Единство. Возмездие. Тишина

**** «Так… значит… я тебе нравлюсь?» – Хха-а… Со вчерашнего дня голос Шинске назойливо звучит в голове Котаро, подкарауливая каждый раз, стоит ему хоть немного расслабиться и отвлечься. Это не то чтобы напрягает, но немного сбивает с толка. Ведь ответ: «нет» – несомненно будет ложью, но и ответить «да» даже самому себе он почему-то не может. Наверное, потому что это очень глупо. И бесполезно. Хотя, если речь идёт о Шинске… Вчера Котаро почувствовал нечто, очень похожее на его прошлое расположение… но если раньше интерес Шинске был замешан на чём-то не особо серьёзном, вроде праздного любопытства, то вчера… его чувства практически вышли из-под контроля. Котаро может сказать это точно, ведь он имел дело с множеством разных людей… и ни разу, ни единого, его не накрывало таким количеством противоречивых эмоций. От других он ощущал похоть, иногда – восхищение, пару раз – гнев, но никогда – обиду, которая бы заставила почувствовать себя виноватым, одновременно со страстным желаем испить себя до дна. Шинске всю ночь терзал его тело, но так, словно дорвался до самого желанного на свете. А потом задавал вопросы так, словно боялся услышать ответы. За последние полтора месяца его открытость никуда не исчезла, просто он подавил часть эмоций, но они всё-равно вырвались на свободу. И почему-то сделали Котаро немного счастливым. Нет, не потому что он услышал, что его не собираются никому отдавать и никуда отсылать… а потому что не нашёл ни единого разумного объяснения поведению Шинске. Ничем, абсолютно ничем нельзя объяснить, почему он выкупил его. И те слова, что мол, Шинске не мог допустить, что Котаро будет где-то там жить и думать о нём, как «об очередном лопухе, купившимся на твои прелести» – полная чушь. Разве у якудза нет проблем посерьёзней? Разве наследнику клана больше не на что потратить семейные деньги? Но если всё так… если Шинске действительно «купился», то после всего гордость вряд ли позволит ему в этом признаться. А Котаро… должен ли он дать ответ? Или лучше оставить всё, как есть? Но ему было приказано перестать притворяться. И быть откровенным. Именно поэтому сегодня он решил попробовать назвать Шинске по имени… и кажется, ему это пришлось по душе, хоть и удивило. Однако теперь между ними словно появилась невидимая нить, точка соприкосновения, не видимая другим, и о которой им обоим, наверное, никогда не хватит смелости заговорить, но и отрицать её наличие бесполезно. Кажется, в таких случаях говорят: «Между ними что-то есть». Но что это «что-то»? Впрочем, если… – …эй, телохранитель, может ты знаешь? Неожиданный вопрос заставляет Котаро удивлённо уставиться на Окиту Сого (как рассказал Шинске, это тот самый мудак, новый глава Ямагучи, из-за которого и произошла вся та кутерьма в ноябре), а потом перевести взгляд на Шинске, в поиске разъяснений, но вдруг в поле зрения появляется какое-то светлое пятно на самой границе танцпола… И Котаро мгновенно вспоминает про человека, попавшего в дом Такасуги одновременно с ним, но куда-то девшегося потом. После возвращения, этот сереброволосый ни разу не попадался Котаро на глаза, так что он о нём почти что забыл, и когда сейчас подозрительный мужчина стремительно направляется к лестнице на веранду, а пара чёрных костюмов прорезают толпу следом за ним, Котаро почему-то всё сильнее овладевает дурное предчувствие. Саката Гинтоки… вроде бы, Котаро когда-то посчитал, что он тоже чей-то засланец… И вот тот добирается до их стола, его почему-то довольно тепло приветствует вакагасира Такасуги. И Саката отвечает ей не менее галантно. Но что удивляет ещё больше, так это то, что цель его прибытия, кажется, Окита Сого. Они с самого начала были заодно? Но почему тогда Шинске поздоровался с этим человеком, словно с хорошим знакомым, которого уже давненько не видел? Да и на появление полицейских Шинске реагирует довольно спокойно, в том числе и на подошедшего офицера, при виде которого, кстати, Окита Сого съёживается, словно ученик, прогулявший урок, но застуканный учителем. И это – новый глава Ямагучи? Да, он ещё по сути ребёнок, но до сих пор возраст совсем не мешал этому сорванцу вести себя, подобно королю мира… «Что вообще происходит?» Глядя на одного из охранников, уложенного на стол, Котаро замечает, как Шинске пытается встать. Неужели… его хотят арестовать? Нет, он несовершеннолетний, так что скорее – просто заберут в участок до выяснения… «Странный фарс. Лучше смыться.» Однако у них не получается ступить и шагу. Даже несмотря на попытку Азарни отвлечь внимание, Саката ловит и Котаро, и Шинске, будто нерадивых детишек, его насмешки режут слух. А хуже всего, что Котаро рядом с этим мужчиной действительно чувствует себя ребёнком. И даже его отчаянная попытка продемонстрировать знание приёмов рукопашного боя заканчивается лишь приземлением на стеклянный стол – кстати, то ли оказавшийся удивительно крепким… то ли его «пожалели» и уложили почти что «любя». – Хватит, – вдруг отдаёт приказ Шинске. «Это он ведь не из-за меня?..» Или из-за пистолета, откуда-то взявшегося в руке сереброволосого? Нога, придавившая поясницу, исчезает, и Котаро осторожно встаёт. Косится на Сакату. Тот стоит так близко, кажется расслабленным и равнодушным, но что-то подсказывает – сопротивление в любом случае бесполезно. – Простите, – понурив голову, Котаро поднимает взгляд на Шинске. Но тот в ответ качает головой: – Достаточно. Не стоит поднимать ещё больший шум. Тем более… – и косится на полицейских, подошедших, чтобы их увести. Но в это время к их столу так же подлетает кучка подростков, отосланных ранее Окитой в бар. Они снова липнут к нему, словно мухи. – Молодой человек, ваши документы, пожалуйста, – просит Шинске полицейский, морщась от громких воплей. – И ваши тоже, – поворачивается к Котаро. – Вам есть двадцать один год? Если нет, мы будем вынуждены отвезти вас в участок и вызвать ваших родителей или поручителей… Он продолжает говорить всё тем же спокойным и вежливым тоном, на который Шинске молча кивает. И Котаро остаётся только спросить: – Какое наказание нас ждёт? – Штраф… если, конечно, при вас не найдётся какого-нибудь оружия или запрещённых веществ. – Ничего у нас нет, – подозрительно поспешно фыркает Шинске. – Ведите уже… или мне вызвать такси? Кстати, в какой участок вы нас решили забрать? Детали выясняются на ходу. Может полицейский в курсе, кто такой Шинске на самом деле, а может ему просто понравилась его сговорчивость, так что когда другой полицай хватает было наследника Такасуги за плечо, а тот, крутанув руку, легко освобождается от захвата, этот лишь примирительно качает головой и сам провожает Шинске и Котаро до выхода из клуба. Снаружи идёт дождь, размывая последние остатки недотаявшего с прошлой ночи снега. У дороги собралось несколько полицейских машин и остановились поглазеть пара десятка похожих, только вот за их спинами вдруг мелькает подозрительная морда… и не одна, а целых три. – Я не вижу Рисуноске и его ребят, – бормочет Шинске, замедляя шаг, так что Котаро почти налетает на него. – Зато вижу чужих. – Дума…-ешь, что-то случилось? – Думаю. Но давай послушаем, что сначала нам расскажут те парни. – Какие? – Друг моего брата и его вторая половинка в погонах. Больше вопросов Котаро не задаёт. Полицейская машина и правда отвозит их в участок, но там Котаро и Шинске ожидает не камера для задержанных, а кабинет для допросов. Котаро был в таком однажды, когда облава накрыла розовый салон… только сегодня дежурный полицейский приносит им по порции кацудона и просто запирает снаружи, оставив одних. – Хм… и что бы это значило? – протягивает Котаро, рассматривая большую свиную котлету под прозрачной плёнкой, натянутую на глубокую миску. – В чём мы должны признаться?

// В Японии распространена городская легенда о том, что преступник непременно раскается, если съест миску кацудона в полицейском участке или комнате для допросов.

И тут же прикусывает язык. «– Хо-о~ …это только что… было признание?» – Поешь, если голоден, – пожимает плечами Шинске. – Кто знает, сколько нас тут продержат. – Ты бывал тут раньше? – сглотнув, интересуется Котаро, меняя тему. – Нет, но видел по телику. Однако обычно обвиняемых разводят по разным комнатам, так ведь? Сидя на стуле с высокой спинкой, Шинске покачивается взад-вперёд, с сомнением рассматривая порцию перед собой. – Н-не знаю… Стоящий у стола Котаро тоже опускает взгляд на кацудон. Эта штука кажется горячей и очень вкусной – несмотря на плёнку, от миски исходит соблазнительный аромат, но всё это заставляет разыграться почему-то не аппетит, а тревогу. – Не стой над душой, – вдруг морщится Шинске. И Котаро поспешно садится на второй свободный стул. – Не голоден? – Нет. – Тогда чем займёмся? Ещё неделю назад, услышав подобный вопрос, он бы точно тут же упал на колени и попытался бы расстегнуть Шинске ширинку, но сегодня Котаро сдерживает отвратительный порыв. Даже если Шинске действительно ждёт сейчас от него чего-то подобного… разве он сам не приказал ему быть честным? Быть собой? И пусть Котаро уже забыл, что это значит – но в его мыслях, его теле, душе ещё сохранились ориентиры, помогающие отличить то, чего он хочет или не хочет, от того, что его научили принимать за собственные желания. Но Шинске продолжает молчать, явно ожидая ответа. Так что Котаро, обхватив свою миску ладонями, пожимает плечами: – А чем бы… тебе хотелось? – Ну, это комната для допроса… почему бы нам не задать друг другу пару вопросов? Облокотившись на обе руки, Шинске подаётся вперёд, сдвигая кацудон и явно пытаясь вглядеться в Котаро получше. Как будто его сейчас не должны волновать вещи важнее… например, разве наследник клана не должен переживать о позорном слухе, что уже завтра наверняка распространиться среди якудза? О том, что его, словно непослушного школьника, забрали в участок из ночного клуба? А ведь это точно скажется на престиже всей семьи… Подумать только, этот сопляк из Ямагучи даже не додумался взять заведение под контроль, прежде чем приглашать туда кого-то на встречу! Однако взгляд Шинске не такой уж и спокойный, как может показаться. Он что, предложением поиграть в допрос пытается отвлечься? Тогда ладно. Тогда Котаро согласен ему подыграть. – Вопросов? – переспрашивает он, пытаясь скрыть волнение. – Есть что-то, что ты хочешь узнать обо мне? Больше всего Котаро боится, что Шинске спросит о его прошлом. О заданиях или клиентах. Однако тот вдруг срывает плёнку со своей миски и, распечатав деревянные палочки, принимается копаться в котлете, измельчая её и перемешивая с рисом. – Ты когда-нибудь влюблялся? «Что? Ч-что з-за странный вопрос?!» – Котаро начинает заикаться даже в мыслях. И не находит ничего лучшего, как тоже заняться своим кацудоном. – В смысле… ведь секс – наверное, наибольшая возможная близость между людьми. Желание, физическое удовольствие… понятно, что всё это возможно без чувств. Но мне вдруг стало интересно: есть ли отличие, заниматься этим с человеком, который нравится, или с тем, кто нет? – М-м-м… Делая вид, что тоже увлечён перемешиванием риса, Котаро лихорадочно роется в мыслях. Почему Шинске спросил о чём-то подобном? Ему что, теперь хочется попробовать заняться сексом с кем-то ещё, чтобы сравнить? – Н-на самом деле… р-разница не велика… – Вот как? Движение палочек Шинске замедляется. – Или вам не достаточно одного меня? – встречает его взгляд Котаро, не заметив, что снова перешёл на вежливую речь. – Разве вы всё это время не- – «Всё это время»? – Шинске хмурится и приподнимает одну бровь. – Нет, ничего… просто… – Договаривай. – Ну… – Котаро опускает взгляд в миску с безжалостно измельчённой котлетой. – Вы ведь лишились девственности только вчера… и я подумал… что возможно… вы хотели сделать это именно со мной. – С чего ты… С другой стороны стола доносится скрип отодвинутого стула. Снова подняв взгляд, Котаро видит, что Шинске сложил руки на груди и пристально на него смотрит. И всё-таки договаривает: – С чего ты взял, что это случилось только вчера? – Видите ли… Отчего-то Котаро вдруг становится немного смешно. Может, это нервное, но чтобы скрыть почти тронувшую губы улыбку, он облизывает палочки, и на этот раз заставляет себя встретить взгляд Шинске уже более спокойно. – Видишь ли, – начинает заново. – У девственников обычно головка довольно плотно закрывается крайней плотью… но во время секса, когда член проникает внутрь… при трении, уздечка, удерживающая эту крайнюю плоть, немного надрывается… и в общем… – И что, она непременно рвётся во время первого занятия сексом? – почему-то лицо Шинске темнеет ещё больше. – Эм, конечно, нет, – спохватывается Котаро. – Я ошибся? – А в моей технике… – вдруг отводит взгляд Шинске. – По ней ты что можешь сказать? – Ничего особенного… – В смысле?! Слишком далеко отклонившись на стуле, Шинске не падает вместе с ним лишь потому, что успевает вовремя схватиться за стол. При этом часть содержимого обеих мисок выплёскивается на его пластиковую поверхность. И кое-что даже попадает Шинске на рубашку и брюки. Котаро тут же вытаскивает из кармана пиджака платок и падает рядом с ним на колени, начиная промокать испачканную жирными пятнами дорогую ткань. Шинске молчит. Снизу Котаро видно его острый подбородок и закушенную губу. – В смысле, ничего такого, что могло бы выдать в вас… в тебе дилетанта. Но ещё немного практики точно не помешает. – Правда? – доносится сверху. – Угу… И ещё… Извини, я соврал. Насчет разницы, когда… с тем, кто нравится… в общем, она есть и большая. Только прошу – поверь мне на слово. Добравшись платком до груди Шинске, Котаро, не дождавшись ответа, поднимает глаза, и его рука сама собой останавливается, не в силах пошевелиться. Глубокий и чего-то требующий взгляд заставляет сердце сжаться. И зачем-то привстать. И потянуться к приоткрытым губам… Поразительно, но именно в этот момент по другую сторону от двери раздаётся писк от электронного ключа, и в комнату заходят двое мужчин: у одного из них всклокоченные волосы серебряного цвета, а у другого странная треугольная чёлка, закрывающая лоб и остриём достающая почти до кончика носа. – Тц, ну ни на минуту нельзя одних оставить, – вздыхает Саката, прислоняясь к стене у входа и сплетая на груди руки. – Вот что значит «молодость»… Офицер же полиции, которого Шинске в клубе назвал Хиджикатой, захлопывает дверь и усаживается на оставленный Котаро стул, привычным жестом направляя яркий свет на него и Шинске. Саката в тот же миг выключает верхнее освещение. – Итак, признавайтесь, кому пришла в голову замечательная идея – встретиться и поболтать? Вам, Шинске-доно, или тому молокососу? – Кто решил этим воспользоваться? – вместо ответа интересуется Шинске. – Инагава? Мацуба? Кёкуто? Додзин… – Какая разница?! Раздражённо бросив на стол переносную пепельницу, Хиджиката закуривает и замирает, явно наслаждаясь ядовитым дымом, заполнившим его лёгкие. – Но как они узнали? – Тц… от бодисэйверов Сого… – Бодигардов… ладно, не важно. Их подкупили? Хлопок по плечу пробуждает Котаро от ступора, и он поспешно вскакивает с пола и встаёт позади Шинске. – Если бы… взяли в заложники членов семьи. Так что нам пришлось разыграть небольшой спектакль, чтобы не дать другим добрым людям помешать вашей вечеринке. И тем не менее… – ещё раз затянувшись, Хиджиката недовольно поджимает губы. – Неужели обязательно было нарушать закон? Несовершеннолетние и в такое место… тц-тц-тц… – А для чего был нужен этот ваш спектакль? – проигнорировав нравоучения, Шинске снова откидывается на стуле, заставив тот снова опасно наклониться и упереться в Котаро. – Допустим, охрана Сого и все прочие присутствующие поверили, что полиция в клубе оказалась случайно, но сам факт нашей встречи с наследником Ямагучи уже не изменить. – «Главой». – Что? – Неофициально, но Сого уже прошёл церемонию, так что он уже не «наследник». – Ха, подумать только… Огромный клан, захвативший почти всю Японию… и его глава – под железной пятой обычного копа… Снисходительный взгляд Хиджикаты подсказывает Котаро, что эта шутка уже устарела. – В общем, – ткнув недокуренную даже до середины сигарету в пепельницу, мужчина с треугольной чёлкой вздыхает. – Той стороне я уже всё разъяснил… так как парни не виноваты в срыве плана, их близких, скорее всего, отпустят без проблем… С вашей же стороны, Такасуги Шинске, теперь требуется лишь одно – не допустить очередной войны между якудза. Конечно, никто не сможет запретить вам воевать, обманывая, подставляя и вырезая друга друга – но если это выльется на мирные улицы, полиция не станет терпеть и чего-то выжидать, нет, мы ответим быстро и жёстко. Поэтому донеси там по своим каналам до высокого руководства… что худой мир лучше доброй ссоры. – Я? – Шинске хмыкает. – Вполне возможно, что наш штаб уже окружён, а клан и вовсе исключён из Сумиёши. Сотё решает такие вопросы быстро. Если до Инагавы и прочих уже дошёл слух, что наследник Такасуги тайно встречался с насл- …главой Ямагучи, да ещё и поданный под нужным соусом, здесь вряд ли ещё можно что-то сделать. Но война… с чего бы ей развязаться? Все большие кланы уже урвали приличный куш от сотрудничества с Ямагучи, так что этот небольшой инцидент поможет им разве что выторговать ещё немного поблажек в обмен на обещание забыть про нарушение договора… А мой клан… даже если нас решат изгнать из Токио – не обладает достаточной силой, чтобы воспротивиться. Котаро покрывается мурашками от того, как спокойно Шинске всё это произносит. Словно речь идёт не о его собственном семье, а о какой-то игре. Но кажется, его тон не способен обмануть Хиджикату – взгляд офицера темнеет. Оглянувшись на Сакату, он сжимает руку, лежащую на столе, в кулак. – Ты ведь снова ввяжешься в это? – Угу, – кивает тот, отлипая от стены и подходя к освещённому столу и наклоняясь к лампе. – В конце концов, долг взрослых – прибираться за детишками… ты так не считаешь? Его взгляд, направленный на Хиджикату, кажется одновременно насмешливым и очень тёплым. Невольно схватившись за плечо Шинске, Котаро чувствует, как его ладонь накрывает сильная и твёрдая рука. – Прости, – тихо произносит Шинске. Котаро не отвечает. Он уже давно понял – когда имеешь дело с якудза, спокойствия ждать не приходится. Так что одна история, едва закончившись, начинает другую. Но это ведь не так уж и плохо. По крайней мере, они живы. И у них ещё всё впереди.