Непознанный мир (цикл повестей)

День пройдёт, и высохнут слёзы, Но на сердце останется боль. Пилигрим «Там, где оставим след».

      Этот день, первый мирный день за последнее время, ознаменовался целой чередой приятных сюрпризов для победителей: вернувшись к завалам, Найлз и остальные увидели, что там их ждёт Слэйд. Обрадованный тем, что пёс остался жив после той чудовищной схватки и что он всё же не попал под лапу мантикоры, эконом долго трепал пса по загривку вместе с Брайаном, а затем попробовал привлечь собаку к общей работе. Но Слэйд был оживлён из камня, поэтому людей под завалами искать не умел. Однако он тут же проявил инициативу и начал помогать рыцарям, оттаскивая те каменные куски, что были ему по силам.       Когда день был уже в самом разгаре, к отряду вернулся хозяин отеля и сообщил, что отправленное им письмо было передано по радио, и оставалось лишь надеяться, что его услышит каждый англичанин – текст транслировался каждый час. Радиостанция была пока единственным местом, откуда можно было передать информацию, ведь там уже не было демосов. Телевидение не могло осуществить их просьбу – телецентр Лондона лежал в руинах после разрушений, произведённых мантикорой. И если в каких-то уголках страны демосы попытаются удержаться у власти, добавил он, вряд ли уже информированный, услышавший правду народ это стерпит, ведь в письме содержался и призыв свергать последних оставшихся демосов. Их власть должна была пасть целиком и полностью. Это сообщение обрадовало Найлза, и он искренне поблагодарил хозяина отеля за проделанную работу.       Всё больше и больше людей, услышавших это сообщение, приходили сюда и помогали гулсенцам в их нелёгкой работе. Лишь герцог Ланкастер не принимал в этом участие – Найлз отправил его в чудом уцелевший госпиталь, и теперь, когда им помогало множество людей, мог каждый день навещать своего хозяина, которому врачи вынесли обнадёживающий вердикт: глаза можно будет спасти путём нескольких сложных операций, но до конца зрение всё равно не восстановится, и герцогу придётся носить очки всю свою жизнь. Откровенно говоря, Найлз и не думал услышать столь оптимистическое заявление – он ожидал, что всё будет гораздо хуже, и теперь радовался вместе с герцогом.       Прошла неделя, и усилиями гулсенцев и большинства лондонцев завалы были расчищены. Тела погибших воинов было решено захоронить здесь, в земном мире, как память о самой страшной войне за всю историю обеих королевств. А герцог и эконом поклялись, что будут чтить их память и ухаживать за могилами. Тела драконов, найденные под завалами, включая Черногрива и грифона Найлза Беркута, погребли за городом рядом с кладбищем, поставив им всем один общий памятник, изображавший держащих земной шар дракона и грифона, и с надписью: «Верным друзьям и защитникам мира от зла».       Лондон восстанавливали всем миром: ущерб от разрушений, содеянных мантикорой, оказался колоссален, и взорванный Оутсеном Вестминстерский дворец казался таким пустяком в сравнении с теми руинами, в которые превратилось полгорода. Такой была цена их победы над злом.       Пока что Найлз и гулсенцы жили в том же отеле. Никто из отряда не заговаривал о том, что пора бы им уже возвращаться домой. Они хотели помочь англичанам возродить их страну, и до поздней ночи рассказывали тем, кто приходил к ним в отель, о своём королевстве. Восхищённые лондонцы долго не могли прийти в себя после каждого такого рассказа, а один раз даже предложили написать о Гулсене книгу, и эта идея была взята на вооружение сразу пятью писателями.       Новости из страны приходили регулярно и были всё более и более оптимистичными: власть демосов, оставшихся без своего лидера, тело которого, кстати, нашли и сожгли дотла в одной из печей крематория, пала уже в половине графств Великобритании, а их место заняли когда-то угнетённые ими приверженцы королевской власти. Вот только самого короля у них пока не было. Все как один гулсенцы прочили на эту должность Найлза, но он как мог открещивался от столь серьёзного предложения, объясняя рыцарям, что королём Англии может стать только благородная особа, а таких, к сожалению, за многолетний период тиранства демосов в стране почти не осталось. Поэтому эконом предложил отложить решение этого вопроса до более лучших времён. Он был уверен, что когда, наконец, все графства страны будут освобождены от остатков демосовских чиновников и все уцелевшие аристократы дадут о себе знать (ведь им больше нечего будет бояться), то все вместе они выберут себе короля – Найлз не сомневался в этом.       Вестминстерский дворец было решено восстановить, как и другие здания, и отряд продлил свою миссию, сочтя своим долгом помочь в их восстановлении. День за днём гулсенцы и англичане трудились бок о бок, разгребая завалы разрушенных полностью или частично зданий, расчищали улицы и вывозили строительный мусор на драконах и грузовиках за город. Лондон постепенно преображался. Мэрия города уже была обеспечена своим руководителем, который до этого активно помогал гулсенцам в разборе завалов Вестминстера. Повсюду кипела работа, и никто не заметил, как за трудами прошёл месяц.       Найлз уже давно не жил в отеле – он поселился в особняке своего бывшего хозяина-демоса, узнав от соседей, что граф умер по неизвестной врачам причине, а рядом с его телом нашли и тело его друга, барона Сэнджи Мак`Грегори. Найлз был потрясён, но не слишком опечален, тем более что теперь он обрёл своего настоящего хозяина, а об этих двух демосах не то что он, вообще никто на его месте не стал бы горевать. И дом его врага стал теперь домом Винсента Ланкастера – так они с хозяином решили.       За то время, пока гулсенцы находились в Британии, а это в общей сложности составило полтора месяца, они настолько сблизились с англичанами, что в корне поменяли представление о них как о совершенно непохожих на гулсенцев людей. И уже не хотели расставаться с этой прекрасной страной. Они были первыми после покойного Констанция, кто увидел Англию, и им так хотелось остаться здесь навсегда, но они понимали, что тоска по Гулсену будет терзать их души всю жизнь, и поэтому, когда Лондон расцвёл, подобно прекрасному цветку, вернувшись, не считая погибших зданий, в свой первозданный облик, Рудольф сообщил о своём решении Найлзу.       - Я ждал этих слов, - ответил эконом. – Но вас нужно достойно проводить. Я думал, мы простимся с вами тогда, когда моего хозяина выпишут из клиники, но он перенёс пока только две операции и по-прежнему не видит, а впереди ещё пять… Но если ваше желание улететь сейчас, то пусть так и будет, я не буду вас отговаривать, хоть мы и не хотим так скоро расставаться с вами. – И, поглядев на визжащих от счастья детей, которых в этот солнечный осенний день рыцари отряда катали на драконах, добавил: - Надеюсь, вы найдёте дорогу, ведущую в Гулсен.       - Разумеется, - подтвердил Рудольф. – Мы планируем вернуться в Гулсен так же, как и попали сюда.       - Через чёрную границу? – поднял брови Найлз. – Но она может быть невидимой по эту сторону. Как вы её отыщете?       - Ну, - рассмеялся Рудольф, - раз мы смогли попасть сюда своими силами и победить в самой страшной войне, то, надеюсь, с таким пустяком, как портал в наш мир, нам удастся разобраться.       - Когда вы планируете отправляться? – спросил Найлз. – Я должен сообщить об этом мэру и лондонцам. Обещаю, ваши проводы будут достойны победителей.       - Не забывай, Найлз, что ты тоже победитель, - мягко произнёс Рудольф, улыбнувшись. – Именно ты воплотил в жизнь то, что мы имеем в итоге. И все гулсенцы, обещаю, достойно прославят тебя на своей родине. Я рад, что новая книга о нашем королевстве увидит свет, а мы в свою очередь напишем книгу об Англии, и все в Гулсене будут теперь знать, какая замечательная у вас страна на самом деле. Почти как наша. Вот если бы мы были вместе всегда… Только это, к сожалению, невозможно, даже после того, что наши миры сделали друг для друга. Объединить Гулсен и Англию может только сама природа, а это вряд ли когда-нибудь будет возможно. Что ж, нам остаётся лишь запечатлеть нашу дружбу на страницах многочисленных книг, и пусть это будет только начало, а не конец, - первый шаг на пути возможного лишь в далёком будущем объединения наших двух миров.       - Замечательные слова, Рудольф! – похвалил его Найлз, согласно кивнув. – Я тоже верю, что наши потомки когда-нибудь будут жить в едином королевстве. Но для этого весь мир должен навсегда забыть о том, что такое войны и ненависть, а это пока невозможно.       - Нас в Гулсене ждёт большая работа по восстановлению королевства, - сказал Рудольф. – Звероиды изменили его до неузнаваемости. То, что ты видел у нас в Крайних землях – ничто в сравнении с той разрухой и запустением, что царит на просторах королевства. Полностью перестроив его, мы создадим новый Гулсен, ещё более красивый, чем прежде, а также попробуем возродить наших драконов и грифонов – насчёт последних я не уверен: вряд ли нам удастся отыскать выживших. Твой Беркут, будь он жив, очень помог бы нам в розыске своих соплеменников. Но если Констанций обнаружил его во владениях грифонов, есть надежда, что Беркут был именно там неспроста, а это значит, что он почуял своих и для грифонов ещё не всё потеряно. Гулсен может и должен вновь обрести главных представителей своей фауны.       - А что вы планируете насчёт того, кто будет править королевством? – спросил эконом.       Рудольф пожал плечами.       - У нас нет никого, кто мог бы заменить нам наших погибших монархов, - печально ответил он. – Из их рода не осталось никого – звероиды уничтожили их всех…       - Всех, кроме Брайана, - напомнил Найлз с улыбкой.       - Да, - вздохнул Рудольф. – Только он и остался… Погоди, ты хочешь сказать…       - Да, Рудольф, - кивнул Найлз. – Именно.       - Честно говоря, Найлз, - смущённо начал гулсенец, - я планировал открыть тайну происхождения наследника трона тогда, когда он станет взрослым, а до того момента ввести временное управление Гулсеном – по нашим законам, такое возможно, хоть пока и не применялось ни разу. Однако в этом случае сесть на трон должен один, и обязательно представитель ветви, противоположной ветви малолетнего наследника. К тому же этот человек должен носить статус Скорбящего Навек. Это может быть любой гулсенец, который соизволит взять на себя такую большую ответственность. Вместе с другими кандидатурами он должен будет выслушать решение на Тайном совете привилегированных господ и слуг королевства. Но поскольку ты предлагаешь мне поступить иначе – так и быть. Тебе, как Наследнику копья, виднее.       - Рудольф, я больше не Наследник копья, ты же знаешь, - улыбнулся Найлз. – Копьё теперь у его законного хозяина, Сенджамина, а я теперь всего лишь простой эко… то есть дворецкий. Решай сам, как тебе поступить. Но я бы хотел, чтобы ты принял решение так, как подсказывает тебе твоё сердце.       Глядя на Найлза, Рудольф долго думал, но в конце концов ответил:       - Я, пожалуй, так и сделаю. Как только мы вернёмся в королевство, я объявлю им о том, что наследник Гулсена жив и всё это время жил и сражался рядом с нами. Думаю, что после этого у королевства будет дополнительный стимул к возрождению. А Брайан, я уверен, вскоре найдёт себе соправителя, а пока помогать ему в делах королевства будем мы с Олди. Но мне бы хотелось узнать, Найлз, что планируете делать вы во благо Англии, если не хотите возглавить её?       Найлз задумался. Винсент Ланкастер, несомненно, достоин быть кем-то большим, чем просто аристократом. Но дворецкий не мог решать за хозяина, а спросить герцога о его дальнейших планах Найлз пока не удосужился. Отца Винсента Найлз хорошо знал, и тот не раз говорил ему, что желал бы видеть своим преемником сына, но сам никогда не говорил ему об этом, да они и виделись друг с другом очень редко. А после переворота и трагической гибели премьера последняя тоненькая ниточка и вовсе оборвалась. Возможно, молодой герцог никогда об этом не думал, а он, Найлз, вдруг предложит ему пойти по стопам отца, который именно этого и хотел от своего сына… Что ж, попытка не пытка. И Найлз ответил Рудольфу, что сделает так, как посчитает нужным. Не сумевший уберечь в тот страшный день отца Винсента от пули, Найлз чувствовал вину перед его сыном и должен был её искупить. Но даже если, узнав желание отца, сын отринет эту должность, дворецкий герцога будет знать, что теперь он свободен от бремени недосказанности. Но какое бы решение ни принял в конечном итоге герцог Ланкастер, он, Найлз будет рад любому исходу этой проблемы.       В тот же день Найлз, навестив Винсента, передал ему всё, что хотел сказать. Герцог ответил, что догадывался об этом уже давно, и отчасти поэтому отказался от монаршей короны, предложенной ему мэром. Но пока лишь частично согласился с желанием отца. Пока он слеп, быть на какой-либо должности, да и просто жить вне больничной палаты он не сможет – герцог не мог смириться со своей слепотой, и вернуть зрение для него было сейчас самым важным стремлением на свете. Но когда Найлз сообщил, что гулсенцы собираются улетать домой, Винсент чуть не заплакал. Он ведь не мог покинуть госпиталь, чтобы хотя бы словесно проститься с улетающими, но Найлз улыбнулся и пообещал, что когда будет назначен день отлёта, сюда придут все, с кем они бок о бок сражались и победили, ведь ни один из них не сможет улететь, не попрощавшись с одним из Наследников. Растроганный герцог ещё очень долго не отпускал от себя Найлза, благодаря его за всё, что тот для него сделал, и пообещал в свою очередь, что будет заботиться и о нём, и о своей стране так, как ещё ни один премьер-министр за всю историю Англии.       Спустя несколько дней Рудольф сообщил Найлзу: послезавтра они улетают. Их небольшой отряд уже подготовился к перелёту, накормив драконов и собрав многочисленные подарки от горожан в один большой мешок. Успевшие за эти полтора месяца стать популярнее всех известных людей мира, гулсенцы смущались такому вниманию, ведь слава не могла заставить их почувствовать свою гордыню и превосходство, в отличие от земных людей, и тем паче они желали вернуться в Гулсен. Даже те из них, кто имел теперь статус Скорбящих и чьи господа и слуги были похоронены в английской земле, должны были покинуть их могилы навсегда. Это было не принуждение, просто так полагалось: пока их лидеры разделены, нарушать их незыблемость нельзя, и оставшись здесь, Скорбящие могли невольно заставить эти законы сдвинуться, и тогда могло бы случиться непоправимое, или что-нибудь даже похуже, чем новая война. И все это понимали, смирившись и надеясь, что в Гулсене среди своего народа им будет не так тоскливо и одиноко, а за могилами их господ и слуг будут ухаживать Наследники и простые лондонцы, благодарные им за победу.       В последний день перед отлётом Найлз, как и обещал хозяину, привёл в клинику всех, с кем они сражались. И хоть герцог и не мог видеть гулсенцев, он слышал их ласковые слова и чувствовал объятья. Он был счастлив как никогда в своей жизни, но одновременно и опечален. С повязкой на глазах он чувствовал себя лишённым чего-то очень важного, но всё равно представил себе всех, с кем ковал эту победу, и в какой-то момент чуть сам не поверил в то, что видит всех их на самом деле.       Ушли они лишь под вечер, напоследок на всю палату прокричав тот самый боевой клич Гулсена. Герцог улыбнулся, и, улёгшись в постель, долго рассказывал оставшемуся с ним Найлзу, каким невероятным было для него это приключение и как приятно было осознавать, что всё уже закончилось и новых приключений и сражений уже не будет. Пусть они не видели столицы Гулсена и других земель королевства, но всё равно то, что это произошло с ними, останется в памяти как самое невероятное и значительное событие в его с Найлзом жизни. Дворецкий держал его руку в своей и едва заметно кивал головой. И, когда герцог уснул, Найлз укрыл его одеялом, погасил свет и неслышно вышел из палаты. Завтра герцогу предстояло перенести третью операцию на глазах.       С рассветом на Трафальгарской площади было многолюдно, как никогда в столь ранний час. Боевые драконы гулсенцев с всадниками на своих спинах были готовы к полёту. Жители города обступили каждого из них, и на площади стоял такой гомон, что собственный голос терялся в шуме тысяч голосов. Прилегающие к площади улицы тоже были заполнены людьми. На трибуне перед площадью стоял мэр, а рядом с ним – Найлз со Слэйдом. Он держал пса на поводке, чтобы тот не вырвался и тоже не бросился прощаться с улетающим отрядом.       Мэр произнёс речь, где от имени города и всей страны искренне благодарил гулсенцев за проявленное в жестокой схватке мужество. При этом мэр заметил, что, сражаясь не со своим врагом и не на своей территории, эти люди явили тем самым пример благородства и самопожертвования ради своих братьев по параллельному миру. И уже достойно вознаграждены за это победой и благодарностью английского народа. Он посетовал на то, что не может вручить им королевские и правительственные награды, но эти награды было пока некому выплавлять, а демосы растащили во время переворота всё золото, поэтому мэр решил наградить победителей тем, что, на его взгляд, представляется не менее ценным – памятью. И не только в будущих памятниках, а в истории Англии и всего остального мира. Книга о Гулсене уже пишется, добавил он, и на её страницах будет запечатлено всё то, что они поведали им. Затем мэр пожелал отряду доброго пути с надеждой ещё когда-нибудь с ними встретиться, будто бы гулсенцы уезжали не навсегда из этого мира, а в какой-нибудь соседний город. Однако Найлз, в отличие от мэра знающий, чем может обернуться такое пожелание о встрече, потихоньку сплюнул через левое плечо.       Затем слово было дано дворецкому. Найлз поначалу не знал, что ещё можно сказать помимо слов благодарности. Он видел сидящих на одном драконе Рудольфа и Олди, махавших ему руками, и подумал, что будет не лишним упомянуть о тех, кого уже нет с ними, - ведь они ценой своих жизней добыли эту победу, и, назвав в своей речи имена всех погибших, он попросил Скорбящих помнить о тех, кто навсегда остался в параллельном мире Гулсена, но никогда не думать о том, чтобы сюда вернуться, ибо если это случится, то лишь по причине новой войны, а этого никто из них не хотел.       - Пока что мы и наши миры встречаемся, чтобы объединиться против врага, - говорил Найлз. – И это происходит уже в третий раз. Но время, когда Англия и Гулсен объединятся в один мир, ещё не пришло. Все мы верим, что наше общее желание когда-нибудь сбудется, но не через год и не через сто лет. Нам нужно ждать, и, что самое главное, - верить в то, что это пройзойдёт. В отличие от законов государств, законы миров вечны, а для того, чтобы эти законы работали в нашу пользу, мы должны научиться делать лучше свою собственную жизнь и мир, в котором живём – я обращаюсь сейчас в большей степени к вам, англичане. Давайте вместе строить свою жизнь и делать её день ото дня всё лучше и лучше – так, как это делают гулсенцы, и вот увидите, со временем вы почувствуете результат. И вот тогда мы станем сильнее и будем одним лишь этим намного ближе душою к нашему параллельному королевству.       Произнеся ещё несколько слов об отдельных членах отряда, особенно ему дорогих, Найлз поклонился и, сопровождаемый заслуженными аплодисментами, сошёл с трибуны и направился к всадникам, чтобы проститься с ними по-настоящему. И в первую очередь он подошёл к Брайану, которого взял в седло один из рыцарей Ансерва.       - Ну что, Брайан, давай прощаться с тобой, - улыбнулся Найлз. – Я вижу, ты уже не боишься садиться на чужого дракона?       Мальчик наклонился и крепко обнял дворецкого.       - Я буду очень скучать по тебе, Найлз, - всхлипывая, произнёс принц. – С тобой и Винсентом я столько всего пережил, мне было так здорово сражаться вместе с вами, вы такие добрые… и смелые…       - Ты тоже очень добрый и смелый мальчуган, Брайан, - улыбнулся Найлз. – Ты показал себя настоящим мужчиной в последней схватке, и я очень тобой горжусь. Теперь твой долг будет состоять уже в другом, ну, ты меня понимаешь, - подмигнул он мальчику, тут же поймав непонимающий взгляд рыцаря Ансерва.       - Прощай, Найлз, - произнёс Брайан, отпуская его плечи. – Я никогда не забуду тебя и Винсента.       - Вот, держи, - дворецкий вложил принцу в ладонь маленькую фигурку льва. – Это сувенир тебе на память.       - Спасибо, - мальчик принялся было разглядывать подарок, но спохватился и виновато произнёс:       - Найлз, но у меня ничего нет для тебя взамен, ведь свой талисман – драконью чешуйку – я отдал тогда Констанцию в его последний путь…       - Нет, Брайан, мне ничего от тебя не нужно, - улыбнулся Найлз. – Главное, чтобы ты стал тем, кем тебе полагается стать – вот тогда это будет лучший подарок для меня.       - Обещаю, что стану, - сказал принц и обнял Найлза за шею. – Прощай.       - Прощай, Брайан, - с грустью произнёс дворецкий. Слэйд залаял, в свою очередь прощаясь с мальчиком, а затем вдруг вскочил в седло, и этим заставил Брайана рассмеяться. Обняв собаку и поцеловав её в нос, принц погладил Слэйда по гладкой чёрной голове, и тот, облизав лицо мальчика, звонко гавкнул на прощанье и спрыгнул на землю.       Обойдя весь отряд и попрощавшись с каждым из рыцарей, Найлз вернулся на трибуну. Но перед этим он долго о чём-то разговаривал с Рудольфом и Олди, и, когда мэр спросил дворецкого, что они обсуждали, Найлз ответил:       - Там, куда они летят, господин мэр, кроме них ещё никто не бывал, и я просто посоветовал им держаться вместе и включить карманные фонарики, которые я вчера попросил вас подарить каждому члену отряда. Вы наверняка слышали о чёрной границе из их рассказов – так вот: только таким путём они могут в данный момент вернуться в Гулсен, да поможет им в этом Великий Фреммор.       - Фреммор? Чёрная граница? – переспросил мэр. – Ах да, вспомнил! А вчера я так удивился, когда вы попросили меня раздать им фонарики. Ну что ж, думаю, что теперь темнота им будет не страшна.       Найлз кивнул, улыбнувшись. Ему оставалось только надеяться на то, что отряду не придётся возвращаться обратно в случае, если границы Гулсена они не обнаружат. И изо всех сил молил Первого слугу, чтобы этого не случилось, понимая теперь, почему во время коллективной молитвы Великий Фреммор не вступил с ними в контакт. Он хотел, чтобы они сами приняли решение и в итоге увидели границу. Что ж, уж чего-чего, а мудрости Первому слуге было не занимать.       Приказав народу освободить пространство площади, мэр по совету Найлза склонил перед победителями одно колено, и все гулсенцы тут же поклонились ему в ответ. Затем они хором выкрикнули последние слова прощания, и Рудольф затрубил в рог, подавая сигнал отряду поднимать драконов в воздух. И через несколько минут площадь накрыла одна большая тень: драконы зависли в небе, ожидая команды ведущих отряд Рудольфа и Олди, который теперь не выглядел таким несчастным, как после потери своего хозяина Оптимуса. Да и Рудольф печалился лишь оттого, что они покидали Англию. Конечно, и тот, и другой будут вечно помнить своих господина и слугу, оставшихся здесь, в Лондоне, теперь уже навсегда, но, нашедшие поддержку друг в друге, они всё же не будут такими одинокими, как раньше. И официальное объединение Скорбящих свяжет их вместе уже по-настоящему и навеки.       Жители Лондона махали руками и выкрикивали благодарственные слова своим избавителям, а Найлз вместе со всеми смотрел вверх, туда, где солнце щедро освещало силуэты всадников, тоже махавших им руками, пока Рудольф не поднял свой меч, подавая сигнал трогаться в путь. И отряд начал движение.       Взвившись на драконах высоко в небеса, рыцари Гулсена сделали большой круг над городом, прощаясь со своим параллельным миром, а уже на окраине города, - круг над могилами своих погибших соратников и их драконов, а затем, набрав высоту, устремились навстречу своей родине.       - Прощай, Лондон, прощай, Англия, - в последний раз взглянув вниз, промолвил Рудольф. – Вы на многое открыли нам глаза.       - Надеюсь, что хозяин Найлза поправится, - вздохнул Олди. – И они проживут свои жизни в счастье и достатке.       - Как и мы с тобою, Олди, - положил ему руку на плечо Рудольф. – Верь мне. Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив, и пускай я никогда не смогу в полной мере заменить тебе Оптимуса, знай: беда, случившаяся со мной, сделала меня сильнее, и ты тоже должен быть сильным, Олди. Я очень любил Констанция, и не задумываясь отдал бы за него свою жизнь, как и ты за своего господина. Но, увы, мы не можем всё знать наперёд. Если бы мы знали, всех этих нелепых смертей удалось бы избежать. Но мы не в силах видеть будущее, поэтому нам остаётся только одно: беречь ещё больше то, что сумели сохранить.       - Вы правы, сэр, - ответил старик, прислонившись к груди своего нового хозяина. – Я так устал от всей этой суеты с нашим отлётом. Полетели домой.       Позади, рассекая воздух упругими крыльями драконов, двигался их отряд. Но мысли Рудольфа в этот момент были лишь о том маленьком – впрочем, уже не таком маленьком – мальчике, что летел вместе со своим всадником прямо позади них. Через несколько минут или чуть больше, если контакт с чёрной границей пройдёт нормально и отряд не потеряется в её бездонной пустоте, они будут в Гулсене, и тогда Брайан О`Крайтон будет объявлен наследником трона.       Полные надежд и желания увидеть свободное от захватчиков родное королевство, которое им ещё предстояло воссоздать из руин, гулсенцы-победители неслись высоко в небесах навстречу своей новой, светлой, и полной мира жизни.       Когда гул прощальных выкриков горожан на Трафальгарской площади постепенно затих, мэр Лондона вновь подошёл к микрофону и объявил, что они только что простились с величайшими в истории страны людьми, но Найлз его уже не слушал. Он потихоньку спустился с трибуны вместе со Слэйдом и направился прочь. Смешно, но мэр совсем позабыл о главном герое всех этих дней, который сражался на правах Наследника копья и вёл за собой весь отряд. Ну да, он ведь не гулсенец, а всего лишь обычный дворецкий. Но Найлз в этот момент не хотел никакой славы – ни до, ни после. И сейчас он, пробираясь между толпами не замечающих никого, кроме мэра, горожан, направился в сторону госпиталя, где только что началась очередная операция на обожжённых глазах его хозяина.       Привязав Слэйда у входа, дворецкий вошёл внутрь. Сегодня он не уйдёт отсюда до тех пор, пока не убедится, что Винсент Ланкастер очнулся и идёт на поправку.