***
Утро выдалось прохладным и пасмурным. Первые раскаты грома стихли ещё на рассвете и сменились проливным дождём. Как только первые тяжёлые капли упали на землю, лесные жители разбежались по своим домам и под деревья с кустами. Некоторым приходилось делить укрытие с хищниками или наоборот, с потенциальным перекусом. Но во время заставшей врасплох непогоды они друг друга не трогали, словно устраивали перемирие. «Никак не могу забыть того хмыря». А Михалыч всё никак не мог позабыть вчерашнее — образ неизвестной твари крепко засел в его голове и не давал ему покоя, почему-то манил к себе и к месту, где обитал — огромному лиственному филину. Он и вправду был чудным. Его оперение состояло из множества зелёных листьев, из которых заметно выделялись одинокие жёлтые и оранжевые листочки, вестники наступившей осени. «Больно, наверное, с такими занозами в лапах, — думал сыч, глядя на деревянные лапы с мелкими веточками, которые легко сломать. — И с такими глазами…» — клуглые окна вместо глаз так же его смущали. Убаюкивающий шум дождя стих. Филин начал пошатываться из стороны в сторону и распушил «перья» — брызги разлетелись на десятки метров вокруг и окатили даже Михалыча, сидевшего на дереве у самого края поляны. — Идиот, — буркул сычик и чихнул — в тот же миг открылось правое окошко-глаз. Страх поглотил Михалыча, но тут же отступил под напором растущего любопытства и множества вопросов. «То чудище спит? Как выглядит внутри место, где он спит? Насколько он опасный?» — размышлял сыч. Он думал о том, стоит ли ему сорваться туда или лучше улететь от греха подальше. «Ничего не случится, загляни я туда. А если та хреновина проснётся — клюну в глаз или куда-то ещё и по-быстрому улечу.» От великих дум на пути к филину его отвлёк крик Пантелеймоныча: — МИХА-А-А-АЛЫЧ!!! — верещал кореш вдогонку, — Бля, Михалыч! — и врезался в только что приземлившегося на ветку друга. — Ты ф сфоём уме, Пантелеймоныч? — на пониженных тонах спросил Михалыч, затягивая друга на ветку. — Из-за тебя мы могли нахрен разбиться в лепёшку! — Михалыч, родненький, — сыч тут же прильнул к другу и построил щенячьи глазки. — Пожалуйста, не лезь туда. Я не хочу терять такого охеренного друга, как ты… Тюк! Михалыч без заминки ударил головой Пантелеймоныча и тот сполз с него на ветку. — Обязательно было так горланить? Пантелеймоныч в своём репертуаре, бля, — ругнулся сыч и полетел к открытому окну. Он уже представлял, какие ужасы его могут ожидать внутри: обглоданные кости, гниющие останки недоеденной живности и горячие совушки, которые ждут своего спасителя взаперти. Но ничего из нафантазированного там не было. Первой в глаза бросилась кровать, стоящая немного левее открытого окна. А точнее вздымающееся пуховое одеяло и лохматая голова, немного выглядывающая из-под него. «Спит, значит, » — подумал Михалыч и перелетел на письменный стол, стоящий между окон, чтобы по-лучше осмотреться. В комнате было прохладно и сухо — стены и потолок были идеально гладкими и без просветов; стол, на котором сидел Михалыч, завален старыми книгами, кучей тетрадей и блокнотов, небольшими банками из зелёного и прозрачного стекла с непонятным содержимым. Под потолком крестом висело две гирлянды с цветными фонариками и подвесками в виде небольших полупрозрачных бабочек, очень похожих на настоящие. Рядом с кроватью стоял большой сундук, на котором лежала толстая тетрадь с ручкой и выключенный смартфон. Почти весь пол закрывал круглый вязанный коврик радужной расцветки. — Э… А где кости, трупы и горячие совушки? — обиженно произнёс Михалыч. — Это вообще не похоже на убежище хищника!.. От поднятого шума спящий заворочался в постели и начал недовольно стонать. Сыч, заметив то, как оживился хозяин логова, быстро вылетел прочь, но случайно скинул со стола одну из банок и та разбилась вдребезги. — Мааам, можно по-тише… — послышалось со стороны кровати — из-под одеяла выглянула сонная девушка со взъерошенными чёрными волосами и приоткрыла глаза. — Совсем забыла — её же здесь нет. Девушка нехотя встала и потянулась — мешковатая серая футболка поднялась вверх и немного оголила полосатое нижнее бельё. — Блин, банка разбилась, — недовольно фыркнула она при виде кучки осколков и малиновой лужи на полу. — Лучше побыстрее убраться, пока та жижа не впиталась в пол. Но первым делом я зак-к-крою ок-кно, — зацокотала она, растирая руки, и направилась к окну. Утренняя прохлада помогла ей проснуться лучше, чем чашка крепкого кофе — хозяйка дома вдохнула на полную грудь и легко распахнула глаза. Внезапно она услышала детский радостный голос, доносящийся с улицы: — Мамочка, глянь, поляна такая огромная!.. Но он также быстро затих. «Я на верном пути.»***
— Как? Как ты мог, Михалыч?! — истерил громко Пантелеймоныч, срывая голос. Он был зол, очень зол и обижен на своего друга. — Бля, Пантелеймоныч, веди себя по-тише, не мешай смотреть мне и другим, — ответил сыч, устраиваясь по-удобнее на крыше. Под «другими» Михалыч имел ввиду десятки других птиц, слетевшихся со всего округа и рассевшихся на крышах домов, фонарях и памятников рядом с городской площадью, которая ближе к вечеру превращалась в самый настоящий муравейник. А всё почему? А всё потому, что город был популярным местечком у туристов. Да-да, тех самых разномастных громких ребят, не выпускающих из рук фотоаппарат, ходящих с большими рюкзаками за спинами, из-за которых они становятся похожими на черепах не только своими силуэтами, но и неспешной походкой. Но ежедневное представление, состоящие из наблюдения за группами туристов, которые фотографируют всё, что попадается им на глаза, корчат странные физиономии для фотографий и дурачатся быстро надоело пернатым зрителям и они решили привнести в быстро наскучившее занятие кое-что новое… — А сейчас вы можете наблюдать за тем, как капитан команды голубей высматривает в толпе подходящую цель, — достопочтенный господин ворон внимательно следил за нарезающей круги над площадью стайкой голубей, как и другие комментаторы-вороны. Он старался не обращать внимание на галдёж за своей спиной и сохранять спокойствие, но получалось у него не очень хорошо. — Не смей меня игнорировать. Как ты мог забыть о том, как ударил меня и оставил на дереве филина? Ты хотел, чтобы та лохматая штука собрала меня с потрохами?! — Пантелеймоныч продолжал тянуть драму, и даже ни разу не матернулся. Зрители то и дело недовольно поглядывали в сторону сычей и будто говорили: «Закругляйтесь уже, достали». — А, ты о вчерашнем, — тихо заговорил сычик. — Ну, извини. — Ну, извини? — повторил Пантелеймоныч. — Мне не надо это твоё захудалое «Ну, извини»!!! — Да закройтесь уже, идоты! — громко каркнул ворон-комментатор. — Нам тут не до ваших семейных разборок! — Пожалуйста, простите его, — так же спокойно говорил Михалыч. — Мой друг немного дебил и не знает, как себя вести в подобных местах… — Так я теперь ещё дебил?! — Пантелеймоныч вставил свои пять копеек в разговор. И резко воцарилась тишина. Все зрители уставились на сычей озлобленно, словно готовы были их порвать, а те лишь испуганно опирались по сторонам. — Пшли вон, задолбали! Два пинка — и сычи пулей слетели с крыши вниз с пронзительным визгом. — Пантелеймоныч, блять! Нельзя было промолчать, что ли?! Обязательно у всех на глазах выяснять отноше?.. Не успел Михалыч договорить, как что-то сбили его в воздухе и унесло далеко вперёд. — Да что за день такой?! — завизжал он, цепляясь клювом и когтями за ткань. — Говорящая сова?! — удивлённо воскликнула девушка, на груди которой пытался удержаться сыч и внезапно споткнулась. Она прикрыла рукой Михалыча, а второй закрыла голову и упала на бок, подавлено вскрикнув. — Ага, попалась! Не успела брюнетка подняться на ноги, как её поднял за капюшон, словно котёнка за шкирку, раскрасневшийся от пробежки и злости полицейский, на котором висели обрывки от объявлений. Сыч ни с того, ни с сего, заорал: — ПАНТЕЛЕЙМОНЫЧ, СПАСАЙ! НАСИЛУЮТ!!! На небе сверкнуло что-то ярко — не прошло и секунды, как на полицейского спикировал Пантелеймоныч и с грозным: «Жопу порву за Михалыча», клюнул полицейского сзади в шею. Небольшой заминки хватило, чтобы беглянка достала из кармана джинсов волшебную палочку и одним взмахом превратила её в метлу, на которой быстро поднялась в воздух. — Пантелеймоныч, отбой! Дуй сюда! — крикнул Михалыч, взбираясь на плечо ведьмы. Разъярённый сыч оставил в покое полицейского и на удивление легко догнал ведьму, залез ей в капюшон. — А, что это? — спросила девушка, почувствовавшая ворочанье за спиной. — Он свой, не беспокойся. Это… Человек… — Ирэн, — коротко ответила. — Ир… Ира… Ирэ… Бля, фиг выговоришь. — Не матерись, — отрезала девушка. — Ненавижу, когда матерятся. — Прости, — тихо ответил Михалыч. — Ты живёшь в этом лесу? — удивлённо спросил, заметив знакомый пейзаж. — Да. — Мы с Михалычем тоже здесь живём, — неожиданно заговорил Пантелеймоныч. — Вот как, — ведьма наклонилась вперёд, начала снижаться. — И как вам тут живётся? Я вас не сильно побеспокоила своим заселением? — Заселением? — одновременно спросили сычи. — Ну да. Я прилетела сюда ночью в своём домике. Вот он, кстати. Растояние в три с лишним километра они пролетели незаметно. Ирэн приземлилась на поляне неподалёку от дерева, на котором сидел задремавший филин. Но на ногах она не продержалась долго — упала без сил в траву и притихла. — Эй, Ира, — забеспокоились совы. — Ты в порядке? — Померла, что ли? — спросил Пантелеймоныч, расхаживая по спине девушки. — Не, она дышит, — Михалыч сидел сидел неподвижно и прислушивался. — Кажется, люди называют это обмороком. Скоро она придёт в сознание. Надеюсь… — Может, стоит подождать, пока она придёт в себя? — Ладно, подождём, — щёлкнул клювом. — Всё равно нефиг делать.***
— Мама, подожди меня! Девочка мчалась что есть силы к одинокому дереву на поляне, на котором сидел лиственный филин, задумчиво смотря в даль. Женщина в широкополой шляпе остановилась на ступеньках, когда услышала крик дочери и обернулась к ней. — Подожди пару минут! Я сейчас прибегу!.. Бежать по траве было не лучшей идеей — ноги девочки запутались в ней, и маленькая Ирэн упала, проехав пару метров. — Ты не ушиблась, Ирэн? — голос матери звучал совсем рядом. — «Поспешишь — людей насмешишь» — говорят люди. Лучше немного помедлить и поберечься, чем спешить и потом терпеть боль, насмешки или неудобства. Ну, ну, давай только без слёз, тебе они совсем не к лицу. Давай, помогу встать… — Спасибо, мама, — прошептала уже на яву Ирэн и подняла голову. Рядом никого не было. Всего лишь сон, а такой реалистичный. «А ведь ты права. Поспешишь — людей насмешишь, » — подумала девушка, стирая слёзы, и пошла в сторону дома.