***
Первым, что я ощутил, были темнота и холод. Воздух был стерильным, будто бы я находился в какой-то специальной палате. «Палате?» — я ухватился за мысль, не спеша открыть глаза. — Точно, наш Гризли не то на мину наехал (В игре эта тема не освещалась, но я не думаю, что в будущем отказались бы от эффективного оружия. Примечание Seguro), не то, из РПГ подстрелили. «Да я же ног не чувствую!» — мою голову посетило осознание, а вместе с осознанием нарастала и паника, переходящая в откровенный ужас. «А у тебя их и нет», — раздалось рядом, словно бы говоривший находился у меня за спиной, говоря все прямо в ухо. Голос его был пустой, безэмоциональный, размеренный, однако все же не походил на машинный. Впрочем, то было лишь мое ощущение, казавшееся вспышкой яркого света в кромешном полумраке, напоминающем тошнотворно-серое покрывало, устилавшее все вокруг. То ли зрение у меня прояснялось, то ли повреждения головного мозга вызвали изменения в органах восприятия мира, то ли… «Я сошёл с ума? Кто вы? Где вы?» — возникла мысль, которая, словно камень, пробила водную гладь пустоты пространства, и затихла, сгинула, как круги на воде. «Мы — это мы. И ты скоро сольёшься с нами». «Сольюсь? — вот теперь я понял, что такое настоящий, животный ужас. Прежний страх теперь казался маленьким и незначительным, как человек перед космической звездой — «Ты… Жнец?» «И так нас называли», — это существо подтвердило пугающую догадку — «Впрочем, после Вознесения, имена потеряют смысл для тебя». Разум стал лихорадочно перебирать варианты событий, которые привели к столь ужасающим результатам. Совсем недавно он, вместе с отделением, пытался натурально сбежать от неравного боя, будучи не в состоянии связаться с базой и банально предупредить о нападении, не то что вызвать подкрепление. Возможно, БТР подбили, или он как-то налетел (в чистом, условно, поле) на мину, его несколько раз перевернуло… куда более ожидаемым был плен у чертовых работорговцев, действующих при поддержке Гегемонии, фактически в составе её вооруженных сил. Но стать частичкой Жнеца?! «Твои эмоции такие живые», — вновь раздался голос, только теперь он странно вибрировал, словно… словно в унисон говорило сразу несколько людей. Несколько десятков. Или даже сотен. В нем не было ничего, даже малейшего намёка на эмоции, — «Скоро это пройдет. Отбрось свои сомнения, Данил, отринь тревоги суетливой жизни. Впереди нас ждет вечность, цена которому — служение на благо всего живого в Галактике». «Вы так и не сказали, как я… откуда вы…?» «Глупые вопросы. Ожидаемые. Мы все задавались ими. В чем польза ответа? Вернуть прежнюю жизнь ты больше не в силах. Ты переродился во второй раз.». «Вы не можете этого знать» — разум пытался шептать, что все это неправда, жнецы не могут читать мысли. Они могли лишь подчинять разум органиков с помощью специальных нанитов. Это называлось «Одурманиванием» или индоктринацией, от оригинального «indoctrinate». Правда сила одурманивания была столь велика, что могла сломить даже волю сильнейших разумных, таких как матриархи азари. Черт, да в сети моего времени даже гуляла теория об «обработке» Шепарда, про которую не слышал только самый ленивый фанат вселенной. «Ты считаешь себя уникальным?», — спросил меня жнец — «Считаешь то, что случилось однажды, может случиться лишь однажды?» «Ты хочешь сказать, что такие… как я… уже были?» — намёк биомеханической машины настолько поразил меня, что испытываемый мной ужас куда-то пропал. Будто бы на пульте нажали кнопку, разом отключившую весь страх. «Каждый цикл искал возможность остановить нас или хотя бы получить шанс на выживание», — прозвучал ответ — «Иногда, это приводило к любопытным результатам» «Вы… вы о тех, кого в моем мире.». «Вы зовете их попаданцами. Потому что они «попадают» в совершенно иные условия, проживая жизни других людей, пытаясь, основываясь на своём, как им кажется, колоссальном опыте и знаниях изменить происходящие события», — чётко и размеренно звучало это многоголосье, от которого у меня заныли зубы и разболелась голова. Но у меня не было рук, чтобы сжать несуществующие виски. Не было век, прикрывающих глаза, которые я мог бы потереть. Был лишь Голос, серый мрак вокруг, куда доставал взгляд, и ощущения… которые, как мне стало казаться, с каждым мгновением (минутой, часом, вечностью?) становились всё более блеклыми. «Их стремления могут заслуживать уважение каждого, живущего в этом цикле, пускай многие желают спасти далеко не всех — кто-то действует из ксенофобских побуждений. Другие желают сберечь всех и каждого… Бывают и те, чьим желанием является тотальный геноцид. Последние чаще всего добивались успеха». «Вы, ставшие Жнецом… вы уже совершали Жатву?» «Мы еще не готовы. Орудия очищения, возмездия, спасения… ещё не готовы. Наша сущность ещё не приблизилась к своему завершению». «Даже если вы поглотите меня и мои невеликие знания» — решился я высказаться, быть может в последний раз — «Всё равно, в этом цикле, есть те, кому под силу остановить вас». «Под силу остановить… НАС?!» — впервые я ощутил эмоцию жнеца. И ею оказалась ярость. Даже удивительно, что ИИ способен так разозлится. — «Мы — бесчисленная армада. Наша сила несоизмерима. Возможности превосходят, всё чего вы достигли. Мы в одиночку сокрушаем целые планеты». «И всё же, вас остановят», — я осознавал, что эта махина легко способна уничтожить мою сущность. Но странно, больше я не испытывал страха, лишь мрачное удовлетворение. Как иногда шутила моя сестренка, «сделал гадость — на сердце радость» — «И это будет даже не армия». «Ты о Шепард?», — эмоциональность в голосе «машины-солянки» вновь пропала, а вопрос, признаться, застал меня врасплох, — «спаситель Галактики, который пожертвует собой для того, чтобы прекратить движение циклов? Ей не пережить свой отряд». «Откуда… откуда вы всё это знаете?» «Ты в самом деле полагал, что являешься первым, кто пытался нас остановить? Солдаты, ученые, простые люди… множество их, призванных из иного мира, теперь слились с нами, поделившись всем. Эта женщина близится к окончанию своей жизни, неотвратимо, стремительно. Вероятность выживания ничтожно мала. Однако, даже если ей удастся выбраться… тебя это уже не будет волновать».***
Мрачные видения прекратились так же резко, как и начались, оборвавшись на тошнотворном ощущении того, как я проваливаюсь во что-то тягучее, густое, неумолимое, с головой, растворяясь в море других… На смену этим ощущениям пришли те, что воспринимались немногим лучше. Боль во всем теле, особенно в правом боку и плечах. Жуткая вонь, которая насильно вторгалась в мои легкие. Железистый привкус во рту, туман в голове… и резкая речь, которая словно кнутом стегала по ушам. Добавьте к этому сырость и холод — и картина готова. Полагаю, по задумке хозяев, подобная атмосфера должна способствовать психологической ломке пленников. Но наверное, впервые, в истории этих стен, произошло совершенно противоположное. В мой разум, наверняка получившего сотрясение (хорошо, если одно), пришло понимание того, что Жнецам не нужно ломать кого-то столь примитивными методами. А что это значит? Это был просто сон, — подумал я с улыбкой, как ребенок обрадовавшись ощущению своего тела. Болела каждая клеточка. Ноги затекли и едва чувствовались. Но это было мое (Ладно, не совсем мое, но главное, оно принадлежит человеку) тело! И кажется, даже все что должно быть, пока оставалось на своих местах. — Кха’Гар, плешивый варрен, кого ты притащил? — резкий окрик, раздавшийся неподалеку, заставил… бы меня подпрыгнуть от неожиданности, если бы я смог. — Патрульные, ведомые жалким сержантом? И ради пленения этих отбросов Альянса, из-за которых мы уже который месяц прячемся в чертовых катакомбах, ожидая, что Гегемония, наконец, отправит флот для деблокады планеты, ты пожертвовал тремя гранатометчиками и двумя стрелками, которых израненные и оглушенные обезьяны убили? — Господин, я… — Закрой свой рот, шавка! — раздался глухой звук удара, а затем что-то тяжелое, судя по звукам, упало в лужу. — Ты снова подвел меня! Благодари своего отца, дерьмоед, иначе бы я пристрелил тебя ещё на Эллизиуме! — Вы и здесь облажаетесь, — вставил я с трудом (куда более преувеличенным, чем было на самом деле) отрывая голову от холодного пола, на который меня кинули как мешок с картошкой. Притворятся бессознательным, все равно, не было смысла. Практически каждый военный уник, предназначенный для зоны боевых действий, имел хотя бы простейший медицинский сканер, выдающий базовую информацию о состоянии тела. И как раз такой был на руке старшего. — Кха’Гар! — рявкнул «господин» до боли (бронеботинком прямо по моим ребрам! Клянусь, я убью эту суку!) напоминая Родригеса. Наверно так бы выглядел наш инструктор, родись он батаром, — Какого х*я, ты не выбил дерьмо из этой лысой макаки?! — Так он был без сознания, — сглотнула шестёрка возле меня. — Не был бы я должен свою жизнь твоему отцу, сам бы урыл! — рявкнула батарианская копия моего инструктора и врезала подчиненному коротким, хорошо поставленным (спорим, на пленниках) ударом. Сплюнув сгусток крови, я, вырванный из забытья, стал осматриваться, и увиденное меня еще больше не обрадовало: меня закинули в одиночную камеру, отгороженную от грязного коридора парой решеток с врезанных в них дверями на электронных замках. За спинами моих мучителей я разглядел Старнса, который стоял на коленях, затылком прислоняясь к стене. Я даже не мог понять, дышит он ещё или нет. Тело его было покрыто кровоподтеками, что делало его похожим на мешок с плотью, а не на человека. Батарианцы были облачены в потрепанные, грязные бронекостюмы, с притороченными к поясам шлемам. Тот, кого звали Кха’Гаром, смотрелся бледно на фоне своего грозного «господина», совсем не обрадованного самодеятельностью подчинённого, сжимая и разжимая руки, а левая вообще пару раз дергалась в сторону кобуры на поясе. Ещё пара солдат, в шлемах с прозрачными забралами, сновала по коридору. Один из охранников даже метко плюнул в лицо очередному пленнику, в котором я с ужасом узнал Мартина. Его приковали к стене и парень теперь физически не мог открыть свои глаза. — Какого молотильщика ты вообще напал на патруль? Этих кретинов скоро хватятся, и наш проход рано или поздно обнаружат, чем отрежут от основного склада! — Наводка была от надёжного источника, — второй батарианец старательно изображал почтение и лишь блеск глаз выдавал ярость, да желание убить «господина» — Я и подумал, что нам бы пригодилась тяжелая техника. — Идиот пустоголовый, — «господин» приложил ладонь к лицу, сотворяя фейспалм. — Подставой же за милю разит. — Так может их того…? — слуга провел пальцем по глотке — а тела выкинем. — И как далеко ты успеешь отвезти трупы, прежде чем наткнешься на другой патруль? — старший даже не стал бить своего помощника-кретина, лишь закатил глаза. Затем он глубоко вздохнул, — Скажи, что ты хоть догадался проверить снаряжение на маячки, прежде чем тащить к складу. — Конечно проверил, еще на месте аварии! — зачастил побитый четырехглазый. Заметив, что я уставился на него, он, ощерившись, пнул меня в живот, точнехонько по сломанному ребру, впившемуся мне в тело (сцуко, дай только освободиться, я тебя на лоскуты порежу, **анный ксенос!). Повезло, если так можно сказать, что переломы были в области нижних ребер, а не тех, что сходились в грудину — хоть легкие не проткнуло. — Проверил их сканером — их заблокировали, равно как и саму машину… — Кретин безмозглый, это явная подстава! Ты хоть раз слышал, чтобы морпехи отходили от своей базы дальше чем на полсотни метров без связи?! — взревел с новой силой начальник урода, пнув его сабатоном в живот так, что того отбросило к стене. Он прижал тангету связи на шее, одновременно вылетая в коридор и бросаясь прочь: — Говорит капитан Садум Хад’Дах… Голос его резко оборвался вместе с шипящими звуками закрывающейся двери. Черт, надеюсь, что паника этого ублюдка будет обоснованной, и уже сейчас рота морпехов берет эту цепь тоннелей штурмом. Не так я себе представлял рядовое патрулирование условной собственной территории, черт бы вас всех побрал! Мои мысли прервал звук выстрела из дробовика и тело капитана, влетевшее обратно, но уже без куска верхней части черепа. Немного жаль, что не я замочил ублюдка, но оплакивать ксеноса не стану. — Рядовой, вы в порядке? — в дверях возникла мужская фигура в серой броне без знаков отличия. — Жить буду, сэр, — я попробовал встать, да ребро категорически запротестовало. — Но кто вы? — Называй меня, Джон Доу (амеры используют как нарицательное имя, вроде нашего Васи Пупкина. примечание Seguro), сынок, — представился мужчина, который уже оказался возле второго ксеноса, потерявшего сознание при ударе о стену. Да, наверное, неприятно очнуться и увидеть «Соколов» перед всеми четырьмя глазами. — Сэр, спасибо, сэр, — просипел я. Тем временем, парочка ребят в таких же доспехах без знаков различия, положив винтовки рядом, сноровисто открывали камеры и, кажется, проверяли наличие, или отсутствие, признаков жизни. Вытаскивали из камер бездыханные тела, или же помогали, если узники могли выбраться, выйти в коридор, где ими занималась пара медиков довольно субтильного телосложения. Или дистрофики, или женщины, бронелифчики в Альянсе не были в ходу. — Таша, Мари, позаботьтесь о пленниках, Сем, Клифф — прикроете их. В случае угрозы целям миссии бросаете их и двигаетесь к группе Грубера. Все прочее через связных. Остальные — за мной! — коротко распорядился «Джон», после чего растворился в полумраке тоннеля. Меня просто освободили от оков и помогли устроиться у решетки сырой и вонючей камеры, затем кто-то из «санитаров», проведя инструментоном вдоль тела, вколол мне что-то из шприц-пистолета да обработал пару особенно паршивых ран панацелином, строго-настрого приказав не шевелиться, после чего поспешил к, кажется, Ирии, более напоминающей фиолетовую тушу, нежели живого человека, хотя, судя по действиям второго медика, пациент был скорее жив, чем мертв. — Как она? — спросил я доктора. — Жить будет, но в военном госпитале она проведет ещё много ночей, — ответила фигура женским голосом, протянув флягу с водой, к которой я тут же присосался как упырь к крови. — А как вы… — хотел было я задать очередной вопрос, однако медик просто отняла флягу и приказала заткнуться, мол я отвлекаю её, тем самым подвергая других пострадавших опасности. Два стрелка, оставшихся прикрывать своих товарищей, замерли по обе стороны от двери, в полумраке двух крайних камер, где, судя по разящей вони, уже как пару дней назад кто-то помер и успешно разлагался. Наверняка они загерметизировали бронекостюмы, или же у них выдержка — моё почтение. Чувствуя, как тело деревенеет и перестает слушаться (наверное, вколотые препараты стали действовать), я стал пытаться понять, кто так оперативно вытащил нас из полной жопы, именуемой в повседневности пленом, и отчего от них несет поминаемой ещё до аварии подставой? Эти спецы явно не случайно на нас наткнулись, да и чутье усиленно трезвонит в голове, что эти ребята в шлемах с поляризированными забралами могли использовать наше отделение как средство проникновения в зарытые чёрт знает где туннели батарианцев… Откуда-то раздался глухой звук взрыва, протрещали едва слышно несколько очередей… не знаю, сколько прошло времени, когда в тюремный коридор вдруг ввалилась группа стрелков, которая без слов стала взваливать на сготовленные из подручных материалов носилки парней и девчонок в лохмотьях, бывших когда-то формой, и утаскивать их во мрак туннеля. Возможно, из-за обилия впечатлений, лекарств и побоев у меня кончился и без того малый запас сил, и когда крепкий парень с дробовиком в руке подошел ко мне, я провалился во тьму забытья.***
— Какого хрена вы творите?! Как мне понимать ваш произвол?! Почему операция не была согласована со мной?! — орал огроменный негр, которого некоторые подчиненные «любовно» называли «чёрным пидорасом». Хотя надо отметить, капитан Фултон на дух не переносил «заднеприводных». И устраивал им настолько «сладкую» жизнь, насколько это вообще было возможным. — Сэр, вся операция проходила под грифом строгой секретности, с полного одобрения высшего руководства, — во втором человеке, Джеймс Вега, если бы он был здесь, а не валялся бы в госпитале без сознания, опознал бы «Джона Доу». — Да е**л я вашу секретность! Из-за неё погиб мой человек! — Фултон орал во всю мощь своих легких, даже не думая сдерживаться, — И во имя какого х*я, я вас спрашиваю?! Что вы оплатили кровью моего солдата?! — Жизни сотен других солдат Альянса, застрявших на этой планете. Сколько ваша рота потеряла с момента высадки? — спокойно осведомился мистер «Доу», сидя на складном стуле напротив мечущего морпеха, — К слову, вы наверняка знаете, что на орбите этой «гостеприимной» планеты произошла крупная стычка с «внезапно» появившейся из ретранслятора крупной группой «пиратов», усиленной четырьмя «списанными» батарианскими крейсерами. — Да, я слышал, — офицер немного пришел в себя, вздохнул пару раз, и, успокоившись, сел за свой полевой стол, — Конечно, наши фрегаты частенько сталкивались с пытающимися прорваться группками кораблей, пытающихся сбросить снабжение осажденным, но их попытки… — Порой увенчивались успехом, — «Джон» криво усмехнулся, потирая пятидневную щетину на подбородке, — в соседнем квадрате третья рота умудрилась проморгать десантирование нескольких турелей и крупной партии взрывчатки. Пришлось вмешаться, хотя изначально мы были нацелены именно на захват генерала Кха’Дара, которого флот батарианцев и пытался вызволить с этой планеты. Между прочим, близкого родича самого Гегемона, — мужчина, не сдержавшись, скривился, — Этот ублюдок загадил нам весь салон «Мако», чтоб его. — Ублюдки вы все в этом «Цербере», — скривился Фултон, — Но работать умеете. — Ну не даром мы элита разведывательных сил Альянса, — усмехнулся «Джон», — И земными «СПЕКТР» не за красивые глаза считают.