До того, как кончится война

Когда Вега увидел ее в первый раз, его первой более-менее цензурной мыслью было: «КАКОГО ХРЕНА?!». Нет, он знал, что коммандер Шепард – женщина, Dios mio, он не был настолько тупым. Видел фотографии. Одну, или два… десятка. Начиная от самой первой, с лохматой девчонкой – да, ей было двадцать два, но выглядела она хорошо если на двадцать! – в явно редко надеваемой парадной форме, со «Звездой Терры» на груди, до последнего интервью Шепард той perra, аль-Джилани, после которого отчаянно захотелось найти эту лживую репортершу и выдрать ей язык вместе с ядовитыми клыками. Пусть даже он прекрасно понимал, что Шепард его самопальная забота сдалась как крогану бинты. Это же Шепард, pendejo. Та самая, что отстояла Элизиум в том же году, в котором ты только подал заявку на вступление в армию Альянса: ей не нужна твоя гребаная помощь. Она прожует и выплюнет своих обидчиков, как варрен куриную косточку, после чего гордо улетит к звездам на своем офигенном корабле, оставив неудачникам вроде тебя и дальше хлестать низкосортное пиво в задрипанном баре. Потому что Шепард. Потому что может. Потому что ей, настоящей героине, все по плечу… …но сейчас, глядя на эту хрупкую женщину, что едва доставала ему макушкой до подбородка, Джеймс с трудом мог представить, как она не ломается под весом собственного исхудавшего тела. Конечно, Шепард была не в лучшей форме. Совсем не в лучшей, и дело даже не в выпирающих косточках на запястьях или чересчур заостренных скулах, обтянутых тонкой, как бумага, и такой же бледной кожей. Человек может выглядеть абсолютнейшим дерьмом, но до тех пор, пока он не размазан как дерьмо, он остается человеком… и вот сейчас Шепард находилась в опасной близости к этой самой катастрофе. Пока еще держалась – сохраняла спину прямой, а взгляд – твердым – но вечерами, возвращаясь в свою немного чересчур комфортную тюремную камеру, она словно позволяла ослабнуть невидимой пружине, и Вега, заходя к ней на обычную чашку чая – «Берегите ее, лейтенант. Не оставляйте ее одну» – уже видел не блистательного коммандера, а просто женщину, смертельно уставшую женщину, на которую навалилось слишком много всякого дерьма. Maldita sea, после того, что случилось на Фел Прайме, Веге прекрасно было знакомо это гребаное чувство. Так что он делал вид, что не замечает. Что все в порядке. По собственному опыту знал, что жалость сейчас – губительнейший яд, и уж она-то точно ее доконает. Заставит покончить с собой, хочет того Вега или нет, после чего лейтенанту останется только утопиться в унитазе, потому что дважды за последний год облажаться по уши – это перебор даже для него. Поэтому он улыбался. Шутил. Чаще всего несмешно, но иногда Шепард еле заметно кривила губы в ответ, и почему-то ему плевать было, думает ли она при этом «Черт, это был отпадный анекдот!» или «Боже, за какие грехи мне послали в охранники этого идиота?». Главное – что она реагировала. Не сидела на кровати, обхватив себя руками, как будто замерзла, не мерила шагами комнату, как будто намереваясь вдавить себе в подкорку каждую неровность на полу, не стояла у громадного окна, вжавшись в него лбом, как будто надеялась, что оно внезапно исчезнет и позволит ей рухнуть на землю. Не смотрела пустыми глазами, когда позволяла себе снять публичную маску и остаться наедине с собственными мыслями, что были явно далеки от мечтаний о тропическом отпуске или проклятий в адрес задравшего до тошноты майора – в общем, всего такого, о чем обычно положено думать состоящему на военной службе, не замужем, детей нет. Мыслями, в которых явно пахло раскаленной сталью. Дымом. И кровью. Гребаной прорвой батарианской крови. Сказал бы ему кто месяца два назад, что коммандер Шепард будет так переживать из-за убитых батарианцев, и Джеймс ему бы морду набил. Потому что герои Блица не плачут по врагам. Особенно по батарианцам. Они их уничтожают, защищая мирных граждан Альянса. Пиратов, каперов, террористов, преступников… И триста тысяч жителей Аратота. Триста, maldito, тысяч. Она не рассказывала об этом, а на заседания, где Шепард постепенно начали задавать правильные вопросы, обычного лейтенанта не пускали, так что приходилось только гадать. Строить безумные теории. И слушать. Не так давно начала поступать информация со стороны. Всплыло слово «Проект». Шепард не сумела бы взорвать ретранслятор сама, это и дураку ясно – не на «Нормандии» ж она тот астероид приволокла! – но, по слухам, сам Хакет был до последнего уверен, что отправил своего лучшего оперативника на исключительно спасательную миссию, тогда как сама доктор Кенсон и вся хранимая ей информация отправились к праотцам вместе с тем колоссальным взрывом, что стер с лица Галактики всю систему Бахак… Или же нет? Вега слушал. Может, это только сплетни, но они неистребимы, как плесень в старом подвале, и он узнает детали. О внутренней переписке участников «Проекта», которая была добавлена в базы данных Альянса анонимным источником, и пока что даже лучшие хакеры не смогли снять с нее защиту от удаления. О результатах допроса Джеффа Моро, что едва ли не прямым текстом послал всю комиссию, когда у него спросили о причинах, что могли побудить Шепард уничтожить целую звездную систему. О заступничестве адмирала Андерсона, как оказалось, державшего руку на пульсе следствия и оборвавшего не одну попытку ужесточить условия содержания подсудимой или сплавить ее в психиатрическую лечебницу… И до последнего момента лейтенант Джеймс Вега никак не мог понять, каким образом эта усталая женщина смогла привлечь на свою сторону столько народу. В чем-то, конечно, в этом была виновата сама Шепард – она упрямо держалась на расстоянии, и хотя ее стойкость не могла не восхитить, это явно была не та коммандер, за которой экипаж «Нормандии» последовал к самому центру Галактики. Это явно была не та Шепард, чье имя последние два года Вега повторял едва ли не чаще, чем свое собственное. А потому его переполняло разочарование. И злость. Джеймс Вега еще не знал, что увидел птицу, которую насильно посадили в слишком тесную для нее клетку. Еще не знал, каким огнем пылают эти безжизненные глаза в разгар битвы. Какой силой наполнены эти тонкие руки, посылающие перед собой всесокрушающую биотическую волну. Как заразительно звучит ее хрипловатый смех, когда она сидит за карточным столом со своей разношерстой командой… На дворе стоял необычайно теплый сентябрь 2186-го года. До момента, когда все прошлые представления Джеймса Веги о коммандере Шепард вылетели в воздушный шлюз, оставалось ровно двадцать четыре часа.