Ненавистная привязанность

Магда ожидала возле церкви. Она явно ехала с работы, потому что вид у нее был уставшим. Питеру стало не по себе. Не он же довел ее до такого состояния, да? Это же был не он? Порой у него возникали не очень радужные мысли о том, что он и есть корень всех проблем мамы. Она ведь из-за него не поехала в Вашингтон в тот год, в год его рождения. Возможно, реши она избавиться от ребенка, сейчас она занимала бы более солидную должность, вышла бы удачно замуж, родила детей и никогда больше бы не вспоминала о таком чуваке, как Магнето. Но Магда Максимофф была слишком привязана к человеку, за которого мечтала выйти замуж, и даже после смерти одного из близнецов не отчаялась, сохраняя поразительную выдержку и силу духа. У Питера должна была быть сестра-близнец, которая, возможно, сумела бы подтолкнуть его для более адекватного разговора с отцом, но ее не было, она погибла еще в 1957-ом, и Магда сумела с этим смириться. Видимо, Питер сегодня будет вспоминать всех, кто почил в мир иной. Простое обьятие от матери было именно тем, чем нужно, чтобы Ртуть хоть немного успокоился. Внутри были довольно смешанные чувства. С одной стороны он отчаянно хотел верить, что это сделал не его отец, что он тут ни при чем, но с другой... Питер знал, что так оно и было, а потому желание ехать в школу для одаренных напрочь исчезало. Если бы не мать и младшая сестра, иногда по телефону интересующиеся, когда он вновь будет членом людей Икс, Питер бы забил на все, заперся в своем подвале и выходил бы только при Джейсоне. Возможно, он бы так же, как и отец, учился управлять металлом, вновь развил бы свою клептоманию и любовь говорить то, что взбредет в голову. На это бы ушло достаточно больше времени, чем кажется на первый взгляд. — Как ты? — Магда всерьез беспокоилась за сына. Его бледное лицо и опустошенный взгляд настораживали. Впервые она видела его таким... неживым, просто существующим. Магда знала, что Эмма многое значила для Питера, но чтобы настолько убиваться? Что-то не так. — Нормально, мам,— Питер постарался вложить в свой голос максимум убежденности, чтобы скорее самому быть в это уверенным. Если уверен он, значит, уверены и остальные,— серьезно, я в норме. — Можешь врать кому угодно, но только не мне,— Магда, как и ожидалось, не поверила ни единому слову. Питер бросил взгляд исподлобья, а затем начал: — Ну, я, как бы, вроде, и не был удивлен, хотя на самом деле это не так. Просто мне всегда казалось, что он просто напросто запутался во всем этом дерьме, свалившемуся на его жизнь, поэтому я как бы понимал некоторые его действия... Еще я понимал, что ему было больно, когда умерли его жена и дочка, и он не соображал, что делает, и я хочу верить, что на самом деле он этого не хотел, но все равно неприятно... Иногда он ведет себя так, что его вообще очень сложно понять. К примеру, почему он не остался в школе тогда, а почему остался сейчас, почему он так хотел уничтожить мир, в котором все так круто... Но больше всего я не понимаю, почему на сопротивление он надавил, чтобы оно исчезло, и в конце концов все пошло под откос именно у меня, ведь я уверен, что с ним все просто отлично, ведь в школе его приняли как родного, словно он всегда был их семьей... Я тоже его принял и все простил, но теперь я в смешанных чувствах, даже не знаю, что и думать. — Подожди,— Магда еле справилась с потоком слов от сына,— хочешь сказать, что Эрик как-то повинен в смерти Эммы? — Когда магнитное поле стало подниматься и все в Каире медленно и печально разваливалось, Эмма была там и пыталась как-то выбраться, а Эрик просто взял и сильнее приложил свою руку к тому, что там ему мешало стать сильнее... в конце концов Эмма оказалась под завалами и впала в кому. — Черт возьми,— выдавила из себя Магда, пытаясь справиться с шоком... а еще неприятным осадком из-за того, что Питера назвал Эрика по имени, а не сказал такое привычное "папа" или "отец". Питер решил остаться дома еще на пару-тройку дней, пока не окончатся его мучения с гипсом... ну и пока Джейсон с Кэтрин не освободятся, чтобы его отвезти в школу. Магда просила съездить туда и развеяться, хотя Максимофф и не был уверен в том, что это как-то поможет ему унять боль от потери любимого человека. Он находился в подвале, снова. Сидел на излюбленной кровати, с которой не раз падал, путаясь в огромном пуховом одеяле, так любимом с самого детства. На полке стояла сделанная несколько лет назад фотография его и трех его лучших друзей. Эмма прижималась к нему и застенчиво улыбалась, в то время как Джейсон и Кэтрин над чем-то смеялись, загадочно переглядываясь. Сам Питер в тот момент чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Плевать ему было тогда, что отец о нем даже не подозревает, что у него другая семья, потому что рядом с Максимоффом были они, всегда поддерживающие его друзья. Воспоминания волнами накатывали на него, следуя друг за другом, словно он вновь переживал все лучшие моменты своего прошлого. Прошлое, которое минуло уже очень давно... ... — Воровать нехорошо, знаешь ли,— Питер резко оборачивается, во все глаза глядя на чересчур спокойного мальчика его возраста с чуть вьющимися светло-каштановыми волосами. Он стоял, облокотившись о стену одного из зданий улицы и убрав руки в карманы джинс. Питер усмехнулся, заметив на очках не снятую этикетку: — На себя сначала посмотри, скаут. Мальчишка скривился от прозвища, а затем, спустя мгновение, протянул Питеру руку: — Джейсон Райтс. — Питер Максимофф,— Питер с интересом пожал протянутую руку... ...Возможно, Эйфелева башня была не тем местом, куда Питеру хотелось бы попасть, но Лорна с самого детства мечтала побывать в Париже, поэтому Ртути не оставалось ничего другого, кроме как обрадовать младшую сестру поездкой во Францию. Прогуливаясь по улочкам Парижа, Питер не мог не размышлять над тем, где пропадает Райтс и когда можно будет вернуться в родной и любимый Вашингтон, где снова можно будет "одалживать" в магазинах кроссовки, печенье и газировку. Здесь он обещал матери ничего не воровать, хотя руки чесались свистнуть хотя бы один берет для лучшего друга. Выйдя на аллею, он заметил возле фонтана девушку, что-то пытающуюся внутри него отыскать. Она с периодичностью в каждые несколько секунд убирала лезшие в лицо светлые волосы назад, недовольно хмурилась и что-то тихо бурчала. Не найдя занятия более интересного, чем подойти к этой неизвестной, Питер в мгновение ока оказался рядом с ней. — Что-то потеряли? — учтиво поинтересовался Максимофф, привлекая внимание к себе. Девушка тряхнула волосами и обернулась, вскинув бровь: — Возможно, ты еще кто такой? — Питер. Питер Максимофф,— Питер очаровательно улыбнулся, взъерошив пятерней и без того хаотичный беспорядок на голове. Девушка усмехнулась: — Эмма Уэст, рада знакомству. — Так что ты там потеряла? — возвратился к своему вопросу Питер, с удовольствием слушая мелодичный голос Эммы, недовольно рассказывающей о своей неудавшейся поездке во Францию... Питер тяжело вздохнул и поставил фотографию обратно на тумбу, предметы в комнате плавно опустились вниз, движимые силой мысли Ртути, опасающегося за сохранность своего плеера. Жизнь — сложная штука. Питеру казалось, что эта фраза не подходит его жизни, пока он сам со всем этим не столкнулся. Разве можно ненавидеть того, к кому уже успел привязаться? Питер считал это невозможным. Считал, пока не испытал это на себе. Возможно ли привязаться к человеку, которого ненавидишь всей душой? Питеру казалось это слишком фантастическим, как герои в его комиксах, но от чего-то в его жизни случалось до боли много фантастики и невозможности. Ненависть... для Питера это было слишком абстрактным понятием, ведь он почти никогда с ней не сталкивался. Возможно, должное место она заняла после событий с Эн Сабах Нуром, но даже его Питер не ненавидел так сильно, как того, кого должен был любить и кого ждал так долго... все эти 26 лет. У него были все причины проявлять это чувство в перемешку с гневом, страхом и, наверное, тайным злорадством. Питер не особо понимал, почему должен ненавидеть собственного отца, ведь именно от него у него есть эта суперскорость. Это же так круто! Но, видимо, каким бы скоростным ты ни был, все равно где-то да не успеешь, опоздаешь, упустишь, не поможешь. Питер не признавался в этом, но боялся всегда. Страх — неотъемлемая часть нашей жизни, пусть и довольно неприятная. Он как смерть или болезни, войны и горести, как эмоции и чувства, как мысли, заполняющие нас без остатка... Он как зараза, паразит, от которого невозможно избавиться. Он будет приходить, вновь и вновь, мучая в кошмарах и наяву, отражаясь в глазах и дрожащих конечностях, бушуя всплеском адреналина в крови и пытаясь вырваться наружу с помощью чего угодно. Когда же он сбудется, наступит гнев, а затем и ненависть. Желание прикончить того, кто это сделал, будет расти с каждым днем, развиваться и становиться все больше и больше, пока и вовсе не захлестнет с головой, и ты не выберешься, исполнишь цель, поставленную еще в тот роковой день, на кладбище, моля любимого человека простить, моля его вернуться и сказать, что все это лишь глупая шутка. Становится хуже, когда ты осознаешь, что на самом деле все произошло по вине человека, другого близкого человека. Отца. По вине отца погибло все, что когда-то имело для тебя смысл, а ведь он даже не знает, что натворил! Всего лишь прикончил еще одного смертного, всего лишь еще одна жизнь на счету, ведь ему все равно за них расплачиваться, верно? Так чем же она была особенной? Будь у Питера его скорость, будь у него здоровая нога, а не этот чертов гипс, метался бы сейчас по комнате, круша все на своем пути. Но он лишь может с остервенением утирать предательские слезы на щеках, глотать истерику и тяжело дышать. Он может лишь смотреть, как фотография отца в позолоченной местами металлической рамке, летает по комнате, а затем с равнодушным видом просто взять и разбить ее. Разбить, потому что ему, черт возьми, не хочется его видеть. Это состояние накатывает, как счастливые воспоминания, отзывающиеся лишь сжатым, словно в тиски, сердцем, вызывающим в грудной клетке невыносимую боль. Он, шатаясь, встал с кровати, подошел к одному из ящиков и, достав дротики, стал кидать их в один и тот же плакат, повешенный в тот день, когда он узнал, чьим сыном является. Магнето, чтоб его. Он не знал, сколько времени просидел на полу просто так, смотря пустым взглядом на черно-белое лицо отца, не выражающее никаких эмоций, обрамленное этим дурацким шлемом. Когда дверь открылась с громким стуком, и в подвал вошел перепуганный Джейсон, только тогда Питер решил посмотреть на время. Семь вечера. Прекрасно. Он ведь хотел сегодня сходить к хирургу. Видимо, не судьба. — Хей, дружище, ты чего? — Райтс чуть встряхнул друга, пытаясь прочесть по глазам, что произошло,— не успел я тебя на кладбище одного оставить, как ты уже полкомнаты разгромил... Земля вызывает Максимоффа, Максимофф, вы с нами? Питер тряхнул головой, прогоняя образ умоляющей о пощаде Эммы, и взглянул на Джейсона более осмысленным взглядом. Мозг по-тихоньку начинал работать, воспроизводя в памяти события последних пары дней. Джейсон ни разу не звонил. А если и звонил, то мама просто-напросто не могла достучаться до Питера. Не удивительно, что Райтс такой напуганный, расстроенный и немного, совсем слегка, возмущенный. — Он убил Эмму,— тихо, так что Джейсоу пришлось наклониться, чтобы услышать, произнес Питер безжизненным голосом,— мой отец убил Эмму.

***

Пожалуй, для Кэтрин это было еще большим шоком, чем для самого Питера. Возможно, он просто подсознательно подозревал, что это был Эрик. Кэтрин не выходила из своей комнаты неделю, ничего не ела, взяла отгул и просто лежала, тупо пялясь в потолок. Питеру оставалось лишь сочувствовать, понимающе качать головой и сбегать в лес во время кошмаров. Слава Богу, про школу для одаренных на время забыли. Ключевым словом было "на время". Кэтрин после семидневной голодовки вернулась в свою обычную жизнь, вновь стала ходить на работу, пытаться сделать Джейсона и Питера более взрослыми людьми и готовить очередную кулинарную фигню, от которой Джейсон избавлялся весьма оригинально: в три часа ночи подбивал Питера сходить покормить живность в лесу. Благодаря вернувшимся способностям Максимофф лишь заторможенно кивал, позволяя веселью от полуночных прогулок заполнять себя полностью. Ему надо было отвлечься. Отвлечься хоть как-то от тягостных мыслей, потому что когда он ничего не делал, оставаясь наедине со своими страхами, он начинал вынашивать план мести. План мести собственному отцу, который подарил ему жизнь... Каждый раз от таких умозаключений Питеру становилось не по себе. Однажды это заметила Кэтрин. Они сидели втроем в гостиной, Джейсон с Питером спорили о том, кто круче: Флэш или Супермен, а Кэтрин приготовила печенье, которое с завидной скоростью съедалось двумя парнями. Сама девушка листала журнал, делая пометки у себя в голове, а затем, вскинув голову, неожиданно поинтересовалась: — Как Лорна? Вопрос, заданный столь резко и безосновательно, заставил Максимоффа подавиться засунутым в рот печеньем. Откашлявшись и выровняв дыхание (не без помощи Джейсона), Питер спросил: — К чему это? — Она мне недавно звонила,— как бы между прочим сказала Кэтрин, продолжая лениво перелистывать страницы,— сказала, что со школы звонили, спрашивали, когда Ртуть появится. Питер покосился на подозрительно молчащего Джейсона, с особым энтузиазмом разглядывающего картинку Флэша на одной из страниц комикса, а затем повернулся к спокойной Кэтрин: — И что? — Тебе бы туда на пару дней съездить, сказать, что все с тобой отлично. Они, бедные, уже все там испереживались... — ... И развеяться тебе бы не помешало,— вставил Джейсон, и Питер бросил на друга хмурый взгляд. Предатель. Прекрасно ведь знал, что он не хочет там светиться, но все равно поддержал сестру. — Кажется, мы это уже обсуждали... — Тебе нужно поговорить с отцом,— ах, вот оно что! Неудивительно, что они так боялись этого разговора. Две пары глаз воззрились на него с надеждой и мольбой, что Питеру ничего не оставалось, кроме как согласиться. — Только с вас транспорт. — Нет проблем.