Долгая счастливая жизнь

      Однажды период затишья затянулся настолько, что Сиех не смог ждать в бездействии и успел ощупать безруким телом стены той ёмкости, куда его молча запихнул Кроск, выдернув из очередного кошмара. Были гул и тряска, и воздуха стало не хватать. Сиех был уверен, что это очередной эксперимент, хотя и не слышал ненавистного голоса.       Но и дальше звучали незнакомые шумы, ёмкость куда-то переносили, Сиех ощущал движение воздуха и короткие прикосновения. — Угроз биологического, химического, механического и варп-характера не обнаружено. Это был совсем незнакомый, искаженный треском динамиков голос. — Негуманоидная форма жизни. Видимо — биоконструкт. Заранее проклиная себя за то, что поддаётся на уловку и сейчас снова насмешит Кроска, Сиех всё-таки позволил себе толику надежды. — Кто ты? — Это разумное существо, я полагаю.       Сиех ждал ответа, но вокруг только деловито жужжало, а потом загрохотали, приближаясь тяжелые шаги. — Кто ты? — повторил Сиех. И разительным контрастом с его собственным гнусавым писком, истеричным тенорком Кроска и механическим скрежетом нового незнакомца прозвучал хриплый низкий голос: — Я — Зо Сахаал из Легиона Повелителей Ночи. Ты находишься на моем корабле. — Среди моих братьев не было никого с таким именем! — закричал Сиех, и данный ему Кроском голос звучал особенно мерзко, когда требовалось говорить, как разгневанный легионер. — Я выпущу тебе кишки за то, что присвоил имя чужого легиона! Я вырву тебе гортань и услышу твой предсмертный хрип! — Я — Зо Сахаал из Легиона Повелителей Ночи, — повторил голос над ним. — Твои братья, кто они? Кто ты сам?       Сиех не знал, что именно видит сейчас перед собою незнакомец, и понимал, что любые произнесенные слова прозвучат жалким гнусавым писком. Все же он решился и ответил: — Мое имя — Сиех. Из Легиона Повелителей Ночи.       Ответом ему была долгая тишина, даже деловитое жужжание прекратилось. Тогда Сиех крикнул как мог громко: — Я был в плену! Темный магос биологис сделал это… — и умолк, потому что не знал, что именно сделал Кроск. — Фиррентис, мне нужно твое полное заключение. Если это действительно легионер… — Будет исполнено, уважаемый Зо Сахаал!       Дальше снова было движение и гул механизмов, болезненные тычки и уколы и слова, слишком похожие на бормотание Кроска, хоть и произносимые дребезжащим механическим голосом. — Интересное решение… выводящая система реализована… чем же ты питаешься? — неизвестный явно не ждал ответа. — Объем условно-головного мозга… рефлексы… ты ощущаешь боль? — спросил он вдруг и тем выдал себя. Сиех понял, что Кроск или иной магос, но это всё — лишь еще один эксперимент. Сиех понял, что обманут. — Ты умрешь медленно, слышишь? Я вспорю твое чрево и опутаю тебя твоими же кишками! — Как? — в неестественном голосе прозвучал настоящий интерес. — Я не наблюдаю у тебя наличия конечностей или иных органов, подходящих для заявленных действий.       Сиех снова сыпал проклятьями и угрозами, но неизвестный уже утратил интерес и продолжал свои манипуляции. Но это закончилось, и пришел покой, не нарушаемый извечными кошмарами тела. Покой продолжался долго и почти стал похож на не-бытие. А потом снова прозвучал низкий голос: — Мой посвященный механикум утверждает, что ты — действительно легионер, искалеченный по злой воле тёмного магоса. И еще он утверждает, что ты обезумел от случившегося с тобой. Я сказал ему, что воины Легионов не сходят с ума от пыток. И я хотел бы узнать, как вышло… — голос запнулся и поправился: — Главное, что меня интересует сейчас: есть ли у Кроска другие пленники, за которыми я должен вернуться?       Сиех говорил с обретенным собратом и боялся думать, с чем же говорит в этот момент Зо Сахаал. Он не нашел в себе отваги обратиться к собеседнику «боевой брат». И Зо Сахаал тоже не произносил этих слов.       Слишком много было вопросов, на которые Сиех не смог ответить — путался в системах исчисления времени, не мог вспомнить последовательность событий, — и он чувствовал нарастающее раздражение в голосе Сахаала. — Я не верю, что легионер может лишиться разума от пыток. Но я вижу, что ты и правда не в себе.       И тогда Сиех рассмеялся пронзительным лающим смехом. — Ты воистину прозорлив, воин! Я не в себе, и тебе куда виднее, во что заточил меня проклятый магос! Будь я в себе, я говорил бы иначе и более делал, чем говорил… — и бессильные угрозы в адрес Кроска хлынули сплошным потоком. Когда же Сиех иссяк, Зо Сахаал ответил ему. — Справедливо. Если есть способ вернуть тебе достойное тело — мой техноадепт сделает это.       Сиех подумал, что техноадепт, о котором говорит Сахаал, слишком во многом подобен Кроску, чтобы довериться ему, но не посмел сказать о своих сомнениях вслух. Долгие декады после этого разговора он пребывал во власти еретеха по имени Фиррентис, который редко причинял ему боль, но речи которого каждым словом будили память о Тёмном магосе биологис. Сиех знал, что в нем снова видят лишь материал для эксперимента, и бессильная ярость кипела в нем, прорываясь гневными словами, бесконечными и бессильными угрозами.       Зо Сахаал несколько раз снисходил до беседы с ним, стремясь выяснить подробности об анклаве Восьмого Легиона в Вопящем Вихре. Но Сиех уже осознанно отказывал ему в ответах, потому что не мог быть уверен, с кем в действительности разговаривает. Голос и манера были характерны для легионера, но Сиех слишком хорошо знал, что любое чувство можно обмануть. — Когда я смогу увидеть тебя, услышать тебя и прикоснуться к твоей броне, тогда я поверю до конца. Если ты истинный сын Примарха Кёрза, то ты и сам не склонен к излишней доверчивости. Я не хочу говорить об обители моих братьев с неизвестным. — Это разумно, — согласился Зо Сахаал и надолго лишил Сиеха своего общества. А в следующую встречу, много декад спустя, сказал: — Мой техноадепт завершил свои исследования, и у нас есть тело легионера, пригодное для того, чтобы принять твое сознание. Но вероятность благополучного исхода невысока, и даже при успехе самой операции нет гарантий, что ты в полной мере обретешь былую силу. И в любом случае тебе придётся осваивать управление телом словно младенцу. Фиррентис сказал, что это будет долгий и болезненный процесс. Ты готов на это, или мне приказать ему искать другие возможности?       Сиех снова превозмог отвращение, думая о том, что видит и слышит сейчас его брат. И всё же ответил так, как велело сердце: — Я — воин, плоть от плоти моего Легиона. Ты говоришь — есть возможность сражаться снова, вопреки… последствиям плена. Чего, по-твоему, я могу еще желать? — Да будет так.       Сиех погрузился в удушливый полусон, наполненный мешаниной иллюзий, вспышек, звуков, слов, круговерти цвета и света. За сном последовало пробуждение, подобное выходу из шока после неудачного падения дроппода: головокружение и спутанное сознание и боль по всему телу одновременно, без намека на успешную работу имплантов. Далеко не сразу он смог открыть глаза — слишком большое усилие, слишком трудно в правильной последовательности напрячь несколько мышц, чтобы поднять веки. И тут же позволить им вновь сомкнуться, пряча зрачок от невыносимо яркого света. — Можешь шевелить пальцами? Моргни, если слышишь меня, — застрекотал рядом уже знакомый механический голос, но Сиех в равной степени и не хотел, и не мог выполнять его указания. Довольно много времени потребовалось, чтобы техноадепт правильно понял его затруднения, приглушил свет и прикосновениями мехадендритов обозначил, где, собственно, у Сиеха пальцы. Каждая фаланга была чужой и чуждой, Сиеху приходилось задумываться над каждым микроскопическим движением. — А сжать руку в кулак? Сомкнуть указательный и большой палец в кольцо?       Но всё затмевал тот факт, что теперь Сиех видел говорившего. Еретех с безглазым изуродованным лицом склонял к нему свой гибкий оптический мехадендрит и стрекотал неумолчно: — Аппаратной диагностики, увы, недостаточно! Уважаемый легионер, только сотрудничая, мы сможем достичь успеха! Это крайне, крайне любопытный эксперимент! — Я… я освежую тебя заживо, слышишь? Не смей… — собственный голос, густой, вязкий и словно бы замедленный, заворожил Сиеха. — Прошу прощения, если вызвал гнев уважаемого легионера. К сожалению, сложные медицинские вмешательства не всегда предполагают полную адекватность пациента. Однако, при любом психическом состоянии вопрос взаимосвязи вегетативной нервной системы и головного мозга остается крайне занимательным… — Сиех старался не слушать еретеха, но от понимания было не отмахнуться: это снова эксперименты.       Ярость отчаяния вскипала в груди, и яростью и отчаянием была напитана надежда — Сиех видел свое новое тело и оно было телом бессмертного воина. Но Сиех видел также, что это не его тело, чужое, незнакомое; видел это и чувствовал тоже, что тело — чужое, с трудом подчиняющееся, неподатливое. Он помнил слова Зо Сахаала «предстоит учиться словно младенцу», он был готов к тому, что удар его далеко не сразу обретет былую неотвратимость, что оружие будет казаться тяжелым, что болты будут ложиться позорной россыпью, но… Сомкнуть пальцы на краю простыни и подтянуть ее выше на грудь. Взять чашку с бульоном и донести до рта, не расплескав. Вот свершения на самой границе возможного, на пределе всех сил, достойные подвиги для могучего воина Легионов! — Что со мной, посвященный? Почему?.. — Сиех, поднял руку, показывая, как отчаянно она дрожит. — Скорость восстановления двигательной функции просто фантастическая! Предполагаю, что ускоренная регенерация уважаемых легионеров проявляется не только в быстром заживлении ран, но и в скорости восстановления нейронных связей… — Ты издеваешься, ничтожество! Первый атакующий выпад Сиех сделал через восемь суток. Выбросил руку в сторону снова рассуждающего об экспериментах еретеха и стиснул клок бесформенного плаща вместе со скрытой под ним конечностью — плотью или мехадендритом, он не смог определить на ощупь. Обратный рывок вышел менее уверенным, хватка подвела, и в пальцах осталась только шершавая пустота. — Поразительная скорость восстановления!.. — не переставая стрекотать, техноадепт резво отодвинулся подальше от наклонного анатомического ложемента, в плотных объятиях которого проводил свои дни Сиех. — Я дотянусь до твоего горла, падаль, я услышу твой предсмертный хрип! — Эмоциональный фон по-прежнему избыточный. Возможно, потребуется гормональная терапия или прямое вмешательство в биохимические процессы головного мозга… — за Фиррентисом задвинулась дверь медицинского бокса.       Довольно скоро к ложу Сиеха пришел сам Зо Сахаал. — Фиррентис говорит, что ты хорошо восстанавливаешься в физическом плане. — Он много говорит, — выдохнул Сиех, великим усилием смирив рвущийся из груди рык. — Это да, — на лице Сахаала мелькнула понимающая усмешка. — И о тебе он тоже много говорит. Не только о физической форме. Он мой личный техноадепт, и я дорожу им. Я по-прежнему уверен, что легионеры не впадают в безумие от пыток. Ты будешь терпим к Фиррентису.       Последняя фраза не была вопросом. — Я услышал тебя, брат Зо Сахаал, — отозвался Сиех, наслаждаясь возможностью обращаться к равному так, не стыдясь собственного голоса. — Он говорит о быстром восстановлении, когда я всё еще не в силах удержаться на ногах. Что это, если не насмешка? И, насмехаясь, он может быть вполне уверен в собственной безопасности! Я безвреднее слепого щенка! — последние слова Сиех выкрикнул, в бешенстве сминая простынь, и Сахаал мрачно проследил взглядом, как непокорная ткань выпадает из дрожащих пальцев.       Вызванный Фиррентис, услышав обвинение, негодующе задергал обрезками губ, но голос из динамиков звучал подчеркнуто ровно. — Искусственное воссоздание синаптических связей при настолько масштабных и необратимых повреждениях нервной системы, когда в результате многократного использования агрессивных искусственных раздражителей нарушен сам механизм передачи возбуждения в синапсах… — Зо Сахаал молниеносно взмахнул рукой, и на плече еретеха начало расползаться алое пятно. Фиррентис, не прекращая говорить, стянул с плеча накидку, изучил оптическим мехадендритом клок кожи, ювелирно выхваченный с узкой полоски плоти между двумя металлическими разъёмами, деловито выудил из складок накидки флакон с распылителем и залил свежую ссадину. Потом натянул балахон обратно. Всё это он проделал, не меняя интонации, но содержание его речи изменилось в момент появления первой капли крови на накидке: — Если мне позволено воспользоваться аналогией: кто-то сорвал с мест и перемешал все небесные тела в масштабах субсектора, а я должен по звездным картам вернуть на прежнее место каждую звезду, каждую планету и каждый астероид. Если я ошибаюсь хоть немного — небесная механика нарушается, изменяются траектории движения светил и смещаются орбиты планет. В данной аналогии под субсектором я подразумеваю уважаемого легионера Сиеха, а под небесными телами — все точки сопряжения его собственной нервной системы и вегетативной нервной системы донорского тела. Данная аналогия призвана наглядно проиллюстрировать масштаб работы. Это задача, которую в нормальных обстоятельствах я назвал бы нерешаемой! Но поскольку уважаемый Зо Сахаал приказал мне найти решение, я делаю всё возможное. Прошу разъяснений: следует ли мне подробно отчитаться о медицинских манипуляциях, которые производятся в отношении уважаемого Сиеха или это вызовет гнев уважаемого Зо Сахаала? — Каковы прогнозы, сколько времени займет выздоровление? — невозмутимо уточнил Сахаал. — Прогноз по-прежнему остается крайне неточным. Какие именно критерии и признаки мне следует учесть в своем ответе? — Когда я смогу приступить к тренировкам с оружием? — Сиех поддался общему настроению, и его голос также прозвучал ровно. Вернее сказать — мёртво, потому что он уже предполагал ответ. — Корректно ли будет в качестве критерия исполнимости заданного события принять требования к физической подготовке, действующие для новобранцев контрабордажных подразделений корабля «Шепот Демонов»? — Фиррентис развернул на Зо Сахаала оптический мехадендрит, дождался раздраженного кивка и с секундной паузой продолжил: — Самый благоприятный прогноз предполагает сроки от двух месяцев. Самый неблагоприятный — никогда. Медианное значение с учетом срока жизни воинов астартес в условиях боевого рейдера и возраста донорского тела: сорок семь терранских лет…       На этот раз Сахаал полоснул Когтем по лицу еретеха. Расположенный под гортанью динамик сипло булькнул, когда прямо на него шмякнулся лоскут срезанной кожи, а заливку раны регенерантом Фиррентис исполнил несколько более поспешно, чем в прошлый раз. Сахаал же, не обращая внимания на копошение техноадепта, обернулся к Сиеху: — Значит, надо терпеливо выждать эти два месяца и только потом делать выводы. Я признаю, что мой личный техник склонен к неподобающим высказываниям и избыточному словоблудию. Отныне он будет говорить в твоем присутствии только по прямому приказу.       Сиех смотрел, как сноровисто Фиррентис возвращает на место сорванную кожу, фиксируя ее несколькими скобами. Какая ничтожная малость, в сравнении с тем, что сделал бы с еретехом он сам, будь у него силы встать на ноги! — Следует ли верить ему? И не следует ли мне... Сиех запнулся. «Я не могу больше быть жалким. Я боюсь беспомощности. И умереть беспомощным я тоже боюсь» — ничего из этого Сиех не смог бы произнести даже в собственном разуме, слишком отвратительные, недостойные слова! Но Сахаал правильно понял его молчание. — Ты — первый из братьев по Легиону, встреченный мною в этом проклятом пространстве за долгие годы. Я опасался, что никого не сумею разыскать. Ты нужен мне, боевой брат Сиех. Фиррентис сделает всё возможное, несмотря на особенности характера, он хорошо знает свое дело. В данный момент есть ли медицинские нужды, требующие твоего присутствия здесь? — обратился он уже к техноадепту, как раз закончившему прилаживать кусок кожи на место. — Ничего неотложного, уважаемый легионер. Следующее плановое вмешательство, требующее моего присутствия, должно состояться через два часа тридцать дв… — Тогда убирайся. Скажи, — Зо Сахаал снова обращался к Сиеху, — теперь ты видишь меня и можешь коснуться моей брони. Я отвечу на твои вопросы, если они есть. Ты — готов ли ответить на мои? Я хочу встретиться с остальными Повелителями Ночи.        Сиех протянул руку и действительно коснулся керамитового наруча, провел пальцами по рисунку молний. И до тошноты остро понял, что керамит под пальцами ощущался не так. Впрочем, это преследовало его с момента пробуждения: иными были цвета и звуки, плотная ткань простыни казалась невесомой, синтепласт ложемента — горячим, но только если прикасаться запястьем правой руки. Реальность по-прежнему была ложью, данной в ощущениях. И всё-таки усилием воли Сиех приказал себе не обращать внимания на мелочи. Он слабо сжал закованное в керамит предплечье собеседника: — Да, разумеется. Я расскажу тебе всё, что сумею вспомнить. А ты расскажешь о твоем пути и твоих целях.