Чудеса

— Нет. Это уж слишком. Однозначно слишком! Ледибаг со скептической миной опирается о дымоход. Ее ноги находят опору на покрытой гравием крыше-террасе, что расположена так же высоко, как и ее взметнувшиеся вверх брови: они практически исчезают под ее челкой. — Все так ужасно? — спрашивает она. Она едва ли в состоянии отрицать радостное возбуждение, которое ощущает, наблюдая за своим напарником. Бурно жестикулируя, он гордо вышагивает по узким металлическим перилам, совершенно равнодушный к головокружительной высоте и зияющей пропасти, что начинается в миллиметре от его ботинок. На мгновение она задается вопросом, не охотится ли он и в своей обычной жизни за риском, так же как Кот — ее напарник и лучший друг, кем он стал, хотела она того или нет. Прокручивая события в голове, она не может припомнить ничего, что могло их омрачить. — Так ужасно? Так. Ужасно?! И ты еще спрашиваешь? — отвечает он, сверкая на нее своими зелеными глазами. Он и впрямь сильно разгневан, замечает она, отчего ее всю покрывает мурашками. Она не отвечает и закрывает себе рукой рот, чтобы не выдать своей реакции. Он все это видит и лишь качает головой. В позе лотоса он опускается, словно в кресло, на металлическую решетку и скрещивает на груди руки. — Знаешь, Миледи, — говорит он голосом до глубины души разочарованного мужчины. — Я терпел многие твои причуды. Ее брови взмывают, если вообще такое возможно, еще выше. — Э? — Забытые дни рождения. — О моем дне рождения ты ведь тоже не знал! — восклицает она. Он пропускает ее заявление мимо ушей. — То, что ты постоянно оставляешь меня на растерзание прессе. И фанатам. — Можно подумать, это тебя напрягает. — Она закатывает глаза. — Даже тот факт, что ты терпеть не можешь «Битлз»! — Неожиданно слышится металлический звон, когда он ударяет кольцом о перила. — «Терпеть не можешь» — слишком громко сказано, — бормочет она. — Скорее — не знаю, с чем их едят. — И несмотря на твой отвратительный музыкальный вкус... — Эй, мы ведь оба фанатеем от Джаггета Стоуна! Он вздыхает. —... И несмотря на все это, я всегда тебя терпел, — дополняет он и прикладывает свою обтянутую перчаткой руку к груди. — Можно сказать, боготворил тебя, моя Леди. Но теперь с этим покончено. Он драматично закрывает глаза и протягивает в ее направлении повернутую ладонью вверх руку. — Это означает, ты больше не можешь работать со мной в команде? — спрашивает она. Он открывает глаза и смотрит на нее, очень долго и очень серьезно. В силу того, что «серьезно» почти никогда не появляется в его кошачьем, озорном выражении, переживать такой напряженный момент было в новинку. Он качает головой, все еще очень серьезный, будто доставил ей весть о кончине ее любимой бабушки. — Боюсь, что нет. Ей ничего не остается, как вздохнуть и улыбнуться одновременно. Какой же скучной была бы ее жизнь без него, отмечает она для себя. Серой, бесцветной. Более простой? Возможно. Но тусклой. — А ты случайно не перегибаешь слегка палку? — произносит она, и в этот момент напарник подскакивает вверх, словно пушечное ядро, и буравит руками воздух. — Ты СОБАЧНИЦА?! — горько кричит он ей в ответ. — Собачница! И ты полагаешь, что на этой основе из нас может что-нибудь получиться? На этой основе, Ледибаг? Она плотно сжимает губы, чтобы не разразиться раскатистым хохотом, но потребность сильнее ее. Колени ее поддаются, и вот она уже лежит на гравийном настиле крыши и смеется, смеется, смеется, пока в легких не заканчивается воздух. Скрестив руки, Кот стоит рядом и по-прежнему качает головой. — Не понимаю я эту девчонку, — бормочет он в недоумении.