Ириска

Илья вернулся домой не в духе. Впрочем, он уже не помнил, когда в последний раз бывал в духе. Тупость и враждебность окружающего мира действовали на него угнетающе. После того, как Илья возобновил свои занятия в школе, проблем у него только прибавилось. К его удивлению, учителя вовсе не оценили его благородного решения продолжить учебу, а вместо этого напустились на него со всех сторон, угрожая отчислить за прогулы и неуспеваемость. Идиоты, да они должны быть благодарны, что он вообще ходит в эту дурацкую школу, тратит время на их бесполезную ерунду. Особенно наседала физичка со своими контрольными, будто во всем мире не было ничего важнее. “Да пошли они все!” - думал Илья, с озлоблением стягивая с себя тесные американские ботинки. В тот момент, когда ноги оказались на свободе, Илья испытал сильное облегчение, и злоба его немного улеглась. На кухне гомонили голоса. Илья опытным ухом уловил среди гула хриплый бас Пал Семеныча. Другой голос, судя по всему, принадлежал чужому человеку. Движимый любопытством, Илья сразу прошел на кухню. Там, как всегда, горели примусы, чадили чайники, и было не продохнуть. - А вот и хозяин вернулся, - радостно воскликнул Пал Семеныч при виде Ильи. - Здрасьте, - процедил Илья, глядя на присутствующих. Рядом с Пал Семенычем сидел плотный мужчина в сером костюме. На столе перед ними стояли стаканы с недопитым чаем и нарезанная на газете колбаса. То ли от чая и угощения, то ли от общей духоты, редеющая шевелюра гостя покрылась испариной. Мужчина показался Илье смутно знакомым. Где-то он уже видел эту блестящую плешь, и этот плотный животик, стянутый добротной тканью, и эти близко посаженные глаза за толстыми стеклами очков. - Добрый вечер, Илья. Ты меня помнишь? Мужчина встал и протянул Илье руку. - Э-м-м.., - скривился Илья в бессильной попытке припомнить. - Волков. Петр Кондратьевич. Можно с тобой поговорить? Тут Илья вспомнил. Мамин знакомый с работы, который достал им билеты на трибуну Красной площади. Господи, что ему надо? Илья ничего не понимал, но сделал приглашающий жест в сторону комнаты. Пока они шли по коридору, и после, когда Илья отпирал дверь, он все время слышал за спиной, прямо над ухом, одышливое сопение нежданного гостя. Илье стало противно. В комнате Петр Кондратьевич огляделся, как показалось Илье, с некоторым сочувствием, если не сказать, брезгливостью. Неприязнь к гостю усилилась. Тоже мне, ценитель нашелся. Не нравится наша комната - вали отсюда, никто не держит. Тем временем, Петр Кондратьевич довольно свободно и без всякого приглашения сел на единственный стул и заговорил. - Очень приятный человек ваш сосед. Оказывается, он тоже с Тамбовщины, как и мои родители. Посидели, вспомнили родные края. - Вы хотели со мной поговорить? - прервал его Илья. Он не присаживался, желая тем самым показать, что встреча будет короткой. - Да, ты прав, - кивнул гость. - К делу. Прости за неожиданный визит. Я, собственно, здесь по двум причинам. Во-первых, мне кое-что нужно вам передать. Ну а во-вторых, просто хотел познакомиться с тобой поближе. Петр Кондратьевич поглядел на Илью поверх очков. - Поближе? Это зачем? - озадаченно вперился в него Илья. - Да, понимаю, звучит необычно. Но давай сначала решим с первым вопросом. Волков полез во внутренний карман пиджака. Порывшись, он достал оттуда сложенную вдвое бумагу. Он бережно расправил ее и положил на стол. - Вот. Илья тупо посмотрел на бумагу. - Что это? - А ты погляди. Илья приблизился к столу. На квадратике бумаги было частично отпечатано, частично вписано рукой: “Извещение. Ваш муж Курякин Николай Ильич, уроженец с.Загальцы Бородянского р-на Киевской обл., находясь на фронте, пропал без вести 18 марта 1943г. Командир части военный комиссар... подпись неразборчивая”. Это была официальная похоронка на отца. - Откуда это у вас? - сказал Илья, стараясь побороть дрожь в голосе. Волков довольно улыбнулся. - Эх, знал бы ты, каких трудов мне стоило добыть эту бумагу. Целое расследование пришлось затевать, да с привлечением множества лиц. Впрочем, тебе это будет не интересно. Главное, что теперь точно известно, что твой отец пропал без вести во время Ржевской кампании. - Здесь дата стоит - 43-й год. Почему так долго шло? - Ты наблюдателен. Действительно, часть документации была утеряна, в том числе и похоронки, которые не успели вовремя передать вестовым. Эту восстанавливали по недостающим спискам. Я же говорю, целое расследование. Пинкертону не снилось. Так что это дубликат. Зато теперь ты точно знаешь, что твой отец воевал и погиб, выполняя свой долг в составе штрафной роты. Правда, из-за того, что тело не найдено, он записан как “пропавший без вести”, но для восстановления справедливости этого достаточно. - Можно мне это взять? - робко спросил Илья. - Конечно, теперь это ваше. Илья бережно взял бумагу в руки, еще несколько раз перечитал, словно заучивая наизусть, и вдруг спросил Волкова: - Почему? - Что, почему? - Почему вы взялись восстанавливать документы на моего отца? Вы же его даже не знали. Волков поерзал на стуле. - Меня об этом попросила твоя мама. Я не мог ей отказать. Видишь ли, Илья, твоя мама и я, мы с ней как бы... давние хорошие друзья. - Я знаю. Вы вместе работаете. - Не совсем так, но это сейчас не важно, - глаза Волкова за толстыми стеклами очков часто заморгали. - Она рассказала мне все, что с вами произошло до и после Войны. И я считаю, что это совершенно несправедливо. Будучи другом Натальи Сергеевны, я старался ей помогать. Ты помнишь, я достал для вас билеты на парад? - Ну, помню. И что? - Тебе понравился парад? - К чему вы клоните? Илья чувствовал, что закипает. Он не мог объяснить себе, почему. Этот человек с его деловым безучастным голосом и поблескивающими из-за толстых очков глазами, будил в нем безотчетную тревогу. - Илья, не будь так подозрителен, - попытался смягчить его Волков. - Я ни к чему не клоню. Я просто хочу поговорить с тобой, как с приятелем. Раз уж нам вскоре придется съехаться... - Чего? - вытаращился на него Илья. Волков вздохнул. - Я вижу, Наташа тебе совсем ничего не объяснила. Что ж, придется мне. Дело в том, что мы с твоей мамой собираемся пожениться... Волков сделал паузу, от которой воздух в комнате сгустился до состояния студня. - А раз так, то нам надо получше друг друга узнать. Вот я и пришел. Илья на мгновенье даже прикрыл глаза. То, что говорил этот человек не укладывалось в голове. - Что за бред вы несете? - наконец, произнес он почти беззвучно. - Никакой не бред. Мы с Наташей знакомы еще с довоенных времен. Потом, правда, надолго потеряли друг друга из виду. Она всегда была красавицей. Но дело не в этом. Наше нынешнее решение — это абсолютно взвешенный и разумный шаг. - Ваше решение...- повторил Илья, все еще не веря своим ушам. - Вы все врете. Этого не может быть. Мама никогда бы не могла полюбить такого, как вы! - Ну, это уже не тебе судить, - несколько напряженно парировал Волков. - За себя могу ответить, что я очень ценю, уважаю и... люблю Наталью Сергеевну... - Замолчите! - воскликнул Илья. - Ну перестань, Илья. Ты уже не ребенок, чтобы так реагировать. Твоя мама взрослый человек и может сама решать... - Вы этим подкупить меня хотели? - Илья ткнул пальцем в похоронку. - Уходите. Нам ничего от вас не нужно! Волков удивленно пожал плечами. - Не нужно? Странная вы семейка, однако. То нужно, то не нужно. Знаете, молодой человек, такими вещами не разбрасываются. - Убирайтесь вон отсюда! - со злобой прошипел Илья. Волков, чуть помедлив, встал и оправил полы пиджака, отчего его животик снова округлился. - Ну что ж. Пожалуй, ты прав. Вижу, разговора пока не получилось, но это не беда. Надеюсь, в следующий раз нам удастся поговорить в более спокойной обстановке. До встречи, Илья. Рад был повидаться. Когда Волков ушел, Илья рухнул на раскладушку и обхватил голову руками. Да что он себе позволяет, этот мужик? Какое он имеет право лезть в их жизнь? И где сама мама? Почему она ничего ему не говорила? Неужели она и вправду согласилась выйти замуж за этого...? Илья со всей живостью воображения представил, что его красивая мама будет каждую ночь ложиться в постель с этим скользким типом, и его передернуло. Противное чувство защекотало под ложечкой, как в детстве от глотка касторки. И сколько не гнал он от себя это наваждение, оно не уходило, а становилось лишь отчетливее. И рядом нет никого, кто бы мог помочь, растолковать, успокоить. Чтобы заглушить беспокойство, Илья в отчаянии попытался вспомнить хоть что-то приятное. Но, как назло, единственное по-настоящему приятное воспоминание причиняло теперь нестерпимую боль. Ириска. Сейчас он отдал бы все на свете, чтобы снова обнять ее, зарыться лицом в ее душистые рыжие волосы, ощутить тепло ее тела. А она бы приняла его, успокоила, приласкала. И тогда все беды бы ушли, перестали существовать. Илья застонал, до того эта мысль была невыносима. Когда Наталья пришла домой, Илья уже успокоился, и даже подумал о том, как начать неприятный разговор. - Где ты была, мама? - спросил он как можно более нейтрально. - На работе, где ж еще? - Там же, где работает Петр Кондратьевич? Наталья обернулась на него. - Причем здесь он? - Это ты мне скажи, причем. Брови Натальи сдвинулись на переносице, а губы задрожали. - Илья, а ну прекрати дурить. Что произошло? - Он приходил сюда, пока тебя не было. Принес вот это. Илья подал ей похоронку. Неизвестно, какой реакции он ждал, но, видимо, не такой. Наталья выхватила бумагу у него из рук, глаза ее возбужденно загорелись. - Боже мой, он все-таки ее заполучил, - бормотала она вполголоса. - Ах, Петя, Петя, а я еще в тебе сомневалась. Илья не поверил своим ушам. - Петя? Ты его уже так называешь? Наталья не слушала его. - Почему он ушел? Почему не дождался меня? - Я выгнал его. Пускай катится куда подальше, прилипала, - злорадно выкрикнул Илья. - Ты что, с ума сошел? - напустилась на него мать. Илья чуть не задохнулся от возмущения. - Это я-то с ума сошел? Да это ты с ума сошла, мама! Наталья вспыхнула, но тут же плечи ее опали. - Он тебе сказал? - Мама, как ты могла? Наталья тяжело вздохнула и опустилась на кровать. - Я должна была это предвидеть. Надеюсь, ты не сильно ему нагрубил, глупый ты мальчишка? Ты хоть понимаешь, на какую сделку с совестью я пошла, чтобы решиться на это? - То есть, этот Петр Кондратьевич, он что... Он и ты, вы это... Вы... Правда? - Да, сынок. И, знаешь, я ни о чем не жалею. Илья замялся. Наталья посмотрела на него долгим усталым взглядом, и проговорила: - Поверь, ради твоего благополучия я готова и не на такое. - Не верю! - закричал Илья. - Ты это говоришь так, что ради моего благополучия, а сама... Да как ты могла! Мама! А как же папа? Ты предала его! - А вот этого ты не смей! - отрезала Наталья, и глаза ее снова вспыхнули. - Я его не предавала. Я не забыла твоего отца и никогда не забуду. Но его нет с нами, а жизнь идет своим чередом, и решать все трудности приходится мне одной. Петр же ни на чем не настаивал. Он знал, что я никогда не полюблю его так же. И все равно помогал. Ради этой похоронки он рисковал своей карьерой а, может быть, и жизнью. Я даже представить себе не могу, какие связи он подключал, чтобы заполучить ее. И все это ради того, чтобы я стала его женой. Разве это не пустяк с моей стороны? - Совсем недавно ты за то же самое осуждала Ирину, - мстительно припомнил Илья. - Ну, во-первых, не за то же самое. Не сравнивай. Во-вторых, я уже жалею, что тогда сорвалась на нее. Но ты сам должен понимать, никакой матери такое не понравится. - Почему ты мне не ничего говорила? Наталья горько усмехнулась. - Да как с тобой говорить? Ты себя видел со стороны? Если честно, я тебя даже побаиваюсь. Мне иногда кажется, что я делю комнату с каким-то незнакомым мужчиной. Этот мужчина грубит, дерется, шляется по женщинам. Я уже не имею над тобой никакой власти. И тут же вижу, какой ты, в сущности, ребенок, как тебе трудно без мужского примера перед глазами. Поверь, Петр не самый худший пример. И я бы никогда не предала отца, если бы не была уверена, что делаю это с достойным человеком. - Мне не нужен другой отец, - буркнул Илья. - Конечно же нет. Никто не сможет нам его заменить. Но нужно быть благодарным к людям. Петр же был честен со мной. Моя благосклонность в обмен на обеспеченную жизнь и квартиру в хорошем районе - не такая уж высокая цена. Мы переедем к нему на Чистопрудный. А там у тебя будет своя комната. И школа, хорошая школа рядом. - Какая еще школа?! - Английская. Ты должен хорошо учиться, чтобы стать человеком. Только так ты сможешь оправдать имя отца. Ты понимаешь? Ты должен стать лучшим. Наталья протянула руку и попыталась погладить Илью по щеке, шершавой от пробивающейся щетины, но тот с остервенением увернулся. - Никуда я не поеду! - Конечно же поедешь. Это ты сейчас так говоришь. Жизнь сложнее, чем ты думаешь. - А как же мои друзья? - Друзья никуда не денутся, если они настоящие. - А как же... Илья чуть было не выпалил другое имя, но вовремя сдержался. Кажется, мама не заметила. Она была увлечена своими мыслями. Она все говорила и говорила... - Ничего. Все наладится. Нам бы только выбраться отсюда. А с Петром ты больше не воюй. Он готов заботиться о тебе, как о сыне. Такие вещи надо ценить. *** Известие о том, что Курякины съедут еще до Нового года, разнеслось по дому фантастически быстро, при том, что ни Илья, ни Наталья никому этого не объявляли. Подслушивали, не иначе. Через несколько дней Илья, все еще злой и враждебный, вынужден был уступить уговорам матери и пойти в гости к Петру Кондратьевичу, чтобы попросить у того прощения за свою выходку, а заодно посмотреть квартиру, куда им вскоре предстоит переехать. Квартира у Петра Кондратьевича и правда оказалась шикарная - трехкомнатная, в старинном купеческом доме, с высокими лепными потолками и бронзовыми дверными ручками. Окна выходили на бульвар с прудом. В подъезде дежурила консьержка. Во время ужина с тортом и грузинским вином Илья в основном молчал, зато будущие молодожены, казалось, не могли наговориться. Выяснилось, что Петр Кондратьевич уже десять лет как вдовец. Жена умерла еще до войны, а детей у них не было. Сам он, оказывается, работает вовсе не в маминой конторе, а в Городском совете на какой-то высокой и ответственной должности. После нескольких бокалов вина Петр Кондратьевич расслабился, повеселел и стал совсем домашним. Он зачарованно смотрел на свою избранницу, называл ее “Наташенька” и время от времени ласково, но целомудренно, касался ее локтя, предлагая еще чаю. Илья не знал, как на это реагировать, и отворачивался к окну. За окном серел замерзший пруд с конькобежцами. Он понимал, что все уже решено, и его мнения никто не спрашивает. Что ж, возможно, мама права - Петр Кондратьевич оказался в общем-то неплохим мужиком. Но что-то внутри него не могло смириться с этой переменой. Прощаясь, Волков горячо пожал Илье руку и в знак окончательного примирения сказал: - Если тебе понадобится помощь, я всегда к твоим услугам. Илья пробурчал что-то дежурное, но в душе решил, что не будет его просить ни о чем, чтобы не быть в долгу. *** На кухне никого не было, кроме Ирины. Она стояла спиной к выходу и что-то мыла в раковине. Илья застыл в дверях, обожженный видом ее огненных волос, и в первую секунду заколебался, но тут же решил, что прятаться — это трусость. Рано или поздно нужно будет поговорить. Он прошел к своему столу. Заметив его, Ирина улыбнулась, но слабо, без огня, словно боялась дать ему надежду. Илья налил себе чаю, но пить не стал. Он глядел на плавающее на дне чашки крошево из веток и листьев, пытаясь усмотреть в складывающемся узоре подсказку своим действиям. Как начать? Что сказать? Но тут Ирина сама заговорила с ним. - Я слышала, вы скоро уезжаете. Илья прочистил горло и, стараясь придать своему голосу бодрость, ответил: - Да. Мама выходит замуж. - Поздравляю. Она так давно к этому стремилась. Ирина сказала это без выражения, так что Илья сперва не понял, говорила ли она искренне или с насмешкой. Ее лицо было скрыто от него, лишь руки двигались под струей воды, но как-то механистически, бездумно. Илья встал из-за стола и подошел к ней. - Ириска. Она тут же бросила мытье и повернулась к нему. Глаза ее были полны слез. Одна слезинка, повиснув на реснице, не выдержала собственной тяжести, и покатилась по щеке. Сердце Ильи взревело от боли. Сейчас он сам был готов заплакать. - Не надо, - сказал он, едва справляясь с дрожью в голосе. Он притянул ее к себе. Она уткнулась ему в плечо, горячо дыша и всхлипывая, такая родная и теплая. Илье хотелось выть от жалости и грусти. Он хотел упасть перед ней на колени и умолять простить его, сам не зная, за что. Это выглядело бы, наверное, так глупо! Но он только поцеловал ее в мокрую от слез щеку и тихо прошептал: - Не плачь. Я тебя не брошу. Ирина отняла лицо от его плеча и посмотрела на него так, что и без того истерзанное сердце Ильи упало. Она не верила ему. Она сомневалась. А может быть (Илья понял это много позже), она прощалась с ним. За спиной послышались шаги. Кто-то шел на кухню. Илья и Ирина бросились врассыпную и заняли свои исходные позиции ровно за секунду до того, как вошла Марья Егоровна. Старушка удивленно посмотрела на них, усердно занятых каждый своим делом, но ничего не сказала. Она не заметила, как Ирина украдкой вытирает глаза, а Илья, весь красный, льет и льет в свою чашку пустой безвкусный чай. Возможно, именно после этого случая у Ильи возникла идея, которая поначалу показалась ему удачной. Он знал, что Ирину грызут мысли о пропавшем муже. Он был уверен, что причина, по которой она прекратила с ним отношения, заключалась даже не в осуждении соседей, а именно в том, что она чувствовала вину перед мужем, который все время незримо присутствовал в ее жизни. Так может быть, если она убедится в том, что он действительно погиб, ей уже не на что будет оглядываться? И тогда он, Илья, останется единственным мужчиной в ее сердце. *** - Петр Кондратьевич, к вам посетитель, - сказала секретарша, неодобрительно оглядываясь на хмурого, плохо одетого юношу в приемной. Петр Кондратьевич даже очки протер от удивления, когда увидел Илью на пороге своего кабинета. - Мне надо с вами поговорить, - сказал тот робко, до смерти напуганный этой бабищей в сером пиджаке мужского покроя. Илья не стал записываться на прием заранее, а попытался прорваться так, с наскока. Однако путь ему преградила немолодая суровая секретарша, с которой у Ильи завязался спор - та упорно не хотела пускать его к хозяину кабинета. Илье пришлось на ходу придумывать страшную историю, что-то насчет дела жизни и смерти. Видимо, он был достаточно убедителен, так что баба в сером решила на свой страх и риск доложить о нем. Волков сделал знак секретарше - все в порядке, - и пригласил нежданного гостя сесть. - Чаю? - спросил он Илью немного растерянно. - Нет, я ненадолго. Идея обратиться к Волкову пришла Илье внезапно - вылезла на поверхность сознания из кипящего котла мыслей, как кость из супа. И хотя он раньше дал себе слово ни о чем не просить своего новоявленного отчима, однако ради такой цели можно и пренебречь принципами. - Что-то случилось? - озабоченно спросил Волков. - Наталья Сергеевна здорова? - Все в порядке. Мама не знает, что я здесь. Я к вам с личной просьбой. Волков удивленно поднял брови. - Интересно... Слушаю. И Илья рассказал ему свою странную просьбу - сбивчиво, путано, задыхаясь от волнения. - Вы же как-то смогли восстановить документы на моего отца. А тот человек даже не был штрафником, значит его будет проще найти. Ларионов Константин Васильевич. Четырнадцатого года рождения. Служил на Тульском направлении. К сожалению, это все, что я знаю... - Послушай, Илья, - оборвал его Волков. - Я вообще-то не по этому делу. Да, я взялся за поиски твоего отца, но только ради Наташи. Для нее это было очень важно. А так, искать пропавших людей - этим занимаются совсем другие инстанции. - Но ведь у вас есть знакомые, которые это могут сделать. Пусть они снова помогут. Илья посмотрел на Волкова исподлобья. Как донести до этого человека, что он - его единственная надежда? - Вы сказали, что, если мне понадобится помощь, я могу обратиться к вам. Вы это сами сказали. Волков покачал головой. Казалось, он уже пожалел о столь опрометчиво данном слове. - Ну ты даешь, - закряхтел он и почесал затылок. - А могу я поинтересоваться, зачем тебе это? Илья поерзал на стуле. - Это муж нашей соседки. - Соседки? - оживился Волков. - Угу. - А почему соседка сама не сделает запрос? Илья пожал плечами. - Боится узнать правду. - А ты, значит, решил ей помочь? Ну-ну. Добрыми намерениями... Так как, говоришь, зовут ее мужа? Волков под диктовку записал имя и все, что знал Илья. - Хорошо. Ради тебя постараюсь еще раз. Но учти, я ничего не обещаю. - Спасибо вам, Петр Кондратьевич. Я вам так благодарен! - Илья вдруг осекся. - Только прошу вас, маме ничего не говорите. Пусть этот разговор останется между нами. - Вот как? Вообще-то у нас с Наташей нет тайн друг от друга. Нехорошо начинать семейную жизнь с вранья. - Они с соседкой в плохих отношениях, - сказал Илья с неохотой. - Да, вижу, у вас там все непросто. Ну ладно, постараюсь сохранить эту страшную тайну во имя мира в вашем тесном коллективе. Они распрощались, и Илья отправился ждать. Он не знал, сколько времени займут поиски - дни, недели, а, может, месяцы, - если они вообще увенчаются успехом. Почтальон обычно заходил к ним два раза в неделю. С этих пор Илья с особым волнением ждал его прихода и боялся пропустить. А жизнь между тем шла своим чередом. Мама теперь почти все время была в хорошем настроении, активно готовилась к отъезду, раздавала и распродавала вещи, которые ей больше были не нужны. Они с Петром Кондратьевичем никак не могли решить, когда им лучше расписаться: до или после Нового года. В результате договорились, что не стоит смешивать два события. Сначала нужно съехаться и отпраздновать Новый год вместе. А расписаться можно потом, когда уляжется праздничная суета. К тому же, нужно скорее перевести Илью в новую школу. На робкий вопрос, возьмут ли его посреди учебного года, мама ответила, что Петру Кондратьевичу не откажут. После этого Илья впал в уныние. Смена школы означала неизбежное отдаление от школьных товарищей. И хотя ему рассказывали, что в новой школе будет и шахматный клуб, и кружок авиамоделирования, и различные спортивные секции, Илью это совсем не воодушевило. Впрочем, когда Илья рассказал об этом друзьям, Борька Лившиц вполне искренне обрадовался и даже пообещал, что придет болеть за него в шахматный клуб. А вот Володька Зайцев скис. Он всегда тянулся за Ильей, и теперь чувствовал себя брошенным. Илья как мог старался уверить друга, что после его отъезда ничего не изменится - уезжает-то в соседний район, всего пять остановок на трамвае. Да он хоть каждый день сможет возвращаться к ним. Но Володька уже пришел в себя и, виновато улыбаясь, пожелал удачи. *** Все уро пятницы Илья пробегал по магазинам. Мама гоняла его нещадно. До Нового года нужно было срочно отоварить последние карточки, а также сделать кое-какие покупки для обустройства в новом доме. Переезд был запланирован на послезавтра. День был ясный и солнечный, мороз щипал за все незащищенные части тела, дым из труб выходил неторопливыми вертикальными столбами. Илья спешил домой, скользя на утоптанном и подмерзшем снегу, и нес под мышкой большой отрез перкалевой ткани, из которой мама хотела сшить постельное белье. Он уже заворачивал за угол, ведущий в родной двор, когда от подворотни отделилась маленькая фигурка, и высокий осипший голос окликнул его: - Эй, ты! Илья обернулся. Перед ним стоял мальчишка лет десяти, худой, чумазый, в одежде с чужого плеча. Типичный послевоенный беспризорник. - Тебя Илья зовут? - спросил он и сплюнул на землю сквозь щель выпавшего молочного зуба. - Да, а что? Мальчишка вынул из кармана небольшой засаленный пакет и сунул его в руку Илье. Ничего не понимая, Илья спросил: - Что это? - А мне почем знать? Сказали, передать тебе. Больше ничего не сказали. Илья перехватил поудобнее перкалевый отрез и принялся разворачивать пакет. Там было что-то круглое и плоское. Уже догадываясь, что это, но все еще не смея поверить, Илья спросил: - А кто просил передать? Но мальчишки уже и след простыл. Илья засунул руку в пакет и вынул оттуда... Да, это были часы. Без ремешка, стрелки давно встали, но это были его часы. Те самые, с дарственной надписью на обороте: “Тов. Курякину от тов. Сталина”. Илья еще раз встряхнул пакет, вдруг там завалялась какая-нибудь записка. Но на ладонь высыпались лишь несколько мелких черных крошек, похожих на чаинки. Только сейчас Илья заметил надпись на пакете: “Чай индийский байховый. Высший сорт”. Илья прислонился к стене дома, сердце его бешено стучало. Он ничего не знал наверняка, но почему-то был уверен, кто именно передал ему часы. Значит, инвалид все-таки жив! Он не забыл про него, и, видимо, не обижен. Если старик хотел сделать ему подарок, то более желанного он и придумать не мог. Илья спрятал часы под ватник поглубже, где их уже никто не мог достать, и поспешил домой. Поднявшись на свой этаж, он с удивлением нашел входную дверь открытой, а коридор пустым. Еще ничего не понимая, Илья хотел позвать кого-то из домашних, но не успел. Он услышал шум. Илья сразу понял, что произошло что-то ужасное. Шум этот исходил из кухни, где, судя по всему, и собрались все обитатели квартиры. Шум состоял из многоголосья, главную линию в котором вел чей-то громкий вой, а поверх него вразнобой наслаивались другие голоса, но все равно не могли перекричать его или унять. Вдруг из комнаты выскочила Марья Егоровна и с причитаниями побежала на кухню. Она держала на весу стакан с водой, а другой рукой накапывала в него какое-то лекарство из пузырька темного стекла. Холодея от ужаса, Илья пошел за ней. На кухне были все. Мужчины понуро стояли вдоль стен. Женщины сгрудились вокруг стола, где на табурете сидела Ирина и рыдала, закрыв лицо руками. Это она издавала тот страшный вой, от которого кровь стыла в жилах. Вой был истошный, хриплый, отчаянный, на двух сменяющих друг друга нотах. Так в деревнях бабы ревут по покойнику. Никогда еще Илья не видел свою Ириску такой. Она даже не плакала, она истекала горем. По обе стороны от нее стояли Наталья и Любовь Алексеевна, обе поддерживали Ирину за плечи, словно боясь, что та потонет в омуте своей скорби. - Что случилось? - спросил Илья тяжко вздыхающего Пал Семеныча. - Ириске похоронку на мужа принесли. Погиб он, оказывается. А принесли только сейчас. Господи! Он совсем забыл, что нынче пятница - день, когда приносят почту! Только теперь Илья заметил, что у Ирины на коленях лежит помятая бумажка, по виду точь-в-точь такая, какую двумя неделями ранее принес в их дом Петр Кондратьевич. Значит, ему все-таки удалось. Тем временем Марья Егоровна пыталась оторвать руки Ириски от лица и дать ей выпить успокоительную микстуру. - Ну, будет тебе, детка. Не надо так убиваться, ласточка ты наша, - приговаривала она ласково. Захлебываясь и мыча сквозь губы, Ирина выпила микстуру, и снова залилась слезами. В истерике она даже не заметила появления Ильи, во всяком случае, никак на него не отреагировала. Наталья же строго взглянула на сына и мотнула головой, мол, уйди, ей и без тебя тяжело. Илья уже и сам это понял и ушел к себе в комнату. Это был конец. Не нужно было слов, чтобы это понять. Он сам, своими руками, разрушил все, на что надеялся, и что еще хоть как-то держалось. Но ведь он не сомневался, что все сработает, как надо. Не сработало. Выходит, он совсем не знал ту, в привязанность которой так верил. Оказалось, Ирина любит своего мужа сильнее, чем ему думалось, и никогда не смирится с его кончиной. Во всяком случае, не сейчас. В изнеможении Илья лег на свою раскладушку и лежал так, уставившись в потолок и слушая приглушенные голоса с кухни. Странно, но ему не хотелось ни злиться, ни плакать, ни доказывать свою правоту. Напротив, им овладела усталость и апатия, как после долгой болезни. Тяжесть собственной души, обремененной телом, казалась невыносимой. Наконец, голоса на кухне начали стихать, по коридору заходили, захлопали двери, и вскоре в комнату вошла мама. Сильно расстроенная, с заплаканными глазами, она заговорила шепотом, словно боялась кого-то разбудить: - Ну все, вроде заснула. Еле уложили. Теперь надо следить, чтобы ничего с собой не сделала. Я ключ ее спрятала, а тете Марусе сказала, чтобы она все ножницы из ее комнаты забрала. Бедная Ириска. Надо же такому случиться… Никто уж не думал, что придет похоронка. Где она болталась все это время? Вот так, кто-то там в штабе напортачил, а девчонка теперь руки на себя наложить хочет. Илья больше не мог терпеть. Он обхватил голову руками и изо всех сил сжал зубы, чтобы подавить рвущийся изнутри стон. Больно! Нестерпимо! - Мама, когда все закончится? - спросил он, задыхаясь. Теплая материнская ладонь легла ему на лоб. - Скоро, сынок, скоро. *** Когда приехал грузовик, оказалось, что вещей для перевозки осталось не так уж много: трюмо, комод, стулья, одежда, что-то из дорогой сердцу посуды. Илья не пожелал расстаться со своей раскладушкой, уверенный, что та еще сослужит ему добрую службу, хотя в новой квартире его ждала собственная комната с настоящей кроватью. Несмотря на мороз, попрощаться пришли почти все соседи из подъезда. Мама руководила мужчинами, вызвавшимися помогать, чтобы те как можно бережнее грузили добро в кузов машины. Даже Ленька, пыхтя и отдуваясь, донес и гордо водрузил поверх скарба витой венский стул. Илья стоял в пустой комнате и в последний раз перебирал баул с вещами. Ничего не забыл? Да что тут можно было забыть? Он оглядел голые стены. Без мебели комната выглядела совсем маленькой. Просто удивительно, как они вдвоем тут помещались. На душе было мутно и тревожно, как и все последние дни. Еще утром Ирина ушла куда-то и до сих пор не возвращалась, словно специально избегала встречи с ним. Впрочем, может быть это и к лучшему. Меньше переживаний. В коридоре Илья еще раз огляделся. Даже не верилось, что он больше не будет каждый день пробираться сквозь этот лабиринт. Зашел на кухню, где еще не убрали остатки прощального обеда. Сколько вечеров здесь было просижено, сколько чая выпито, сколько историй рассказано. Подошел к окну и выглянул во двор. Там собралось человек пятнадцать соседей. Двое мужиков стояли в кузове грузовика и привязывали мебель к бортам. И тут Илья почувствовал, что он больше не один на кухне. Кто-то стоял у него за спиной. И вдруг этот кто-то позвал его тихо и нежно: - Илья. Он круто обернулся. Это была Ирина. Она пришла. За время, прошедшее с того ужасного дня, Ирина успокоилась и как будто что-то для себя решила. Похоронка на мужа и отъезд Ильи, два эти события, словно освободили ее от всех прежних сомнений и переживаний. Она больше ни от кого не пряталась, стала увереннее и от этого, как показалось Илье, еще красивее. Вот и сейчас ее теплые зеленые глаза смотрели на него спокойно и ясно, а он умирал под ее взглядом, но не смел выдать своих чувств. - Я думал, ты не придешь, - сказал он, наконец. - Как я могла не проводить тебя, - она положила руку ему на плечо. - Ну что, ты рад, что уезжаешь? Илья покачал головой. Ирина в ответ только улыбнулась, мол, глупости, ты сам не понимаешь, как тебе повезло. - А как же ты? - спросил он, с трудом проталкивая ком в горле. - За меня не волнуйся. Я уже большая девочка. Она сказала это с улыбкой, но глаза ее при этом не улыбались. - Я вернусь за тобой, - горячо пообещал Илья. Теперь уже Ирина помотала головой. Она серьезно посмотрела на него. Губы ее задрожали. - Спасибо тебе за все, Илюша. И, не дожидаясь, когда его ответа, она обхватила Илью за плечи и изо всех сил прижала к себе. Потом так же быстро, пока тот не успел ничего сделать, два раза крепко расцеловала в обе щеки. - Ну все, иди. Тебя ждут. Она легонько оттолкнула его, быстро вышла из кухни и скрылась в своей комнате. Илья стоял, не чувствуя своего тела. Он слышал, как снаружи настойчиво гудит машина, призывая его спуститься, но не сдвинулся с места. Очнулся он лишь когда по коридору зазвенели шаги, и раздраженный голос матери вывел его из ступора: - Ты чего тут стоишь? Идем скорее, сколько можно ждать? И они пошли вдоль по захламленному коридору мимо своей бывшей комнаты, распахнутой настежь, мимо комнаты Ирины, мимо комнаты Куприяновых, мимо комнаты Прокопенко, дальше дверь, площадка, лестница, двор. Во дворе стоит нагруженный грузовик, тарахтит и пускает белый выхлоп из трубы. Вот соседи лезут с прощальными рукопожатиями, объятиями и поцелуями. Мама садится в кабину, а Илья устраивается в кузове, благо ехать недалеко. Он украдкой, чтобы никто не заметил, бросает взгляд на окно, где надеется увидеть... Да, он видит ее! Она стоит у окна и машет ему рукой. Илья силится разглядеть выражение ее лица, но из-за отблесков солнца а стекле так и не может понять, то ли она улыбается, то ли плачет. Грузовик вздрагивает, трогается. Лицо Ирины отплывает дальше, дальше, и вскоре растворяется, превратившись в яркое солнечное пятно на стекле.