Чудеса

— О-о. Следует признать, «о-о» — это совсем не то, что жаждет услышать тот, кто сидит по шею в дерьме и задается вопросом, как он, ко всем чертям, оказался в этой ситуации. Адриан поднимается на ноги, не припоминая того, чтобы садился или тем более падал. То, что последнее вероятнее всего, не помогает унять кружение в его голове, но понятнее объясняет присутствие оного. Все это плохо, решает он. Очень плохо. Он бросает быстрый взгляд на Маринетт — темноволосую девушку с голубыми глазами, в которых сейчас смешались понимание и страх. Он знает, что она думает о том же, о чем и он. Ну хорошо, может, не в точности о том же. Он сомневается, что она думает о том, что ей непременно сию минуту хочется перевоплотиться в Кота Нуара. Или что она думает о том, что он до сих пор не замечал, какими ясными на самом деле были ее глаза. Однако в чем они оба уверены наверняка, так это в причине того, почему они, черт подери, оказались в этом лифте, и почему он не едет, и почему мерцают лампочки, как в каком-то дешевом фильме ужасов. — Акума, — с трудом переводит дух Адриан. Лифт сотрясает сильный толчок, с губ Маринетт срывается испуганный визг, и свет окончательно гаснет. Внезапно все вокруг них погружается в кромешную тьму. Момент для «о-о» никогда еще не был таким подходящим. Еще до того, как Адриан успевает изречь одно из ругательств, что висят у него на языке, Маринетт ухитряется нащупать рукой панель с многочисленными кнопочками и нажать на кнопку аварийного вызова. Раздается монотонное жужжание, за которым следует писк. Молодец девчонка, думает Адриан и сам точно не знает, отчего этим так удивлен. Ненадолго к шуму из громкоговорителя примешивается покашливание Маринетт, и загорается крошечная лампочка. Света в кабине едва ли хватает, чтобы разглядеть собственную руку перед глазами. — Алло? Есть там кто-нибудь? — спрашивает Маринетт в громкоговоритель, и Адриан, следуя ее голосу, пытается стать рядом с ней, при этом не наступив на нее, что оказывается сложнее, чем может показаться: небольшая кабина лифта размером не больше трех квадратных метров. Ответа не следует. Динамик хрипло трещит, а снаружи из-за двери доносятся первые крики. — Алло? — повторяет Маринетт, и в этот раз в ее подчеркнуто спокойном голосе прослушиваются панические нотки. — Эй, слышит меня кто-нибудь? Я Маринетт Дюпэн-Чен. Я здесь со своим д-другом. Мы застряли в лифте. Алло? Адриан задерживает дыхание, прислушиваясь, не раздастся ли голос с другого конца коммуникатора. Он ждет и надеется, но ответ не приходит. Динамик зловеще трещит в последний раз, и все затихает. С обжигающей уверенностью ему становится ясно, что они предоставлены самим себе. Проклятье. — Ничего не выйдет, — громко говорит он. — Если акума вырубает в здании электричество, то и диспетчеры никак не смогут нам помочь. — Это значит, мы застряли тут основательно? — раздается в темноте дрожащий голос Маринетт. — Похоже, что так, — бормочет он. — Чёрт, — стонет она. — Ну почему именно сейчас? В этот момент, в темноте, Адриан как никогда отчетливо ощущает ее присутствие. Он вдыхает аромат свежей выпечки и клубники, который всегда сопровождает ее, ощущает тепло ее тела и слышит каждый срывающийся с ее губ рваный вздох. Почему-то это его успокаивает. — А у тебя что, на вечер были какие-то планы? — с налетом тревоги интересуется он. Отпускать шуточки в подобной ситуации — это до такой степени чисто нуаровская привычка, что он на секунду пугается, что она сможет разоблачить его единственно по вине этой фразы. Что несомненно чистейшая ерунда, уговаривает он себя. Молчание. А затем: — Нет, — бормочет она в кромешную тьму. — Просто у меня нет такого хобби — сидеть в полной темноте в застрявшем лифте, да еще и с … — она обрывает. С чем? С кем? С ним? Неужели ей с ним так неприятно? Понаблюдав за обычным поведением Маринетт рядом с ним, и в самом деле не трудно прийти к подобному выводу. Боже, он надеется, что это не так. В его окружении не так уж много людей, которых он может назвать своими друзьями, но голубоглазую девушку он всегда относил к их числу. Пусть даже она в его присутствии чаще всего заикается или молчит. — Прости, что тебе приходится торчать здесь со мной, — говорит он огорченно. — Нет, Адриан, — отвечает она быстро и уверенно. Кажется, она тут же догадывается, откуда берет начало горечь в его голосе. Маленькая, теплая рука нащупывает его тело и вслепую добирается до плеча. — Ты… проблема не в тебе. Я… клянусь. Прости, если это так прозвучало. Я… я… — Она вздыхает. — Просто сейчас действительно очень, очень, неподходящий момент. — Знаю. Адриан испытывает такое облегчение, что на ощупь пытается найти ее руку и, отыскав, крепко сжимает ее. Она вздрагивает. — О, нет, — бормочет она. — У меня слишком потные руки. — Все в порядке, — успокаивает он. — Просто мне нужно знать, где ты. Иначе, боюсь, я свихнусь. Он сильнее сжимает ее пальцы, и она, заметно расслабившись, позволяет ему. — Хорошо, — шепчет она. Теперь она стоит прямо перед ним, и ему так хочется видеть ее. Видеть ее хвостики, челку, глаза — все, что ему так хорошо знакомо. Адриан нервничает не меньше ее. Да, у него есть свой надежный спасательный круг: он может трансформироваться в Кота Нуара, и с помощью небольшого количества разрушительной магии они могли бы выбраться из этого лифта за считаные секунды. Но за маской он всего лишь человек, который в этот момент ничего не жаждет сильнее, чем чего-то родного, знакомого. Проблема — Маринетт. Здесь нет возможности тайком трансформироваться. И если он не имеет намерений раскрыть свою личность знаменитого парижского супергероя, то в качестве исключения должен в этой попытке освободиться положиться на Адриана. Это будет забавно. Успешная супермодель или нет, а уверенности в своем некостюмированном «я» у Адриана значительно меньше. — Что будем делать? — вновь раздается голос Маринетт. Адриан не знает, что на это ответить. Снаружи до них доносятся крики и грохот, и он ничего не желает так сильно, как защитить ото зла эту голубоглазую девушку. Какое-то мгновение этот внутренний порыв борется против чувства долга. Что делать: защищать Маринетт или всех тех, кто снаружи? — Нам надо выбираться отсюда, — бормочет он. — Да ну, — срывается с ее губ, и Адриан в недоумении широко раскрывает глаза (хоть в темноте это не производит абсолютно никакого эффекта). — Это что, подкол? От тебя?! — Он пытается не позволить своему голосу звучать слишком задорно, но ему это нисколечко не удается. Маринетт тяжело вздыхает, в чем слышится скорее досада, чем грусть. — Допустим. — Ты никогда не делаешь насмешливых замечаний при мне, — констатирует он. Она задумчиво жужжит, и он неожиданно осознает, что по-прежнему держит ее руку в своей. — Здесь так темно, что я тебя не вижу, — произносит она наконец. — Технически, тебя как будто и нет. Адриан прикладывает свою свободную руку к сердцу, исключительно драматичности ради. (Опять же: бессмысленно, ибо темно. Но привычки не исчезают так просто только потому, что тебе «посчастливилось» застрять в лифте.) — Уф. Я уязвлен, — говорит он. — Мы можем попробовать раздвинуть двери, — говорит она, и он слышит, как она стучит по стенам в попытке сориентироваться. — Я же вконец испорчу себе маникюр, — жалуется Адриан, тяжело вздыхая. Оторопелый взгляд Маринетт он видеть не может, но буквально ощущает его на себе. — Да я шучу, — добавляет он. — Да-да, — подтрунивает она рассеянно. — Давай уже, Мистер Супермодель. Адриан позабавленно прыскает. — Мне стоит чаще застревать с тобой в темном лифте, — отмечает он с ухмылкой. — Тут, наконец, проявляется твой настоящий характер. Вместе они пытаются протиснуть пальцы в щель между холодным металлом, дергают, толкают и нажимают, в попытке раздвинуть двери. — Неужели? Это хорошо или плохо? — спрашивает Маринетт, кряхтя от напряжения. — Даже очень, — бормочет Адриан. Пыхтя, они напирают и толкают еще какое-то время — безрезультатно. У Маринетт вырывается стон отчаянного раздражения. — Черт подери! — выкрикивает она в пронзенную воплями тишину. — Черт, черт, черт, черт! Тем временем Адриан больше не верит, что Маринетт никуда не торопится, учитывая то, как рьяно она хочет выбраться наружу. Его разбирает любопытство, однако он знает: сейчас у них проблемы поважнее. Он снова находит ее руку и, вдохнув исходящий от девушки такой знакомый ему аромат, успокаивается. Благодаря темноте это совсем не кажется странным или неловким. — Мы могли бы… — вновь заговаривает она спустя какое-то время, когда они просто стояли, держа друг друга за руки. Похоже, ни он, ни она не способны долго выдерживать такое бездействие. Особенно тогда, когда снаружи людям очевидно угрожает опасность. — Да? — У лифтов наверху ведь есть запасное отверстие для экстренных случаев, техобслуживания и всякого такого. — Забудь, — говорит он. — Даже если у нас получится открыть люк, мы окажемся в шахте с гладкими стенами, полной электрических кабелей. И ползти без спец-экипировки до следующего выхода было бы безумием. Она поворачивается к нему. Он чувствует, как сместилось излучаемое ею тепло, и вдруг ощущает ее дыхание на своем подбородке. — Ты мне доверяешь? — спрашивает она очень тихо. — Эм-м… конечно. Его сердце начинает биться быстрее, и он не может понять, почему. Никогда еще он так не реагировал на Маринетт. Может ли быть, что его тело знает что-то, чего не знает он сам? Или просто все дело в неожиданно проявившейся у Маринетт самоуверенности, в самой ситуации или же в темноте? — Хорошо. У меня есть план, — шепчет она. — Просто позволь мне действовать, ладно? А теперь сложи руки в замок. Он сцепляет пальцы: — Зачем я должен сло… О, хорошо. Перебираясь с рук к нему на плечи, Маринетт поднимается вверх, стучит пару раз по металлическому потолку и с триумфальным воплем открывает небольшую прямоугольную крышку. Он это отчетливо видит, потому что теперь в кабину и в самом деле проникает свет. Тяжесть тела Маринетт исчезает с его плеч, а ясные голубые глаза на полуосвещенном лице сверкают на него сверху. Маринетт сидит на корточках на крыше металлической кабины лифта и смотрит сквозь отверстие в потолке ему в лицо. Она не улыбается. Она смотрит на него взглядом, соединившим в себе благодарность и напряженность. Ее хвостики взмахивают у нее перед носом, и она шепчет: — Адриан, ты мне доверяешь? Он кивает: — Да. Но… Он не успевает ничего больше добавить. Потому что, не дожидаясь его возражений, Маринетт поднимается, смотрит вверх в самые дальние глубины шахты и выкрикивает: — Тикки! Трансформация! Загорается красная вспышка, и на месте, где была Маринетт, теперь стоит Ледибаг, а в голове Адриана происходят тысячи коротких замыканий. Он смотрит наверх, застыв, словно каменное изваяние. Маринетт — Ледибаг, говорит ему здравый смысл. Но ему мерещится, что все это сон. Маринетт — Ледибаг. Что? Как? ЧТО? — Ты… ты… что, — запинается он. — Что… подожди! Она оборачивается к нему, смотрит на него этими ясными голубыми глазами, в которых теперь застыло сомнение и даже страх. — Чудо чудесное, помоги мне, — бормочет она, скорее обращаясь к себе, чем к нему, и он едва может разобрать слова. — Как же я об этом еще пожалею. Она садится, цепляется ногами за железку и медленно наклоняется назад, опускаясь к нему через отверстие в потолке до тех пор, пока ее лицо не парит в воздухе прямо перед его. Так близко. — Не выдавай меня, пожалуйста, — шепчет она. — Ни за что, — с трудом выдавливает он из себя. Адриан в полной растерянности. Он не в состоянии думать. Она так близко. — Хорошо… — Ее голос — едва слышный шелест. Она раскачивается перед ним, свисая вниз головой. Ее лицо так близко к его, так близко… Она приближается. — … Иначе, к сожалению, мне придется тебя убить. Благодаря этому замечанию Адриан снова приходит в себя. Благодаря ему же он полностью осознает свои действия в тот самый момент, когда девушка приближается к нему так близко, как никогда прежде, и мягко прижимает свои губы к его. Поцелуй получается торопливый, нетерпеливый и жадный, в силу того, что времени почти не осталось. Одержимая томной сладостью и его ароматом, она неуклюже водит губами по его губам, и он откликается на эти движения всем, на что только способен. Он накрывает ладонью ее висок и забывает дышать. Неожиданно что-то с грохотом ударяется о стены шахты, и Ледибаг отстраняется от него. В тусклом свете Адриан видит ее покрасневшие губы, слышит ее прерывистое дыхание. В течение доли секунды она смотрит на него сверкающим взглядом, и он не отрывает своих глаз от ее. — Мне надо идти, — говорит она шепотом. Он, едва опуская подборок, кивает, успевает моргнуть, и она исчезает. Взглянув вверх, он лишь замечает полоску красного света, ускользающую в одном из отверстий лифтовой шахты. Что здесь только что произошло? Неужели все это случилось наяву? Или он сошел с ума? Он влепливает сам себе оплеуху. Больно, отмечает он. Значит, не сон. Счастливая случайность. Счастливая случайность? Это хорошо? — Давай уже, пацан, — кряхтит Плагг, вылетая из нагрудного кармана своего подопечного и призывно хлопая лапками. — В тебе нуждаются. Гоп, гоп. Адриан лишь обессиленно поднимает руку. Его все еще застывший взгляд полон недоумения. Плагг испускает тяжелой вздох и закатывает свои ярко-зеленые глаза. — Не мог бы ты перенести свой нервный срыв на потом? Пожалуйста? Адриан открывает рот. И закрывает его. И снова открывает. Затем резко встряхивает головой, сползает по стенке на пол и какое-то время пялится в пустоту. И медленно, очень медленно на его лице появляется широкая мечтательная улыбка.