Непознанный мир (цикл повестей)

      Блэкморт завопил снова, - на этот раз уже настолько громко и пронзительно, что затряслась земля:       - УБИЙЦА!!!       Его руки указали на озеро, и лавина чёрного тумана с грохотом обрушилась на гигантские белоснежные волны.       Соприкоснувшись с туманом, волны в тот же миг поглотили его, растворив в себе без следа. Но тут же взметнулись вертикально вверх, словно тугая струя фонтана. Все волны в огромном озере разом поднялись и закрыли собой на мгновение Блэкморта от взора Мастера, по-прежнему наблюдавшего за происходящим, так как ветер уже утих и песок улёгся.       Но даже мощь воды не могла помешать Блэкморту. Она попросту прошла сквозь него и леопарда, и через несколько мгновений вернулась обратно в озеро с шумом сотни водопадов. А в освободившемся пространстве напротив Блэкморта парил теперь Первый слуга Фреммор на своём единороге и с обнажённым мечом лорда Вейсголлвилда.       - ПРЕДАТЕЛЬ!!! – прогремел он, указывая мечом на Блэкморта. Жёлтый леопард, взревев, взвился на задние лапы и быстрым прыжком бросился на единорога.       Два зверя сцепились, впрочем, как и их всадники. Фреммор с колоссальной быстротой взмахивал мечом, отражая атаки Блэкморта, который направлял в его сторону потоки чёрного тумана.       Они были слишком близко друг к другу, и поэтому не имели возможности полноценно биться, а значит, не могли нанести друг другу ощутимый вред своим оружием, но уже вскоре жёлтый леопард отскочил от единорога, на котором, как и на самом леопарде, не оказалось после схватки ни единой царапины, ведь оба они, как и их хозяева, тоже являлись призраками, не забывшими старинную вражду друг с другом, когда они были во плоти.       У троицы пока не было никакой возможности осуществить свой замысел: воздух наполнился запахом серы и раскалённого металла. Фреммор, подняв на дыбы единорога, посылал ослепительно белое пламя, исходившее от его меча, в сторону Блэкморта. И прямо на середине между противниками сила Первого слуги сталкивалась с мощью чёрного тумана, посылаемого Чёрным слугой.       Их противостояние ощущалось не только в воздухе, не только в том, с каким грохотом белое пламя и чёрный туман, сталкиваясь, боролись друг с другом, но и в душах тех, кто наблюдал за поединком двух братьев. А в особенности – в душе дворецкого Уоллфрида.       Старик не отрывал взгляда от поединка. Но он не слышал ни грохота столкнувшихся сил, - светлой и тёмной, - не видел и страха в глазах товарищей. Он глядел – впервые по собственной воле глядел – на Фреммора, которого не боялся теперь, а почему – и сам не знал. И не замечал того, что его левая рука уже давно сжимает ткань ливреи на груди слева, словно хочет по собственной воле порвать её. И тут, на мгновение очнувшись, Уоллфрид, мысли которого в этот момент были лишь о том, как бы помочь своему покровителю, вдруг обнаружил, что его грудь… пылает огнём!       Глянув вниз, он увидел, что ткань ливреи разорвана, а его левая рука крепко прижата к обнажённому участку груди. К бешено бьющемуся сердцу.       Его клеймо! Оно снова горит!       Уоллфрид, не успев ничего понять, вскочил на ноги, и из его рта невольно вырвался вопль:       - Великий Фреммор! Он зовёт меня!       В ту же секунду старик рванулся из-под крыла Смерка и с невиданной для него прытью побежал к озеру.       - Уоллфрид, стой! Вернись! – в отчаянии крикнули Мастер и Квин, но было поздно – Уоллфрид их не услышал. Они попытались было догнать дворецкого, но Смерк, очевидно, влекомый инстинктом защиты, едва не задавил своих хозяев, сложив массивное левое крыло и прижав его к своему телу так, что Мастер и Квин оказались в крылатых объятьях дракона, причём настолько крепких, что они не могли даже нормально вздохнуть или пошевелиться.       А Уоллфрид, влекомый лишь одному ему известным зовом своего клейма, не останавливаясь ни на миг, нырнул в озеро. И как только он это сделал, над озером раздался негодующий рёв Блэкморта:       - ПРОКЛЯТЬЕ!!! МЕРЗКИЙ СЛУГА!!! СЕЙЧАС ТЫ ЗАПЛАТИШЬ ЗА ВСЁ!!!       Услышав эти слова, Мастер догадался, что Уоллфрид нырнул в озеро, и что теперь Блэкморту не уйти от Фреммора. Но в озере ли живёт Блэкморт? Он же призрак-убийца, воплощение зла и предательства. И с грустью отметил, что Уоллфрид, возможно, оказал сейчас Фреммору медвежью услугу, и теперь Первому слуге будет не одолеть брата, ведь Уоллфрид собрал вокруг себя большую часть энергии озера из той, которая устремилась к нему тогда, когда он нырнул.       Поединок двух призраков не прекращался, ужесточившись с новой силой, и в руках у Уоллфрида оказалось преимущество во времени. Вынырнув, он увидел, что оказался как раз под парившим над его головой единорогом Фреммора. Клеймо обжигало сердце, но Уоллфрид теперь не ощущал и этого. Он вытащил свой нагрудный медальон, крепко сжал его в обеих ладонях и, склонив голову, прикрыл глаза, как делал он это в замке Вейсголлвилд, когда хотел связаться с Великим Фреммором. И сейчас он пытался сделать то же самое, полный решимости и уверенности в своём успехе.       Все звуки и ощущения постепенно исчезли, и дворецкий погрузился в транс. Он открыл канал связи, полностью очистив своё сознание от всех посторонних мыслей и думая лишь о Фремморе, окружённым светом Добра – белым пламенем. Когда же он почувствовал первые слабые импульсы постороннего присутствия, означающие, что Фреммор поймал его нить связи, Уоллфрид обратился к нему.       «О Великий Фреммор, Первый слуга замка Вейсголлвилд и покровитель всех слуг Англии, услышь мои призывы! Я, дворецкий Уоллфрид Бергмор, а также мои товарищи и дракон, которые сейчас с восхищением созерцают твою праведную битву с Чёрным слугой Блэкмортом, желаем помочь тебе!»       Ответ Фреммора последовал незамедлительно, что, впрочем, не помешало ему и дальше биться с Блэкмортом:       «Приветствую тебя, Уоллфрид Бергмор из замка Вейсголлвилд, мой верный вассал! Ты ничем не сможешь помочь мне, ибо я обречён из века в век нести своё тяжкое бремя и никогда не познать счастья в освобождении!»       Его высокий и строгий голос звучал в голове Уоллфрида громко и чётко, и старик прервал бы контакт, не смея перечить своему покровителю, отчасти из страха перед ним, а отчасти и потому, насколько убедительно говорил Фреммор, но жалость и стремление помочь всё же победили.       «Нет, всеуважаемый Первый слуга, выслушайте вашего покорного вассала: я и мои товарищи ищем Склон Мира из древней легенды, но вышло так, что легенда о вас и о Склоне Мира – это единое целое, а значит, вы, Великий Фреммор, неразрывно связаны с ним! Мы поможем вам одолеть Блэкморта, ведь у нас с вами теперь одна общая цель!»       Ответ Первого слуги поразил старика. Его голос был громким и резким.       «Чёрный слуга сильнее меня, а вас и подавно. Убирайтесь и не мешайте мне!»       Однако Уоллфрид, из последних сил напрягая волю и стараясь удержать контакт, возразил:       «О Великий Фреммор, если вы будете думать, что он сильнее вас, то так и случится! Блэкморт не может быть сильней, он – убийца и предатель, и эти его пороки, обретённые им при жизни, не дают ему сил! Прошу вас, Первый слуга: соберите всю свою волю и все свои силы и нанесите ему сокрушительный удар, удар по его сущности, а не по его силе, а я помогу вам в этом!»       И, не дожидаясь ответа, он прервал контакт. Тяжело дыша от напряжения и едва удерживаясь на плаву, Уоллфрид из последних сил выкрикнул:       - Мастер! Квин! Не подходите к озеру!!!       Жгучая боль клейма снова пронзила его, и старик, захлёбываясь молочно-белой водой, начал тонуть. Но белоснежные волны обволокли его слабое и беспомощное тело и подняли над поверхностью. Теряя сознание от внезапно нахлынувшей слабости и дурноты, старый дворецкий едва видел, как, не услышав его призыва держаться подальше от воды и от призраков, к нему со всех ног бегут по берегу Квин и Мастер, а сверху его покровитель, освещённый ярким белым пламенем, спокойно и гордо смотрит на то, как его враг, Чёрный слуга Блэкморт, со страшным воплем рассеивается вместе с ревущим леопардом в клочья чёрного тумана.       - Он справился, - со счастливой улыбкой облегчения выдохнул Уоллфрид, и в тот же миг молочно-белая пелена – то ли волн, то ли чего-то другого, - застила ему глаза, и старый дворецкий больше ничего не сумел разглядеть…       - Уинстон, ты не понимаешь, - кричал что есть силы Джеймс, который скакал позади своего проводника. – Милорд в два счёта нагонит нас и уничтожит! Мы же оба клялись ему на вечную преданность, когда только начинали служить, помнишь? А такого он нам простить уж никак не сможет!       - Брось болтать, Джеймс! – осадил его Уинстон. – Я, конечно же, нисколько не умаляю твоих рабских чувств к нашему лорду, но, не в обиду тебе будет сказано, я гораздо сметливее и тебя, и его, потому что старше. И хотя я, так же как и ты, Джеймс, верен и предан ему, в данный момент поступаю так, как велят мне мои сердце и разум, а не слепая верность господину. И первое в данном случае сильнее второго.       - А-а-а, - протянул Джеймс. – Ты хочешь сказать, будто я настолько слеп, что не желаю спасти Уоллфрида? Как же ты мог так обо мне подумать, Уинстон?!       - Ну хорошо, извини, - сдался старый слуга. – Мы скоро доберёмся, я надеюсь. И первой нашей остановкой должно стать Серебряное озеро, и, по моим расчётам, оно уже недалеко.       - А что это за озеро? – спросил Джеймс, поравнявшись с Уинстоном.       - Точно никто не знает, - ответил тот. – Говорят, что оно волшебное, и о нём упоминается в легенде о Склоне Мира. Большего я не знаю.       - А скоро мы до него доберёмся? – снова спросил Джеймс.       - Если наш лорд не нагонит нас раньше, то, думаю, на исходе дня мы будем уже там, если не замешкаемся на пустую болтовню! – Уинстон сердито зыркнул на конюха.       - Прости, Уинстон, - покорно склонил голову Джеймс, но тут же приободрился: - Как ты думаешь, где сейчас Уоллфрид, и что с ним?       - Откуда мне это знать?! – рассвирепел старый лакей. – Ты задаёшь слишком много глупых и ненужных вопросов, и всегда только те, ответы на которые знает только Великий Фреммор! Поэтому прошу: оставь меня в покое, тем паче что ты сам только что сказал мне «прости», а теперь, несмотря на свои извинения, принимаешься за старое… Потерпи немного, скоро, думаю, всё разъяснится, тем более что и мне не терпится, так же, как и тебе, разгадать эту загадку.       …Они скакали по лесной просеке около часа, пока, наконец, не остановились на вынужденный отдых у ручья, чтобы напоить лошадей и обдумать дальнейший свой путь.       Наскоро перекусив взятой из замка провизией, двое слуг прилегли не благоухающий цветами зелёный лесной ковёр.       - Нужно спешить, - предупредил Джеймса Уинстон, озираясь кругом. – Что-то мне подсказывает, что здесь небезопасно.       - Ну да, конечно, - усмехнулся Джеймс. – Наш храбрый Уинстон испугался разбойников! А не ты ли совсем недавно клялся милорду, что готов сразиться за него даже с самим сатаной? Так где же сейчас вся твоя смелость?       - У тебя чересчур длинный язык, Джеймс, - проворчал Уинстон, глядя себе под ноги. – Смотри, как бы этот язык не сослужил тебе плохую службу и не загнал в могилу. Всё, вставай, - добавил он, не дав Джеймсу возмутиться. – Нужно продолжать наш путь.       Они встали, и тут старик, готовый уже вскочить на своего коня, которого звали Гром, и уже закинув ногу в стремя, вдруг замер и прислушался. Джеймс последовал его примеру, но ничего не услышал и сердито напустился на лакея:       - Уинстон, ты же сам велел поторапливаться. А теперь, видно, вздумал пообщаться с тишиной!       - Тсс, Джеймс! – шикнул на него старик. – Я слышу какой-то шум. И будь я проклят, если это то, о чём я подумал.       Он вынул ногу из стремени, но лишь затем, чтобы в следующий момент вскочить на Грома с лёту. Выражение его лица в одно мгновенье переменилось, исказившись страхом и отчаянием.       - Скорее, Джеймс! – неистово крикнул он, шпоря коня. – Это машины лорда! Уходим!       Джеймс прыгнул в седло пегой кобылы лорда по кличке Молния и рванулся вслед за Уинстоном. Теперь и он более чем отчётливо слышал нарастающий гул в небе.       Воины Лайтенвуда! Они нагнали их!       Крылатые механизмы застили солнце. Они с бешеной скоростью летели над лесом, словно настоящие драконы, высматривающие жертву.       Скрытые из их поля зрения пышными кронами деревьев, Уинстон и Джеймс мчались, не разбирая дороги, лишь бы уйти от невидимых врагов. Но само знание того, что в одной из этих смертоносных машин сидит их господин, вызывало в обоих непреодолимое желание остановиться и дать о себе знать. И это желание переросло в отчаянный крик души, как только беглецы увидели, что механизмы снижаются прямо над ними, и поняли, для чего они это сделали.       - Пришпорь лошадь, Джеймс! – что есть мочи выкрикнул Уинстон. – Они собираются поджечь лес!       Одного взгляда, брошенного вверх, Уинстону было достаточно, чтобы понять это: из пасти каждого из механических драконов торчало по огромному пылающему копью. И словно бы услышав призыв Уинстона, эти копья один за другим со скоростью полёта стрелы устремились вниз.       Уинстон понимал, что их воины не видят. Они намеревались поджечь лес с целью вытравить оттуда дракона и его хозяев, поскольку местные жители уже сообщили им о том, что в окрестностях сандерлендского леса видели ночью в небе очертания большого крылатого дракона, который якобы поднял дикий шум и до смерти перепугал ближайшее к лесу поселение крестьян, отчего его жители не спали всю ночь и вооружились вилами и другим холодным оружием, опасаясь за свои жизни, и готовые в случае чего их защитить. И, разумеется, это известие лишь подстегнуло решимость лорда Лайтенвуда расправиться с драконом, и теперь он видел своего крылатого врага везде и всюду, и именно поэтому он, решив проверить правдивость рассказов сандерлендцев, решил выжечь ту часть леса, где «видели» и слышали дракона.       К несчастью, Уинстон и Джеймс по милости рока скакали как раз в том районе, где прошлой ночью остановился Смерк. И теперь они неистово гнали своих лошадей, не имея никакой возможности предупредить своего лорда о том, что он, сам того не ведая, сейчас испепелит двух своих слуг и любимых лошадей.       Гром и Молния неслись вперёд подобно стреле. Почуяв запах дыма, они мчались изо всех сил, и их уже не надо было понукать.       У Уинстона бешено колотилось сердце, а страх обуял его и Джеймса с головы до пят. Повсюду падали пылающие копья. Они врезались в землю, в стволы деревьев, тут же поджигая всё вокруг. Их становилось всё больше и больше, и этот огненный дождь не прекращался ни на мгновенье.       Гром ускакал далеко вперёд, оторвавшись от Молнии настолько, что она почти пропала из виду, но Уинстон этого не заметил. Он не оборачивался и гнал жеребца из последних сил, едва уворачиваясь от горящего частокола вонзившихся в землю копий. И лишь когда они почти перестали падать, старик натянул поводья взмыленного Грома, и крикнул:       - Стой, Джеймс! Кажется, опасность миновала.       Обернувшись назад, Джеймса он не увидел. Гром фыркал и храпел, чуя дым, наполнивший воздух, и, нервно переступая копытами, порывался бежать прочь.       - ДЖЕЙМС!!! – закричал во всё горло встревоженный ни на шутку Уинстон.       Он проскакал немного назад – дальше Гром упёрся и заржал, встав на дыбы - вероятно, лес уже вовсю горел.       Внезапно сердце в груди Уинстона заколотилось: Джеймс, наверно, оказался в плену огненного кольца и не может выбраться!       Нужно было спешить на помощь. Но как, если Гром упирается?       Уинстон спрыгнул с коня и побежал. Он знал, что идёт на верную гибель в огне, но долг старшего и совесть гнали его вперёд. Нужно было помочь конюху спастись, если он ещё жив. В конце концов он, Уинстон, втянул его в столь опасное путешествие, а значит, кроме него, Джеймса спасти больше некому.       «Это я, старый дурень, во всём виноват, - ругал себя на ходу Уинстон. – Я потерял его словно мелочь какую-то… Нет мне прощения, дураку, нет!..»       Он бежал, задыхаясь от дыма, спотыкаясь о камни и коряги, бежал, обегая горящие копья и перепрыгивая через огонь, пока от резкой боли в груди не свалился наземь. Свалившись, он замер, чутко прислушиваясь к самому себе и боясь снова почувствовать эту боль. Но почувствовал он лишь глубокую душевную растерянность, сильнейшее раскаяние и укор самому себе за то, что не смог уберечь Джеймса. И теперь, лёжа на нагретой воздухом земле, он, пытаясь справиться со своей слабостью и страхом, вызванным ею, поднял голову и из последних сил хрипло выкрикнул:       - Джеймс…       Старый слуга не узнал своего голоса, до того он был тих и жалобен. Уинстон в отчаянии уронил голову… И услышал слабые толчки в земле. Сперва он подумал, что это стучит его старое сердце, однако стук становился всё громче, и посреди треска приближающегося пожара он услышал тонкое лошадиное ржание.       - Джеймс… - одними губами, но с воскресшей надеждой простонал старик, узнав голос Молнии, но в ответ ничего не услышал. С усилием он открыл глаза… и увидел Молнию. Но на спине у неё никого не было. Лошадь, ещё издали увидев знакомый ей силуэт человека, в надежде рванулась к нему, надеясь, что он выведет её из горящего леса.       Подбежав к лежащему на земле Уинстону, Молния принялась толкать его мордой в бок, побуждая подняться.       С первого же взгляда на лошадь старый лакей понял, что произошло.       Спина Молнии была вся в крови, перемешанной с сажей и копотью. Поводья были порваны, а седло съехало набок. Лошадь была в мыле и, наверное, долго бежала, гонимая страхом, через стены пламени по следам Грома.       Страшная мысль словно огненное копьё пронзила Уинстона: Джеймса сбило с лошади одним из этих смертоносных «факелов», и, видимо, удар был настолько сильным и мгновенным, что конюх так и не смог понять, что же его ударило. Поводья натянулись и порвались. Кобыла резко встала, и Джеймс с размаху вылетел из седла, сражённый в одно мгновенье. А Молния помчалась прочь. Только этим можно было объяснить и залитую кровью лошадь, и съехавшее набок седло, и порванные поводья. Несомненно, это был удар копья. Страшный, сокрушающий насмерть удар.       Джеймс не смог бы выжить после такого удара. И никто бы не смог, даже закованный в броню огнедышащий дракон.       Уинстон громко и горько зарыдал, не поднимаясь с земли и не стыдясь своих слёз. Шум механических машин лорда, улетевших далеко вперёд, уже давно затих вдали. Лес горел, и огонь всё ближе и ближе подбирался к нему. Но Уинстон всё лежал и не слушал неистовое ржание испуганной кобылы. Он хотел умереть здесь, за то, что из-за него погиб его и Уоллфрида друг и их товарищ по службе. Однако его сознание отрезвил его долг: поиск Уоллфрида.       Нужно найти старика и рассказать ему обо всём. О том, что лорд Лайтенвуд больше не их хозяин. Что он слишком безумен в своём стремлении уничтожить драконов. Настолько безумен, что уничтожает всё вокруг, чтобы достигнуть своей святой, как он полагает, цели. И, наверное, если он узнает о том, что сегодня одно из его смертоносных орудий отняло жизнь у его верного слуги, вряд ли будет об этом печалиться, как печалится и бьётся в душевных терзаниях и бессилии он, Уинстон.       Собравшись с духом, старый лакей приподнялся, уцепившись за болтающееся под седлом стремя, и подтянулся. Ноги его дрожали и не слушались. Почти почерневшая от копоти ливрея превратилась из бело-золотой в грязно-серую, а волосы буквально почернели от сажи и пепла. С трудом поправив седло и забравшись на Молнию, Уинстон поймал оборванные концы поводьев и, распластавшись по спине кобылы, направил её прочь из леса.       Лошадь понеслась галопом, и вскоре впереди между кронами редеющих деревьев показалось чистое голубое небо. Пожар же остался далеко позади.       За лесом оказалось большое просторное поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами. Молния с радостью вбежала в это море травы и принялась кормиться. Уинстон медленно и осторожно сполз с лошадиной спины.       Гром, по-видимому, не вышел на ту тропу, по которой они с Молнией выбрались из леса, и, скорее всего, погиб в огне. И бедняга Джеймс, наверно, тоже. На глаза старика вновь нахлынули небывалые по силе слёзы. Он зажмурился, всхлипывая, и из глаз его покатились крупные капли. Они падали одна за другой на его расшитую золотыми галунами ливрею, превратившуюся теперь в подобие половой тряпки, матово отливающей потемневшим золотом, словно некий символ горя. И Уинстон ненавидел себя сейчас за всё это. И менее всего – за свой внешний вид, который когда-то был таким величественным и броским.       Но тут странная резкая боль снова прожгла его. Уинстон весь сжался и, прижав руку к груди, застонал. Он подумал было, что и в него вонзилось горящее копьё. Но то была боль его измученного сердца, и она не отпускала до тех пор, пока старый слуга без чувств не рухнул наземь, успев увидеть перед этим бездонный небесный простор, мягко колышущуюся траву, и Молнию, безмятежно пасущуюся неподалёку.       …Он лежит на дне пропасти. Тёмной, глубокой пропасти…       Но кто-то зовёт его по имени.       - Уоллфрид!..       Но ведь здесь никого нет, лишь он да темнота!       - Тебя нет… - пробормотал дворецкий, в страхе озираясь вокруг.       Кто-то положил ему руку на лоб. Уоллфрид вздрогнул и открыл глаза.       Силуэт человека, очень знакомый ему. Яркий дневной свет заставил Уоллфрида зажмуриться.       - Кто… ты?..       Силуэт заколыхался, принимая причудливые формы, а затем стал отчётливо виден. Кто-то рассмеялся.       - Он очнулся! Мастер, иди сюда.       Уоллфрид узнал голос Квина. Склонившийся над ним офицер как-то таинственно улыбался, что было совсем на него не похоже.       Дворецкий попытался подняться. И это, к его великому изумлению, удалось ему настолько легко, что Уоллфрид испугался. Он встревоженно глядел на подбежавшего Мастера, словно хотел спросить его, что с ним случилось. Метнув взгляд на спокойную гладь Серебряного озера, он всё вспомнил.       - Мастер!.. – вскричал он, но тут же осёкся: его собственный голос был чист и звонок, словно у юнца. Уоллфрид даже зажал себе рот ладонями, направив полные ужаса глаза на товарищей, теперь по-настоящему испугавшись. Он решительно не понимал, что с ним происходит, и в надежде смотрел на Мастера, ожидая услышать из его уст всю правду.       - Всё в порядке, Уоллфрид, - улыбнулся тот. – Мы рады, что ты очнулся. – Он присел рядом с дворецким, который недоумённо вопрошал его одними глазами, боясь, заговорив снова, услышать вместо своего голоса чей-то чужой. – Не волнуйся, друг. Тебе удалось помочь Фреммору сразить Блэкморта, после чего Чёрный слуга исчез, а Фреммор ушёл в озеро. Ты просто молодец. Мы гордимся тобою, ведь ты в одиночку сумел это сделать. И, видит Бог, мы с Квином в тот момент мало бы чем помогли бы тебе и Фреммору, ведь ты, как мы поняли, связывался с ним. Молодец!       - Но это ещё не всё, - продолжил Квин, улыбнувшись. – После того как призраки исчезли, волны озера выбросили тебя на берег, и из глубины его мы услышали шёпот Фреммора: «Он здоров». Поэтому не удивляйся, что ты теперь по-иному ощущаешь себя, ведь Фреммор в награду за помощь подарил тебе молодость и здоровье.       - И твоё сердце, Уоллфрид, больше никогда не будет болеть, - добавил Мастер.       - Сила Серебряного озера исцелила тебя, и не только изнутри, - подмигнул Квин. – Погляди-ка в воду.       Не понимая толком, о чём они говорят, Уоллфрид подошёл к озеру. Наклонившись над зеркальной гладью белых вод, он взглянул на своё отражение. Оттуда на дворецкого глянул ясноглазый молодой человек с тонкими чертами лица, худощавый и широкоплечий. Доходившие до плеч тёмно-русые волосы и смугловатая кожа выдавали в нём настоящего коренного британца, если не считать того, что всю картину портила изодранная и перепачканная ливрея, в которой Уоллфриду вдруг стало так тесно, что он, не сознавая ещё, что отражение в воде – это он сам, спешно расстегнул воротник, застёжки и инкрустированные сапфирами пуговицы, освободив своё крепкое тело из её тесного плена.       На обнажившейся груди его тут же сверкнуло в лучах заходящего солнца клеймо Верности, и Мастер с Квином поражённо воскликнули: на клейме вместо царственного льва играл золотистой чешуёю золотой крылатый дракон. Он возвышался, гордо и изящно изогнув шею, пронзая взглядом распростёртого перед ним в поклоне вислоухого пса, а извивающийся язык в открытой пасти, казалось, трепетал с каждым ударом молодого и сильного сердца в груди Уоллфрида.       Однако недолгое созерцание обновлённого клейма Мастером и Квином было прервано душераздирающим криком Уоллфрида. Осознав, что с ним произошло, дворецкий бросился к ним и начал судорожно хватать то одного, то другого за одежду, и скороговоркой причитать:       - О нет, Мастер! Квин! Что со мной? Что со мною стало?! Я не хочу быть таким, ведь милорд меня попросту не узнает! Это вы попросили Великого Фреммора? Вы???       Мастер схватил мечущегося юношу за плечи, заставив остановиться.       - Успокойся, пожалуйста, Уоллфрид! – произнёс он, не без удивления добавив: - Мы ни о чём подобном его не просили, но почему же ты не рад тому, что озеро вернуло тебе молодость? Я думал, ты ещё как обрадуешься!..       В ответ на его слова Уоллфрид в отчаянии схватился за голову.       - Я был бы рад, если бы просто избавился от своих недугов, но измениться ещё и внешне – этого я не желал и не желаю! Зачем же обманывать природу и нарушать её законы? Великий Фреммор совершил ошибку! Такая награда мне не нужна! Я давным-давно смирился со своими годами, а теперь – что же? Начинать всё заново? Заново учиться жизни, заново совершать уже совершённые когда-то ошибки и переживать все свои мучения снова, и снова страдать этой жизнью?.. Да и как я покажусь теперь милорду? Ведь он не потерпит рядом с собой эдакого зелёного юнца! Великий Фреммор забрал, видимо, вместе с моим возрастом и всю мою мудрость и жизненный опыт, накопленные с годами, а значит, теперь я всего-навсего бесшабашный, пустоголовый мальчишка, который только и может делать, что грабить своего кормильца и мечтать об избавлении от него, как Блэкморт. Нет, я не хочу этого! – Он обратил свирепый взгляд к Серебряному озеру. – Великий Фреммор, верни мне мой возраст и мою мудрость!       - Я не думаю, Уоллфрид, что твоя мудрость ушла вместе с возрастом, - ответил Мастер, тронув его за плечо. – Я думаю, Фреммор не стал бы её у тебя забирать, да и для чего она ему? В озере достаточно и мудрости, и честности, и всего остального, чтобы они помогали людям и лечили их. И если бы Фреммор забрал её у тебя как плату за исцеление силой тех людей, которые отдали их озеру добровольно, какая бы это была награда? Так поступил бы только Блэкморт, который отнимал у других жизнь в обмен на свои услуги. А Фреммор – на стороне Добра, поэтому твоя мудрость, Уоллфрид, по-прежнему с тобой.       - Радуйся, дворецкий, - поддакнул Квин. – Если бы я нашёл Склон Мира, я бы попросил у него бессмертия не задумываясь, а ты, получив почти то же самое, сокрушаешься так, будто неизлечимо болен! И на твоём месте я бы не думал ни о каких лордах, а в особенности о таких, как твой напыщенный Лайтенвуд, который нас чуть не ухлопал! Да я бы эдакому лорду устроил казнь попышнее, чем Блэкморт своему барону! Уж он бы у меня подёргался, негодяй, мерзавец…       Квин и не заметил, насколько далеко он зашёл. Распалившись от фантазий вслух, он не видел, как Уоллфрид, как только речь зашла о его лорде, в мгновение ока подскочил к офицеру сзади, а в следующий момент набросился на него и, вцепившись в плечи, повалил на землю. Теперь, помолодев, Уоллфрид был необычайно ловок и силён. И Квин с ужасом глядел в его горящие свирепой злобой ясные голубые глаза.       Пригвоздив офицера к земле, рассерженный дворецкий, не обращая внимания на крики и бессильные попытки Мастера его оттащить, сверкая глазами, прорычал Квину в лицо, до боли стиснув его плечи своей железной хваткой:       - Не смей говорить такое о моём лорде, ты, жалкий итальянский червяк, иначе я вырву твой язык и заставлю тебя его съесть!       Он резко встал, отпустив насмерть перепуганного офицера, задев спиной повисшего на его могучих плечах Мастера, и, хмуро усевшись на землю, перевёл дух.       - Простите меня, - вдруг произнёс он, посмотрев на товарищей, которые теперь опасались близко к нему подходить. – Вы не знали, что, несмотря на то, что он такой мстительный и жестокий, я всё равно предан ему и люблю его, и хочу вернуться назад, но лишь тогда, когда помогу вам в осуществлении нашей общей мечты – возвращения драконов в наш мир… Но вот сможет ли он признать во мне теперь прежнего Уоллфрида, ведь я так изменился – и внешне, и, наверное, внутренне. Я ведь слишком сильно его люблю, чтобы уйти от него навсегда. И поэтому я должен вернуться к нему как можно скорее. Долг слуги требует от меня этого, ведь если я предам его, то предам и себя, если уже это не сделал, решив пойти с вами. Лишь Великий Фреммор знает ответ на этот вопрос. – Он встал и подошёл к оробевшим товарищам, которые слегка подались назад при его приближении. – Нет-нет, не бойтесь меня. Я переборщил со своим новым состоянием, знаю. Но вы помогли мне поверить в себя и в свои силы, спасибо вам за это. Теперь я понял, что являюсь только лишней обузой для вас, и до сих пор ничем вам не помог…       Он печально вздохнул, опустив голову.       - Не говори так, Уоллфрид, - приблизился к нему Мастер. – Ты спас нам жизни, и даже не один раз. Ты избавил нас от войска Лайтенвуда, обведя его вокруг пальца. И если бы не ты, мы бы все погибли. Ты не испугался Фреммора, перед которым трепетал всю свою жизнь. И ты поступил как настоящий герой, Уоллфрид, спасая нас от верной гибели. Мы дважды обязаны тебе своей жизнью, и это не просто слова. Ты многое сделал для нас, сумев приблизить к разгадке древней легенды, рассказав нам о Фремморе, а значит, приблизив и к Склону Мира. И я, по правде сказать, не придавал особого значения эпизодам про Фреммора в этой легенде, считая их даже не второстепенными, а вообще лишними, побочными и не несущими в себе не только разгадку, но даже хоть какой-нибудь смысл, и считал его выдуманным персонажем, который служит лишь для украшения и без того прекрасной легенды. Но теперь я осознаю свою ошибку, Уоллфрид, и понимаю, насколько важную роль играет Фреммор в легенде. Ключевую роль. Я это понял, когда размышлял об этом ночью в лесу Сандерленда. Связь Фреммора со Склоном Мира самая что ни на есть непосредственная, вот почему я принял решение последовать за ним, руководствуясь строками из легенды. Мы все стали теперь её частью, а ты, Уоллфрид, направил нас на эту дорогу, оберегая и защищая нас на нашем нелёгком пути. Так и должен поступать настоящий друг и союзник. И в этом отношении ты вполне заслуженно можешь поставить себя наравне с твоим Фреммором. Мы рады за тебя, и большое спасибо тебе за всё, Уоллфрид Бергмор из Вейсголлвилда.       - И если ты настолько верен своему слову, Уоллфрид, - с улыбкой добавил Квин, которого настолько поразила речь дворецкого, что он сразу забыл о нанесённой себе обиде, решив, что был справедливо наказан за свой длинный язык. – Возвращайся домой, в замок, к своим корням. А я могу лишь повторить слова Мастера: ты более чем помог нам в нашей миссии. И можешь быть абсолютно уверен в том, что наше общее желание исполнится, и драконы вновь станут неотъемлемой частью нашей жизни. А твой долг сейчас – это вернуться в свой родной мир. Свой долг перед нами ты уже исполнил. И я тоже говорю тебе спасибо за всё, что ты сделал для нас. Будь счастлив. Мы обязательно отыщем тебя, когда выполним наше обещание вернуть миру драконов. И уж потом будем вместе всегда, даже если не найдём Склона Мира.       Растерянный и растроганный, Уоллфрид не знал, что им всем ответить. Благородство товарищей поразило его, затмив благородство даже лорда Лайтенвуда, свидетелем коего он, Уоллфрид, не раз являлся. И хотя в глубине души Уоллфрид рвался к осуществлению их общей мечты, теперь он как никогда сильно почувствовал, что пора назад.       Он взглянул на Мастера и Квина, ожидающих его решения, и понял, что не может расстаться с ними. Как же ему быть? Он теперь молодой и сильный, а значит, от него будет гораздо больше пользы, чем раньше. Он сможет защитить их от многих невзгод в будущем и уверенно противостоять их общим врагам, ведь по мере приближения к зоне отчуждения опасность будет угрожать его товарищам всё явственнее, и вдвоём они могут не справиться, тем более что он, Уоллфрид, теперь моложе их и ловчее. С другой стороны, оставшись с ними, он окончательно порвёт на части весь свой внутренний мир, поскольку в душе его теперь как никогда сильна была тоска по утраченной прежней жизни: родному дому, в котором он пустил свои корни уже настолько глубоко, что вырвать их можно было только вместе с жизнью; и тому, с кем он невольно расстался, но дал клятву самому себе вернуться к нему. И меньше всего на свете желал бы, чтобы его хозяин стал его врагом.       Нет, необходимо всё ему рассказать, рассказать всю правду, чтобы милорд понял, что он, Уоллфрид, не предал его, сбежав из замка, а главное – убедить в том, что те, с кем он улетел на драконе, не отступники, жаждущие освободить драконов в корыстных целях, - например, для устрашения с их помощью властей Англии с целью отмены моратория, - а те, кто хочет доказать всему миру, что на самом деле драконы и люди – это одно целое, как взаимодействующая система, ведущая к развитию и процветанию всего мира, и что драконы – вовсе не враги, а их ссылка – это чудовищная ошибка всего человечества, и поэтому святая цель каждого человека – исправить её, пока не стало слишком поздно и драконы не перестали окончательно доверять людям. Ведь через каких-нибудь триста лет сменится их поколение, и тогда драконы станут действительно опасны. Древний ген окончательно проснётся и будет диктовать драконам свои правила поведения, заставив смотреть на людей исключительно как на еду, а не как на товарищей по службе. И пока ещё не поздно что-то исправить…       Поразмыслив, Уоллфрид принял решение.       - Я возвращаюсь, - сказал он. – Вы правы, друзья. Это будет для меня более чем верное решение. Быть может, если я вернусь, милорд успокоится и не будет больше думать о драконах, а значит, оставит в покое и вас, и тогда вы сможете спокойно продолжать свои поиски. Я буду нужнее вам там, чем здесь. И, конечно же, постараюсь сделать всё возможное для того, чтобы уберечь вас от новых бед со стороны английской аристократии и моего милорда в частности. Я сделаю всё, что в моих силах, друзья.       - Ты… прости нас, Уоллфрид, за это, если можешь… - начал было Мастер, но дворецкий не дал ему договорить.       - Нет, Мастер, вы ни в чём не виноваты. Вы направили меня на верный путь и не ошиблись. Я верю в то, что мы обязательно встретимся когда-нибудь, уверен в этом. Желаю вам всем счастья и удачи, но вот не знаю теперь, как мне с вами расстаться, чтобы расставание это не получилось чересчур долгим.       Мастер улыбнулся в ответ и, приставив пальцы к губам, оглушительно свистнул.       В вышине небес послышался громовой рёв, и большая тень легла на землю. Смерк, всё это время отсутствовавший (он улетал на охоту в воздухе), теперь с грохотом, от которого задрожала земля, приземлился на берегу и лёг на песок. Мастер накинул и закрепил на нём седло, и взнуздал дракона. Затем вместе с Квином подошёл к Уоллфриду.       - Смерк отвезёт тебя домой, - сказал он, обняв дворецкого на прощанье. Квин обнял Уоллфрида вслед за Мастером, неожиданно заплакав. – Я надеюсь на скорую встречу с тобою, дворецкий. И ещё раз спасибо тебе за неоценимую помощь нам.       Уоллфрид заплакал от предчувствия близкого расставания, но вместе с тем и радости от скорой встречи с родным очагом.       - Прощай, Мастер, я никогда не забуду тебя и Квина, - всхлипывая, произнёс он, приобняв Мастера за плечи.       - И мы тебя не забудем, - сказал Квин, прислонив свою руку к его обнажённой груди. – Уоллфрид, твой лев на клейме стал драконом, взгляни.       Уоллфрид бросил взгляд на клеймо, но удивления не испытал и спокойно ответил:       - Так и должно быть, Квин. Это означает, что Великий Фреммор поможет вам освободить драконов, ведь он – их защитник и покровитель. И то, что оно горело тогда, когда я спал в лесу, означало именно это. Льва победил Дракон. Я ещё в замке предчувствовал это и сказал тогда себе, что драконы вернутся. Лев на клейме появился тогда, когда изгнали драконов и ввели на них мораторий. Вот и пришлось заменить его львом. Изображение дракона попросту выжгли и переклеймили всех слуг замка, а теперь подлинный знак клейма проступил вновь, через льва, подмяв его под себя. Драконы вернутся, обязательно вернутся, и обновление клейма Верности – первый признак этого, некое предзнаменование. Вот почему я абсолютно уверен в том, что вы сделаете то, о чём мечтают все народы Земли. Вы, только вы освободите их – больше никто не сможет это сделать. И ещё одно: я знал, что Блэкморт изображался в книгах верхом на жёлтом леопарде. Мастер, - взглянул на него Уоллфрид, - тебе неспроста было дано прозвище «Рыцарь жёлтого Леопарда». Не знаю, как об этом догадались те, кто дал его тебе, но, наверное, они тоже хорошо знали легенду о Склоне Мира, придя к сему выводу тем же путём, что и я. Нет, ты не Блэкморт, конечно же, но ты – его потомок… Не пугайся, - попытался успокоить он Мастера, который глядел на дворецкого круглыми от ужаса глазами. – Великий Фреммор тебя не тронет теперь, - я ведь тогда понял, почему он погнался за нами в лесу. Вероятно, он чувствует родство между людьми, даже если их разделяет насколько поколений, и тогда, вероятно, узнал в тебе его часть. Но в тот раз всё обошлось, а здесь, у Серебряного озера, когда началась битва, я опасался, что если Великому Фреммору не удастся победить Чёрного слугу, он уничтожит тебя, Мастер, так как его притягивают кровные узы, которые вне временных рамок. Он мог бы убить тебя вместо Блэкморта, и всё равно отомстил бы, оставив таким образом брата-призрака в покое. Но я вовремя помешал этому, заставив Великого Фреммора сконцентрироваться не на вас, а на нём. И если б вы побежали тогда за мной к озеру, - кто знает, что бы было? Наверное, он бы убил вас всех, почувствовав твоё присутствие, Мастер, в своих добродетелях, находящихся в озере. Твоя энергетика гораздо сильнее энергетики призрака Блэкморта, потому что ты – живой человек, и Великий Фреммор уничтожил бы тебя (и нас заодно) своим белым пламенем. Именно тогда я всё это понял и помог вам. Но я не считаю свой поступок за подвиг. Просто вы стали моими друзьями, а значит, я за вас в ответе.       Он умолк. Прощание получилось долгим. Ещё какое-то время все трое глядели друг другу в глаза и никак не могли оторвать взгляда. Наконец Мастер произнёс:       - Ты необыкновенный человек, Уоллфрид. Мы гордимся тобой. И никогда тебя не забудем, если нам не суждено будет больше встретиться.       Они помолчали.       - Ну что ж, - со вздохом сказал Уоллфрид. – Пора лететь. – Он с лёгкостью запрыгнул в седло и, взяв поводья, неуверенно произнёс: - А… Смерк сможет вернуться назад к вам? Ведь уже сумерки…       - Конечно, не беспокойся за него, Уоллфрид, - ответил ему Мастер. – Смерк вернётся. Только набери высоту побольше, чтобы с земли тебя не заметили.       - Прощай, Уоллфрид… Нет, до скорой встречи, - запричитал Квин. – Мы будем помнить о тебе всегда, нет… каждую минуту, ведь такого верного и преданного друга…       Его речь неожиданно прервал громкий рокот, нарастающий с каждой секундой. Мастер, уже готовый рассмеяться столь забавному выражению лица Квина, с которым он говорил эти слова, встревоженно поднял вверх голову, а в следующий момент рванулся к Смерку. Этот рокот всем троим был более чем знаком.       - Нет, только не это! – в отчаянии завопил Квин.       Небеса покрылись чёрными тенями от громадных летучих механизмов лорда Лайтенвуда. Но на этот раз их было несоизмеримо больше. Не шесть, не двадцать, а… сотня! И каждая из этих машин была начинена отборным порохом, заряженным в специальные сосуды внутри каждого из механических драконов. Кроме того, в каждой такой машине сидело по пять лучников и копьеметателей с уже знакомыми читателю огненными копьями, заряженными в пасти драконов.       - Скорее, в седло! – крикнул Мастер. – Нужно улетать отсюда!       Но было уже поздно: Смерк был слишком приметен, и крылатые механизмы пошли на снижение. Мастеру и остальным оставалось только обречённо смотреть на то, как механические драконы с чудовищным шумом снижаются над ними, и уже первые из них с грохотом приземлились совсем неподалёку. В два счёта они, беспомощные, оказались окружены со всех сторон.       Смерк бешено взревел, и тут же был пригвождён к земле огромной стальной сетью, выпущенной из брюха одной из машин.       Друзей прижало к седлу дракона, однако сеть, рассчитанная на крупную цель, была соответственно в крупную клетку, и им удалось выбраться. Но первые солдаты, с ног до головы закованные в доспехи и с рогами на шлемах, уже бежали к ним, и в два счёта сбросили всех троих копьями со спины дракона.       - СМЕРК!!! – что есть силы закричал Мастер, когда сильные руки в стальных перчатках связывали его и товарищей толстыми верёвками, до боли затягивая узлы.       Их повалили на землю, и сопротивляться было уже бесполезно. Им завязали рты, полностью обездвижив. Смерк бился и ревел, пригвождённый к земле: края сети острыми кольями прочно засели в песке, и, видимо, намертво. По всему было видно, что эта сеть создавалась специально для поимки дракона.       Механические драконы заполнили собою всю местность, придавив своей тяжестью высокую траву. Из них один за другим выскакивали воины Лайтенвуда и обступали беспомощного теперь Смерка, который пытался спалить сеть огнём, но, конечно же, безрезультатно.       Видя, что дракон обессилел и уже почти не сопротивляется, слабыми толчками спины пытаясь освободиться, солдаты стали тыкать его копьями и взбираться по сети на его спину, шею и даже голову. Смерк из последних сил истерически завизжал.       Мастер рванулся и замычал, силясь плечами разорвать верёвки. Ему было страшно, но не за себя, а за Смерка и товарищей, но он ничем не мог им помочь. Они совершенно беспомощны и жалки, и в своей погоне за мечтой, сопряжённой с риском, получили этот риск сполна, совсем позабыв про то, что кто-то сильнее их всех вместе взятых. Мастер отказывался верить в это и из последних сил сопротивлялся стянувшим его тело верёвкам, пока его не встряхнули и не поставили на колени вместе с Уоллфридом и Квином. И тогда он услышал за своей спиною голос, который он уже слышал недавно, уходя на Смерке от смертельной погони. Этот голос был теперь и ближе, и реальнее. И голос этот окончательно отнял у Мастера всякую надежду на то, что они когда-нибудь ещё увидят восход солнца.       - Браво, отступнички! Вы прославили Англию на весь мир! Но эту Англию вы больше не увидите, - впрочем, как и она вас, ха-ха-ха-ха-а!       Говоривший эти слова обошёл пленников кругом, и Мастер с трепетом ужаса увидел того, кто стоял сейчас перед ними.       А перед ними, поигрывая тростью из чёрного дерева, зажатую в длинных и тонких пальцах, и широко ухмыляясь во весь рот, стоял лорд Лайтенвуд.