***
Не смог. Выпихнул её нахуй из машины в том же дворе, вдавил тапку до упора. Всегда, когда было хуево, гнал на студию. Всегда спасала музыка. В любом её, блять, проявлении. Не сегодня. Я не могу ничего. Совершенно. Последнее, что было выпущено это ебаный клип на «Грязь» и дальше тишина. Фэны просят, фэны пишут, фэны поддерживают. Нахуй вообще всех и вся. В какой-то момент мне кажется, что я истощил себя. Здрасте, блять, это начинает напоминать депрессию. Мне двадцать лет, какая вообще нахер может быть депрессия? Закрываю лицо ладонями, пытаясь стереть любую эмоцию. Башка болит так, словно маленький молоточек колотится между висков. На студии ни капли минералки. Зато такой беспорядок, что Агада меня убьет если всё это застанет. — Бля-я-я-ять… Забираю со стола ключи от тачки и мобильник, сваливаю на улицу. Верхом всего этого счастья является идущая мне навстречу Оля. — У тебя всё в порядке? Я что настолько хуево выгляжу? Меня хватает только на то, чтобы поморщиться и слегка кивнуть, лучше бы бля говорил, может так сильно голова бы не гудела. Менеджер хмурится, тяжело вздыхая. — Через два дня концерт, сделай вид, что ты не сдохнешь в ближайшие пять минут, окей? Сматываюсь отсюда быстрее, чем Оля дойдет до студии и точно вернется, чтобы высказать всё, что думает. Нахуй концерт, хочу напиться до беспамятства и потеряться нахер внутри себя… Макса дома нет, так что это избавляет меня от очередной лекции. Хотя вряд ли бы он стал мне что-то выговаривать, скорее бы нахер об стенку шваркнул, назвал долбоебом и попросил бы хотя бы для концерта состроить менее кислое ебало. Но брата черт знает где носит, может опять решил заночевать у малой? Сука. Мне так это всё заебалось. Почему-у она нахуй не покидает меня ни на секунду. Любая ебаная мысль заканчивается ею. Просто, сука, каждая. Залезаю в душ, в надежде что это хоть как-то взбодрит и вымоет лишнее из головы. Вместо того, чувствую, как саднят разбитые костяшки, похоже они уже никогда, блять, не заживут, потому что вписать свой кулак в стену уже как традиция, которую нельзя нарушать. Есть такие места, где мысли с порошком стирают? Потому что меня нахер устраивала моя жизнь. Мне было похуй с кем и как. И всё было шикарно. Пока Лёха в прошлом июле не позвонил со словами «помоги». Помог, блять, до сих пор не разгребу эту больше, чем просто проблему. Душ не спасает. И я просто падаю лицом в подушку. С этим пора уже что-то делать. У Саяна есть идеи к общему треку, у Агады готовый график гастролей, команда, которая готова к любому движу. И я, который, блять, уткнулся ебалом в подушку и пытается спрятаться как маленький мальчик. Тяну руку за мобильником, выискивая диалог с Ромиком, у того-то обязательно есть какая-нибудь тусовка на сегодня, на которую в жизни не явится она. После вчерашнего так точно. — Малой, ты где сейчас? — вовремя Макс. Как всегда, вовремя. — Дома пока что, — упираю взгляд в потолок. Может его сделать зеркальным? — Вот и не сваливай пока никуда, — а больше ему ничего не надо? — С какой стати? — Ну, бля, я немного занят, мне поцик завезет одну штуку, надо чтобы кто-то был дома… Бля, Макс, я не записывался в секретарши. — В десять я сваливаю в любом случае, — цокаю я, кажется, его это устраивает. Где вообще его самого носит?***
Наспех перемотанные руки, я даже не уверена не осталось ли в ранах осколков. Просто не хотела вымазать всю квартиру в крови, которой как ни странно не мало. Удивительно, да? Веса почти нет, зато крови хоть отбавляй, блять. Не нахожу ничего лучше, чем заварить себе кофе, и поздно осознаю, что удержать сейчас в ладонях горячую чашку не смогу чисто физически. В дверь звонят. И внутренности точно стягивают жгутом. Наивная. За порогом квартиры стоит курьер, держит охапку белых роз. Фыркаю. Кое-как чиркаю свою фамилию в бланке и закрываю дверь. Сваливаю букет на пол и чуть отпихиваю. Да, бесспорно он красивый и дорогущий. Но я с ясной отчетливостью понимаю, что эти розы не вызывают внутри ничего. Абсолютно. Может потому что он прав? И я люблю вовсе не белые розы? Из цветов выпадает записка. Патетичненько. Не поднимаю и не хочу читать. Какая к черту разница что там? Князев решил извиниться за вчерашнее? Он великодушно хочет дать мне время на осмысление происходящего? Меня от тебя тошнит мне нечего осмысливать. Долгие длинные гудки действуют на нервы. Единственный мужик, которого я готова видеть рядом с собой, кажется, слишком занят. Настойчиво набираю ещё раз. Мне похер, Миронов, даже если я сейчас вытяну тебя из постели какой-нибудь дамы. Хотя насчет какой-нибудь это спорно. — Да-а? Снова что-то случилось? — Я что не могу позвонить, чтобы просто спросить, как ты? Хотя после того, что я затесалась в компанию к Мише, друг имеет право злиться. — Куда приехать? — вздыхает он и выпускает смешок. — А можно я к тебе? — заставляю друга засмеяться ещё громче. — У тебя есть вино? — Для тебя у меня есть всё, давай уже, я жду. Я знаю, что он улыбается. Улыбаюсь и я. Забиваю на тот факт, что по квартире то я носилась в одной футболке (умолчим о том, с чьего плеча я её некогда стащила). Бля, да у Оли временами платья короче были! Тупо ныряю в кроссы, попутно вызывая такси. И натягиваю пальто.***
Я, конечно, дико люблю Миронова. Всеми фибрами души его обожаю, но заставить меня после бутылки вина ехать к Максу, чтобы отвезти ему какую-то там супер-важную вещицу мотыляющуясь в пакете — это уже слишком. Потому что видите ли это очень срочно, а господин Миронов уже пьян, потому что в отличии от меня, в его стакане был коньяк. Так вот я и оказываюсь у дверей знакомой квартиры. Раньше Макс жил с девчонкой на съемной хате, но у него тоже теперь в личной жизни всё через задницу. Какая-то неправильная у нас весна. Стучу в дверь и опираюсь на стену подъезда. Не надо было столько пить, потому что теперь меня слегка качает. Да, слегка так, совсем немного. Но когда дверь в эту долбанную квартиру открываются, меня качает уже не из-за алкоголя. Он не менее удивлен. И снова здрасьте, блять. Интересно, Миронов, а в этом ебаном пакете вообще хоть что-то лежит, и это что-то не является случайно какими-нибудь там камушками из цветочных горшков? — Малая, — выдыхает он. Я не могу выговорить ни слова. Ни того, что это Лёхе нужно было отправить меня сюда. Ни того, что кажется его братец тоже сюда руку приложил. Не могу дышать, просто упираюсь лбом в долбанную стену и надеюсь, что силой мысли я просто возьму и исчезну отсюда. Вместо того почти оседаю на пол. Почти. Я даже через пальто чувствую его руки. Он просто втаскивает меня в квартиру, и я слышу, как закрывается дверь. Чувствую себя птичкой, которая попалась в ловушку, и вот клетка закрылась. Прикрываю глаза, набираясь сил. — Лёха просил передать это Максу, — чуть помахиваю пакетиком. Но Ти молчит. Наверное, потому, что Макса дома нет, да? Или не-е-ет! Погодите! Это зайка-Макс заставил его сегодня дома остаться, возможно даже с фразой типа 'мне привезут одну дохуя ненужную вещь'. Могла бы — убила бы обоих. Но от количества выпитого за последние сутки я слишком расслаблена. Похуй уже: хуже, чем есть, быть не может. А парень этот дурацкий пакет, наконец, вырывает из рук, откидывая куда-то в сторону тумбочки, ага. И почему-то ко мне шагает. А на мне под расстегнутыми полами пальто его футболка. С долбанным названием лейбла. Миронов умрет первым, я отвечаю. Дергаюсь к дверям, веря, что он отпустит. Не угадала. Он перехватывает меня за руку. Благо хватка приходится чуть выше запястья, и он не задевает перевязанных ладоней. От касания кожа к коже точно током бьет. Мы замираем на какую-то секунду, глядя друг другу в глаза. Зря я решила, что вино придется сегодня только кстати. Нихуя оно не кстати. Потому что я не успеваю его остановить, когда он накрывает мои губы своими. И я может и была бы готова ответить на поцелуй, но мне ещё достает сил бороться. Потому что сука я примерно представляю скольких тянок он так же притягивал к себе за всё это время. Ощущение гадливости накрывает с головой. Я точно снова испачкана. — Алиса ревновать не будет? — усмехаюсь. Я могу назвать любое имя и всё равно попаду в список его уже выебанных малых. — Или малышка-Ри? Или какая-нибудь там Мариша? Катя? Алена? Отшатываюсь от его цепких рук. У него сбиты костяшки. Иронично. Ти только недовольно фыркает. — Ревновать же можно только своего парня, помнишь? — и к кому он это применяет? Пытается так пояснить, что они в его жизни пустое место? Или относительно меня? Потому что я, блять, тоже тут ревную, да. И потому что я видимо тоже в его жизни значила не больше всех прочих. — А-а, — улыбаюсь настолько широко и радостно насколько позволяет алкоголь, который окончательно развязывает мне язык. — У вас свободные отношения, да? Как думаешь, как скоро до большинства из них дойдет, что ты их просто потрахиваешь? А с собачьей верностью бежишь только к Риточке? Считай она избранная. — Заткнись, — чуть хриплый голос. Единственное дельное замечание от него. Мне бы пора свалить. Но вместо того, я снова продолжаю сыпать обвинениями. Потому что алкоголь и злость удачно выключают мою и без того кажется низкую мозговую активность. — Что? Я кого-то выпустила из списка? Не одна она избранная, да? — картинно изумляюсь я. — Поехали на студию, я покажу тебе альбом. — Ты закончил его? — А ты во мне сомневалась? — он усмехается и тянет меня за собой. — Считай себя избранной, никто ещё не слышал его полностью в готовом варианте. Чисто девчачье, ныть с утра, а сейчас своими словами выстраивать стену между нами лишь выше. А ведь где-то глубоко внутри себя я и правда хочу, чтобы он все объяснил, а ещё глубже этого, чувствую, что будет только больнее. — О да, упустила пару имен, — и я замираю, потому что теперь кажется, что он отобрал у меня и оружие, и любую защиту. — Ты-то тоже времени зря не теряла! Расплывается в усмешке. А у меня желудок сворачивается клубочком и предлагает сердечку помереть пока ещё не поздно. — Тебе так нравится пересчитывать сколько сучек на мне побывало? Посчитай на скольких была ты! Пу-у-уф. На скольких была я? Что простите? У меня не находится что возразить. И оставленный Князевым след горит с новой силой. Бля-я-я-ять: как описание всей моей жизни. — Что ты несешь, Незборецкий? — фыркаю, защищаюсь, хотя собственно что защищать-то? Главное потом из подъезда спускаясь случайно в окно не выйти. — Серьезно? Это, блять, не я явилась в ебаный парк и заявила 'мы расстаемся'! Не я потом самозабвенно на первой же вписке лизалась с долбанной Ритой! — хватаю этот самый пакет с тумбочки запуская в причину всех моих истерик за последние полгода. — И после этого ты кидаешь мне какие-то предъявы?! Ты взял, блять, и нахер кинул, как очередную свою шлюху, которая тебе надоела. Смею, напомнить, что я не одна из них! Я кричу, почти срывая голос, подступая всё ближе к нему, толкая в грудь. Точно пытаюсь выместить всю боль и злость. — Вот именно, блять! Ты не очередная! — мы меняемся местами. Кажется, я всё-таки довела его, потому что теперь я невольно отступаю назад. — Правда это почему-то тебе не мешало, блять, забраться в постель к Князеву? Ну как? Надеюсь ему удалось загладить вину изнасилования, да? — недовольно цокаю, по-моему, у него уже по венам течет эта долбанная агрессия, она вот-вот станет осязаемой. А дальше он вываливает на меня свои аргументы, так, что становится в разы больнее. Князев? Адиль? Может он ещё считает, что и с братом его спала? — Не очередная, да? — А знаешь, да! — рыкаю я. Ну, не идиотка ли?! — Удалось! На все сто, — правда не Князеву оно удалось. Тебе, придурку, удалось вывернуть мою жизнь наизнанку, до сих пор блин удается. — Ну и, вали, — указывает в сторону двери. Когда-нибудь мы обязательно поговорим на трезвую голову. На мою трезвую голову. Хотя теперь в том, что мы ещё сможет друг с другом поговорить вообще стоит сомневаться. — Да пошел ты, — хлопаю дверью настолько сильно насколько могу. Я хочу свалить из этого долбанного города. Я сдаюсь.***
Вынуждает. Выводит. Зачем? Просто нахуя? Мы топчемся на одном месте и нихуя не происходит. Она не хочет выслушать, не может хоть на минуту отпустить ебаные обиды. Я не могу хоть на секунду выкинуть слова Ванька. «Чтобы тебе было проще: она упоминала интересный аспект их знакомства со Скрипом? Ты же не думал, что они той ночью в ладушки играли?» Они спали. И блять, тоже самое потом заявила Ри, которую хлебом, блять, не корми дай покопаться в чужом белье. Фарфоровые статуэтки летят в стену. Бьются. А я слишком ясно осознаю, что, блять, если она сейчас уйдет, если я позволю злости взять верх, я уже никогда её не верну. Похуй с кем она была эти два месяца. Успеваю перехватить закрывающийся лифт. А девушка судорожно стучит по кнопкам, по щекам снова слезы. Блять. Вытаскиваю её из железной коробки. Позволяя лифту уехать, пока малая бьется у меня в руках как раненная птица. — Отпусти! — срывающийся голос. — Убери свои руки! Отпусти меня! Только сейчас замечаю перебинтованные ладони. Какого?.. Вспоминаю как мы с Димоном забирали её из ванной мишиного дома, я помню эти исполосованные запястья и сейчас бинты с местами проступающей кровью заставляют нехорошо сжаться что-то внутри. Перехватываю её дрожащие руки. — Что это? — она замирает, все еще дрожа и тяжело выдыхая. — Что это, блять, за нахуй? Потряхиваю её лапки, забинтованные по самые запястья. — Ева, что это?! — она молчит. Молчит, блять. Насколько у неё там все с Князевым-то шикарно? Снова он руки свои сюда приложил? — Ева, блять! — повышаю голос, сжимая челюсти в попытке сдержаться. Тяну её за собой к квартире. Но снова встречаю сопротивление. Сколь отчаянно пытается вырваться, столь же отчаянно не желает ничего объяснять. — Да Незборецкий! — почти кричит. — Сам же выгнал, помнишь? Какая к чертям разница, что с моими руками?! Почти перестает бороться, видимо в надежде усыпить моё внимание. — Мне есть разница, понятно? — не позволяю ей вырваться, просто перехватываю за талию и отрываю от земли, разворачивая к дверям квартиры и вталкивая её внутрь. — И ты мне, блять, объяснишь! — Ничего я не собираюсь объяснять! Рвется обратно к дверям. И снова врезается в меня. Ну, уж нет. — Да пусти же ты! — крик. Она старательно колотит меня, считая, что этим хоть немного поможет. — Уймись ты, — фыркаю, с легкостью перехватывая её руки. Брыкается. У нас всегда так, да? Я либо на руках её таскаю, либо она пытается меня побить. — От-пус-ти, — да, я и так понял, что ты хочешь, но выполнять я этого не собираюсь. — Что с руками, малая? — повторяю вопрос. — Да не касается оно тебя, понятно? — не понятно. — Упала. Всё? — Ага, куда ты, блять, упала? На Князева? — О твою тупость запнулась! — фыркает. И рвется из цепкой хватки. Пара её шагов к двери. Почти успевает. Захлопываю дверь обратно и бежать ей на этот раз некуда. Прижимаю её к этой самой двери. Пока она так тяжело и неровно дышит, всё ещё не успокоившись от крика и собственных слез. Ловлю её загнанный взгляд. А потом… А потом нахуй крышу сносит. Пожимаю в руках её талию, притягивая ближе к себе, и она, сдаваясь, отвечает на поцелуй. Судорожно стягиваю с неё пальто, не отлипая от её кожи. Похуй на Ваню, похуй на всех прочих, похер на то, сколько я могу сейчас потерять. Я не собираюсь её больше отпускать. Но всё рушится ровно в тот момент, когда я стягиваю с неё собственную, блять, футболку. Под ключицей алеет засос. Че-е-е-рт. Девушка жмурится, тяжело выдыхая. А-а, понятно. — Ти, — а я отшатываюсь. Отворачиваясь от неё впечатываю кулак в стену. Нахуя тогда все это? Истерики? Слезы? Я же видел, что ей тоже больно. Это всё была очередная блядская игра? — Кирилл, — касается рукой моего предплечья, а я дергаюсь и шагаю в сторону. След-то свежий. Может утренний, а может с ночи. А может со вчерашнего вечера? С того момента, когда она делала из меня мудака, который во всем, блять, виноват. Я, конечно, проебался. Не спорю. Но, сука-а-а! — Что, хочешь объяснить? — всё ещё сжимаю и разжимаю кулаки и не поворачиваюсь к девушке. Слышу, как она шагает назад. И снова ударяю в стену, сдирая уже начинавшие заживать костяшки. И не слышу уже ничего вокруг.***
Какая же я идиотка! Дура! Просто долбанная дура! Что и кому я пыталась доказать вчера с Князевым? Свой идиотизм? Браво, Ева, пять баллов! Я знаю, что он не способен сейчас будет слушать и понимать, как ранее на это была не способна я. Но он точно должен знать, что между нами ничего не было. Кроме… Противно. От самой себя. Чувство гадливости-то оказывается исходило от меня самой, а не от окружающих. Мне мерзко от своих поступков. Отступаю от него, прихватываю снятую минутами ранее футболку, и вместо того, чтобы свалить из квартиры направляюсь на кухню. Слышу его глухие удары в стену, слышу, как что-то бьется. Уверенно шагаю к шкафу, доставая виски, и быстро отыскиваю стаканы. Самое то: виски после вина. Мало же мне алкоголь язык развязал, ещё охота, да, Ев? — Что у вас было? — вовремя успеваю проглотить обжигающую жидкость, когда в помещении появляется Ти. — Ничего, — пожимаю плечами. — Я хотела с ним переспать, хотела отомстить тебе за всю… всю боль и за каждую шлюху, с которой я тебя видела, но я не смогла… Закусываю нижнюю губу и чувствую на языке металлический привкус. Черт. — Что произошло тогда? — моя очередь узнать. — Что, черт возьми, случилось в этом долбанном январе. — Ваше знакомство с Адилем, — я вскидываю брови, что простите? — Вы же спали… — Мы не спали! — возражаю я. И кто ему вообще… Рита? Вернуть щеночка пыталась? — Да не прикидывайся, — фыркает, забирая у меня бутылку, из которой я только что наполнила свой стакан. Шипит от боли в костяшках. — Хочешь сказать, вы выпили две бутылки и разъехались по домам? — Я спала с ним ровно также, как и ты спал с моей Олькой! Утыкаюсь в стакан, делая очередной глоток. Меня уже тошнит от алкоголя или от себя. Вот, как Олька спала у него на плече на той самой вечеринке после интервью, так и мы с Ади. Ни больше ни меньше. Да и после двух бутылок на двоих, спасибо, что мы вообще в состоянии были добраться до своих домов, какие там спать. Я с похмелья на следующий день ещё до обеда блевала ходила. Я вижу, что он не верит. — Сам спроси у Скрипа, — я морально не способна уже даже разозлиться или обидеться сейчас на его недоверие. Я слишком истощена. — Мы друзья, и только. — И всё? — вскидываю брови, пока он становится рядом также, как и я, опираясь на столешницу. — Это и есть причина твоего «нам нужно расстаться»? Я даже истощенная сейчас найду силы ударить его по голове чем-нибудь очень и очень тяжелым. Тебе блин не кулаками надо в стенку хуярить, а головушку твою шваркнуть об эту стену! А он молчит. И я поворачиваю к нему голову, ловя как он снова подносит бутылку к губам. — Итак, — выдыхаю, осушая свой стакан. — А теперь давай ты уже скажешь, блять, правду, и перестанешь ебать мне голову моим знакомством с Адилем. — Это и есть правда! — враньё, и я осознаю это как никогда ясно. — О, ну тогда мне ещё изначально не стоило с тобой вообще видится ты же спал с моей подругой, и, наверное, обязательно с кем-нибудь из собственной команды. Сколько ты там раз засыпал в туре на плече у ребят? Недовольно цокает. Уже хоть что-то. — Ага, и заметь я не упоминаю тех, с кем ты реально спал до знакомства со мной. Поджимаю губы. — Расставание с тобой было моим проигранным желанием. Бу-ум. Чего? Проигранным желанием? — Спор? — вскидываю брови, не догоняя на что можно было поспорить и так проебаться. И хорошо, что не догоняю, потому что дальше он всё же соизволяет пояснить и у меня опускаются руки. — Ага. На тебя. Я, блять, кожей чувствую насколько ему было тяжело это сказать. Но легче от этого мне не становится. Он с кем-то поспорил на меня? До или, блять, после того как мы переспали? Или лучше спросить до или после того как мы стали встречаться. Снова кусаю губы, и похер, что нижняя губа и так уже кровит. Перекатываю в забинтованных ладонях пустой стакан. — До или после того как мы переспали? — поворачиваюсь к нему, складывая руки на груди, он предпочитает так и стоять ко мне боком. И молчит. А потом поворачивает ко мне голову, и я ловлю его взгляд. И мне становится дурно. Ни до и ни после. Они спорили на это. Прикрываю глаза, чувствуя, как подступают слезы. Надо было не в лифт заскакивать, а по ступенькам бежать. Тогда бы не догнал. Мне не нужна эта правда. От неё больнее. — То есть… Всё это, — неоднозначно повожу рукой. — Это был всего лишь долбанный спор? Я, прикрывая глаза, боясь сейчас услышать его ответ. Бутылка виски разбивается, врезаясь в стену, и остатки крепкого напитка заливают паркет. Сам же заварил хуйню, а теперь бьет бутылки алкоголя, чудно. — Изначально, да, — кто-то внутри раздирает мне легкие, пожалуйста, прекратите, я лучше ещё раз разобью зеркало в ванной, чем буду слушать это. — Но не… — Пост-о-ой! — качаю головой, понимая, что пазл в голове начал складываться. — Всё то время после отчетного концерта, ты всего лишь пытался меня трахнуть, да? А, когда это всё же произошло после свадьбы, с который мы сбежали… Проигранное… Ты не успел вовремя затащить меня в койку?! Чувствую, как в глотке клокочет смех. Он, блять, не успел меня вовремя трахнуть. — Так вот почему ты потом пропал! Ты просто проебался! Выебал даму, да поздно было, — хлопаю в ладошки откровенно издеваясь, не замечая того, что совершенно незажившие раны саднят. — А я-то голову сломала, что со мной не так! А это, блять, не со мной! Это с тобой всё было не так! Взмахиваю руками, отходя от него. Зря он разбил виски. — Ева! — останавливает, желая пояснить что-то ещё. — Давай хватит на сегодня правды, окей? — жмурюсь, я даже заплакать не могу. Я выплакала столько, что у меня больше просто нет слез. — Хотя… С кем? С кем ты поспорил на меня? — С Верстовским, — сиплый голос. А я уже ничего не вижу. Пелена застилает глаза, а слез так и нет. Он поспорил с Ваней на меня. Он проиграл. Он выполнил это тупое желание Вани. Пячусь назад. Ближе к выходу. Пытается кинутся за мной, но я только головой мотаю, выставляя руки вперед. Мне нужно время. Мне на всё это нужно время.я готов был пулями прямо себе в висок,
чтобы не слушать то, о чём ты мне сейчас несёшь