Долгая счастливая жизнь

________________________________________________________________________ По причине подкравшегося неписца выкладываю главу, которая уже черте-сколько висит в черновиках. До устраивающего меня вида я ее так и не довел, но уж что есть. Спонсор выкладки — неизвестный герой, плюсанувший этот текст и таким образом напомнивший мне о его существовании. ________________________________________________________________________       Сиех поднялся на ноги уже на следующий день после этого разговора. Поднялся и стоял, опираясь на четырехногую стальную раму, а потом смог поймать точку равновесия, чтобы немного передвинуть свою подпорку вперед и самому сделать шаг вслед за ней. Комната качалась перед глазами, и перспектива отказывалась выстраиваться, превращая мир в одну плоскую картинку. Сиех сделал три шага-рывка, а на четвертом его опора ударилась в стенку бокса и он едва не упал. Фиррентис, соблюдающий запрет Зо Сахаала, кружил вокруг, пытаясь жестами заставить Сиеха вернуться к ложементу посредством гравикресла, но легионер игнорировал его. Пусть спасибо скажет, что ярость не застила разум, и оторвать руку от опоры, чтобы всё-таки ударить назойливого еретеха, Сиех так и не рискнул. Слишком унизительной была вероятность не совладать с инерцией замаха и упасть под ноги уродливому существу, которое и так не упускает возможности поглумиться над его слабостью. Сиех развернулся, медленно, по миллиметру передвигая вокруг себя опору и сам смещаясь за ней следом. И потом он опять сделал три шага, оттолкнулся от рукоятей опоры и рывком забросил себя в ложемент, едва не промахнувшись.  — Я испросил разрешения говорить у уважаемого Зо Сахаала, поскольку вижу необходимость предупредить: резкие движения и сотрясения могут привести к тяжелым последствиям! Прошу уважаемого легионера прекратить мышечные усилия и позволить сервиторам расположить… — Я услышал тебя. Теперь умолкни, — ярость Сиеха была тем сильнее, чем более он ощущал, насколько своевременно вмешательство сервиторов: конечности совсем перестали слушаться и перевернуться с бока на спину — в предусмотренное ложементом положение — он бы просто не смог.  — Сиех, прекрати, — терминал связи заговорил голосом раздраженного Сахаала. — Фиррентис должен озвучивать предупреждения и рекомендации, это прямо относится к твоему восстановлению.  — Я… услышал… и принимаю твой совет, боевой брат, — смиренно выдохнул Сиех. Во вчерашнем разговоре он уловил мрачную тень сомнения: Сахаал все еще не был уверен в его полной вменяемости и имел на то причины, ибо в памяти Сиеха обнаружились пробелы и искажения и не все сведения об Анклаве, сообщенные им, он сам мог с уверенностью назвать достоверными. Сахаал был разочарован, и теперь Сиеху следовало быть втройне осторожнее, чтобы не дать боевому брату усомниться в своем разуме. Да, советы лечащего медика следует внимательно слушать и скрупулезно исполнять. Разумеется, именно так Сиех и поступит: вопреки ярости и острейшей жажде крови. Когда-нибудь потом он сквитается с техноадептом за теперешнюю свою беспомощность, за все насмешки и все эксперименты. Потом, когда снова станет воином.       Через трое суток Сиех мог, хоть и по-прежнему опираясь на четырехногий костыль, почти уверенно пройти вокруг своего ложемента и на четвертые пожелал выйти за пределы тесного бокса. Фиррентис покорно открыл перед ним дверь, за которой оказался отнюдь не корабельный коридор, а лаборатория, совмещенная с мастерской. Еретех держал его здесь, чтобы удобнее было наблюдать и экспериментировать. Однажды еретех за все заплатит!        Легионер сделал несколько шагов, медленно озираясь и обдумывая, можно ли разрушить что-нибудь в этом логове темного механикум, не вызвав подозрений или гнева Зо Сахаала. Но тут взгляд его наткнулся на нечто, и Сиех сперва замер, пытаясь понять, что видит, а потом понял, и все силы пришлось сосредоточить лишь на том, чтобы не падать и не кричать от обретённого понимания. Над одним из верстаков, в коконе стазис-поля, висел бугристый сферический ком серой плоти с раззявленной безгубой ямой посередине, из которой вывалился, словно в приступе удушья, отвратительно-человеческий язык. Внизу комка дряблыми складками обвисла мускульная «нога», уподобляя его гигантскому моллюску из бездн океанического мира. Весь вид этого существа вызывал отвращение. Сиех ни на секунду не усомнился и всё же спросил вслух: — Что это? — Биоконструкт, который обеспечивал поддержание жизнедеятельности головного мозга и некоторых участков нервной системы уважаемого леги…  — Молчи, — против собственных ожиданий, Сиех не кричал, а шептал. — Я услышал достаточно. Молчи!       С этого дня Сиех начал видеть сны. В этих снах серый бугристый моллюск ворочался в его груди и отращивал тонкие нити щупалец, чтобы оплетать ими тело изнутри. Он совсем не умел жить в легионерском теле, этот мягкий глубоководный слизняк, но он очень старался. И постепенно ему удавалось закрепляться, врастать бессильными ниточками щупалец в могучую плоть и неумело управлять ею. «Донорское тело», говорил Фиррентис, но только теперь Сиех до конца понял, что имелось в виду. Эти руки с буграми могучих мышц, этот торс в пластинах Черного Панциря — просто донорские органы, подаренные калеке. А сам Сиех, истинная суть его — это бесформенный моллюск, спрятанный внутри, искусственно врощенный в сильное тело.        Теперь Сиех ясно понимал причины не отпускающей его слабости, причины непокорности рук и ног и такого странного ощущения мира. Так видит и чувствует мягкобрюхая тварь, в которую превратил его Кроск. А Фиррентис, который пересаживал ее в «донорское тело», он точно знает, что такое Сиех на самом деле, поэтому и издевается над ним. Фиррентис совсем не испытывает уважение к видимости легионера, потому что знает его секрет.       А знает ли этот секрет Зо Сахаал? Сиех был уверен, что нет, ведь Первый Капитан древнего Легиона никогда не позволил бы моллюску называть себя боевым братом! Фиррентис скрыл от своего хозяина гнусный секрет Сиеха, наверное, чтобы выдать себя за великого медика, способного переносить сознание из тела в тело. И Сиех ненавидел еретеха за эту ложь, но не имел решимости обличить его перед лицом Зо Сахаала.       А потом Сиех понял, что Древние Дредноуты тоже лгут. Потому что там, в сердцевине грозной брони, тоже скрыты жалкие беспомощные комки плоти, увечные обрубки. Пару раз в жизни Сиех видел пробужденных Древних и помнил исходящую от них мощь. Значит, можно — так. Надо только никому не показывать сердцевину, надо научиться управлять тем, что снаружи, и не вспоминать о секрете. И, конечно, следить, чтобы этот секрет не разболтал проклятый механикум или не разгадал случайно Зо Сахаал. — Фиррентис говорит, ты очень быстро восстанавливаешься.  — Прилагаю к тому все усилия. И твой механикум, надеюсь, тоже. — Хорошо.       И действительно — хорошо. Глупый еретех говорил о двух месяцах, потому что он не знал, какая мощь подвластна воинам Легио Астартес. Да, плоть слаба, а в некоторых случаях еще и лжива, норовит обмануть, подвести неумелого моллюска… но это секрет, секрет! Хорошо, что кроме подлой плоти есть еще аугметика и броня.       Готовить доспех Зо Сахаал приказал в тот же день, когда была проведена «трансплантация головного мозга и нервной системы в донорское тело» — как называл это механикум. Как только Сиех смог достаточно уверенно ходить без опоры, он потребовал дать ему облачиться. Фиррентис был против, но в этот раз Зо Сахаал полностью встал на сторону боевого брата, понимая, насколько необходимо тому вновь ощутить связь с машинными духами силовой брони. Капитан привел своих личных рабов — единственных рабов на корабле, обученных прислуживать легионеру во время облачения. И сам остался смотреть, а потому Сиех скорее умер бы, чем показал, какой ценой дается ему вес керамитовых пластин. Зо Сахаал не должен заподозрить, будто Сиех из Повелителей Ночи — не настоящий легионер, а калека со слизняком внутри!       Плоть слаба и лжива, зато Черный Панцирь не лгал и силовой доспех не пытался обмануть — Вероятно, взаимодействие нервной системы с аугметикой не вызывало интереса у посвященного Кроска, а потому эта часть мозга наименее пострадала… — Фиррентису было дано право говорить, и он немедленно обратил его во зло. Сахаал гневно взрыкнул, и еретех немедленно прервал оскорбительные рассуждения. — Насколько я могу судить по опыту наблюдения за самим уважаемым Зо Сахаалом, уважаемый Сиех сейчас демонстрирует вполне штатное взаимодействие с машинными духами своей брони, без каких-либо осложнений. С поправкой на неудовлетворительное физическое состояние самого уважаемого Сиеха, разумеется. Однако я настаиваю на ограничении времени использования силовой брони уважаемым Сиехом, так как само по себе ее ношение является нагрузкой на нервную систему, могущей негативно…  — Я тебя услышал! — прорычал Сиех, но Сахаал предостерегающе поднял руку. — Я понимаю твое нетерпение, боевой брат. Но пока тебе следует доверяться мнению моего техноадепта.       Сиех коротко кивнул, вновь демонстрируя вменяемость и благоразумие. Хотя более всего на свете он хотел бы не снимать доспех никогда, окончательно уподобившись в этом дредноуту. Броня ограждала его от окружающего мира, не давала телу лгать, авточувства шлема не полностью, но значительно спасали от постоянной легкой дезориентации, головокружение и слабость не грозили больше падением. Броня была истинной бронёй — защитой от предательства собственной плоти, от испытующих взглядов Сахаала и бесцеремонных прикосновений еретеха. И всё же Сиех был благоразумен и облачался в броню не чаще, чем одобрял это проклятый механикум.        Но никакое благоразумие не заставило бы Сиеха сверх необходимого оставаться в медицинском боксе, напичканном мерзкими приборами, в маленьком закутке при лаборатории, в который Фиррентису так удобно приходить в любое время и устраивать свои эксперименты. Это пожелание Сиеха Зо Сахаал счел разумным. — Каюта для тебя будет подготовлена. Но ты не должен слишком часто запрещать Фиррентису посещать тебя.       Сиеху оставалось только покориться.       Он всё еще был слишком слаб без брони, и «для услужения в мелких нуждах» в подготовленной для него каюте был поставлен сервитор на базе тяжелого погрузочного, способный на одном манипуляторе удержать вес космодесантника. Такая «забота» вызывала кровавую пелену перед глазами. Разумеется, это не брат Зо Сахаал мог подумать, что легионер — любой легионер — может нуждаться в подобной поддержке. В этом оскорбительном сервиторе видна была рука Фиррентиса, который знал секрет, знал, что слизняк внутри сильного тела иногда путается в своих щупальцах и тогда легионер может не совладать с собственными ногами.       Второй насмешкой, с которой тоже пришлось смириться, внимая голосу благоразумия, было огромное зеркало. — Поскольку сигналы, транслируемые вестибулярным аппаратом, как и тактильное восприятие окружающей среды, могут быть спонтанно искажены вследствие перенесенной травмы, то для скорейшего восстановления координации и общей моторики тела я настоятельно рекомендую как можно чаще осуществлять визуальный контроль за собственными движениями, — трещал Фиррентис, и капитан Сахаал отдал соответствующее распоряжение.       Из зеркала смотрел чужак, и даже не брат по Легиону. Искусственно насыщенные меланином белки глаз и вечно расширенные зрачки лишь издалека можно было бы перепутать с антрацитовыми очами Повелителей Ночи. Кожа, цвет волос, форма лба — всё было чужим, фальшивым, как неумело сделанная посмертная маска. А еще чужак всё время насмехался над Сиехом, зло пародировал его мимику и движения, всегда искажая и коверкая их. В исполнении чужака любой жест и любое выражение лица выглядели глупо, отвратительно, лживо. «Это не я» — думал Сиех, и в такие моменты мысль о секрете была почти сладостной. Сиех — это моллюск, спрятанный в чужом теле, а неуклюже кривляющийся урод в зеркале — всего лишь видимость, доспех с чужого плеча.       Избавиться от зеркала оказалось невозможным, но о сервиторе Сиех упомянул капитану вскользь, говоря, что этот наскоро переделанный в стюарда погрузчик совершенно не пригоден для того самого «услужения», ради которого поставлен в каюте. Убрать сервитора Сахаал не позволил, но в дополнение к нему прислал четверых рабов, обученных прислуживать в комнатах благородных господ. Через два дня Сиех убил первого из этих людей.       В тот день лживая плоть вновь обманула моллюска, скрала движение, исказила перспективу, и тяжелый чеканный кубок опрокинулся на ковер. Слуга, копошившийся возле стойки с доспехом, обернулся на звуки и поспешил поднять чашу и снова наполнить ее из стоявшего на столе графина, после чего почтительно подал легионеру. Но проклятое тело продолжало лгать, и протянутая рука оказалась слишком далеко и левее кубка, а потом пальцы конвульсивно дрогнули и сжались, хватая пустоту. В ярости Сиех взглянул на раба и не нашел в лице человека ни вины, ни страха, только безмерное удивление. Человек, несомненно, знал, что то, что он видит - невозможно, а значит был в шаге от того, чтобы разгадать секрет, понять, что Сиех лишь прикидывается легионером, носит чужую маску.       Ужас разоблачения сплелся с яростью. Совладав с руками, Сиех сжал пальцы не на ножке кубка, а на шее держащего кубок слуги. Позвонки хрустнули легко и покорно. Человек безжизненно обмяк в хватке легионера, а Сиеха затопило сладчайшее ликование. Он понял, что по прежнему остается воплощенным оружием, грозным воином, перед которым бессильны жалкие слабые люди. Тело лгало, но оставалось могучим, сила не всегда повиновалась моллюску, но не покидала его. С восторженным криком Сиех разорвал безжизненное тело раба надвое, потом смял в кулаке кубок и глубоко вдавил ком металла в череп убитого. О, да, он по-прежнему был могуч и опасен!       Позже в тот день Зо Сахаал спросил о причине гибели слуги. Сиех отмахнулся, просто сказав, что убитый раб вызвал его гнев. Однако Сахаал выразил недовольство и пригрозил, что замены убитому не будет. Капитан снова смотрел на Сиеха подозрительно и говорил так, будто сомневается в его разуме. А еще позже Сахаал пришел снова и привел с собой человека в одежде офицера. — Это мой старший помощник, его имя Лем. Я хочу, чтобы ты позволил ему говорить с тобой. Мир изменился за годы твоего плена, и я по себе знаю, как трудно бывает понять, что происходит вокруг. Лем поможет тебе разобраться, расскажет о порядках на «Шепоте Демонов», ответит на вопросы. И учти: это ценный для меня человек. Даже если он вызовет твой гнев, ты не смеешь причинять ему вред.       Сиех не понимал, для чего капитан привел этого офицера. Люди всегда были для чего-то, но применения этому человеку Сиех не видел — не слуга, не медик, не механикум, а интереса к разговорам о том, что происходило в Вортексе за годы его плена, Сиех не испытывал. Но человек всё равно стал говорить, более не рассказывая, а пытаясь расспрашивать сам. Эти расспросы очень скоро стали ненавистны Сиеху, потому что выявляли с неумолимой ясностью: разум предавал его так же, как и тело. Сиех начинал говорить о столкновении, в котором принимал участие его взвод, но не мог припомнить причин, приведших к этому бою. Случалось — говорил о карательной акции, но не помнил вины казненных. И эта слабость собственного разума вызвала в нем бешеный гнев, а человек, будто нарочно, более интересовался не фактами и событиями, а их причинами и итогами, которых Сиех слишком часто не мог назвать. Этот разговор продлился не более получаса, прежде чем руки Сиеха начали дрожать сильнее обычного и человек бежал из его покоев, преследуемый яростными проклятьями. Пришедшего вскоре после этого слугу Сиех убил медленно, наслаждаясь криками агонии.