Не с первого взгляда

      Скрывать синяк оказалось довольно просто, всего лишь нужно было носить кофты с плотными рукавами. Очень плотными. Потому что синяк стал большим, и было видно, что скоро он не сойдет. Я даже забеспокоилась, не гематома ли это, но, покопавшись в интернете, решила, что все-таки нет. Я старалась использовать эту руку поменьше, потому что первое время она ныла при каждом движении.       Гораздо труднее было следить за тем, чтобы рукав не задирался. Когда это случалось, люди вокруг тут же обращали на меня пристальное внимание. Как будто специально, честное слово. Особую проблему мне доставляла многолетняя привычка поднимать рукава до локтя, я боролась с этим как могла.       Скрываться от Кимов почти не приходилось, мы виделись редко. Чондэ днем и ночью пропадал на репетициях, Сонёль заканчивал свою практику, Хиён готовилась к аттестации по скульптуре, с энтузиазмом лепила бюст Джейби из GOT7 в греческом стиле, а я пропадала в библиотеке. Чем занимался Минсок я не знала, потому что избегала его больше, чем других.       Но все же непредвиденные ситуации постоянно случались. Зайдя в корпус, я решила (и вот кто меня просил) снять пальто прямо в коридоре, у окна. Рукав задрался, обнажая сине-фиолетовое пятно, и стоявшая рядом со мной девушка громко ахнула. Я слегка улыбнулась ей, показывая, что все в порядке, и отвернулась. Мои глаза встретили чей-то пристальный, хмурый взгляд. Минсок все смотрел на меня, стоя в компании друзей, один из которых оживленно что-то рассказывал, но не обращал на него внимания. Его выражение на лице: нахмуренные брови, опущенные уголки сжатых губ, потемневшие глаза, — заставило меня почувствовать себя виноватой.       Я слегка помахала ему и прошептала приветствие, он только кивнул мне и отвернулся. Кажется, он все увидел…       Оставшееся время до пары я размышляла, стоит ли мне вообще на нее идти. Этот синяк мог появиться в любой момент из-за любого неудачного падения, он же не подумает, что все произошло именно тогда? Точно подумает, он же не дурак. Но ведь это совсем не очевидно! Может, мне просто придумать какую-нибудь глупую историю про падение в автобусе и рассказать ее как забавный анекдот? Ким Лиин! Ты теперь еще врать собралась? Молчать одно, а произносить всякие небылицы совсем другое! Но что же мне делать? Я просто пересяду со своего привычного места позади него и Чондэ куда-нибудь назад, чтобы он ничего не мог спросить… Тогда он точно решит, что это его вина! Ну что за… Почему я ничего не могу придумать…       Моему мысленному отчаянию не было предела. Я с беспокойством искала его глазами, пока поднималась по проходу, но его нигде не было, как и Чондэ. На Историю музыки мы ходили вместе. Я остановилась у своей парты и снова раздумывала, сесть мне или убежать назад. Но Минсок появился в дверях аудитории, и я просто бросилась на свое место, не представляя, на что себя обрекала. Я поспешно раскрыла тетрадь и стала перечитывать прошлую лекцию, но буквы плыли перед глазами. Я чувствовала, как он приближается, отодвигает свой стул, садится, открывает рюкзак, достает тетради, ручки, проверяет, как они пишут…       Он обернулся так для меня неожиданно, что я едва не подскочила. Мне стоило неимоверных усилий не поднять на него глаза, потому что лицо сейчас выдало бы меня окончательно. А он аккуратно положил что-то на мою тетрадь и тут же повернулся назад.       Когда мои глаза сфокусировались, я увидела перед собой плитку молочного шоколада, а на ней едва различимая надпись: «Кажется, ты такой любишь». Я тихо ахнула и посмотрела на Минсока, который уже старательно записывал слова преподавателя: сзади он выглядел спокойным и сосредоточенным.       Шоколад был его способом извиниться и сказать «Поправляйся»? Мое сердце едва не остановилось.       Место рядом с Минсоком пустовало, потому что Чондэ так и не пришел, и казалось, что мы остались тут только вдвоем…       Думать о фольклорной музыке или записывать лекцию я уже не могла. Просто витала в облаках, смотрела, как двигается его рука, пока он пишет, пересчитывала волоски на его голове. Чтобы не вызывать подозрения, я раскрыла тетрадь и приложила к листу ручку. Рука сама начала двигаться, следуя за моими мыслями, и медленно вывела на полях: «Минсок ♡». От переизбытка чувств я просто закрыла лицо руками.       Я едва смогла привести себя в чувство до нашей следующей встречи в столовой. Когда та пара закончилась, он молча ушел и я не стала его догонять. В столовой еще никого не было. От пережитого волнения живот скрутило, я не могла заставить себя положить в рот хоть ложку. Мыслей в голове тоже не было, я смотрела в окно на пробегающие по небу тяжелые тучи.       — Привет, Лиин, — первым пришел Сонёль. — Как дела?       — Неплохо, — тихо хмыкнула я в ответ. — А твои?       Он поднял на меня глаза и хитро ухмыльнулся. Прошло уже несколько месяцев с нашего первого знакомства, а я все еще не могла понять, какой он. Абсолютная загадка. Интересно, был ли хоть кто-то, кого он подпустил к себе достаточно близко?       — Ну хееееееееен! — мои мысли прервало громкое нытье Чондэ.       — Ты называешь меня хеном только тогда, когда тебе это выгодно. Отвянь, — холодно отозвался Минсок, отодвигая стул.       — Что случилось? — поинтересовался Сонёль.       — Не видать нам больше Серого монстра, — Чен сердито бурчал. — Он собирается вернуть его сегодня, хотя брат приезжает только завтра. Я даже не успел толком покататься из-за репетиций!       — Вот и хорошо, это слишком опасно.        Минсок даже не смотрел на него, и его тон не терпел никаких возражений. Только на секунду его взгляд метнулся к моей руке. Кажется, мне это глупое падение еще не скоро забудут.       — Я как-то катался на настоящем мотоцикле, — Сонёль утешительно похлопал Чена по спине, — Эта такая махина, что кажется, будто едешь на слоне.       — Точно, я видел однажды парад мотоц…       Чондэ замолк на полуслове, потому что в эту секунду как из-под земли появилась Хиён и свалилась на стол в своей фирменной позе.       — Знаете, когда мы выпустимся, — в полной тишине снова начал говорить Чен, забыв про свою прошлую мысль, — Этот стол превратят в арт-объект под названием «Студенческое отчаяние». А Хиён и профессор Чхве будут до конца жизни судиться из-за авторских прав.       Мне было жаль подругу, но я не смогла сдержать смеха. Банда Ким умеет поддержать в трудную минуту.       — Что опять? — спросил Сонёль, тыча в нее палочкой.       Она продолжала лежать, и даже ее лица не было видно из-за закрывших его волос.       — Говори громче, не слышно, — хмуро добавил Минсок, за это время он ни разу не улыбнулся.       — Что? — я приблизила ухо к тому месту, где, как я думала, должен находиться ее рот.       — Декорации… — ее голос прерывался и был едва слышен.       — Что она сказала? — парни тут же потребовали у меня ответа.       — Декорации, — растерянно повторила я.       — Какие? К спектаклю? — переспросил Минсок.       — Я же говорил, — Чен снова оживился. — Я тебя предупреждал, что твой Чхве не просто так там крутится. Все шишки обычно сыпятся именно на второй курс, просто смирись.       — Почему именно на второй? — мне стало любопытно.       — Потому что первый всем жалко, они новички, у третьего курса нет времени ни на что, кроме учебы, — ответил за Чена Сонёль, — А четвертый выпускается, их ни за что не заставишь. Остается только второй.       Хиён резко поднялась, эффектно взмахнув волосами, и протерла блестящие щеки руками. Она плакала?       — Он просто издевается, — спокойно проговорила она. — Я давно это себе уяснила. Просто смирюсь и помру в мастерской. Дайте мне есть. Она молча притянула к себе мой поднос и запихнула в рот разом несколько ложек риса.       — Эй, да ладно тебе, — принялся утешать Чен. — Тебе же не нужно готовить все декорации. Сейчас только начало ноября, за два месяца ты все успеешь. И на Зимнем фестивале будешь самой знаменитой.       — Кстати об этом, — тихо вставил Сонёль, — Слышал, ты единственная второкурсница, которая выставит свои картины. Почему не сказала нам?       — Подумаешь, — щеки Хиён порозовели, она не отрывала глаз от стола.       — Вау, Хиён, это же просто здорово, — одобрительно закивал Минсок.       Я испытующе вгляделась в его лицо, надеясь, что хорошая новость исправила его плохое настроение. Но в этот момент Хиён резко дернулась и задела мою руку, на секунду я не смогла сдержать гримасу боли. Минсок снова осуждающе сверлил меня взглядом.       — Чувствую себя обреченной на заклание, чьей-то вдовой, проклятой, — Хиён говорила драматичным шепотом. — Отныне, до этого несчастного горе-фестиваля буду носить только черное, как траур по нормальному сну и отдыху.       — Вааа, тебя бы на наши занятия по мастерству трагической игры, — ошеломленно проговорил Чондэ, — Нашим у тебя учиться и учиться.       — Я могу помочь тебе, — влезла я, не обращая внимание на реплики Чена. — Если, конечно, это будет в моих силах. Там ведь много механической работы? Фон там какой-нибудь раскрасить одним цветом. Может, и что-то посложнее.       — Правда? — Хиён схватила меня за руки, продолжая вести себя как героиня трагедии, — Ты поможешь мне?       — Да, если ты прекратишь драматизировать.       Хиён резко убрала руки и села ровно, будто никаких сцен тут только что не было. Мы все вместе рассмеялись. Было так приятно улыбаться и слышать их смех. Именно в такие моменты чувствуешь, как важны друзья. Благодаря им, ты не остаешься один на один с жизненными трудностями.       — Кстати, ребят, слышали? — Чондэ продолжал упоминать о неизвестных нам вещах так, будто мы давно это знаем. — Первый снег обещают в конце месяца. Давайте как в прошлом году, а?       — Опять? — кисло отозвалась Хиён.       — Не опять, а снова! Ну классно же было!       — А что было? — не выдержала я.       Глаза Чена загорелись.       — В прошлом году мы договорились заранее, что когда пойдет первый снег, где бы мы ни находились, мы все бросим и прибежим на площадь под башней. Мы встретили первый снег вместе.       — А он тут же растаял, — продолжала бурчать Хиён. — Даже белой пленки на земле не было.       — Но ведь классно было мчаться посреди дня, чтобы увидеться в такой особенный момент. Вам же всем понравилось! — Чондэ не унимался.       — Да ведь ты первый не придешь в этот раз, — присоединился к ворчаниям Минсок, — Скажешь, что не мог уйти с репетиций.       — Да ну, — махнул рукой Чен. — Не убьют же меня, если я на часок сбегу. Лиин с нами в прошлом году не было. Уверен, ей очень хочется испытать такое.       — Еще как! Интересно, наверно, — я старалась скрыть свой восторг от этой идеи, чтобы они не чувствовали давления, если хотели отказаться, но мои глаза наверняка меня выдавали.       — Сонёль, что думаешь? — спросил Чен, поворачиваясь к соседу справа.       — Я за, если другие за, — коротко ответил тот.       — Минсок? — Чен повернулся налево.       Тот помолчал немного, раздумывая, посмотрел на меня и остальных, и вздохнул.       — Хорошо.       — Хиён?       — Только давайте договоримся о другом месте, до этой башни слишком далеко, — она не собиралась так просто перестать ворчать.       — Ура! — не выдержала я, расплываясь в улыбке.       — Ну другое, так другое, — согласился зачинщик.       — Я пошел, — Минсок уже поднялся, забирая пустой поднос.       — Уже? — удивился Чондэ.       — Дела, — коротко бросил тот и уже повернулся, чтобы уйти.       — Хён, — Чен снова собрался канючить, — а может один…       — Даже не думай, — он не обернулся и через секунду скрылся в больших дверях среди студентов.       Мы с Ченом поднялись из-за стола последними. Он выглядел все еще расстроенным из-за отказа, ему было трудно свыкнуться с такой мыслью.       — Прости, это моя вина, что Минсок не дал тебе еще покататься, — сказала я, пока мы относили подносы.       — Что ты имеешь в виду? — Чен полуобернулся ко мне, поправляя рюкзак.       — Когда он дал покататься мне, я упала, — я старательно отводила глаза от его испытующего взгляда.       — Надеюсь, прямо ему в руки? — Чен продолжал пристально смотреть, ожидая ответа.       — Нет, прямо на мягчайший асфальт, — пробормотала я, даже не пытаясь скрыть сарказма.       — Черт, а я так старался, — Чен отвернулся от меня с таким разочарованным видом, будто я расстроила его план по захвату мира.       — Для чего старался?       Его глаза на секунду расширились и забегали. Он покрепче ухватился за лямку рюкзака и резко повернул в коридор направо.       — Прости, я опаздываю на репетицию, — буркнул он уже на ходу.       — Репетицию? А как же пара? — крикнула я ему вслед.       — И на нее тоже! — еще громче ответил он.       — Пфф, врать нужно поубедительней. Что же ты скрываешь?       Сузив глаза, я продолжала смотреть в конец коридора, в котором скрылся Чен, надеялась найти хоть какой-то ответ. Я что-то забыла? На меня удивленно уставился парень, достающий из шкафчика книги неподалеку, я смутилась и скорее сбежала оттуда.       Через пару дней Хиён привела меня в свою мастерскую, в которой мы стали пропадать день и ночь. План был такой: после трех пар я шла заниматься на два часа в библиотеку и это же время Хиён тратила в зале живописи на картины для выставки, после этого мы встречались в мастерской и рисовали грандиозные декорации. Все, что касалось ее основного занятия, Хиён не могла делать наполовину. Поэтому ее задумка была действительно масштабной. Правда, в подробности устройства она меня не посвящала, я только красила то, что она мне давала, цветом, который она называла, и способом, который показывала. Сама Хиён, казалось, делала 10 вещей одновременно, и я просто не успевала за ней следить. Как она и обещала, носила она исключительно черную одежду, но благодаря ее усердию на ней появлялось по сотне цветных пятен. И знаете, что самое обидное? Выглядело это чертовски круто, словно так и задумано. Я же, вымазанная в краске, выглядела как ребенок на уроке ИЗО.       В ходе работы я примерно поняла, в чем заключалась идея Хиён. Так как спектакль каким-то образом переделали на современный лад, ее задачей было создать интерьер шикарной сеульской квартиры. Основной акцент Хиён сделала на дальнем плане: почти всю стену занимало окно с видом на город. Она рассчитывала детально прорисовать панорамы ночного и дневного города с высоты двенадцатого этажа, а сверху картины были спущены занавески из легкой ткани, струившейся каскадом. Я же усиленно рисовала колонны, лепнину и всякие декоративные штучки. Эти декорации были основными для спектакля, почти все действие проходило в этой квартире, и в конце здесь же должна была состояться свадьба. Для этой сцены Хиён задумала просто усыпать все цветами, которые делали из бумаги ее однокурсники. Лично мне это было даже представить страшно.       Сложность заключалась еще и в том, что эти декорации должны были быть легкими для быстрой смены. Кажется, Хиён советовалась с Сонёлем о лучшем механистическом устройстве, но в этом разобраться я и не пыталась.       В основном мы работали молча, иногда включали музыку и тихо подпевали под знакомые песни. Я боялась отвлекать Хиён, когда она бегала к холсту и обратно, вырисовывая окна, людей в них, пролетающих птиц и все оттенки огромного неба. Ее работа была настолько детальной и мелкой, что я диву давалась, как она может так переключаться от будничных занятий к разным картинам. Ведь помимо этой работы, она еще продолжала готовить контрольные проекты по другим предметам. Я видела, что ей нелегко, мешки под ее глазами увеличивались с катастрофической скоростью, и мне очень хотелось помочь ей всем, чем только я могла помочь. Из-за всего этого у нас не оставалось времени общаться с ребятами, мы перестали видеться даже обедом.       В один из дней, когда я только готовилась к работе, Хиён пришла не одна. В зал вошел взрослый мужчина с приятной улыбкой, показавшейся мне знакомой.       — Все еще на стадии разработки, работы еще много, и вообще я наделала целую тучу ошибок, — тараторила Хиён, смущенно плетясь позади мужчины.       — Здравствуйте, — поздоровалась я.       Мужчина слегка поклонился мне, но сказать ничего не мог, потому что Хиён, будто не заметившая меня, продолжала без остановки говорить о своей работе. Неожиданно она замолчала и через секунду отрывисто спросила:       — Профессор, хотите чаю?       Ах, так это же профессор Чхве.       — Да, не откажусь, — мягко ответил тот, оторвав взгляд от развешенного холста.       Хиён побежала к нашей импровизированной кухне-тумбочке и стала возиться, громко постукивая всеми находившимися там предметами, профессор молча смотрел на картину, я видела только его скрещенные за спиной руки. Моя подруга неожиданно вылетела из комнаты вместе с чайником, в котором, наверняка, не оказалось воды. Мы посмотрели ей вслед. Тут Чхве с интересом перевел взгляд на меня.        — Вы Ким Лиин, верно? — теплая улыбка снова озарила его лицо.       — Да, — удивленно кивнула я в ответ.       — Поражены, что я вас вспомнил? По правде говоря, в юности у меня была просто отвратительная память на лица, но с началом своей преподавательской работы натренировался. Буквально заучивал имена своих студентов и, проходя по коридору, мысленно их вспоминал. Теперь я с легкостью запоминаю людей и их имена. Все этому так удивляются, — он слегка рассмеялся, и я вместе с ним.       — Кажется, вы с Хиён довольно близки, — через некоторое время проговорил он, разглядывая лежащие наброски. — Она удивительная девушка, не так ли? Я хотел сказать, как художница. Я думаю, что когда-нибудь, она введет совершенно новый стиль живописи, но… — он сделал паузу, вглядываясь в последний из набросков на столе, — Но сейчас мне приходится ее направлять. Она много на меня жалуется?       — Нет, что вы, — я смущенно замахала руками.       — Я знаю, что много, — рассмеялся профессор. — Вскоре она поймет, что я думаю больше о ней, нежели о себе. Как вы думаете, Ким Лиин, хватит у нее смелости пройти свой путь до конца?       Свой вопрос он задал очень серьезно, глядя куда-то в окно за моей спиной.       — Хиён очень… — я задумалась, подбирая слова. — Упрямая. И не слишком открытая. Даже если ее и одолевают сомнения, она предпочитает скрывать это. Но мне кажется, чем сложнее задача, стоящая перед ней, тем прекраснее ее способ решения. Она не умеет делать что-то наполовину, отдает всю себя и остро переживает любую ошибку.       Профессор Чхве стремительно взглянул мне в глаза и едва заметно несколько раз кивнул, как будто в ответ на свои мысли.       — Вы знаете, почему ей выделили эту мастерскую? — спросил он. — Не каждому студенту, тем более второкурснику, дают такое пространство для творчества. Конечно, я тоже помог ей в этом, но главная причина — ее талант. Она очень талантлива. — Он вдруг хитро улыбнулся. — Только не говорите этого ей, иначе вся моя строгость потеряет свой вес.       Резко хлопнула дверь, и Хиён ворвалась с чайником.       — Вы посмотрели? Что думаете? Это ужасно, да? Я знаю, я сделала столько ошибок!       В этот момент мне позвонила мама, и это была отличная причина оставить их одних, потому что я была тут третьей лишней. Когда я вернулась на большом столе Хиён стояла полная дымящаяся чашка чая, профессора не было, а моя подруга валялась на диване совершенно без сил.       — Кажется, не так уж ты его и ненавидишь, — сказала я, ухмыляясь.       — Разве я такое говорила? — смутилась Хиён. — Он меня достает, это правда, но он единственный, кто знает все мои недостатки и может объективно сделать замечания. Я ему доверяю.       — Что он сказал о наших мазюках? — поинтересовалась я, принимаясь за кисти.       — Ему понравилось, — вид у Хиён был ошеломленный. — Он сказал мне не зацикливаться сильно на деталях и больше думать о свете.       — Конечно, ему понравилось, ты все отлично продумала, — заверила ее я, чтобы поддержать.       — Ой, не знаюююююю!       Хиён уткнулась лицом в подушку, скрывая от меня проскользнувшую на нем истерику. Через пару минут я заметила, что ее дыхание выровнялось, а тело расслабилось. Я подошла и накрыла спящую подругу своей курткой. Правильно, пусть поспит, ей нужно отдохнуть.       Смогла бы я так уверенно отдать всю себя какому-то делу? Да, я усердно училась, но меня никогда не покидало ощущение, что я могла бы и лучше. Творческих увлечений у меня не было. На что я вообще потратила свою жизнь? Сплошное чтение книг. Отсутствие определенной цели убивало меня изнутри. Чаще всего я просто старалась запрятать эту мысль в самый дальний уголок мозга.       Жить сейчас так, как мне нравится, и стараться быть счастливой — вот какой была моя задача.       Моя голова пухла от учебы, и я в сотый раз радовалась, что взялась помогать Хиён. Эта работа занимала мое внимание и давала мозгу остыть. Я уже начинала ненавидеть стены библиотеки. Поэтому как-то раз, к концу ноября, я просто забила на учебники и пошла в мастерскую. Запах красок одурманивал, я баловалась, осуществляя одну идейку, о которой не рассказала Хиён. В какой-то момент я осознала, что освещение в комнате изменилось, обернувшись к окну, я увидела, что идет снег. Легкие хлопья снежинок летели над землей и тут же таяли, соприкоснувшись с ней. Это было похоже на волшебную метель. Снегопад из сказки.       Пару минут я просто стояла так, следя глазами за падающими извивающимися ленточками снежинок, а потом вспомнила! Схватив куртку, я на бегу нацарапала и прицепила на дверь для Хиён записку: «Снег!», — потому что звонить или писать сообщение было запрещено правилами, и побежала к реке Хан. Надеюсь, я не единственная идиотка, вспомнившая о нашем уговоре встретиться под первым снегом.       Стоя в пробке в автобусе, я сгорала от нетерпения и молилась, чтобы снег не перестал идти, пока я доберусь до места, но он только усиливался. Пока я бежала к небольшой полянке, о которой шла речь, на моих волосах образовалось снежное одеялко. Наверно, я была похожа на сбежавшую Снегурочку.       Никого еще не было, я прибежала к месту встречи самая первая и согнулась в три погибели, пытаясь восстановить дыхание. Почему я так неслась? Почему я так возбуждена, что сердце готово выпрыгнуть из груди? Ах, да, ведь идет первый снег! Этого было достаточно.       Мне кажется, сколько бы лет человеку ни было, он будет счастлив при виде первого снега, с улыбкой скажет родным людям: «Смотри, снег идет!». И весь мир должен знать, что для него идет первый в этом году снег. Нечто священное, нечто волшебное. С первым снегом ты, наконец, ощущаешь, что вот он — конец старого года.       Когда я немного успокоилась и наглоталась падающих снежинок (как ребенок!), заметила, что была тут не одна. Невдалеке стояла девушка, укутанная в шапку и шарф так, что я даже не различала ее лица, лишь очки. Должно быть, она видела, что я тут вытворяла все это время и приняла меня за сумасшедшую. Я смущенно помялась и отвернулась, скрывая от нее красное лицо. И все же, мое внимание постоянно переключалось на нее: она ежилась от холода, топала ногами, но упрямо оставалась на месте, наверно, кого-то ждала. Чуть погодя появился ее спутник. Он крадучись приблизился к ней, а она и не заметила, и закрыл ей руками глаза.       — Пирожок! — мягко сказал ей парень, который тоже был в очках и в шарфе. У него было такое маленькое и милое лицо!       Девушка быстро обернулась с криком: «Ты заляпаешь мне очки!», — и крепко его обняла.       — Долго ждала?       — Нет, совсем чуточку, — хмыкнула девушка и подняла лицо. — Эй, пирожок - это мое словечко! Ты не должен отбирать у меня свое ласковое имя.       — Прости-прости.       Парень широко улыбнулся, демонстрируя свои пухлые щечки, которые девушка тут же стала трепать, они шуточно дрались и смеялись, пока я не могла оторвать от них глаз. Я даже не боялась, что они это заметят. Как счастливые не наблюдают часов, так они не видят и тех, кто радуется за них и немножко завидует.       Глубоко вздохнув, я опустила глаза на снег, собирающийся у моих ног, и перевела взгляд на другие ноги, рядом со мной. Ко мне совершенно незаметно подошел Минсок. Он наблюдал за удаляющей парочкой, а потом посмотрел на меня.       — Долго ждала? — спросил он очень тихо.       — Совсем чуточку, — я ответила на одном дыхании.       — Почему шапку не надела? — его голос был строг, и смотрел он на мою голову, а не в глаза. — На тебе целый сугроб снега.       С сугробом он, конечно, переборщил, но моя голова действительно была уже мокрой, и как назло, у куртки не было капюшона.       — Я не думала, что будет снег, когда собиралась утром, — я чувствовала себя нашкодившей школьницей.       Минсок вздохнул и стал что-то снимать. Я завороженно наблюдала, как он стоит, весь окруженный летающими снежинками, словно из моего сна. Как давно я его не видела! И кажется, от этого начала любить еще сильнее. Могла ли я надеяться, что он хоть немного по мне скучал?       — Держи, — он вырвал меня из моих мыслей и ждал, когда я возьму протянутый им шарф.       — Не нужно было, — пролепетала я, поздно понимая, что он снял с себя шарф ради меня.       — Заболеть в конце семестра — это худшее мучение, которое только можно придумать. Просто надень это на себя, — упрямо настаивал Минсок.       Я послушно сделала, как он сказал, и мое настроение взлетело вверх: от шарфа пахло его парфюмом. Интересно, он заметит что-то неладное, если я подержу его у себя чуть дольше? Я однозначно буду спать в этом шарфе пару дней. Засыпать, вдыхая запах Минсока, ах. Я глупо улыбнулась этой мысли.       — Что? — спросил Минсок, его интонация изменилась, и, подняв глаза, я увидела, что он тоже улыбается. — Почему ты улыбнулась?       — А ты? — спросила я в ответ.       — Потому что ты улыбнулась.       Я ошеломленно уставилась на него и пыталась найти слова, но до нас долетел звук знакомых голосов. Хиён и Сонёль приближались к нам, играя в снежки. Один из их снежков полетел прямо в Минсока, и он кинулся в бой, чтобы отомстить. Стоять в стороне я не собиралась. Минут через десять мы стали мокрыми с головы до ног, но счастливыми и раскрасневшимися.       — Все, все, достаточно, — остановил борьбу Сонёль. — Будем считать, что у нас ничья.       — Пойдемте куда-нибудь, погреемся, — дрожащим голосом предложил Минсок.       Мы ввалились в первую попавшуюся кафешку, где добродушная аджумма согласилась высушить наши вещи. Мы заказали целую гору еды, потому что оставили всю свою энергию в парке.       — А ведь Чондэ так и не явился! — вдруг вспомнила Хиён.       — Я же говорил, — удовлетворенно кивнул Сонёль.       — Оставьте его, — вступился Минсок. — Он ночами не спит, заучивая свою роль. Этот спектакль отнимает у него все силы и время.       — Да мы знаем! Просто хотим проучить его за глупую болтовню, в которую он сам не верит.       — А что, ты часто с ним видишься? — спросила я у Минсока.       — Да, помогаю там устанавливать и проверять аппаратуру, со всякой мелочью, я часто вижу их репетиции. Собственно, этим я и занимался все это время. А вы? Как дела с декорациями?       — Половина уже готова, — ответила Хиён. — Точную дату спектакля не назначили?       — Назвали как раз сегодня. 22 декабря.       — Ах, под конец недели Фестиваля. Я надеялась, что уже забуду о нем, когда начнется выставка, но нет.       — Твои картины уже готовы? — спросил Сонёль.       — Только одна, — Хиён уныло мешала рис ложкой.       — А до какого числа продлятся занятия? — просила я. — Мне хотелось уехать домой к Новому году.       — Успеешь, — уверенно отозвался Сонёль.       — Уезжаешь домой? — Минсок выглядел удивленным.       — Угу, — хмыкнула я. — Скучаю по родителям, я не была там с лета. Еще никогда не уезжала так надолго.       Мы продолжали разговаривать и казалось, что никакого перерыва в нашей дружбе не было. Изменился разве что только Сонёль. Он увлекся новой дисциплиной, связанной, как я поняла, с управлением бизнесом, и углубился в нее настолько, что уже вел дискуссии с преподавателем. Почти целый час он пересказывал нам одну из них.       Расстались мы с парнями у автобусной остановки. Уже стемнело, но пассажиров было немного. Мы с Хиён сели в самый конец и смотрели в окно на ночной город, переваривая прошедший день. Для нас с ней он был словно глоток свежего воздуха.       — Скажи, — тихо заговорила Хиён, — Ты когда-нибудь влюблялась взаимно?       — Это всего моя вторая влюбленность, о какой взаимности ты говоришь? — засмеялась я.       — И то верно, — Хиён легко согласилась. — А вот я каждый раз делаю это. Влюбляюсь в тех, кто меня любить не может.       — Ты сейчас о Сонёле?       — О нем тоже, — она вздохнула. — В конце концов, художники должны страдать, чтобы сотворить что-то прекрасное.       — Зачем покупать прекрасное такой ценой?       — Так выходит, — пожала плечами моя подруга. — Никто не страдает по собственному желанию. Разве ты хотела влюбляться в своего друга? И я. Снова и снова влюбляюсь не в тех.       — Не знаю, — ответила я, в очередной раз вдыхая аромат шарфа. — Если бы мне сейчас предложили вернуть все как было, я бы, наверное, отказалась.       Хиён слегка улыбнулась в ответ, но ничего не сказала.       На следующий день я снова стояла у окна мастерской, любуясь падающим снегом, как вдруг поняла, что поторопилась с таким заявлением. Сердце сжалось от боли. Я увидела на дорожке парка Минсока, ярко улыбающегося какой-то девушке, идущей рядом с ним.