Маленькая история о собаках и проплешинах
17 декабря 2017 г. в 17:46
— Приятно снова оказаться в Лондоне. Тут все, как прежде. Почти.
— Да, за исключением того, что отныне ты бродишь по свету без глаза, Гарри.
Эггзи хохочет в кулак, но в его смехе есть что-то неправильное. Что-то, что отдает стеклянными нотками отчаяния и боли. Он идет, чуть сгорбившись, тяжело ступая. Не видно рук, не видно глаз — он словно взял и закрылся за стальной дверью.
Восстанавливаться трудно, все в курсе. Что же пошло не так, мальчик-Галахад?
— Этот комплект одежды. Он похож на то, в чем ты ходил до отбора в Кингсман.
— Да, знаешь, заказал, подобрал, отыскал на днях. Захотелось ходить по серым улицам Вест-Энда в этом.
— Нарочно или назло?
— И то, и другое.
Эггзи не приемлет слова "нет", этих трех букв в таком порядке никогда не было и не будет в его лексиконе. Но даже для него не секрет — жизнь такое слово знает. И пользуется им довольно часто, говоря "нет" близким людям, любви на поле битвы и дорогим друзьям.
Которых крошат на куски мины. А им потом живи припеваючи после этого. Только вот как?
— Ясно. То, что сверху — не поменялось, а то, что под этим...
— Не поменялось тоже. Я прежний, Гарри, просто оброс манерами и опытом, как шерстью. А еще ранами, знаешь? Они как проплешины на моей шкуре.
Конечно, Гарри знает. Он сам — проредевшая холка и десятки, сотни отметин. Как о таком не знать?
— Раны заживают, когда отпускаешь.
— То-то я смотрю, что ты моего отца отпустил. И Мерлина, и Рокси... Всех их ты отпустил, да.
В голосе Эггзи достаточно яда на целую толпу врагов. Он не плюется, он просто цедит его сквозь зубы, а перед глазами, наверняка, стена в их новом агенстве, на которой, в ряд, газетные заголовки. Красивые такие, говорящие... "В мире то, в мире сё"...
На них, между прочим, стоят даты смертей его самых близких друзей.
— Это дань памяти. Не переворачивай суть вверх дном, Эггзи.
Суть, да. Всю суть — почему на тебе этот костюм, почему улыбка — снова — чуточку ребячья. И в глазах огонек такой, будто ты вот-вот угонишь какую-нибудь ультрамодную тачку. Без всяких зонтов, без всяких оксфордов, просто по приколу, как было когда-то давно.
— Мы живем, мы справляемся. Вместе.
— Я и ты, ага. Классная парочка. Как там Шампань меня называет? Галахад-мальчик? Да, точно.
— К чему ты ведешь?
— Что Галахад-мальчик и "Гарри Харт, супершпион" — осколки, оставшиеся после классной организации. Жалкие ошметки, Гарри, все, что выбросило за борт. Мы похожи на побитых жизнью собак.
У жизни, бесспорно, удар хорошо поставлен.
— Неожиданно, — тянет время, словно дорогое вино. — За борт, Эггзи, выбрасывают только шлюпки и обузу. И первое, и второе — в плачевном случае. Так что это сравнение мне кажется неуместным.
— Ты серьезно? Неуместным?
— Мягко говоря. Лучше провести параллель с выжившими после авиакатастрофы.
— Звучит не лучше.
— Плачевно, да. Зато точно. И сам факт нашего "выживания" — априори плюс.
Эггзи хмыкает себе под нос, замедляет шаг. Гарри считывает с его лица глубокую задумчивость, грустное отчуждение и нечто, походящее на светлую тоску.
Всякая собака, мальчик, залечивает свои раны. Всякая — и у шавок, к слову, они затягиваются быстрее.
— Мы доберемся, — говорит Гарри как факт.
Как что-то, что не должно вызывать ни малейшего сомнения.
Говорит и берет за руку, притирается боком, выравнивая шаг. Мягко переплетает пальцы.
— До линии города, чтобы позвать на помощь?
— До кучки таких же выживших, как и мы. Собьемся в стаю, подлатаем бреши и накопим силы. На черту города мы ступим с высоко поднятыми головами.
Эггзи кивает, кусая нижнюю губу, и старательно смотрит по сторонам. Обдумывает, цепляя взглядом солнце на крышах, цветастые флаги и почти что кожей ощущая тишину и покой, что царят в полуденный час.
Делает еще несколько шагов и останавливается. Поворачивается на пятках, тянет на себя — и снизу вверх смотрит, в глаза заглядывает искренне и проникновенно.
— Было бы здорово, Гарри.