— Привет, Лис! Я дома, — только поздним утром выскакивает такое долгожданное сообщение моего горе-путешественника, и я наконец-то спокойно выдыхаю.
Ночь без сна, рассвет на кофе и волшебных таблетках. Нервы все еще звенят, да и жажда прибить с особой жестокостью одного «братца Кролика» не утихает. Говорят, женщины коварны. Зато мужики — кровожадны. И в мысли уже прочно засел конкретный план предстоящей МСТИ! Я практически ощущаю запах и вкус поганой кровушки обидчика МОЕГО парня. Надо только побольше разузнать о нем, и я найду способ проверить этого гнилого перца на вшивость.
— Дэн, все хорошо? Возле дома никого не видел? Звонки? СМС подозрительные? — без лишних слов «включаю дознавателя». Мне прямщас нужно быть уверенным, что Денис в безопасности.
— Лис, ты чего? — Из диалогового окна недоуменно таращатся круглые глаза смайлика. — Я не даю свой номер никому. Адрес — тем более, — уверяет меня Дэн в том, что я и сам давно знаю, и подозрительно щурится. — Не пугай. Меня и так до сих пор мандраж колотит. Думаешь, за мной слежка?
— Не параной! Я просто спросил, — успокаиваю парня, хотя в душе понимаю, что хозяева товара на Женька точно наедут.
— Ты просто так ничего не спрашиваешь, — не унимается мой подозрительный странник.
— Денис, я уверен, что тебе ничего не грозит. Лишь бы братишка твой не сунул нос с разборками. Но сейчас я без сил, чтобы почувствовать какую-то опасность или тем более увидеть, — откровенно признаюсь, что бессонная ночь потянула нервы и силы.
— Если честно, сам еле на ногах стою, — чистосердечно признается Дэн и его усталость перемешивается с моей собственной. — Так что в целях личной безопасности закрою на замки́ все окна и двери, схожу в душ и, пожалуй, завалюсь отсыпаться. Зайдешь вечером?
— Ты меня зовешь на свидание? — подмигиваю смайликом, ощущая немалое облегчение от того, что мой мальчик в своем обиталище и что все у нас вроде как налаживается.
— Ага. Только сразу предупреждаю: место встречи изменить нельзя. — И мне прилетает ссыль на веселую песенку из прошлого века про «на том же месте, в тот же час»*.
— Хорошо, Дэн. Я зайду вечером… В Сеть, — соглашаюсь, с улыбкой глядя на яндекс-карту, где в моем навигаторе уже красной капелькой отмечен его дом. Но раз Дэн еще не готов сделать настолько широкий шаг, что ж… Я подожду. Меня радуют даже вот такие его мелкие шажочки в мою сторону.
— Лис, спасибо еще раз… Без тебя я, наверное, до сих пор бы плутал по диким горам Предуралья. — Читаю, а самого потряхивает в отходняке при мысли, что сценарий наших с Дэном приключений прописан в известной поговорке: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». И страшно подумать, как бы сложилась его судьба, не оставь я тогда ему номер телефона.
— Рассчитаешься натурой, — скалюсь зубастым смайликом, прямым текстом намекая на самое тесное и близкое общение, на которое он, к сожалению, еще не готов. И я бы не отпускал этого экстремала из виду ни на миг, чтоб не вляпался в еще какое говно, да понимаю, что нужно дать отдых усталому телу и перегруженной нервной системе невольного наркокурьера. А посему нехотя отправляю парня в койку под надзор его хвостатого хранителя. — Спи давай, малыш… До вечера.
— До вечера, — даже не пытаясь лязгнуть на меня зубами, машет рукой Денис, и его огонек гаснет.
До сих пор не устаю удивляться перипетиям судьбы. Какое затейливое макраме плетет эта стерва! Заглядеться можно на паутинный узор. Я согласился работать против наркоторговцев, а Дэн сам чуть не стал звеном этой цепи. Я добровольно ковыряюсь в этом мерзоидном дерьме, чтоб подобраться к парню, а он, наступив по незнанию, сам шагнул мне навстречу. Отчаянно потянулся за помощью, как утопающий, что хватается за соломинку.
И я безмерно рад, что именно во мне Денис увидел свое спасение, и совместными усилиями нам удалось увернуться из-под чудовищных жерновов, которые раздробили бы все. А теперь с экрана смарта на меня смотрит мое безликое наваждение и остается только надеяться, что его дорожное приключение пройдет без осложнений.
И мне самому уже пора оставить сумасшедшую ночь за спиной и прийти в себя, чтобы с головой окунуться в не менее безумный день, несущий и не очень дальнюю дорогу, и казенные дома, и надеюсь, не напрасные хлопоты. Дел и вправду невпроворот.
Сна ни в одном глазу, что называется — пересидел, но голова гудит не меньше, чем уже давно проснувшийся город. Хочешь не хочешь — вынужден принимать срочные меры по возвращению себе работоспособности: ленивая, под лозунгом «не хочу, но надо», зарядка. Контрастный, под желание проорать что-нибудь впечатляющее, душ. Крепкий, без нихрена, но под мечтания о скором вечере с моим любимым десертом по имени Дэн, кофе. Свежая хлопковая рубашка от известного итальянца под типа ношеные джинсы с неоправданно дорогими брендовыми потертостями.
Завершающим аккордом несколько пшиков «Homme Eau For Men», и под ментальный пендель: «Гоу, нас ждут великие дела!» —выпинываю себя из уютного домашнего логова во враждебную среду мегаполиса. Типовые дома, шумная улица, погасшие фонари, не новая, но любимая тачка. Вливаюсь в нервозное течение автострима, мысленно прокладывая оптимально-необходимый маршрут. Первым делом следует навестить одного должника — не́когда не последнего человека среди лихих людей, а сейчас нарика, что недавно откинулся* и пошел по новому кругу.
Узкий переулок, в котором доживают свой век деревья — великаны. Арочный вход во внутренний дворик старинного дома, неумолимо тонущего в культурном слое* так, что первый этаж уже практически поглощен асфальтом.
Столько всего повидали эти стены. Сколько всего впитала в себя земля. Место сильнейшей энергетики. Хорошей и плохой. Может в другое время я бы остановился, прислушался к отголоскам прошлого, заглянул в судьбы совершенно незнакомых людей. А может просто подождал, пока чья-то призрачная тень не нашепчет мне свою историю, как бывало не раз. Но не сейчас… Сейчас я собран и не настроен на лирический лад.
Вездеходом открываю подъездные «врата» и меня обволакивает специфический запах старости, плесени, кошаков. Но это амбре не идет ни в какое сравнение с тем, что ощущаю, стоя на пороге нужной мне квартиры. Смрад, которым пропитан весь этаж, такой, что перехватывает дыхание. Стойкий — алкогольный. Едкий — химический. Резкий — мочи.
Буквально затыкая рот истерично визжащей во мне брезгливости, с пинка распахиваю как обычно сломанную дверь, с которой лоскутами слезает старый дерматин и… чуть не задыхаюсь.
Жуткая вонь, от которой режет глаза, проникает в легкие, выедая на своем пути слизистые. Приходится дышать ртом и то через раз. Вдыхать эти миазмы носом нереально. И все равно от смеси паров кислоты и растворителя тут же начинает ныть голова.
Притон. По-другому сложно назвать это место. Желтые выцветшие обои местами оголяют выщербленные стены. Некогда модный паркет елочкой сейчас больше напоминает разбитую проселочную дорогу: так же грязно, серо и сплошь в трещинах и ямах. Свет едва проникает в окна, которые заклеены рекламными газетами. Ощущение, словно залез в гигантское ведро с грязными помоями, и невозможно себе представить, что здесь живут люди, хотя от человека в обитающих здесь божьих тварях мало что осталось.
— Миха! — гаркаю на всю халупу. — Еб твою душу, срань ты сатанинская! Благодетель пришел! Яви сюда свое рыло немытое.
Шаткой походкой ко мне навстречу выползает не ожидаемый мной Михей, а полуголое не́что. Грязные волосы сосульками обрамляют одутловатое лицо. До безобразия худые ноги в отметинах односторонней любви к дешевому наркотику. Незаживающие язвы и синяки вызывают приступы омерзения. Истощенное тело, обтянутое серой кожей, больше смахивает на ходячий труп, возвращенный к жизни вирусом «шестерка»* от «Фармкор»*. Кажется, протяни оно ко мне руки, и я поверю в мир Андрея Круза*.
Как ни отвожу взгляд, не могу не видеть, что оно — это она. Я бы вообще усомнился в половой принадлежности «зомбяка», если бы она не была облачена лишь в один грязный, не́когда белый топ, прикрывающий то, что когда-то было грудью. «И снизу она как Ева, не познавшая стыда…» — хмыкаю почти библейскому сравнению, глядя на обдолбанную бабу. Женщиной это существо язык не поворачивается назвать.
Можно только ужасаться, как быстро представительницы прекрасной половины человечества опускаются и порой заканчивают хуже самых безнадежных мужиков-наркоманов с огромным стажем.
— Мишка на кухне, — «Ева» поднимает на меня расфокусированный взгляд, улыбаясь щербатым ртом. — Проходи, — и видимо, желая проводить «дорогого гостя», шлепает босыми ногами на кухню, почесывая плоскую обвисшую задницу.
«Похоже бабенку развели на хоровод,* — возникает вполне закономерная мысль. Хорошо хоть с психикой у меня железно. У всякого другого подобное зрелище вызвало бы шок, неизвестно как отразившийся на потенции. — И встало же у кого-то на такое…» — не зная, куда деть глаза, лишь бы не видеть этого срама, иду за голозадой дамой в закуток, где нормальные люди пищу готовят, а здесь…
Здесь готовят другое варево. Яд из смеси фармацевтики и бытовой химии, от вони которого прикрываю глаза, пытаясь не дышать.
Э-эх, Рамзи,* не видел ты, что такое адская кухня, когда давал название своему кулинарному реалити-шоу. А если бы увидел, то узнал, как выглядит сатанинский камбуз, где даже слуги Вельзевула — мухи дохнут, украшая своими высохшими трупиками облупленный подоконник. Это не просто свинарник, потому что свиньи такого сотворить не могут. Эта клоака — творение рук человека.
Грязный пол затоптан чем-то липким, бурым. Старые разбитые шкафы завалены пустыми бутылками из-под водки и растворителя. Обрывки бумаг, размочаленные спичечные коробки, опустошенные блистеры из-под таблеток почему-то не находят дороги в мусорное ведро. А черная от прикипевшего не пойми чего плита, кажется, никогда не знала моющих средств.
На загаженном столе остатки «царского» пира: засохшие куски хлеба, пара открытых жестянок с чем-то недоеденным в томате, да скукоженные огрызки соленых огурцов. И главным блюдом красуется пластиковый пузырь, наполненный мутной жижей, в которой сразу узнаю свежесваренный «крокодил»*.
Навстречу мне из всего этого хаоса выступает тот, ради кого притащился в преисподнюю — король блатхаты. Морщусь от отвращения, еле сдерживая жгучее желание развернуться и свалить, бросив на прощание спичку, чтобы вся эта грязь дотла сгорела в пламени Инферно.
— Здорово, братуха! — приветствует меня расписной мужчина.
Тело — картинная галерея, по синюшным куполам которой можно посчитать ходки в места не столь отдаленные, не заглядывая в личное дело владельца. А короткий ежик волос только подчеркивает образ бывалого зека. Под татуированной кожей еще не до конца истлели мышцы, что Миха накачал в зоне, но при таком «питании» недолго им осталось украшать фигуру мужчины. Да и карие глаза, некогда проницательные, живые, сейчас подернуты дымкой наркотического опьянения и смотрят на меня заискивающе, виновато. А трико с алкашкой завершают вид запойного пьянчуги.
— Здоровей видали! — Даже не думаю пожимать протянутую руку, пряча ладони в карманы брюк. — Мишаня, ты же, сука, сказал, что не начнешь заново, как выйдешь из тюрьмы. И что я вижу? Месяц продержался и по новому кругу?!
— Бес, ну бля, жизнь-сука такая несправедливая… — начинается старая песня о главном «не я такой, судьба такая».
— Не блякай мне! — на раз выхожу из себя. — Хер ли ноешь? Сам себе оправдания ищешь?
Мудак откровенно бесит своим безволием. Да еще и его голожопая шалава крутится на грязном пятачке. Стаскивает с натянутой через всю кухню веревки застиранные трусы, наконец решив прикрыть срам. Никого не тушуясь, напяливает на себя и начинает ныть, что ей ширнуться надо. И только веское Мишкино «заткни ебальник» ненадолго обрывает сучий скулеж.
— Ты обещал устроиться на работу. Матери деньги или продукты каждый месяц кидать, — припоминаю все данные мне клятвенные заверения, когда мужик обратился за помощью. — А я вижу, что ты закидываешь только в себя.
— А я пытался! Даже на биржу ходил… — суетливо дергаясь, с преданностью псины смотрит в глаза. — Только бывших зеков не берут никуда.
— И ты с горя решил нажраться?! — хмыкаю, кривя улыбку в оскале отвращения перед человеческой слабостью. — Падла ты, Мишка! У тебя дочка маленькая, которой в этом году в школу идти.
— Я для ребенка все… — бубнит под нос мужик и наливает в стакан водяры, выбулькав очередную поллитровку. — Книжки, тетрадки. Деньги найду…
— И спустишь в вену, — перебиваю пьяный бред.
— Бес, ты же знаешь, я могу бросить. Это… — Миха тычет пальцем в сторону разбросанных на столе шприцов. — Так… побаловаться. У Ванька днюха была. Я ваще только водку пил. Это не мое, — на манер сопливого пацана отнекивается взрослый мужик, лишь бы прикрыть свое бессилие перед наркотой.
— Мишаня, мне похуй, — не скрываю своего отношения к опустившимся на дно, делаю вид, что не заметил дорожку* пораженной вены. — Это твой выбор. Но ты мне должен. Надеюсь, не забыл?
— Нет. Ты что? Как я могу? — Миха утвердительно мотает башкой, а я смотрю в по-собачьи преданные глаза и понимаю, что будь у меня оружие, прямо сейчас спустил бы курок, стерев с лица земли как это конченое уебище, так и то, что выползает из зала, и от вида которого меня передергивает.
От того, что когда-то являлось человеком, несет, как от гнилого куска мяса. Все руки и бедра изъедены гнойными язвами. Некоторые замотаны грязными бинтами. Другие еще слишком «пустяковые», чтоб на них обращать внимание. Боевой раскрас «крокодила». Это он оставляет на теле столь живописный узор своих «зубов».
Мутит. Едва сдерживаю подкатывающую тошноту и надо уже начать разговор, чтоб побыстрей покинуть блатхату, но здесь слишком много посторонних ушей, которые мне вовсе не нужны. Однако грязная шалава с полусгнившим Ваньком мнутся на кухонном пятачке, будто ждут какой подачки, а в результате окончательно добивают мое терпение.
— Вышли отсюда! — рыкаю на собравшуюся шушеру, сжимая кулаки. — Быстро!!! — И дождавшись, когда зомбяки оставят меня с Михой наедине, напираю на мужика. — Мне нужна информация. Что за новый дилер банчит* на районе?..
«Не бывает бывших нариков. Не бывает! — Раздраженно барабаню пальцами по оплетке руля, но нервозность извечных московских пробок кажется цветочками по сравнению с обществом конченых наркоманов. — Кто подсел на иглу, с нее не слезет», — понимаю, что Михаилу осталось небо коптить от силы полгода, но не испытываю никакой жалости.
Единственное, чего страстно хочу — вымыться не только снаружи, но и изнутри. Стереть с себя гнилостную энергетику наконец-то покинутой блатхаты. А еще — сжечь к ебеням надетые на мне шмотки, которые насквозь провоняли химозой.
«Таких падших легче просто уничтожить, чтобы не мучились и не мучили других. Я бы сам с удовольствием «лечил» подобную падаль, и даже не гуманным «золотым уколом», а девятиграммовой дозой в лоб. Ликвидировал, как зараженный скот, кем они по сути и являются».
Меня бесит лживость властелинов мира, что уже более сотни лет страстно призывают к борьбе с распространением наркотиков. А под этими красноречивыми лозунгами не менее страстно осваивают выделяемые на благое дело средства совсем в иных целях. И при этом получают такие баснословные доходы, что любому здравомыслящему человеку становится понятным — существование проблемы в их меркантильных интересах.
Меня поражает лицемерие неустаревающих в своем мракобесии душевных лекарей, о пороги священных храмов которых стирают обувь родные и близкие наркоманов в поисках ответа на вопрос: «Где они ошиблись, свернув на путь, казалось бы, им не предназначенный?».
Мне по барабану высказывание древнего мудреца, что природа вложила в человека потребность заботиться обо всех людях*. Сидя на троне, вкушая яства да любовников, несложно быть добреньким философом—стоиком и мужественно принимать все дары судьбы.
Мне до фени демагогия ультрамодных мудозвонов, которые, обожравшись гамбургерами, пребывают в блаженном умиротворении. Но пробовал ли кто из них объяснить матери ребенка-наркомана, как обрести душевный покой и принять то, что исправить нереально?
У меня своя философия: человек — есть единство трех начал: тела, души и разума. И если последний настолько убог, что не понимает последствий однажды сделанного шага, который неминуемо приведет к разрушению первого и уродованию второго, то туда этому недочелу и дорога. Нехрен церемониться с пока еще живой нежитью.
Я готов принимать то, что невозможно изменить. У меня есть достаточно мужества, чтоб изменить все возможное. Я всегда вижу четкую грань между тем и другим, но вот душевного покоя как не было, так и нет*. Да и не найти его в современном мире, где Честь должна быть с пудовыми кулаками. Достоинство — с железными когтями. А Справедливость — с клыками во всю пасть. Иначе тебя подомнут под себя или просто сожрут.
В кармане зудит мобильник, вырывая из невеселых философствований. На дисплее высвечивается имя, вызывая у меня недоумение и в то же время добрую улыбку. Сашка! Что на этот раз нужно этому голубоглазому созданию?
— Привет! — Принимаю звонок, в надежде развлечь себя, пока толкаюсь среди запрудивших дорогу машин. Хоть время не так занудно будет тянуться. — Что нового?
— Привет, Лис! — откликается Александр и следующей фразой вводит меня в некое недоумение: — Слушай, я могу чуть опоздать…
В эфире, словно коробка передач на нейтралке, повисает пауза, а мой несколько озадаченный «процессор» не знает какую скорость врубить: переднюю или заднюю. Наконец решаясь, втыкаю первую и прощупываю почву под колесами:
— Не понял, куда ты опаздываешь? — на сверхскоростях кручу шестеренками, перебирая список намеченных дел и вполне допуская, что в этой суете упустил какую-то важную встречу. Но, увы, так и не могу ничего вспомнить, как и понять, почему мне звонит Сашка, а не Борис.
— Вот ты наглец! — смех мужчины, такой озорной и искренний, заставляет меня самого улыбаться и немного расслабиться, видимо, для того, чтобы в следующий момент огорошить по полной: — Сам на свидание позвал, а теперь отказываешься!
Снова буксую и никак не могу схватиться с сутью прилетевшего мне обвинения. В какой-то степени радуюсь, что пробка стоит мертвой цепочкой из железных коней, иначе точно вдарил бы по тормозам, и словил чей-нибудь бампер в жопу.
— КОГДА?! — Мне даже не нужно разыгрывать искренность моего изумления. В упор не помню, чтобы приглашал Сашку, тем более, что ни с кем, кроме Дениса, идти на свидание элементарно не хочу.
— Ну-у-у ладно… — примирительно тянет Александр. — Не на свидание. НА ВСТРЕЧУ! Ты же сам сказал: в «Де-Марко». В семь.
«Бля-я-я…» — мысленно стону и сейчас в не меньшей степени хочу ударить по тормозам, но только уже для того, чтобы не словить очередные приключения на задницу. Парень все же решился и сделал шаг. К сожалению, Саша не догадался, что я лишь играл. И развитие событий по вполне предполагаемому, но вовсе не желаемому сценарию мне откровенно претит.
— Саш, ты уж извини, но на вечер у меня другие планы, — тактично отказываю, прекрасно осознавая, — лучше сразу дать понять человеку, что мы друг друга не так поняли.
— Понятно, — слышу потухший голос, в котором четко проскакивают отголоски разочарования. Слишком долго решался, а пересилив страх, неожиданно получил отказ. Но, как говорится, не мои проблемы!
— Как-нибудь встретимся, пивка попьем. Напоим Николаевича! — пытаюсь смягчить неловкую ситуацию и оставить наши отношения в рамках дружбы.
— Конечно, Елисей! Только думаю, нам придется применить грубую мужскую силу. А может, даже и наручники с инструментами инквизиции революционной России. — Вроде бы шуточная тарабарщина, только мне не смешно. Я подмечаю каждую деталь: стальной голос, отсутствие акцента.
— Думаю, мы найдем к Митлану менее радикальный подход, — пытаюсь заболтать Александра, но безрезультатно. Парень наглухо закрылся.
— Ну, бывай, — прощается, слишком поспешно для не задетого за живое человека, но все еще не отключает аппарат, словно бы цепляясь за ниточку Надежды.
— Будь здоров. — Нажимаю отбой, не давая Александру согреть в руках эту призрачную фею и наконец-то трогаюсь с места. Перекрытому движению дают зеленый свет, а я для Сашки включаю красный.
И не только для него. Я для себя все решил: духовная связь с Денисом важнее ничего не значащего физического перепихона. Я слишком боюсь ее потерять вот такими шагами «В» или, правильнее сказать, «НА» сторону. Ради него я пойду на многое, если не сказать — на все.
И здесь даже не в Дэне дело, хотя он, безусловно, является отправной точкой и главной целью, к которой стремлюсь. Дело во мне. Когда встречаешь такого человека, которого принимает все твое существо: душа, тело, разум, то даже гипотетическая измена равносильна предательству самого себя. А я предателем никогда не был.
Утвердительно мотаю головой, соглашаясь с собственными мыслями, и гоню, поймав зеленую волну.
***
Просыпаюсь от чувства онемения.
Давно меня так не рубило, что анданте добравшись до дома, аллегро забросив все, до последних носок, шмотки в стирку, адажио смыв с себя вязкую, словно гудрон, энергетическую грязь блатхаты под горячими струями воды, почувствовал, как меня неимоверно тянет в сон. А так как до вечера оставалось прилично времени, решил не сопротивляться. И вот результат — в каком положении заснул, в таком и пробудился.
Подскакиваю, как в задницу ужаленный, и несусь к столу, на ходу прихрамывая на ватную ногу и растирая руку, которую словно кто миллиардом иголок изнутри колет. Волнение и сердцебиение задрота-школьника перед свиданием с первой красавицей школы, разве что только ладони не вспотели. Открываю ВК и понимаю, почему меня так подорвало. Дэн в Сети и на моем «столе» уже лежит его письмо:
— Елисей, пока ты, видимо, дрыхнешь, как пожарная лошадь, я решил тебе кое-что сказать. Может быть даже хорошо, что ты сейчас offline, потому что я могу спокойно мысли в кучу собрать, а не дергаться в кресле, как на электрическом стуле, под твоим пристальным взором Ведьмака…
Лукавство! Игривое, задорное. Тянет губы в доброй улыбке, предназначенной моему странному и до невозможности неординарному парню. «Так тебя прошибает не меньше моего?!»
— Ты просил меня сделать выбор, и я его сделал…
Настороженность… Напряженная. Смертельно опасная. Я словно за игрой в русскую рулетку и уже приставил к виску заряженный одной пулей револьвер. Пан или пропал!
— Честно, я бы позвонил тебе в любом случае. Просто отложил это событие до возвращения из внезапно свалившегося на мою задницу приключения. Но обстоятельства вынудили меня сделать этот шаг раньше. И, как выяснилось, не зря…
Упоение! Пан! Сладкая победа с примесью горечи. Греет самолюбие, добавляя перчинку в пряно-тягучее варево чувств. Знал бы ты, Денис, как я ждал твоего звонка. Сначала слепо Верил, что ты откликнешься. Потом искренне Надеялся, что случится чудо. А в ту ночь меня разрывало Отчаяние от невозможности оказаться рядом с тобой. Но все равно я был безмерно счастлив, что ты сделал шаг навстречу и выбрал меня, как единственного, к кому решил обратиться за помощью в трудную минуту.
— А теперь к сути: давно хотел пролистнуть безликую страницу своей жизни, но случилось так, что в день, когда я решил ее удалить, ты постучался в мой Теремок…
Жуть! Рефлексивная, но вполне осознанная. Дергает нерв, пробегая по позвонкам неприятным холодком. Одна мысль, что мог опоздать, протяни хотя бы сутки, час, миг, вышибает воздух из легких.
— Ты пришел и поселился не только в этом «доме», но и в моих мыслях. За какие-то пару месяцев я прожил целую жизнь. Прожил с тобой. Прожил так, как не жил ни с кем и никогда прежде. Даже в реале. Мне было безумно волнительно, дико страшно, безмерно радостно, мучительно стыдно, а порой невыносимо горько. Я терялся в ощущениях, но все же… Мне было невероятно хорошо с тобой. Я чувствовал себя живым. А когда ты ушел, я узнал, что такое Пустота. И понял — без тебя этот переполненный жильцами «дом» мне постыл…
Счастье! Долгожданное, трепетное. Бежит теплом по руслам артерий и возвращается по венам к своему истоку, зацикливая бурный энергетический поток в чутком датчике наших переживаний — сердце. Так волнительно услышать слова любви. Пусть не высказанных напрямую, но все же именно тех — самых главных.
— Но вот ты вернулся, а ощущение, что пора перемен настала, не прошло. Я задыхаюсь в этом Теремке. Меня бесит этот бесконечный долбеж перфораторов в стены. Семейные драмы и комедии, добровольным или невольным слушателем которых становлюсь. Я элементарно устал от чрезмерных забот и внимания. От чьих-либо закидонов и сдвигов по фазе, потому что мне собственных хватает с избытком. Честно — заебало до опизденения…
Недоумение… Растерянное, отупляющее. Оторопью стекает в темные подвалы души и поднимается жаждой рвать и метать, крушить все на своем пути. Неужели ты говоришь обо мне?
— Я бы давно заложил взрывчатку под этот муравейник и грохнул, глазом не моргнул, но… Случился ты! И в связи с этим мистическим событием, я решил обойтись без терактов. Но только потому, что имею желание хоть иногда иметь возможность позадротствовать над нашими играми-батлами. Они стали мне чрезвычайно дороги. Да-да, сам себя не узнаю. Я внезапно заразился Сентиментальностью…
Нежность! Щемящая душу. Лирическая. С привкусом соли. «Дэн, ты всегда был добрым и ранимым. Просто, как присуще настоящему самураю, спрятал в себе чувства, делающие душу уязвимой», — вновь перечитываю нашептанные душой строки и впитываю эмоции, которые Денис вплел в свои слова.
— Но сегодня я принял окончательное решение — все, баста! Повешу амбарный замок на врата в Терем и уйду. К ебени-фени! К черту! К дьяволу!!! Не могу больше это выносить! Не могу и не хочу!
Страх! Панический, беспредельный. Пробирает ознобом до костей. Кристаллизует кровь, словно кипяток, выплеснутый на лютый мороз*. Ты чего?! Ты куда?! Ты ахуел?!
— Я хочу уйти в монастырь. А еще лучше свалить на деревню к чертовой бабушке. Или улететь в такой уголок Вселенной, где меня никто не достанет, даже глядя через телескоп Уэбба*…
Злость! Дикая, неконтролируемая. Трансформирует улыбку в оскал, сжимает пальцы в кулаки. «В монастырь собрался?! Или меня под него подвести?!»
— И я отдаю себе отчет в том, что технически это невыполнимо. Но, во-первых, мечтать не вредно. А во-вторых, никто не запретит. Вот и мечтаю. Часто об откровенных глупостях. Иногда о странных чудачествах. Порой… о несбыточном. Но сейчас у меня имеется одна вполне осуществимая фантазия…
Ярость! Кровожадная. Вышибающая мозг. Оголяет нервы и инстинкты. «Пиздец тебе, Дэн! Щас ты у меня домечтаешься! Один неверный шаг, и я завтра же с ноги вышибу дверь твоей кельи и выебу тебе не только мозг!»
— Надеюсь ты еще не раскрошил зубы? Потому что я мечтаю пригласить в путешествие по моей Вселенной одного Ведьмака. Как ты, наверное, уже догадался — ТЕБЯ!..
Радость! Искрящаяся пузырьками шампанского. Дарующая крылья, чтоб лететь за этим приколистом хоть к черту на рога. Но сначала… Я убью тебя, гаденыш! Чуть до инфаркта не довел!
— Скажу по секрету, в бескрайних просторах Сети я заныкал маленький островок отчуждения, на котором обитаю, как Робинзон, когда мне становится жизненно необходимо побыть наедине с собой. Только не подумай, что я в deep web* обитаю. Мне и на поверхности нормик…
Огорчение! Досадное, колючее. На миг ощущаю себя ребенком, обиженно кричащим: «Ах ты засранец! И что еще ты от меня утаил?!»
— А совсем недавно внезапно осознал, что и на этом острове не хочу быть один. Для меня вообще, по видимому, оставаться одному где бы то ни было — смертельно опасно. И я остро нуждаюсь в личном тело- и душехранителе. Если ты вдруг согласишься взять на себя такую ответственность, то у меня маленькое условие…
Воодушевление! Захватывающий дух и мысли: «А ты думал я откажусь? Только у меня тоже будут к тебе условия, за соблюдением которых я строго прослежу, а за несоблюдение — не менее строго накажу».
— Можешь назвать это эгоизмом, ревностью, самодурством, которого у меня полно, но я хочу разделить свой монастырь с тобой и исключительно с тобой. И ни разу не хочу, чтобы за тобой увязались хвосты. Так что когда соберешься в круиз, плиз-з-з, спрячь мой островок от посторонних глаз. Чтобы он был только НАШ.
Любопытство! Жгучее, ненасытное. Во мне вновь пробуждается открыватель, хотя понимаю — познать Дэна и за всю жизнь нереально. Мне не терпится сказать ему, что хочу, чтобы он был эгоистичным, ревнивым, но сейчас боюсь вывалить на него всю силу своих чувств. Боюсь спугнуть. Он столько раз от меня убегал.
— А сейчас, сидя на чемоданах, я дико мандражирую и думаю о том, что не хочу, чтобы в том новом мире между нами возникло недопонимание. Поэтому я должен тебе признаться…
Волнение! Необъяснимое. Девятибалльное. Разливается лихорадочным румянцем по скулам. Кажется, еще миг, и меня посетит Кондратий. Неужели это оно?
— Признаюсь — я клинический врун! Так что если ты вдруг, ну чисто случайно, услышал от кого-то леденящую кровь историю про меня, будь уверен — это стопроцентный пиздеж. Так что когда некий Демон предложил мне игру в «верю-не верю», то словно голодной собаке кость кинул. Само собой, рассказывая тебе сказки, я частенько врал. Но не всегда! Или врал, но не до конца. Ну, например, в универе я и правда подзагулял, но никто меня не порол, я сам за ум взялся.
Умиление… Снисходительное, за все места трогательное. «Слышал-слышал, и немало, — усмехаюсь былому и думам. — Только ты не врешь. Просто фантазируешь, — улыбаюсь, вспоминая, как меня переклинило при одной мысли, что к моему мальчишке кто-то мог ТАК прикоснуться. — И мне твои фантазии нравятся».
— Прости, что был неискренен. Впредь я постараюсь быть с тобой более открытым и, пожалуй, начну прямо сейчас. Мини Исповедь: я два года курил «Kent» и один раз матрешку; я смотрю жесткое порно, но живу монахом-затворником; я люблю секс, но не умею целоваться; я пиздец какой смелый в Сети, но не могу решиться на реальную встречу; у меня в голове неконтролируемо размножаются тараканы-мутанты, но если я тебе такой нужен — лети на огонек…
Восторг! Пылкий, мальчишеский. Взрывом салюта в небесах. Я тебе дорог. Я тебе нужен.
Это по-человечески хмельное чувство наполняет тело возбуждением. Разум — легкостью испарившихся переживаний. Душу — неземным блаженством.
Лечу по адресу и… Натыкаюсь на новый бастион. Улыбаюсь, как блаженный, видя лишь причудливые глубины космоса на аватарке и очередной безликий ник. Как это свойственно тебе — быть никем. Только для меня ты стал всем.
А имя… «What’s in a name? That which we call a rose by any other name would smell as sweet»*. Какие бы ники ты ни придумывал, для меня всегда будешь — Денис, Дениска, Дэн! И еще тонна милых слов, что так не свойственны мне, но легко срываются с языка при мысли о тебе.
Для меня открыты двери, стоит только нажать заветную кнопку «Принять заявку». Но я не хочу. Не хочу писем не от тебя. Не хочу новостей не от тебя. Мое желание за эти месяцы не изменилось — хочу быть рядом с тобой и только с тобой.
Мне не нужно долго собираться. Давно для себя понял: если начинаешь жизнь с нового листа, то старые нужно рвать в клочья. Если Денис дорожит безликой страницей, то меня на моей уже ничего не держит. Каждая ночь с ним, каждое его слово лежит драгоценной песчинкой на побережье моей памяти и в любую минуту я готов найти и рассмотреть на просвет любую из них.
Забираю с собой заветный адрес и тут же окончательно и бесповоротно сжигаю за собой мосты.
Открываю чистый лист. Не так фантастичен, как Дениса, но как и прошлый, создан для него. Мое имя только для него. Мое фото исключительно для него. Я так давно хотел, чтобы он увидел меня. Увидел и понял, что я его человек.
Поисковик. Имя. «Nemo»*. И знакомый участок вселенной приветливо светит с экрана. Жаль, что его страницу нельзя перетянуть черно-желтой, оградительной лентой — посторонним вход запрещен. Но я и без этих средств опутаю собой Дениса так, что он никого к себе даже близко не подпустит, как только поймет, что мы созданы друг для друга.
Кидаю заявку в друзья, уже давно поняв, что Денис мне гораздо больше чем друг, и его мир раскрывает мне свои объятия. Музыка, видео, альбомы, подписки — я загляну в каждый уголок, ведь все это теперь принадлежит не ему, а нам. Но не сейчас.
Сейчас я тянусь к нему всей душой, а он словно затянут в гидрокостюм. Затаился, молчит в нерешительности, понимая, что назад пути нет, а перед ним…
Перед ним мое фото. Отчетливо вижу, как внимательно, пристально вглядывается в глаза, изучает черты лица. Осторожно касается тонкими, со следами переломов пальцами экрана и замирает. Словно пытается через трехцветные пиксели считать меня. И я чувствую: считывает, и бушующий океан эмоций простирается меж нами.
*** Revolution VIVID — Undercurrent.***
Дэн взволнован, мне тревожно. Дэн ошеломлен, мне неловко. Дэн разгневан, а мне становится так волнительно, что панически страшно.
Никогда не страдал низкой самооценкой. Никогда не заморачивался подобными мыслями, а сейчас думка за думкой штормовыми волнами накатывают на берег: «А вдруг? Вдруг я не в его вкусе? Вдруг не понравился?» Меня прошибает холодный пот. Озноб пробегает вдоль позвоночника, вздыбливает волосы.
— Малыш, привет, — осторожно касаюсь волос парня, что треплет свежий вечерний офшор*, и ощущаю, как свое, его не проходящее замешательство. — Ну ты чего? Не узнал?
— Узнал. Я видел тебя во сне… — Чувствую: Дэн горит, и начинаю гореть вместе с ним.
— Так чего так перепугался? — пытаюсь утихомирить всполохи смятения, дышать нормально, но горло перехватывает спазмами, сколько ни сглатываю подступивший к нему ком.
— Я ждал рыжего Лиса, а ко мне пришел темный Демон, — наплывают волны задумчивости, грусти, отрешения. И сейчас я, как никогда, жажду его обнять, подбодрить, залюбить.
— Малыш, так Кицунэ же и есть Демон. Просто теперь ты увидел меня в человеческом обличии, — пытаюсь шутить, чтобы расслабить напряженно замершего Дениса, стараясь услышать, на какую волну унесет моего «космического серфера». — Я хочу стать твоим хранителем. Только Ангел из меня никудышный. Но если ты доверишься мне, я задействую все мыслимые и немыслимые силы, чтобы ты легко скользил со мной по любым пиплайн*, не зная страха и печали.
— Если ты здесь, мой Демон, то я уже доверился тебе, — настороженность Дэна накатывает на берег пологой волной, и разбиваясь о мою искренность, возвращается озорными барашками Изумления. — Хочешь подписать контракт? Кровью? — разбегается мой Nemo и, ложась на серф, загребает в бурлящий океан.
— Одно твое слово и подпишу… — Пристегиваю к ноге манжету лиищ*, и без раздумий плыву вслед за моим мальчишкой, что призывно машет рукой, предлагая следовать за собой. — Не только кровью, но если потребуется, и другими «чернилами».
— Заметано! — смеется проказник и, поймав игривую волну, запрыгивает на доску, ловко рисуя на вздымающихся синусоидах озорства s-образные змейки. — Составим брачный договор.
— Ва-у-у! Согласен! — Догоняю пловца, резкими бросками пробиваясь сквозь волны его Драйва. Лишь бы не свалиться в эту бездну страстей, на разбиться о подводные камни.
— Ты пообещаешь любить меня всем сердцем, душой, мозгами и, конечно же, членом! — Набирая скорость, скольжу за Денисом вверх-вниз по лазурной поверхности его глубокой взволнованности.
— А ты пообещаешь мне беречь себя и не гонять, как сумасшедший, на байке, — несется вперед Дениска-Nemo, взлетая на самый гребень трепетной, клубящейся бурунами радости эйфории.
— Настаиваю, чтобы ты не отрицал наши чувства и не закрывался от меня! — Ни на миг не задумываясь, вкатываюсь в водный тоннель. Справа, слева, надо мной, подо мной призрачная, зыбкая поверхность счастья, по которой я догоняю своего парня, слегка касаясь ладонью синей глади и она рассыпается меж пальцев искрящейся россыпью капелек торжества, удачи, фарта.
— А я желаю, чтобы ты больше не сносил свою страницу, как бы хреново тебе не было со мной, — Дэн, совершая эффектный слеш*, обдает меня пеной невысказанной обиды.
— Тогда я со всей серьезностью заявляю: желаю, чтобы в твоей бедовой голове не было ни единого помысла что-либо сотворить с собой и оставить меня одного в этом мире, — рискую, разворачивая боард* под опасным углом.
— Хорошо, но в таком случае я хочу, чтобы ты не относился ко мне, как к ребенку. Пендаль лучше помогает! — Денис мягко выруливает на жесткой волне азарта, обдавая меня фонтаном радужных брызг.
— Требую, чтобы ты не изменял мне! — Задавливая нос доски, подныриваю под обрушивающуюся на меня, соблазнительную в своем распутстве волну, на первый взгляд податливую, но на самом деле вышибающую дух своей суровостью.
— Запрещаю выпытывать из меня что-то, связанное с моей реальной жизнью! — Дениска искусно скатывается с горы безрассудного мотовства, ловко подрезая меня и заставляя уворачиваться, чтобы не столкнуться и не словить рейл-банг*.
— Хочу, чтобы ты всегда говорил мне, если устал и захочешь тайм-аут, а не улетал в какой-нибудь еще глубинный космос. — Дружно, в пати-вейв* приближаемся к бескрайнему, лазурному побережью, понимая, что пришедший между сетами волн лалл* предлагает завязывать на сегодня с серфом.
Я ощущаю легкую усталость от бушующих в эфире магнитных бурь, но все же ловлю ни с чем не сравнимый кайф, зависая у тонкой грани реального и мистического, что давно размылась под непрерывными приливами наших чувств. Наслаждаюсь этим драйвом и надеюсь, что никогда не узнаю состояния блаженного покоя, о коем мечтают люди. Потому что успокоение наступает тогда, когда умирает Любовь. А я ее еще только нашел, и вслушиваясь в безмятежный шелест прибоя наших вибраций, не хочу искажать их даже самыми высокопарными фразами...
Когда любишь, чувства не описать словами.
Это во взгляде, в голосе, в крыльях за плечами.
Это из пальцев звенящим теплом струится.
Это внутри замирает, дрожит и вдруг начинает биться.
Это вдыхать тебя и выдыхать тобою.
Это прижаться телом, а обнимать душою.
Это сплетение мыслей в поток единый.
Это счастье — понять: мы с тобой неделимы…
Я слушаю наш мир и только сейчас, когда перестало штормить в космическом океане, совершенно ясно, отчетливо, пронзительно ярко слышу возбуждение Дэна и мне уже абсолютно точно не нужно никаких доказательств его чувств.
Под ногами только наш пляж. Над головой только наш космос. Я протягиваю руку моему человеку:
— Иди ко мне, малыш…
**************************************************************************
офшор* - Offshore: Ветер, который дует в направлении океана и создает идеальные условия для серфинга.
пиплайн* - Pipeline: Очень известные Гавайские волны, которые подходят только для серферов высокого класса.
лиищ* - Leash: Специальный шнур, который цепляется к доске, а за тем к вашей ноге, чтобы доска в момент падения не уплыла и за ней не пришлось плавать, в некоторых местах остаться без доски- достаточно опасно, поскольку до берега достаточно далеко.
слеш* - Slash: Очень красивый трюк, это резкий поворот доски на гребне волны и все это сопровождается большим количеством брызг.
боард* - доска
рейл-банг* - Rail Bang: Так говорят, когда при падении ваша доска попадает вам между ног, эта проблема конечно же свойственна только мужчинам!
пати-вейв* - Party Wave: Групповой проезд на одной волне, не мешая при этом друг другу.
лалл* - Lull: (Затишье) Временное затишье океана между сетами волн. В это время серферы садятся на доски и отдыхают, а местные акулы прикидывают у кого их этих "тюленей" ноги не такие волосатые.))
