* * * * *
…что это Шепард. И Гаррус положительно не понимает, как объяснить свои чувства к этой женщине иначе. Она – человек, чуждая инопланетянка с тонкой кожей и густыми волосами, смешно подпрыгивающими от напитавшего их статического электричества, и все его турианское воспитание, обращающееся к посапывающей совести отцовским голосом, заверяет, что ничего хорошего из их отношений не получится. И что с того? У нее смешные мохнатые брови, треугольный нос и мягкие губы, вечно меняющие форму? Гаррус успел изучить дюжины выражений этого странного пластичного лица, так что теперь его можно назвать турианским Экспертом-Консультантом по человеческой мимике, в пяти случаях из шести (о, этот шестой!.. Впрочем, иначе как бы Шепард продолжала обыгрывать его в Скиллианскую пятерку?) угадывающим, готовится его возлюбленная сейчас расстроиться (целовать!), разозлиться (срочно целовать!) или нежно улыбнуться, после чего Гаррус в который раз убеждается, что выстрел в упор из дробовика или биотический заряд – еще не самое сногсшибательное, что может с тобой случиться, если ты находишься в одном помещении с коммандером Шепард. У нее странные изгибы тела, мягкие округлые груди и тонкая кожа, сквозь которую просвечивает алая кровь? Гаррус едва сдерживает дрожь, когда его ладони касаются ее спины, такой сильной и крепкой, с тугими мышцами, играющими под шелковистой на ощупь материей. Пару раз ему доводилось делить постель с азари, но в его голове даже не возникает мыслей о сравнении: Шепард пахнет иначе, двигается иначе, чувствуется иначе, не вода – она сама огонь, пылкий и страстный одновременно, а Гаррус, как та глупая птичка из детской сказки, очарован этим пламенем и сам готов сгореть, лишь бы продолжать любоваться им вечно. У нее нетурианские ладони с пятью пальцами, нет даже намека на когти и болевой порог, о котором не снилось самой изнеженной жительнице Палавена? Гаррус приспосабливается к ее чуждости, как и она, с каждым разом позволяя себе зайти дальше, сделать больше, распалиться сильнее. Шепард не останавливает его, даже если чересчур грубые выросты его панциря упираются в ее нежную кожу, и после их первого раза, когда сам Гаррус пришел в ужас от оставленных на ее теле следов, она лишь небрежно рассмеялась, а через пару часов продемонстрировала ему свои чистые, почти белые предплечья и полушутливо заметила, что лично скажет Призраку спасибо за то, что дал ей возможность безбоязненно заниматься сексом с любимым мужчиной даже за сутки до готовящейся миссии. У нее маленькие ступни, странно гнущиеся суставы и крохотные пальчики с самыми бесполезными на свете ногтями, которых не испугался бы и ребенок? Иногда Гаррус проводит долгие минуты, исследуя пределы чувствительности этих хрупких лодыжек и мягкой кожи под коленями, прикосновение к которой неизменно заставляет Шепард дергаться и сдавленно смеяться, а его самого, неведомо почему, улыбаться от распирающего грудь самодовольства. Может, он и не самый умелый любовник, а их совместные игры в постели еще не утратили чарующий привкус первооткрывательства (и к молотильщику все гигабайты порно, что он просмотрел, готовясь к первой ночи!), но язык тела Шепард Гаррус Вакариан читает с оплаченной давними конфузами легкостью, и каждый раз, когда она счастливо выгибается в его руках, в который раз задает себе вопрос, почему он. Почему его. Почему она. Ответ приходит к нему каждый раз в обличье ласковой улыбки, с которой смотрит на него коммандер Шепард.24. Им нравится...
6 октября 2017 г. в 16:16
У него жесткие ноги, опасно торчащие шпоры и по паре когтей на каждой ступне, как у какого-нибудь динозавра?
Шепард это восхищает: когда Гаррус наконец-то решает раздеться и снимает свои бронированные ботинки, от запаха его носков не хочется немедленно выбежать в коридор или нырнуть в аквариум с рыбками.
У него длинные трехпалые руки, обвитые жилистой мускулатурой, похожей на перекатывающиеся под кожей стальные тросы?
Шепард это нравится: божественное ощущение его горячих ладоней, разминающих затекшие плечи, изумительное чувство кончиков подрезанных когтей, рисующих неведомые узоры на ее коже, потрясающее умиротворение, с которым она лежит у него на коленях, позволяя любовнику шутливо пытаться уложить-таки ее непослушные волосы.
У него массивный воротник, по широкой дуге охватывающий шею, угрожающе выпирающий вперед киль и накладывающиеся друг на друга боковые пластины, похожие на средневековый рыцарский доспех?
Шепард это не пугает: она в подробностях изучила каждую неровность этого панциря, каждую выбоину и выпуклость, оставшуюся на месте сросшихся костей, каждую небрежную отметину, свидетельствующую о пережитых травмах, не окончившихся смертью. Сколько раз эта естественная защита спасала жизнью ее любимого мужчины? Она не знает, но переполнена благодарностью, и каждый шрам, каждую вмятину целует почти с благоговением, потому что не понаслышке знает о том, насколько дешево ценится солдатская жизнь, когда снаружи бушует война.
У него похожее на кошачье лицо, причудливые мандибулы и остроконечный гребень на затылке?
Шепард обожает все это: то, как он морщит плоский нос, когда смеется, или приподнимает надбровные пластины, выражая иронию, то, как он подражает человеческому поцелую, нежно прихватывая ее кожу на шее и оставляя на ней крошечные вмятины, то, как устраивается на ее неудобной человеческой кровати, закинув руки за голову и сделав вид, что не испытывает совершенно никакого дискомфорта, и не нужно столько подушек, мой гребень в полном порядке, Шепард, куда же ты… Шепард!
Так что с того?
Он – турианец, чуждый инопланетянин, с ног до головы покрытый жестким панцирем, и все голоса разума мира готовы в унисон заверить ее, что в чисто биологическом плане они несовместимы, как кроган и бешеный пыжак.
А Шепард смеется им в ответ. Потому что она любит Гарруса Вакариана, своего единственного турианца, любит в нем все и по отдельности.
Просто потому…