***
Минерва Макгонагалл знала, что делает. И, несмотря на давление попечительского совета и министерства, она твердо стояла на своем и буквально по крупицам выбивала своим перерожденным студентам хоть какие-то права, сокрушаясь, что в магическом мире не практикуют прецедентное право. Это было бы удобно, но увы, приходилось разбираться с каждым студентом по отдельности. Когда юные перерожденные Поттеры зашли в ее кабинет, она внутренне собралась, подмечая изнуренный болезненный вид Лили и решительный, но усталый — Сириуса. Макгонагалл даже мысленно порадовалась, что они есть друг у друга в такую тяжелую минуту. Лили смотрела испытующе, явно ожидая очередную подлость, и директор поспешила начать. — Прежде всего, мисс Кэрроу, примите мои соболезнования и сочувствие. То, как все вышло — это ужасно. Вы должны держаться. — Спасибо, директор, — тихо проговорила девушка, — Зачем вы нас позвали? Макгонагалл дернула уголками губ и достала какие-то документы. — Я долго билась с министерством за право присваивать статус выпускника Хогвартса таким как вы. Реинкарнированным. Фактически, — директор усмехнулась, открывая папку, и выискивая нужные документы, — фактически, вы уже проходили обучение в Хогвартсе, и сдавали экзамены. И чтобы вы не тратили время на программу, которую уже сдавали в прошлой, хм, жизни, министерство издало соответствующий декрет. Под определенным давлением социальных организаций и моим, конечно. — Значит мы… — неверяще поднял брови Сириус и переглянулся с Лили. — Это значит, что в любой момент вы можете получить аттестат. То есть, сейчас вам зачтут обучение и все экзамены до реинкарнации. Макгонагалл тонко улыбнулась и протянула два гербовых листа. Лили и Сириус жадно рассмотрели, что в них написано, стараясь касаться бумаги легче, чтобы не помять. Аттестат выдавался на их нынешние имена, но в скобках добавлялись имена прошлые. Лили задумчиво провела по круглой и витой министерской печати, обдумывая, что это единственная хорошая новость за все время. Еще аттестат ссылался на серию и номер прошлого аттестата, его копия так же прилагалась, и Лили рассмотрела и ее, чувствуя легкий укол памяти. Когда-то она в парадной мантии получала этот аттестат из рук директора, а потом танцевала до утра на выпускном балу. Лили-Алекто поспешила отложить бумаги и посмотрела на Макгонагалл. — Признайтесь, вам просто не терпится от нас избавиться, — с усмешкой протянула Лили, и Сириус пихнул ее в бок. — Не слушайте ее, нас все устраивает, мы согласны. Минерва постучала пальцами по подлокотнику кресла, поджимая губы, а потом тепло улыбнулась. — Я буду нисколечко не против, если вы решите доучиться, — произнесла она, но глаза у нее лукаво блеснули, — Но думаю, у вас и так достаточно неприятностей, чтобы не прибавлять к ним еще проблемы с одноклассниками, которых вы уже давно порядком переросли. Лили хищно расплылась в улыбке и взяла аттестат снова, чиркнув ногтем по печати. — А как же церемония вручения? Пышный выпускной бал? — проговорила она, принимаясь обмахиваться документом, как веером, — Может у меня уже приготовлено платье? — Лили! — возмутился Сириус, раньше, чем Макгонагалл успела раскрыть рот, — Она пошутила. Нам нужно только сутки, чтобы закончить дела и собрать вещи. Минерва неопределенно подернула плечами, и посмотрела на них нарочито серьезно, но в глазах сверкали шальные искорки. — Я могу все устроить. Выпускной бал для двоих будет фееричен. Другой вопрос, действительно ли это нужно. — Не нужно, — почти весело фыркнула Лили-Алекто, поднимаясь на ноги и варварски засовывая свой аттестат в карман, — Сириус прав, нам нужно время, чтобы собрать вещи. И…еще одна просьба. — После вашей просьбы о выпускном вечере, мне уже ничего не страшно, — подковырнула Минерва, но Лили подачку проигнорировала. — Мы можем сейчас воспользоваться вашим камином? Нам срочно нужно в Мунго.***
За стойкой регистрации одна из милых волшебниц-служащих, искала в картотеке бланки заявления для посещения пациентов, помещенных на пожизненный стационар после поцелуя дементора. Лили терпеливо ждала, постукивая ногтями по столешнице, бессмысленно смотря, как девушка роется в ящиках и периодически улыбается и добавляет: ну, где же они? Сейчас, сейчас, они точно были. Вот в этом ящике. Да. Или в этом?.. Лили-Алекто тихо зарычала, сдерживаясь, чтобы не проклясть эту дуру. Подошедший Сириус положил теплую ладонь ей на плечо и протянул штатив с кофе в маленьких бумажных стаканчиках. — Пошли сядем. Здесь еще долго, — произнес он, поглядывая на девушку за стойкой, которая в данный момент занялась полками в шкафу, — Я поспрашивал, эти бланки вообще практически не используются. Приговоренных к поцелую дементора обычно никто не навещает. У них обычно никого нет, кто бы мог, ну… Лили кивнула, пряча лицо за волосами, и взяла свой кофе. Они сели на узкую банкетку напротив регистратуры и почти одновременно выпили по глотку из бумажных стаканчиков. Кофе из больничного автомата чуть горчил, видимо, без должного количества сахара, но пить было терпимо. Лили поджала под себя ногу и длинно выдохнула, касаясь затылком стены. Мимо проходили посетители, спрашивали что-то в регистратуре и им отвечали прилежно добродушными голосами, от которых у Лили-Алекто зудели виски. Она зажмурилась, пытаясь успокоиться, но все больше растворялась в том мутном пожирающем чувстве, которое не позволяло сделать чистый вздох, не сорвавшийся во всхлип. По щеке из-под закрытых век потекла слеза. Нет, не сейчас, пожалуйста, только не в больнице, перед людьми, жадными до чужих слез, только не сейчас, когда она держалась почти молодцом; только бы не закричать, не разрыдаться, не… она должна быть сильной, пожалуйста, пусть это будет не с ней. Лили вздрогнула, когда руки коснулась теплая ладонь, и зажмурилась сильнее, судорожно и прерывисто вздыхая. — Держись, — тихо произнес Сириус, крепче сжимая ее руку, и Лили не открывая глаз молча закивала. Свободной рукой он уложил ее голову себе на плечо, чувствуя, как она содрогается от редких спазмов сдерживаемых слез. — Ну, хочешь, уйдем отсюда? — предложил Сириус, и она, утыкаясь носом ему в плечо, быстро замотала головой, — Хочешь, я попрошу медсестру накапать тебе что-нибудь успокаивающее? — Не надо, — сдавленно произнесла Лили, поднимая голову и протирая покрасневшие воспаленные глаза, — Я справлюсь. — Пока не справляешься, сы-ырость, — Сириус хотел цапнуть ее за щеку, но Лили отдернулась и патетично вывалила изо рта язык, тем самым показывая все, что она о нем думает. Он усмехнулся и кивнул на стаканчик у нее в руках. — Пей свой кофе. Я пойду спрошу, долго нам еще ждать. — Проще было бы поджарить всю их долбанную картотеку… — проворчала Лили, и последние слова потонули в глотке кофе. Сириус сделал вид, что не расслышал. Бланки отыскались еще через час. После того, как Сириус почти вытряс из служащей всю душу, кто-то догадался сходить за бланками в архив. Пока Сириус ругался с администратором и регистратурой, Лили допила весь кофе и даже почти задремала, отчего-то перестав чувствовать тот клокочущий взрыв, засевший у нее в груди. Вместо этого внутри была полная пустота и просто титаническое спокойствие. Сириус подозвал ее, когда пора было заполнять бумаги. — Что было в моем кофе? — спросила она, когда служащая просунула через полукруглое окошко заявление, образец и разрешение на обработку данных. Сириус неопределенно промычал, уже вовсю заполняя бумаги. — Помимо кофе? — уточнил он, мельком взглянув на нее, и Лили задохнулась возмущением, — Как ты себя чувствуешь? — В голове мне плохо, хочется заплакать и устроить везде погром, — произнесла она, хмуря тонкие брови, — Но в теле такая, знаешь, тишина. Да. И, расписав перо, добавила: — Больше кофе у тебя брать не буду. Сириус усмехнулся, и взял бланк посетителя. На графе имя он застопорился, что-то обдумывая, но потом все-таки записал «Джеймс Сириус Поттер». — Я тут подумал, — произнес он, заполняя оставшиеся графы, — Если министерство выдает нам аттестаты, учитывая нашу прошлую жизнь, но значит ли это, что теперь нам требуются новые документы? — К чему это? — Документы, удостоверяющие личность — стоит там писать мое имя Джеймс Сириус Поттер, а в скобках Сириус Блэк? По сути эти два имени принадлежат одному человеку, и если министерство принимает во внимание школьные экзамены, почему оно не может принимать во внимание прочие, хм, достижения. Права, не знаю, имущество, ценные бумаги? Наследство? Лили фыркнула и, не удержавшись, повернулась к нему. — Наследство? — хмыкнула она, — Серьезно? Ты и так наследник. Папа был наследником у тебя, а теперь ты наследник у папы. Это блин, круг. Девушка за окошечком регистратуры с осторожностью, но не менее заинтересованно и изумленно переводила взгляд с одного на другого. Сириус задумался, но тут же расплылся в азартной улыбке. — Да, но Сириус Блэк был единоличным собственником! — каверзно воскликнул он, — А теперь у него (в смысле у меня) есть только третья часть. Это если не считать маму и наличие завещания вообще. Лили застыла, смотря ему в лицо долгим взглядом человека, который уверовал, что вокруг него лишь одни идиоты, а потом многозначительно сжала переносицу. — И мы правда обсуждаем наследство? — Мы обсуждаем юридические тонкости, Лилс, — вдруг совершенно серьезно заверил Сириус, — Это у нас все гладко, более менее. А у других? Допустим Люпин… — Это кто? — Мой друг, потом о нем расскажу, — отмахнулся Сириус и продолжил свою мысль, — Допустим, он тоже переродился. — Так. Ну, допустим. — У него остался сын Тэдди, наш дорогой крестный брат… — А, все, я поняла, о ком ты. — Да. Так вот, вот Люпин переродился и вспомнил, что у него есть сын. Но вот проблема, законный представитель Тедди — его бабушка, а у Люпина родительских прав пока нет, ему, допустим четырнадцать. Однако самосознание у него соответствует возрасту, в котором он погиб. Таким образом Тедди, который чуть старше нас с тобой, имеет отца — примерно нашего ровесника. Вот так семейка! Сириус замолчал, переводя дух. Заметив, что Лили слушает внимательно и вдумчиво, кусая сухие, и без того искусанные губы, он продолжил: — Так вот теперь, министерству придется это все отрегулировать законодательно. Потому что Люпин будет стремиться к своему сыну, и будет прав. А министерство не передаст ему родительские права, из-за смехотворной и немыслимой разницы в возрасте. И тоже будет право. Понимаешь? О, Лили понимала его очень хорошо. Она в мрачной задумчивости постукивала пальцами по столешнице, а потом перевела взгляд на брата. — Слушай, мне и так плохо, а ты делаешь еще хуже, — жалостным тоном произнесла Лили и отдала заполненные бумаги в окошечко. Сириус, сдаваясь, поднял ладони. — Все, все, больше не буду, — произнес он и сунул в окошко голову, — Так куда нам идти? — Вас проводит санитар, — сказала девушка за стойкой, и указала им за спины. Лили и Сириус обернулись и увидели крепкого гориллоподобного детину в медицинской форме. Он был без мантии, потому что санитары мантий не носили, поскольку те мешались своей длиной, если нужно было переносить или сдерживать пациента. На его мощном торсе едва не лопалась белая рубашка, и Лили издевательски присвистнула. Закинув на стойку регистрации локоть, она склонилась к окошечку и, как бы между делом, поинтересовалась: — А что, поцелованные дементорами нынче так активны, что к ним приставляют такого, хм, терминатора? — Лилс, не язви, — буркнул Сириус и, подхватив сестру под локоток, повел туда, куда указал санитар, — Если уж ты успеваешь язвить, значит все с тобой в порядке. Они шли какими-то совершенно немыслимыми переходами. Один раз они даже прошли через бойлерную, где монотонно гудел магический котел, и длинный подвальный коридор, вдоль стен которого тянулись, змеились трубы, и Лили смотрела на ледяные, шершавые стены и чувствовала, как холодный комок катится у нее по позвоночнику. Она боялась увидеть узкие камеры в подвале и железные двери с маленькими решетчатыми окошками, и заворачивая за очередной поворот коридора, она обессилено выдыхала, отмечая только служебные помещения и тянущиеся по стене трубы. Пахло старым металлом и чугуном — неопределенно и противно. Несмотря на выпитое успокоительное, Лили-Алекто все равно слегка колотило, будто ознобом. Сириус шел за ней следом, и она облегченно чувствовала его за своим плечом, обдумывая, что без него, не смогла бы сделать в этом месте ни шагу. Во мраке технических ниш, мимо которых они периодически проходили, колыхались тени. Лили закрывала глаза каждый раз, отгоняя навязчивый морок, и пыталась дышать ровнее, потому что в мозг впивались болезненные, лихорадочные видения. Колыхания плаща дементора от ветерка, залетевшего каким-то чудом в ту затхлую каменную могилу. Такие же переходы были в Азкабане, но вместо технических помещений — камеры, в которых дергалось и кричало мясо, пропахшее страхом, безумием и смертью. От загудевшего вдруг магического генератора за одной из дверей, Лили шарахнулась, впечатываясь спиной в противоположную стену. Сириус ее поймал. Сжал теплыми сильными руками плечи, пытаясь поймать дрожащий, заметавшийся взгляд. — Держись. Я рядом, — сказал Сириус, заглядывая ей в лицо. — Я держусь, — выдавила она онемевшими губами, наконец-то фокусируя взгляд, и легонько оттолкнула его, догоняя успевшего отойти санитара. Через некоторое время они вышли из внутренней начинки здания наверх, на этаж, больше походящий на больницу Мунго, а не на камеру пыток. Здесь, по крайней мере, было чисто, стерильно-бело и пахло зельями, которые горечью оседали на нёбе. Это явно был другой, особый корпус больницы, в который не пускали обычных посетителей, а потому коридоры были пустынны, исключая парочки младших целителей, неспешно занимающихся своим делом. Привычных медицинских мантий они все не носили, и походили больше на магловских медсестер, чем на магов-целителей. Со стороны коридора стены палат были из того прозрачного магического стекла, которое невозможно было пробить никакими заклинаниями, и Лили подумала об аквариуме, заглядывая в выбеленное, почти пустое без лишней мебели нутро комнат. Убранство было одним и тем же из палаты в палату — одна лишь кровать и инвалидное кресло. Ни столов, ни стульев, ни шкафов поцелованным не полагалось — да им и не нужно было, теперь. Лили вздрогнула, когда очередная палата оказалась не пустующей, а с человеком, лежащим на кровати. Коротко стриженная женщина смотрела стеклянными глазами в потолок. Из уголка ее рта, чуть приоткрытого в тупом выражении, стекала слюна, и Лили отвернулась к противоположной стене, чувствуя, как болезненно изламываются ее губы в бесшумном стоне, который она не могла контролировать. — Палата 9, — пророкотал санитар, останавливаясь напротив очередной стеклянной коробки, — У вас полчаса. Сириус неодобрительно посмотрел на него, и санитар пожал плечами, сухо добавляя: — Стандартное время посещений в пост-аскабановском отделении — полчаса. Лили не поворачиваясь, все так же упиралась взглядом в стену и глубоко дышала, шумно выпуская воздух через нос. Она пыталась собрать силы, чтобы посмотреть внутрь. На человека внутри. На то что от него осталось… — Будете посещать пациента? — нетерпеливо пробасил санитар. — Будем, — грубо отрезал Сириус, показывая, что разговор окончен. У Лили мелко тряслись руки, а уверенности в том, что она хочет увидеть Долохова таким — не было. Женщина в предыдущей палате капала слюной — перечеркнуть все, что Лили помнила о ярком, живом Антонине одним взглядом через стекло внутрь палаты. Она была не готова, она не… У Долохова чернильные жесткие кудри, в которые так потрясающе было зарываться пальцами. Он улыбался, а улыбка была чуть кривоватая — левый уголок губ растягивался больше, чем правый, и оттого она больше походила на кособокую усмешку. И ямочка на левой щеке. Ямочка. И слюна стекающая из уголка рта, по тому месту, где должна быть веселая ямочка. У Лили не получалось представить, что она увидит, у нее в ушах задорно смеялся любимый голос, не давая собраться с силами. Лили все еще была под успокоительным, а потому только прикрыла глаза. Ужасное чувство, когда понимаешь, что сейчас тот момент, когда ты должна заплакать, но не плачется, потому что внутри просто могильное спокойствие. Лили-Алекто все еще собирала силы, чтобы хотя бы взглянуть через стекло. Это как подойти прощаться с мертвым на похоронах. Вот он лежит, перед тобой, застывший, не похожий на себя, а все подходят и касаются его руки, замирают, прощаясь. А ты стоишь и не можешь сделать шаг, не можешь себя пересилить, не можешь подойти и посмотреть в эти впавшие провалы вместо спокойно прикрытых глаз и сказать ему и в первую очередь себе — тебя больше никогда не будет. боже мой хороший мой как я тебя люблю солнышко мое не могу без тебя — тебябольшеникогданебудет. А это даже не смерть. Лили раскрывает губы, прерывисто вдыхает, и стискивает зубы так, чтобы ей было больно. И смотрит в палату. Через толщу стекла на нее в ответ глядят остекленевшие выцветшие глаза. Они говорят, что его больше никогда не будет.