще сможет пройти, так и не разучившись улыбаться. Но опасность сломаться, это не все, чем опасно произошедшее с Поттером в мэноре Риддла. Куда незаметнее проходят изменения легкие, практически незаметные — не разворот, но легкий шаг в сторону. А уж то, каким обаятельным может быть Темный Лорд даже тогда, когда совсем этого не желает, Поппи Помфри знает не понаслышке. Нет, колдомедик не может похвастаться таким знанием Тома Риддла как, например, Минерва, когда-то бывшая вместе с ним Главными старостами школы, но даже Поппи-семикурсница помнила обаятельность первокурсника Слизерина, сумевшего привлечь Внимание — причем исключительно положительное — самого цвета своего факультета, несмотря на "грязную кровь". Это уже потом, когда она готовилась к экзаменам на факультет Здоровья в Магический Университет Британии, юная волшебница услышала от сестры, учившейся на Слизерине, что этот мальчик оказался наследником выродившегося рода Гонтов, несущих в жилах последние капли крови Слизеринов. Тогда Поппи не придала этому значения, а когда задумалась — стало уже поздно. Инга Помфри уже носила знак на предплечье. Влюбленная девушка стала одной из первых погибших на той войне — она умирала на руках сестры, до последнего повторяя имя Темного Лорда. А сама Поппи, проходившая практику в переполненных ранеными коридорах Святого Мунго, настолько насмотрелась крови и смерти, что после победы этого лохматого мальчишки, окончательно отказалась от ждущей ее блестящей карьеры колдохирурга и нанялась в Хогвартс. Так что она вполне могла понять странную для многих задумчивость Поттера, его нежелание говорить о времени плена, спокойствие и отсутствие ожидаемых истерик. Общение с Волдемортом никак не могло пройти для подростка без последствий, Поппи это понимала. Но окончательный выбор, чтобы ни говорили и ни делали все они, все равно будет за Гарри Поттером. И любое решение, чью бы сторону он не выбрал, будет верным. По крайней мере, не ей его судить. * * * Кабинет профессора Защиты от Темных Искусств * * * — Долорес, дорогая,— расплылся в абсолютно неискренней улыбке Пибоди, в этот раз взявший себе имя Теофила.— Куда же вы запропали? Я остался один на один с этим ужасными планами занятий! А потом, когда я их наконец-то составил, оказалось, что половина моих заклятий — незаконна! Что у вас за придирчивое Правительство! Проклятие Кипящей Крови — опасно и негуманно?! — Теофил,— поморщилась женщина, скидывая на спинку стула свою малиновую мантию. Маг только удивленно переглянулся со своим воистину гигантским котом, обозрев облегающее бирюзовое в сиреневый цветочек платье на пышной фигуре собеседницы. Та, заметив его недоумение, совершенно отвратительно оскалила огромный, как у лягушки, рот.— Мерзость, я согласна! Но пока все поражаются моему вкусу и чувству меры, и могу проанализировать любую ситуацию. Да и в таком образе меня не часто принимают всерьез. — И это их самая страшная ошибка,— хохочет черный маг, очень странно пригибая голову к грудной клетке, словно зверь, приготовившийся к прыжку — Ваше племя всегда славилось хитростью и жестокостью. Глаза мага, которые не обмануть даже идеальной мимикрии Маршей, сделавшей этих глубоководных детей Дагона практически точной копией людей, видели перед собой не полную блондинку в летах, а бледное существо с лягушачьим ртом, плоским носом, перепонками и гигантскими рыбьими блюдцами вместо глаз. Теофил Пибоди, третий колдун из этого древнего рода, чувствовал, как буквально задыхается Долорес Марш, взявшая в Англии фамилию Амбридж. Его личный демон, огненный Балог, служащий всем трем великим чернокнижникам Пибоди, в отвращении зашипел на водное существо. — О, великий Дагон,— с противным тихим смехом выговорила женщина.— Кто бы говорил о жестокости! Я, кажется, слышала, как раз перед вашим переездом в Лондон, о самосуде магглов над неким маньяком. По информации полиции, выродок семьи Пибоди — какое совпадение, правда? — похищал для сатанинских ритуалов младенцев и убивал их. — О, Вельзевул и его мухи,— изящно взмахнул рукой Теофил.— Эти магглы слишком мнительны! И вообще... На красивом лице американца появилась жуткая в своей изысканной саркастичности улыбка. И, если бы Амбридж была человеком, а не потомком демонов, прорвавшиеся из Лэнга, то она бы похолодела от ужаса. — Я спас этих детей от многих лет медленного гниения в нищете и тяжком труде,— продолжил маг, невозмутимо отхлебывая мятный чай.— Они получили мгновенную смерть от моего ножа, и за эту милость отдали мне свои года. — То есть вас правда убили? — Ох, не в первый раз, дорогая,— поморщился Пибоди.— Они, как и прежние, совершенно позабыли перевернуть меня в гробу! А все эти колья, кресты и листы из этой их Библии, мне все равно что пуля — призраку! Пришлось вырезать всех их младенцев и временно перебраться в Старый Свет. Это поколение, представляете какие варвары, таки сожгло мою милую усадьбу! — Ублюдки,— насмешливо фыркнула Амбридж.— Наш дом под Инсмутом тоже сожгли. — Да, это была трагедия для нашего демонического сообщества! Столько артефактов так и не удалось спасти... Кстати, а как твои кузены? Кажется, у Вернона есть сын? Он один из нас? — Если ты имеешь в виду — демон ли он,— немного грустно сказала Долорес, с мрачным удовольствием разрезая на тарелке с котятами кусок клубничного пирога, чей сок необыкновенно походил на кровь.— То да, в следующем году Дадли Дурсль спуститься в родную стихию, а вот магию малыш не получил. Видимо жениться на сквибке для этого оказалось мало. — Ты решила исправить это? А то уж больно рьяно ты бегаешь за вашим придурковатым Министром! — Он не дурак, Теофил, но ему не хватит мозгов увидеть во мне тварь из ночных кошмаров,— самодовольно пожала плечами женщина.— Так зачем ты здесь на самом деле, Пибоди? Я не поверю, что ты по-настоящему сбежал, тебе бы хватило сил и ума, чтобы выкрутиться из любого положения. Все-таки за тобою Ад. — Меня попросили об одолжении,— не стал отпираться маг.— Один... Посланник. — Ты его видел? — Астарот, не делай из себя одну из этих магов, верящих, что искусства Темных миров сопределья исчезли! Видел, и ты увидишь! Лэнг вновь плетет свои сети, и Ад готов ему помочь. Да и уж очень интересен один шамбалиец, играющий совсем не по правилам... Неужели их старцы решили покончить с нейтралитетом?! — Ты о Волдеморте? — Да, дорогая, именно о нем! — И как ты собираешься к нему подобраться?— скептически изогнула бровь профессор Защиты.— Раскроешь карты? — Зачем?— вполне искренне удивился маг.— Здесь, кажется, учится один мальчик, который, по моим источникам крайне близок с шамбалийцем... — Поттер,— оскалилась Амбридж.— Вернон сказал, что он не только сунулся к Лэнгу, но и завязал шашни с Темным Лордом, но я считала это просто слухами. Но если это правда, то он — ключевая фигура... — Ну нет, этот ребенок, как собственно и сам Лорд Судеб,— иронически протянул Пибоди.— Совсем не ключевые фигуры. Нарыв на месте Англии должен был прорваться, а эти двое просто первые капли на колеса мельницы времен. * * * Библиотека Хогвартса * * * — Гарри, а что ты пишешь?— Гермиона плюхнулась на соседний стул, с интересом заглядывая в его записи.— Это руны? — Угу,— кивнул Поттер. Он, в принципе и не собирался скрывать от подруги свои новые познания в этой области, в отличие от наличия Книги, демонов и голоса Волдеморта в своей голове.— В Башне было много книг, и самые понятные из них были именно по рунам. — В Башне?— Спросил Рон, плюхая на стол пачку журналов по квиддичу, сверху которой сиротливо приютилось ежегодное обозрение шахматных партий мира. — Ну да,— ехидно хмыкнул Гарри, прикидывая как бы встроить в Эмблему Энлиля рунные привязки защиты и принадлежности. Он все еще не терял надежды освоить самолевитацию на основе шумерской магии, и не через трансформации и артефакты, а напрямую.— Я был в Слизерин-мэноре на правах плененной принцессы. Гермиона отвела взгляд. Не то чтобы девушке было приятно заставлять друга говорить о времени плена, но его отстраненно-спокойное молчание нравилось ей куда меньше. Скоро должен начаться учебный год, и в школу заявятся слизеринцы, которые, если и не узнают от родителей о заключении Поттера, то уж точно смогут задеть юношу своим ехидными и грубыми замечаниями. — Ладно,— нахмурился Гарри, откладывая в сторону так и не доделанную связку. Он прекрасно помнил, какой дотошной и настойчивой может быть Гермиона, если ей что-то втемяшилось в голову. Вот он и решил выдать друзьям приличную порцию информации — нет, конечно, не о собственных непонятных отношениях с Волдемортом, а о чем-то более нейтральном. К счастью, у Поттера было то, что может надолго занять Гермиону.— Волдеморт, видимо, не доверяя собственным темницам, презентовал мне пятиярусные апартаменты некой Ровены Слизерин... — Кого?— буквально подавились воздухом гриффиндорцы. Гарри удовлетворенно кивнул своим мыслям — теперь у него будет около недели, пока его друзья обдумывают новую информацию. -Ровены Рэйвенкло-Слизерин,— подтвердил Поттер, оглядывая взявшую стойку подругу.— Я нашел там, кроме великолепной библиотеки, еще и личный дневник этой дамы, так что знаю о ее браке не только со слов Волдеморта. — Там были ее покои? — Ну что-то вроде,— Гарри провернул на пальце тонкое колечко, выставляя его на солнечное пятно, проглядывающее сквозь ажурную вязь кованой решетки библиотечного окна. Парню уже не надо было ни чертить звезды, ни кропить желтый металл собственной кровью — тихое имя Шамаша и потоки теплой энергии, радостно урча, пожирает накопитель.— Но только она не имела возможности спокойно покидать эти "покои". Рон, так и не открывший свои журналы, удивленно вскинул брови. — Как я понял,— пояснил Гарри.— Салазар был очень ревнивый. Вот он и запер любимую, чтобы, так сказать, не отвлекаться от экспериментов. — Бедная,— поежилась Гермиона.— Как можно было влюбиться в такого... такого... Так и не найдя подходящего слова, Грэйнджер просто покачала головой. Рон согласно добавил: — А сам Слизерин явно ее не любил! Я вообще сомневаюсь, что он мог испытывать это чувство — он явно такой же монстр как и Волдеморт! Гарри поморщился. Он не мог понять почему, но недоверие к чувствам этих давно умерших магов, сильно его задело. За время своего заключения в Башне он уже изрядно сроднился с ними, и верил в их чувства, куда более реальные, чем многие идеально-красивые истории из книг. Да и Волдеморта он не мог уже назвать монстром — тираном, убийцей, темным магом, но никак не монстром, уж слишком многие идеи и мысли Лорда оказались родственными Поттеру. Как это увязывалось вместе, Гарри старался не думать. Но последнее лучше друзьям не говорить. — Ну не знаю,— пожал плечами гриффиндорец.— Мне она не показалась несчастной. Они, по-моему, искренне любили друг друга. Ровена ведь сама, осознанно, пришла к Слизерину, когда тот ушел из школы... — Это ненормально,— покачал головой Уизли. Гермиона, как ни странно, задумчиво молчала, словно размышляя, примеряя на себя роль одновременно бесконечно гордой и жертвенной Ровены Рэйвенкло. — Они, "вне категорий", как мне кажется,— говорит Гарри, доставая из кармана листок с рисунком. Это была единственная страница, оставшаяся от дневника, сейчас перешедшего в собственность Волдеморта. — Их нельзя судить мерками обычных людей. Там были изображены эти двое древних магов. Смотря на то, как глядит на супруга Ровена, как блестят глаза Салазара, никто бы не посмел заявить, что их чувства неискренние. Гарри всегда поражался тому, как несколькими линиями леди Рэйвенкло-Слизерин умудрялась показать такие глубокие чувства и эмоции. — Ну и страшный он,— передернул плечами Рон. А Гарри, проведя пальцем по изящной надписи — "Любовь— это крепчайшие из цепей", почувствовал странную зависть. * * * Лэнг * * * — Мой Повелитель,— склоняется перед Йог-Сототтхом Носящий-Желтую-Маску. В его словах нет ни единой нотки неискренности или насмешки, но древний демон все равно чувствует себя неуверенно. Уж слишком большую силу набрал Первосвященник Лэнга, и Владыка черного мира не желает даже пробовать сразится с этим существом. — Чего тебе, Носящий-Желтую-Маску? — В пространстве измерения Земли нам поможет Ад,— шипит демон, оскаливая черный провал рта, проглядывающий в вырезе болезненно-желтой маски.— Со мной связался один из эмиссаров Ада, некий Пибоди. — Можно ли ему доверять?— кривится хаотическая масса. — Естественно нет. Но и мы не твари Порядка…