Единство. Возмездие. Тишина

**** Спина зудит. При каждом движении хлопчатобумажная юката, надетая под плотное кимоно, касается ещё частично воспалённой кожи, только усиливая это воспаление… но не мог же он явиться на встречу Великих с компрессом? «И на кой я согласился?» В ожидании приговора, четыре последних дня Шинске провёл в окружении почти всех членов своего клана, собравшихся в штабе по тревоге. Никто точно не знал, чем именно аукнется Такасуги приватная встреча наследника с главой Ямагучи, ставшая достоянием гласности – но ничего хорошего ждать точно не приходилось: так или иначе, а кто-то подставил клан, и даже если копы, нарушив планы неизвестного врага, прервали встречу – без хорошего объяснения перед сообществом всё-равно не обойтись… если это самое объяснение, конечно, кто-то захочет слушать. Шинске доложил сотё о случившемся через Сарутоби в ту же ночь из полицейского участка, однако получил один только приказ: ждать. Но ждать чего? Посыльных с уведомлением о роспуске клана? Или о наказании лично для наследника? Что если сотё специально подставил Шинске, чтобы обнулить все выторгованные им в последнее время привилегии и вернуть Котаро? Или даже вовсе избавиться от Такасуги? С самого начала и Азарни, и Такечи, давая добро на встречу с Сого, хоть и опасались возможных неприятностей, всё же учитывали, что именно сотё передал им предложение Ямагучи – и именно этот факт по сути развязал им руки. Однако, будь всё так гладко, подстава просто не имела бы смысла. И сотё не молчал бы четыре дня, заставляя сидеть на иголках. Ещё никогда время не тянулось для Шинске так долго.  Штаб, полный людей, не оставлял ни единой возможности уединиться с Котаро, да и положение обязывало наследника (а в отсутствии отца – почти что главы клана) оставаться среди толпы, стараясь вести себя спокойно и даже смеяться над хмельными шутками подчинённых. Именно… даже если они ждали плохих вестей или даже незваных гостей, если бы не алкоголь, взвинченные бойцы вряд ли бы мирно прожили в такой тесноте хотя бы пару часов, не то что дней. И естественно, каждый искал способ убить время: азартные игры, телевизор в гостиной, выпивка по всем углам, травимые под неё бесконечные байки… и среди всего этого хаоса Шинске как-то умудрился попасться в опытные руки кланового татуировщика под одобрительные возгласы подчинённых.  Но лёжа на животе в общем зале, выслушивая всеобщие подбадривания и чувствуя, как тонкая игла строчит по плечам, постепенно спускаясь к лопаткам и ниже, он даже не представлял, какой геморрой заполучит на ближайшие дни.  Прежде всего слуги принялись чуть ли каждые два часа менять ему компрессы, промывая саднящую спину тёплой водой и нанося какую-то мазь – всё из-за постоянно сочащейся сукровицы – а когда начала образовываться корочка, кожа зазудела ещё сильней, и её всё ещё требовалось увлажнять и беречь, чтобы не испортить рисунок. Но все эти ночи Шинске спал исключительно на животе отнюдь не из эстетических соображений: ему банально казалось, что стоит только лечь на спину или хоть чуток повернуться на бок – и компресс тут же сдвинется вместе с прилипшей к ней кожей, сдирая мясо и обнажая кости.  Но он мужественно терпел.  И даже не беспокоил Котаро, лишь издали наблюдая, как тот постепенно вливается в коллектив. Что же до Сакаты… этому словно и не требовалось никуда вливаться – уже на второй день все к нему обращались по имени, но при этом неизменно уважительно, зазывая в отдельные компании, и в каждой он, казалось, чувствовал себя, словно рыба в воде. Особенно, когда очередь доходила до выпивки и азартной игры. Неизменно проигрываясь до трусов и снова отыгрывая свою одежду обратно, Саката будто совершенно не чувствовал витавшего в воздухе напряжения. Так прошло четыре дня. А на пятый Шинске наконец-то пришёл приказ: явиться на встречу двух кланов. И вот он здесь.  В этой скромной двухэтажной гостинице, полностью забронированной якудза. Спина под одеждой вспотела, покрытая трескающейся корочкой татуировка зудит и ноет при каждом шаге. Зал узкий и длинный, да ещё и вдоль стен расселись многочисленные гости, и неудивительно, что проходя между ними, Шинске практически задевает полами хакама стоящие напротив них маленькие столики с саке и закусками. Но прямо на него никто и не смотрит – ну конечно, какое дело собравшимся тут шишкам до мелкого клана? По правую сторону сидят ближайшие подчинённые Инагавы, по левую – Сумиёши. Сами же оябуны возглавляют вечеринку, устроившись на фоне огромного раскрытого веера с черно-красным рисунком, изображающем журавлей и закат.  Когда Шинске преодолевает половину пути, голоса вокруг становятся тише, но Инагава Бенджиро и Сумиёши Юу всё ещё посмеиваются, занятые каким-то своим приватным разговором. Однако чем ближе Шинске подходит, тем менее оживлённым становится общение глав. Пока руки с чашечками саке не замирают, а ничего не выражающие глаза не обращаются наконец-то к пришедшему. Шинске опускается на колени, не спеша кланяется и чинно разгибается, выпрямляя плечи и придавая воспалённой спине непоколебимо-вертикальное положение.  Если бы сейчас шло не двадцать первое столетие, а хотя бы начало двадцатого, то рядом с собой он бы положил катану или, как минимум, вакидзаси, дополняющие традиционное одеяние, состоящее из нескольких слоев довольно просторной одежды, однако – слава прогрессу – теперь закон запрещает носить эти тяжёлые мечи, как и прочее холодное оружие. Так к чему же он тогда устроил остальной маскарад? Всё дело в отце. Как сын и наследник, он обязан был подчеркнуть свою принадлежность к клану, пусть даже и таким нелепым способом, как одевшись в соответствии со вкусами оябуна.  – Вот мы и снова встретились, юный Такасуги-кун, – глава клана Инагава первым нарушает установившуюся в зале тишину. Его двойной подбородок наливается красным, когда он низко опускает голову. – В последний раз мы виделись… вроде бы в Канагаве? – Всё так, Инагава-кайчо, – Шинске вновь склоняет голову, но на этот раз совсем немного. – Кхм-кхм… – словно только что заметив в руке забытое саке, толстяк не спеша выпивает его и косится на молчащего главу Сумиёши, а потом вновь переводит взгляд на Шинске. – Тогда ты оказал нам большую услугу… три Великих клана даже вновь организовали Союз… Но кто бы мог подумать, что спустя всего пару месяцев ты решишься вогнать нож в нашу спину? Шинске смотрит прямо на чужого главу клана, в то время как его собственный пока изображает из себя стороннего наблюдателя. А всё потому, что возникшая проблема касается не только Сумиёши-ренго, но и так называемого "союза трёх Великих кланов"… так что даже если сотё уже заявил, что Шинске ничего плохого не замышлял и дело улажено – похоже, главу Инагава-кай это не удовлетворило. Впрочем… особенно возмущённым толстяк тоже не выглядит… а значит, ему, скорее всего, нужно не столько признание вины от Шинске или его наказание, сколько повод унизить весь клан Сумиёши, и именно поэтому тот сейчас ведёт себя так расслаблено и покровительственно.  Выбора нет. Остаётся лишь принять это. К сведению. – Со всем уважением, Инагава-кайчо, но я не понимаю, о чём вы говорите. – Не изображай из себя дурака, Шинске-кун, – полусмех-полурык тут же срывается с губ толстяка вместе с брызгами слюны, и напускная вальяжность испаряется, словно её и не было. – Всем уже известно, что ты пытался втихую сговориться с Ямагучи! – Со всем уважением… – терпеливо повторяет Шинске, опять немного склоняя голову. – Согласно подписанному договору, только главы трёх кланов имеют право принимать решения о заключении новых сделок с Ямагучи… однако предложение Окиты Сого касалось непосредственного его самого. Так как ему было разрешено проживать в столице, вполне логично, что для этого потребовалось надлежащее жильё. Таким образом, клан Такасуги всего лишь рассматривал вопрос о предоставлении Оките Сого земли под строительство этого самого жилья.  О том, что предложение о покупке было передано не напрямую, а через сотё, Шинске решает не упоминать. Если он воспользуется данной лазейкой, чтобы попытаться скинуть с себя ответственность… ничем хорошим это не кончится: спасения не обеспечит, а на будущем клана точно поставит крест.  Впрочем, сотё никак не реагирует на его слова. Он с самого начала не выглядел напряжённым, да и сейчас непроницаемое выражение лица Сумиёши Юу совершенно не меняется. А ведь Шинске совсем не помешала хотя бы тень одобрения в его глазах.  – Вздор! – вновь брызгает слюной глава Инагавы, сверкнув вытаращенными глазами. – Дураку ясно, что на выкупленной земле Ямагучи попытались бы пустить корни! – Они могли бы попытаться это сделать… заключив сделку с любым нейтральным продавцом, – возражает Шинске, старательно держа почтительное выражение на лице. – Например, выкупив любой пустой дом… – И всё-равно сделка обязана была получить моё одобрение! – Поверьте, Инагава-кайчо… у меня и в мыслях не было скрывать что-то от Союза. Однако, прежде чем сообщить о сделке, я счёл нужным уточнить её условия с главой Ямагучи… – Ха! И вообще, с какой стати он пришёл с подобным предложением именно к тебе?! «Так вот оно что…» Шинске подавляет желание поджать губы. Ни для кого не секрет, что Инагава-кай сосредоточила в своих руках почти пятьдесят процентов строительной индустрии Токио: основав несколько собственных фирм, заполучив контроль через акции над чужими, а где-то просто поставив у руля преданных людей – но так или иначе обеспечив клану немалый доход и явно стремясь со временем расширить влияние. Поэтому не удивительно, что этого толстяка так задело решение Ямагучи обратиться по вопросу купли-продажи земли к незначительному клану… а ведь предоставив им выход на строительный рынок через своих подрядчиков, Инагава смогли бы не только задрать цены, но и увеличить общую долю влияния и в союзе трех кланов и в стране вообще… правда, вряд ли бы им удалось провернуть подобное под молчаливое согласие другого гиганта мира якудза – Сумиёши… однако это уже другой разговор. Но ясно как день, что сейчас кайчо Инагавы раздражён из-за упущенной возможности. И почему-то считает, что это именно он, Шинске, нанёс ему оскорбление. – Окита Сого ещё очень молод, Инагава-кайчо… – Шинске не притворяется, что медлит, он действительно старательно подбирает слова. – Не могу утверждать с уверенностью, что между нами установились дружеские отношения, но несомненно этот молодой человек готов скорее довериться кому-то примерно своего возраста, чем…  – Действительно… – вдруг вклинивается в разговор Сумиёши Юу. – …позвольте я вам долью, Бенджиро-сан?  Глава Инагава недовольно косится на него, но подставляет под прозрачную струю саке керамическую чашечку с изумрудным отливом. Наполнив её, глава Сумиёши продолжает:  – Вы же понимаете, какой удар испытал юный Окита, когда узнал, что его пыталась подставить и убить приёмная мать? А если взять в расчёт ещё и его переходной возраст… полагаю, даже если советники Сого настоятельно рекомендовали ему обратиться к вам, Инагава-саньё, мальчик наверняка просто их не послушал… Вот что бывает, когда главой клана становится кто-то не подготовленный, да ещё и так рано… Другое дело, Шинске-кун: рассудительный, сдержанный, спокойный. Полагаю, если он сможет стать для Окиты Сого старшим братом и хоть немного приструнить мальца, это точно предоставит нам определённые преимущества в будущих переговорах. – …предоставит вам, – еле слышно буркает глава Инагавы, вслед за порцией саке отправляя в рот кремово-розовую креветку. Шинске опускает взгляд. Он понимает, что это значит. Ямагучи сейчас… словно третья гиря на весах с двумя чашами: на одной – клан Инагавы, на другой – клан Сумиёши. И если они не сумеют сохранить равновесие, откусывая по кусочкам от Ямагучи – то того, кто откусит больше, непременно ждёт объявление войны. Ведь мир возможен лишь между равными… и даже такая незначительная сделка, как покупка или аренда клочка земли, способна нарушить с трудом установившийся в стране баланс. **** – Эй, а ты слышал? Ботчан Такасуги-то… похоже, из этих. – Каких «этих»? – Ну… Доносящийся от второй двери разговор Рисуноске совсем не нравится. Но вокруг слишком много людей из других кланов, дожидающихся своё начальство, так что затевать сейчас ссору – худшее, что только может прийти в голову. Тем более, что молодого господина вызвали сюда не для вида, а «на ковёр». И хоть Шинске с уверенностью заявил, что ничего серьёзного им вряд ли предъявят, на душе у Рисуноске всё равно неспокойно. Да и разве Котаро не остался в штабе? А ведь ранее молодой господин повсюду таскал его с собой… но сегодня почему-то не взял.  «Дела совсем плохи?» Несколько дней назад, когда Рисуноске с ребятами сопроводил господина в клуб и, дабы не привлекать к начальству внимания, остался дожидаться в переулке, там к ним пристала какая-то обдолбанная компания малолеток. То, что те под кайфом, Рисуноске понял сразу: ни одному человеку в здравой памяти просто не хватило бы смелости задирать серьёзных людей с татуировками. Естественно, взрослым пришлось преподать урок вежливости этой малышне… именно – их практически вынудили это сделать. И когда Рисуноске и его подчинённые увлеклись «воспитательными процедурами», то и сами не заметили, как подъезд к клубу оказался оцеплен копами. Кинувшись к заднему входу, пытаясь связаться с молодым хозяином, вакагасирой или хотя бы тем бесполезным телохранителем, они бесполезно прождали около двух часов… Пока Азарни наконец-то не позвонила из полицейского участка и не рассказала, что произошло. И не объявила всеобщий сбор. Клан Такасуги приготовился к неприятностям. К утру в штабе собралось почти девяносто процентов бойцов. Не было слышно ни привычного пьяного гвалда, ни смеха, ни дружеских ссор – суровые парни потягивали саке, точили ножи и прислушивались к тишине. Каждый из них напоминал бочку с порохом, готовую взорваться в любой момент, и когда на рассвете с улицы донёсся звук подъезжающих машин – во двор мгновенно высыпало почти три сотни человек – полуодетых, но собранных и настроившихся дать отпор любому неприятелю, посмевшему напасть на их дом. Однако это вернулся молодой господин вместе с Азарни и тем шкетом. С их прибытием напряжение хоть и улеглось немного, но новости оказались неопределёнными. Собравшихся бойцов не распустили. Толком ничего не объяснили. И неудивительно, что уже к вечеру того же дня по штабу поползли разные слухи… вроде, что клан собирается отделиться. Или что молодой господин провинился перед сотё и спрятался от наказания. Или что оябун на самом деле не на курорте, а в больнице при смерти (или вообще уже умер) – и другие кланы Сумиёши-ренго, отказавшись признать в Шинске наследника, теперь собираются растащить Такасуги на части.  Рисуноске дал в морду паре особо расторопных распространителей этих слухов, но правда в том, что он сам не знал, что и думать. Он должен был верить в сына кайчо, и он хотел верить… но слишком уж долго молодой господин оставался в тени, слишком уж долго разочаровывал своего отца… Можно ли сказать, что сейчас Шинске изменился? Кто-то посторонний точно ответил бы утвердительно, но для Рисуноске молодой господин остался прежним. Да, именно так: Шинске всегда был целеустремлённым, просто раньше он ставил перед собой другие, по сравнению с настоящим, цели – взять хотя бы как упёрто юный хозяин добивался модернизации части дома: электричество, интернет, нагреватель воды в хозяйской ванной и ванной для слуг… и добился-таки! Или с какой самоотдачей он «тайно» готовился к экзаменам в университет после исчезновения брата…  И как решительно потом отказался от своих планов ради семьи. Правда, знают об его упорстве немногие.  Но даже те, кто в курсе, вряд ли способны дать однозначный ответ на вопрос: «Станет ли наследник надёжной опорой для клана?» Вот и у Рисуноске в этом нет особой уверенности.  Однако, как бы там ни было, он готов голову сложить ради молодого господина. Как и остальные братья. Потому что они – семья. Семья, которую связывают узы намного крепче, чем кровные. Семья, готовая пойти на всё ради своего наследника, даже если и не идеального… – А, да, я тоже слышал, что он кувыркается со слугами! Или это они с ним? По вестибюлю гостиницы словно раскат грома проносится громкий и звонкий голос, и заставляет многих прекратить разговоры и обернуться. Но виновник не только не опускает голову в испуге, а задирает подбородок ещё выше, глядя прямо на Рисуноске: – Эй, Ри-кун, подтверди-ка нам, это правда? Что твой господин предпочитает женщинам мужчин? Сжав кулаки, Рисуноске разворачивается всем телом. И хотя его тут же, пытаясь остановить, хватают за плечи товарищи – сбросить их руки не составляет труда.  – Не удивительно, что ваш кайчо слёг в больницу, – обладатель звонкого голоса, Хига из Кёкуто-кай, увидев, что Рисуноске направляется к нему, нервно сглатывает, но продолжает громко вещать: – Вот ведь горе-то какое: сначала коньки отбросил старший сын, теперь свернул на кривую дорожку младший- Товарищи Хига загораживают Рисуноске путь, но тот не один, за ним его братья. И всё же сятей пока лишь буравит взглядом не прекращающего пиздеть мудака. – Ри-кун, ты бы намекнул своему кайчо… что если он не заделает себе третьего сына, то его клану сулит вымирание… Думаю, ваша вакагасира с удовольствием раздвинет перед ним ноги и подарит нормального наследника… а ты как считаешь? Эхо от последних произнесённых слов раскатывается по залу, а вдогонку за ним уже следует эхо удара. Кулак, врезавшись в морду болтливого ублюдка, отбрасывает его в руки других бойцов из Кёкуто-кай. – Заткни фонтан! Больше Рисуноске не произносит ничего. В конце концов, оратор из него никудышный. В отличие от его кулаков.