Часть 16
7 сентября 2017 г., 00:02
Ване было тяжело не то что идти, стоять, но он все равно упрямо передвигал ноги — шажок, шажок, еще шажок, и еще… Путаясь в полах больничного халата, невзирая на головокружение и слабость, наплевав, что низ живота, там, где послеоперационный шов скрепляли металлические скобки, разрывает болью.
Он бы пошел к ребенку, даже намертво прикрученный к кровати — изогнулся бы, перегрыз ремни зубами и пополз. Не подержать у груди, просто увидеть через пластик кювеза, в котором недоношенный, родившийся почти на три недели раньше срока кроха боролся за жизнь уже целые полные сутки — один, без папы и оти.
И омега дошел. Постанывая от насилия над собственным истерзанным, потерявшим много крови и толком не оправившимся после наркоза организмом и цепляясь за стены, он дотащился до нужного отделения. Поймав у поста за рукав первого встреченного, пробегающего медбрата, предъявил парню белый пластиковый браслет, окольцовывающий запястье, и был препровожден, под локоть, потому как коленки, сволочи, подламывались, в одну из палат.
— Вот ваш малыш, тут, — указал медбрат, подведя практически падающего Ваню к кювезу, номер которого совпал с номером, пропечатанным на браслете, и подсовывая стул. — Садитесь уже, папочка, Бога ради, я вас умоляю. И руки внутрь пока не суйте, я сейчас кого из персонала покликаю.
Парень испарился, не став слушать благодарностей, а Ваня осторожно, чтобы не разбередить шов, опустился на стул и остался. Прямо перед ним, укрытое надежным колпаком кювеза от холода и инфекций, лежало и дышало на животике, подобрав под туловище согнутые в позу полуэмбриона ручки и ножки, их с Сашкой общее дитя. Красненькое, практически голенькое, только в памперсе, глазки закрыты, губки совершают сосательные движения, из ноздри тянется, приклееная к щечке кусочком лейкопластыря, тонюсенькая трубочка зонда для питания.
Невозможный кроха, будто куколка.
«Вес при рождении кило двести грамм», — вспомнил омега сказанные мужем по телефону слова.
А потом:
«Руки внутрь не суйте», — помогшего медбрата.
С ума сбрендил медбрат. Какое там руки — к тому же, кювез неизвестно как открывается — дышать рядом страшно. Никогда раньше Ване не доводилось видеть настолько малюсеньких младенчиков. А ведь это — его ребенок. Тот самый, который еще позавчера пинался пяточками внутри живота. Сложно поверить, но правда.
Альфенок, весящий меньше полугодовалого котенка. Неужели он вырастет в парня ростом под два метра, приведет в дом пару-омегу, женится и заведет собственных детей? А ведь да. Нескоро, не через месяц или год, и не через десять лет. Но будет…
Подошедший медбрат мягко тронул задумавшегося Ваню по плечу.
— Покажите браслет, пожалуйста, — попросил он вполголоса.
Ваня показал, и последовала сверка номеров. Убедившись, что папочка и ребенок имеют отношение друг к другу, медбрат улыбнулся.
— Хотите подержать малыша за ножку? — предложил он. — При мне можно.
Ваня в испуге замотал головой и отпрянул было, но медбрат удержал.
— Не бойтесь, — сказал, блестя ровными, белыми зубами. — Ему это неопасно. Все пугаются, в первый раз.
Он протянул Ване флакончик с дезинфектором и попрыскал ему на ладони.
— Вотрите в руки, пока не просохнет, — велел, а сам ловко надел выдернутые из стерильной упаковки перчатки и, щелкнув чем-то, откинул в сторону один из двух находящихся на передней, широкой стеночке кювеза круглых окошек, похожих на иллюминаторы.
Ваня, трепеща и всерьез опасаясь, что сейчас грохнется в обморок от переизбытка чувств, робко просунул правую руку в отверстие и осторожно прикоснулся к ближайшей к нему детской ножке. Ножка была упругой под пальцами и довольно горячей, много теплее Ваниной кожи.
— Вот, молодец, — одобрил его действие медбрат. — У вас получается, папочка.
Альфенок чмокнул губешками, дернулся, но не проснулся. И Ваня осмелел, погладил его ножку сильнее. А потом, когда увидел, что с малышом не стряслось ничего ужасного и он продолжает мирно спать, целый и невредимый, просто положил раскрытую ладонь на выставленную кверху малюсенькую попенку и замер.
Сколько омега так сидел, держась за попку сына, полчаса, час? Время перестало существовать напрочь. Долго, наверно. Открывший кювез медбрат ушел куда-то, потом вернулся с подносиком, на котором стояли чашка с чаем и завернутый в бумажную салфетку приличный ломоть шоколадного, судя по цвету, кекса.
— Когда поедите, — омега приглашающе опустил поднос на тумбочку у стены, — не забудьте, помойте руки и обязательно продезинфицируйте вот этим, голубеньким, раствором, достаточно двух нажатий. И можете продолжать общение на здоровье.
Парень не собирался гнать беззвучно плачущего от счастья папочку прочь. Он все-все понимал. Но и голодным вчера родившему быть тоже не следовало.
Верно?
К обеду в послеродовое отделение подошел и Саня, со старшими мальчиками. Оба ребенка умирали, хотели познакомиться с новеньким братиком, но их, в отличии от отца, непосредственно в палату к недоношенным пускать отказались, разрешили только взглянуть через стекло в коридоре.
Один из медбратьев подвез кювез с новорожденным прямо к заменяющему полстены окну. Альфенок опять спал, на этот раз на спинке, забавно поджав ножонки и подрагивая в воздухе крошечными кулачками.
Сима и Дима буквально прилипли носишками к поверхности стекла и долго, молча изучали неведомое чудо.
Потом Сима почесал в затылке и спросил, продолжая смотреть на младенца:
— А это точно наш? Что-то он мелкий какой-то совсем, и красный. А мы все белые, — и в доказательство сунул стоящему рядом папе в лицо ручонку.
Дима же добавил, с недоумением:
— А еще он лысый… Хотя, вроде, волосики должны вырасти позже?
Ваня лишь захихикал, придерживая ладонями живот — смеяться по-настоящему было больно. Объяснения детям предстояли позже, не здесь.
— Давайте вернемся, я лягу, — предложил он сыновьям. — Перекусим чего, у меня в тумбочке для вас вкусное есть. — Омега нежно потрепал, по очереди, мальчишек по щечкам.
Сима и Дима ничего против вкусного не имели и охотно согласились. Сима помог Ване усесться обратно в кресло-каталку, и вдвоем мальчики повезли папу обратно в послеродовое.
Минут через двадцать к ним, удобно расположившимся на Ваниной кровати, присоединился и Саня. Мужчина оставался пообщаться со своим первенцем, разумеется, под наблюдением персонала, и до сих пор был под впечатлением.
— Он выглядит таким хрупким, — поделился переживаниями с семьей, опускаясь в палатное кресло: — Кажется — тронь и расплющишь. А на самом деле вполне плотный, и пальчиками за палец уцепился крепко, я еле отобрал…
Мальчишки немедленно напали на отю, засыпали различными вопросами, и тот отвечал по мере разумения. Под гул родных голосов Ваня откинулся на подушку и сам не заметил, как уплыл в исцеляющий, восстанавливающий силы сон.
Когда омега проснулся, уже темнело, а его родные давно ушли, оставив на тумбочке у кровати букет цветов и подарки — свежие фрукты и вкусные булочки с творогом и изюмом.
Ими-то Ваня и поужинал, ведь больничную раздачу порций он благополучно продрых. Зато чувствовал себя не в пример лучше и бодрее, голова была ясной, мысли не путались, а ноги стали держать крепче и не норовили больше подогнуться.
Сползя с кровати, молодой папа, подковыливая, но уже не шатаясь, сходил на пост к медбратьям, получил порцию лекарств, в основном, обезболивающих, комлект из чистого полотенца и свежей пижамы, с наслаждением, без помощи кого-либо, вымылся в душе, после чего опять лег и крепко уснул.
До самого утра.