***
— Принцесска, ну и где ты была? — Леха заходит в комнату как раз вовремя, я укладываю в сумку стопку вещей. — Ева? Мое имя он уже тянет недоумевающе. Да ладно, за столько лет можно уже было привыкнуть к моей психованной натуре и загонам. Сегодня кстати на удивление день без психов. Психовала я вчера, когда оставила машину под окнами офиса и свалила к Оле, выключив мобильный. — Керн, твою мать! — перехватывает сумку, которую я старательно собираю. — Что случилось? — Всё в порядке, — даже в глаза другу смотрю. — Что у тебя в порядке, Незборецкий со вчера тебя найти не может! Я же складываю в сумку последние вещи. Решаю не брать с собой огромных чемоданов, иначе родители точно начнут задавать лишние вопросы. А всё, что мне сейчас нужно, это добраться до Питера, забраться к родителям в объятия и ощутить себя наконец в полной безопасности и покое. — Ева! — почти кричит и дергает из рук сумку. — Что ты хочешь услышать? — срываюсь в ответ и вижу легкое замешательство. — Тебе с чего начать? С того, как он на отчетном концерте Gaz'а в сентябре поспорил на меня с Верстовским? А потом проебал этот спор, потому что трахнул меня на пару часов позже? Или нет, давай поговорим о том, что расставание со мной было проигранным желанием? Но помимо всего прочего, это все, — очерчиваю руками пространство, словно пытаюсь захватить в него все произошедшее. — Дело рук Князева, и по его наущению Ванечка предоставил Незборецкому выбор: либо карьера, либо я. Рывком застегиваю сумку. — Ев… — Не надо, — отмахиваюсь от него, только не жалость. — Я заебалась уже всем всё прощать, Лех, я заебалась рыдать каждый раз. Это черт возьми моя жизнь, а я ощущаю себя в ней безвольной куклой, которую постоянно помещают в новые декорации. Я понимаю, — вздыхаю, усаживаюсь на пол рядом с кроватью. — Понимаю его выбор, я бы и сама не позволила ему поступить иначе. Меня не это трогает… Он рассказал мне о споре, рассказал, что проиграл и что Ваня решил воспользоваться этим в таком ключе, но… Я ломала голову почему он просто не послал его нахуй с этим желанием, ведь по сути, это все лишь глупая игра! Я должна была узнать об этом от него, понимаешь? Это Ти должен был мне рассказать, а не Князев! Закрываю лицо ладонями, но слез нет. Чувствую, как друг садится рядом, обнимая меня. — Я просто устала, Алекс, — парень вздрагивает от такой формы имени. В последний раз, когда я его так называла, он встречал меня на вокзале, когда я сбежала из Питера. — Я устала бороться в одиночку, это бесполезно, — укладываю голову ему на плечо. — Я просто хочу, чтобы меня любили, чтобы дорожили, чтобы я была важна. А в итоге я вечно влюбляюсь не в тех. Фыркаю, чуть шмыгая носом. — Квартиру я кстати вам оставлю, я выкупила её в феврале. Хозяйка переехала к дочке в Латвию, ей срочно надо было продать квартиру, я её и купила по дешёвке, — отрываю голову от плеча друга, если я начну разводить сопли, то опоздаю на поезд. — И Мягколапа можете пока себе забрать, я потом перевезу его к родителям. — Кому нам? — непонимающе переспрашивает друг. — Вам с Элей, — встречаю его еще более непонимающий взгляд и тихо посмеиваюсь, толкая его под ребра. — Миронов, ты всерьез думал, что я не узнаю о ваших отношениях? — Прости, принцесска, я собирался тебе сказать… — Ты идиот? — вполне серьезно спрашиваю, потому что он с чего-то начинает оправдываться. — Ты не обижаешься? — Ради всего святого, Миронов, — фыркаю и обнимаю друга. — Я просекла тему того, что у вас что-то будет, еще когда вы с вечеринки Gaz'а в сентябре свалили вдвоем, и она сопровождала тебя на гонках. Улыбаюсь, легко щелкая друга по носу. — Я бронирую себе место свидетельницы на вашей свадьбе, — и мы оба заливаемся смехом. — И я правда рада за вас, Лех, вы заслужили счастья. — Ты тоже, принцесска, — целует меня в щеку друг.***
Удивленно выхожу из тачки, когда выезд со двора мне преграждает авто Миронова. На улице снова моросит дождь, который со вчерашнего дня так и не унимается. Недоуменно пожимаю плечами, когда приятель стремительно вылетает из своей машины. — Что у тебя там, Миронов? — Что у меня? — рыкает друг, и я не успеваю среагировать, когда его кулак впечатывается мне в лицо. Твою мать, нахуй, что за херня? — Что у меня? — повторяет Леха, пока я отступаю на два шага назад и проверяю цела ли челюсть. — Это у тебя что?! Мозги ссохлись или их вообще там нет? Я тебя предупреждал! Предупреждал, Ти! Хочу возразить, делая шаг на встречу, но Миронов, подхватывая за грудки, отталкивает. — По хорошему стоило бы тебе лицо разъебать так, чтобы ты на свою сцену больше не вышел, — продолжает тот, ни на йоту не успокаиваясь. — Да что блять произошло? — злюсь в ответ. — Что произошло? — фыркает. — А то, что ты ебанутый снова всё проебал, и я ещё в прошлый раз обещал тебе, что если ещё раз увижу её слезы, ты перестанешь узнавать себя в зеркале! Спасибо, а кроме угроз что-то внятное блять можно?! — Ева уезжает в Питер, — уже спокойнее говорит друг. — Потому что чудо-Князев рассказал ей о том, что в твоем споре была маленькая такая поправочка, ты не должен был расставаться с ней: Верстовский предоставил тебе выбор! Бля-я-ять, сука. Она не должна была этого знать. Не должна была блять. Все же было хорошо. Миронов же только отмахивается от меня, когда я пытаюсь выспросить, когда именно уезжает малая. — Урод, — мотает головой и предпочитает вернутся к своей машине. — Леха! — но это бесполезно, я знаю, что сам виноват. — Сука… Пинаю колесо своей бэхи, замечая как дорога теперь освободилась. Я должен успеть до её отъезда.***
Москва плачет. В прямом смысле этого слова. Над огромным городом нависают темные свинцовые тучи, гремят раскаты грома, и молнии ярко освещают на короткий миг застланные пеленой дождя улицы. Дождь льет так, что едва ли что-то можно рассмотреть в радиусе вытянутой руки. Я на выдохе отворачиваюсь от окна. Желтый опель машины такси плавно заворачивает к вокзалу. Сейчас мне придется выйти навстречу этой истерике небес. Истерика внутри определенно не меньше. Я расплачиваюсь с мужчиной, тот кивает, убирая деньги, и с сожалением смотрит на меня, наверное, ему жаль, что сейчас я промокну до нитки. Мне плевать. Когда внутри все медленно, но верно затопляется пустотой, плевать становится на все. Я резко открываю дверь и покидаю автомобиль. И тут же чувствую, как мокну. Прохожие поджимают плечи, прячутся, кто может в машинах, кто-то под зонтами, кто просто в капюшонах. Таких же дурачков, как я, я не нахожу. Я просто стою под холодными каплями весеннего дождя и улыбаюсь, люди принимают меня за сумасшедшую. Плевать. Я торопливо направляюсь в здание вокзала. Не задерживаюсь там, я приехала как раз к поезду, поэтому дожидаюсь слов диспетчера — на какой путь прибывает мой питерский, — и довольная иду туда. Осталось только, чтобы никто из моих не стал меня искать. Поджимаю губы, шагая под проливным дождем к поезду, еще восемь часов, и я окажусь в любимом городе. Я знаю, что меня непременно потеряют в универе, потому что я вовсе не собираюсь там появляться. Сказала, что появились серьезные проблемы, и я буду только на экзаменах. Надеюсь, меня поймут, а если нет, то какая к черту разница? Мой мир и так уже лежит в руинах, объятый огнем и поглощаемый забвением пустоты, так о чем еще можно волноваться? Вот он, мой поезд и мой вагон. Довольная спешу к проводнице, женщине на вид около пятидесяти лет. Той не особо нравится погода, а я уже чувствую за этим дождем запах родного Питера. — Бедная, ты ж тут намокла вся, — миловидная женщина забирает у меня документы, при этом стоя в тамбуре. Проверяет досконально, вчитываясь; я усмехаюсь — какая дотошность. — Проходи, давай, не стой под дождем. Женщина улыбается мне, возвращает билет и документы и указывает рукой на проход в вагон. Я киваю и прохожу, быстро отыскивая свое место в плацкарте. Усаживаюсь, ленюсь даже достать расправить себе матрас, чтобы лечь. Просто сажусь рядом с окном, облокачиваюсь на стенку и всматриваюсь в косые струи дождя. Это умиротворяет. Пока за окнами не мелькает знакомый силуэт, мечущийся под этим дождем. — Незборецкий… Мой шепот застревает у меня комом в горле. Нет, только не это. Я не выдержу. А плакать при нем это будет верхом абсурда, я не слабая. Я дергаюсь. Всеми фибрами желая, чтобы поезд уже тронулся наконец, и он не заметил меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Но поезд не слышит, а взглянуть на время у меня не хватает никаких сил, я просто вжимаюсь в перегородку и не отрываю взгляда от происходящего за окном. Телефон в руках вибрирует, я бросаю быстрый взгляд на дисплей и обратно на улицу, потому что угадайте кто пытается до меня дозвонится, раз уж искать по всем вагонам жутко неудобно. Сбрасываю вызов. Раза три прежде чем поезд натужно откатывается назад и с рывком тянется вперед. Я в безопасности же, да? Во всяком случае уже поздно, не побежит же он за поездом! Может и не побежит… Интересно, чего мне хочется больше, чтобы все-таки догнал, за шкирку вытащил из вагона и заставил не совершать спонтанных глупостей, или же чтобы оставил меня навсегда и больше никогда не приближался? В конце концов неугомонный голос внутри веско так напоминает о том, что с этим человеком меня немалое связывает, да и… Отмахиваюсь от мыслей, всё ещё будучи не в силах расслабится и перестать вжиматься в перегородку. Это как игра в одни ворота, и я ничего не могу уже сделать. Я понимаю, что повод срыва наиглупейший. Ведь наверняка он просто оберегал меня не желая рассказывать именно эту подробность. Но… Но я должна была её знать и узнать от него! Потому что на кону стояло тогда всё, чем я дорожила. Я дышала этим, а он выбрал карьеру. Я понимаю и не понимаю одновременно. Разрываюсь на части от того, что ни за что на свете не позволила бы ему потерять музыку из-за меня. Я ведь знаю, знаю черт подери, сколько она для него значит и как долго он к этому шел. Но мне хотелось бы верить, что и я для него что-то значу. Видимо ничего. Ничего раз можно было так просто принять выбор, так просто трахать других направо и налево, так просто отказаться от всего, что между нами было, а потом как ни в чем не бывало решить помирится. Это ведь он! Он изначально начал искать встреч и объяснений, так для чего? Чтобы сделать мне больнее? Я теряюсь в вопросах, мыслях и чувствах. Чем глубже я погружаюсь в рассуждения и возможные пути решения, тем сильнее тону, захлебываясь в эмоциях. Забираюсь с ногами на полку и практически забиваюсь в угол, прислоняя щеку к прохладной стенке и бездумно уставляясь в окно. Поезд тормозит на одной из станций, мы всё ещё не покинули пределы Москвы. И я добрых три минуты наблюдаю, как совсем рядом тормозит черная bmw, не придавая этому абсолютно никакого значения, покуда чувствую себя побитым щенком и морально желаю закопать себя еще глубже. И я не замечаю ни долговязой фигуры, выскочившей из машины, ни громкого разговора где-то рядом с проводником, да даже наличие рядом с собой человека я замечаю, только когда проводница недовольно покашливает и напоминает, что поезд скоро тронется. — Малая, — прикрываю глаза, даже не оборачиваясь к говорящему, и тихо посмеиваюсь. Может я просто успела уснуть? — Ева! — мотаю головой, стараясь остановить истерику, потому что его голос действует как спусковой механизм, и слезы сами копятся в глазах. — Окей, как хочешь… Я ожидала, что после этого он развернется, просто покинет вагон и уедет. Я понимаю, как ошиблась, когда чувствую на себе крепкую хватку его рук. Пытаюсь бороться, но это бесполезно. — Она дальше не едет! — заявляет он нагло пожилой женщине, что так дотошно проверяла мои документы. — Но как же?! — ещё и возражает, наверное только для порядку или потому что я выражаю явные протесты к тому, чтобы меня отсюда вынесли. — Молодой человек, немедленно прекратите, я вызову полицию! Но он уже не слушает, только вытаскивает меня в тамбур, а потом на перрон и весьма вовремя. В следующую минуту поезд начинает движение. — А теперь давай поговорим, — позволяет наконец мне встать на ноги, вот так удача, можно я начну сбегать. — О чем? — никакой наглости или вызова, такая беспощадная обреченность, что она мигом глушит всю его уверенность. Он молчит, видимо не знает с чего начать. Давайте начнем с того, как тебе похуй, а? Запускаю пальцы в волосы и мотаю головой. — Ев… — забудь, просто забудь мое имя и все, и не трогай меня никогда уже больше, мне больно каждый раз, когда ты пересекаешь мое личное пространство. — Я знаю, что должен был тебе рассказать сам… Леха уже напел? А, точно. Иначе с чего бы эта блондинистая задница появилась на вокзале. Чувствую, как меня топит негатив. — Да-а? — невесело усмехаясь и наконец поднимая на него взгляд. — Правда так думаешь? — Мала-ая, — чуть укоризненно тянет, хотя сам понимает, что я имею на это полное право. Судорожно выдыхаю, я не могу закатить ни скандала, ни ссоры. Я просто хочу разрыдаться. Отступаю на пару шагов, облокачиваясь на заборчик. — Зачем, Незборецкий? Зачем меня каждый раз спасать, говорить, объяснять? — тихо начинаю я. — Какой в этом смысл, если ты снова и снова сам делаешь мне больно? — Малышка, пожалуйста, — подходит ближе, а я поджимаю губы в попытке не расплакаться. Мы стоим мокнем под чуть успокоившимся дождем. — Я люблю тебя, Незборецкий, черт бы тебя побрал! — взрываюсь я, когда тишина между нами становится невыносимой. — И я как полная дура готова всё тебе простить, а ты каждый раз находишь все более и более изощренные способы чтобы вывернуть мне душу. Я устала понимаешь? Я устала бороться за это в одиночку, я устала бороться ради недостижимой цели… Князев правильно сказал, ты в турах и чужих постелях, а я в слезах и истериках. Я так больше… Вздрагиваю, когда его губы накрывают мои. Не так как обычно. Не требовательно, не напористо. Так, как, когда он поехал выбивать из Князева всю дурь. Так, как, когда-то сказал мне что я избранная. Слишком много недосказанности тает в этом поцелуе. Словно просит прощения, словно извиняется за каждое слово, за каждое действие причинившее мне когда-то боль. Я обмякаю в его руках, не имея сил бороться, я слишком глубоко в нем погрязла. Только слезы срываются с ресниц, придавая поцелую солоноватый вкус. — Не плачь, малая, — разрывает поцелуй и ловит мой взгляд, аккуратно стирая слезы с моих щек. — Те два месяца… Я ошибся в выборе, да музыка — мое всё, но как оказалось, когда ты исчезла из моей жизни, ты забрала с собой и музыку. Я не смог написать ни строчки за то время… Ты нужна мне, Ева… И я… Я просто не хотел ранить тебя, потому и умолчал о подробностях спора. Утыкаюсь лбом в его плечо и тихо всхлипываю. Даже если я совершу сейчас главную ошибку в своей жизни и дальше буду рыдать от мысли, что могла бы поступить иначе… Я ни за что на свете не смогу отказаться от того ощущения, когда его руки скользят по моей спине и крепко прижимают к себе. — Не оставляй меня больше никогда, слышишь? — не уверена, что он в этот момент различает мой шепот. — Как скажешь, малая, — куда-то в мою макушку.***
Мы направляемся к его машине, когда у Ти звонит телефон. — Да, братец? — всё ещё легко улыбаясь, отзывается Кир. — В смысле?.. Да, окей, я понял, не кипишуй… Со мной она, да… Сейчас скажу где, — оглядывается по сторонам ища ориентир, чтобы назвать место. — … Хорошо, мы будем осторожны. — Что такое? — всё ещё крепко цепляюсь за его ладонь. — Шестерки Князева пасут нашу квартиру, видимо твой бывший всерьез решил найти меня, или тебя, или нас обоих. — Это он рассказал мне… — Я знаю, — да ничерта ты не знаешь! — И о том, что весь спор изначально его рук дело, ты тоже знаешь? — В смысле? — развожу руки в стороны, мол как-то так. — Верстовский должен ему денег, а Мишенька желал меня заполучить, и вот Ванечка уже отрабатывает долг, который ему нечем покрыть. — Так вот почему… — Что почему? — Изначальные условия были, если ты ему дашь первому он получает деньги от меня, но потом он чуть тебя... чуть не изнасиловал в желании победить, я тогда так и не понял зачем ему нужны были деньги, да при том так много и так срочно. А-а, так это дерьмо меня пыталось изнасиловать из-за того, что у них буквально было практически два спора. Я убью Князева. И Верстовского. И Незборецкого может быть. — Поехали давай, а-то… А-то приедет Князев, ты это хотел сказать, да, Кир? Потому что договорить он не успевает, и мы оба уставляемся на подъезжающий внедорожник Князева. Блять. — О, сколь удачно, — наверное стоило бы соображать быстрее и прыгать в тачку, но теперь уже поздно. — И ты тут крошка-котенок, и твой щенок… Невольно сильнее сжимаю ладонь Ти, а тот в знак поддержки переплетает наши пальцы. — Ты что-то хотел? — осведомляется Ти, а я медленно выдыхаю, пытаясь угомонить заходящее сердце, не нравится мне происходящее, ой как не нравится. — Забрать свое, — беззаботно так заявляет и делает шаг в нашу сторону, на что Кир в свою очередь тоже шагает к нему, оставляя меня позади и закрывая собой. — Даже та-ак? Усмехается и хлопает в ладоши. — Удивительно, — качает головой. — Удивительно! Он предпочел тебе карьеру, а ты все еще рядом с ним, жмешься к нему… Неужели думаешь, он в силах тебя защитить? На что я только вздергиваю подбородок, уверено встречая его взгляд. — То есть ты не хочешь по-хорошему? — осведомляется он. — Она никак не хочет, — с нажимом говорит Ти. — И потому ты сейчас сядешь в машину и уедешь. Насколько я понял, девушка не хочет тебя видеть. — О, ты неправильно понял, — расплывается в улыбке, и у меня подкашиваются ноги, он улыбался так же, когда едва не убил всех моих близких. — Уверена, киса, что не поедешь сейчас со мной? — Князев, — предупреждающе начинает Ти. — Уверена, я с тобой никуда ни за что не поеду. — Ути, какая смелая, — и тянется рукой куда-то себе за спину. И когда я вижу за чем, сердце уходит в пятки. — Я спрошу еще раз, ты поедешь со мной, крошка-котенок? Я ступаю чуть вперед, становясь рядом с Ти. — Нет, Князев, можешь застрелить меня здесь. Я не сяду в твою машину. — Зачем же тебя? — ехидно смеется и направляет ствол на Кирилла. — Я просто убью его, и больше тебя некому будет защищать. А если и будет, то я убью и их. Заявляет это так, словно это прогноз погоды на выходные. Вижу, как сюда сворачивает еще одна машина. Это Лехина. Князев тоже её замечает. — Итак, киса? — видимо это последнее. И я уже верю в то, что он просто не посмеет этого сделать сейчас, при свидетелях. Да и вообще не верю, что действительно сам способен выстрелить. И я отрицательно мотаю головой. И тут же понимаю насколько наивна была моя вера. Он смеется, громко и страшно. — Ну, что ж, нет так нет, — пожимает плечами и направляет уже было опущенный пистолет на Ти. — Как скажешь, киса. Говорит он, и я понимаю, что он сейчас не дрогнув выстрелит. Слезы скатываются по щекам. Я ощущаю на себе эффект замедленной съемки. Успеваю только что есть силы толкнуть Кира. И дикая агония прошивает грудную клетку где-то слева. Я слышу почти синхронный крик друзей, видимо они наконец доехали. И чувствую, как огонь жжет изнутри. Мне больно. И только спустя пару секунд я осознаю, что не упала на землю, а оказалась на руках у Ти. — Нет! Ева! — крик Князева, глухой удар, видимо Миша уронил пистолет, но я не могу видеть этого, как и того, что тот упал на колени. — Малая, — склоняется надо мной, и я вижу голубые глаза, точно два бушующих океана, и невольно улыбаюсь, он не задет. — Только дыши, пожалуйста, дыши. Слышишь? Следом появляются рядом Леха и Эля, но я не могу оторвать взгляд от его глаз. Чувствую, как в горле клокочет кровь. Мне настолько тяжело дышать, что я просто не хочу этого делать. Натужно сглатываю, давясь собственной кровью. И слезы срываются с ресниц. Я пытаюсь поднять руку, в желании коснутся его, но у меня не хватает сил. Я проваливаюсь в темноту. Слышу отдаленно крики, а потом не слышу и их. И уже не могу наблюдать, как на руки меня забирает друг, и как Ти избивает лежащего на земле Князева... Пустота.завтра станет лучше, лучше но веришь ли ты, что.. завтра вообще будет?