Единство. Возмездие. Тишина

**** Полгода спустя… . . . – Ты действительно хочешь это сделать? – А что? – Тебе не стыдно? – Ничуть. Они оба стоят у представительного здания в центре Нью-Йорка, а нанятый переводчик с каменным лицом ждёт их чуть дальше, у самого входа. – Ну тогда иди один! – Котаро, ну я же ездил с тобой в Диснейленд! Сколько мы там провели? Двенадцать часов? Да я чуть не окочурился среди всех этих людей! – И что? Поэтому я должен пойти с тобой в этот… банк спермы? – Не просто пойти! А помочь её сдать! Считай это моим личным аттракционом.  – Но зачем тебе это, Шинске? – Ну мало ли… детей я заводить не планирую, а так глядишь – какая-нибудь зажиточная американка вполне может захотеть себе маленького и милого азиата. Останется хоть какой-то след на земле. Мимо спешат прохожие, многие из которых глазеют на них обоих, и от этого Котаро не перестаёт нервничать и тоже на них косится. Когда же в потоке людей появляется небольшой интервал, быстро выпаливает: – Вот иди и оставляй этот след сам! – Не-не-не… – усиленно мотает головой Шинске. – Я сам дрочил в последний раз… эм, даже не помню когда! У меня не получится! – Получится! Это как ездить на велосипеде! Руки всё вспомнят! – Котаро… а ты знаешь, что в таких кабинетах обычно висят разные плакаты с грудастыми тёлочками? Что, если у меня встанет на них?  – А-а-а… эм… Котаро заметно сникает и косится на переводчика, чьи уши в очередной раз за последние несколько дней покраснели до густого алого цвета. – Да… это ведь будет нехорошо? – продолжает подначивать его Шинске. И в результате Котаро остаётся лишь кивнуть. А потом покорно зайти в разошедшиеся при его приближении двери.   Симпатичная медсестра выдаёт им обоим по баночке. А когда приводит к первой комнате, явно собравшись отвезти второго донора в другую, Шинске хватает Котаро за руку и втаскивает внутрь. На стенах и правда обнаруживается несколько откровенных фотографий, а ещё куча журналов на столе, мягкий диван, кресло, возможность зашторить окна и включить мягкую музыку. – Ты сумасшедший, – шепчет Котаро в приоткрытые губы Шинске, пока тот старательно раздевает его. На пол падает задетый журнал и раскрывается на большом цветном развороте, на котором огромный негр натягивает на свой член худосочного европейца с ангельскими кудельками и томно закатившимися глазами. Но Котаро тут же ногой отпихивает этот журнал под диван, чтобы кое у кого вдруг не проснулся комплекс. А ведь Шинске уже стал выше Котаро. Всего за каких-то полгода! Однако он всё ещё может выкинуть фокус и начать приставать с вопросами, типа устраивает ли того длина его члена. Нет-нет, Котаро сейчас решительно не хочется отвлекаться на подобную чушь! Только вот Шинске почему-то не торопиться укладывать его на диван. Нет, он пока посадил Котаро на мягкий валик, и продолжая целовать, ласкает его, то ли растягивая, то ли пытаясь заставить кончить только от пальцев. А когда Котаро обнимает Шинске, увлекая в более горизонтальное положение, то вдруг оказывается подхвачен на руки! И от страха вцепляется в ставшие более мускулистыми плечи. – Ч-что ты… я же сей- – Не упадёшь! – гордо заявляет Шинске, подбрасывая его немного и перехватывая одной рукой под ягодицы, чтобы направить свой член. – Зря я что ли столько тренировался? Он действительно подкачался. Нигде не задерживаясь дольше, чем на неделю, они с Шинске однако побывали, наверное, в каждом тренажерном зале на южном побережье США. – Ты тренировался… чтобы попробовать эту позу? Член уже внутри, и Котаро становится сложно говорить внятно, да и думать – тоже. – Ага. «Всё-таки он неисправим… но он – самый лучший…» Комната ходит ходуном. Котаро наплевать, что им обтёрли все стены. И что столик с журналами потерял свою прозрачность и чистоту, что часть журналов пала жертвой их кувырканий и экспериментов, и что одна и та же мелодия крутиться уже по сотому кругу. И что их сперма уже попала куда угодно, только не в выданные для этого банки. Хотя Котаро знает, что потом ему станет стыдно. И что он будет ругаться на Шинске и отрицать свою часть вины. Но сейчас это всё не имеет значения. Сейчас ему хорошо. Им обоим хорошо. И будет хорошо ещё долгое-долгое время. По крайней мере, именно в это Котаро хочется верить.