хён

марк бежал со всех ног, иногда останавливаясь на короткие передышки. парень искал во всех больницах по близости. он не знал в какой именно лежит хэчан и жив ли он, но ему глубоко похуй. ли пообещал себе, что из могилы его достанет. он снова тормозит, тяжело дыша. грудь вздымается так быстро, а в горле неприятно першит, парень сплёвывает слюну на асфальт, не замечая, как глаза снова слезятся. что с ним происходит? неужели так не похуй на это недоразумение? невольно перед его глазами появляются картины той ночи. « — было больно, хён, — шепчет младший, осторожно устроившись под боком и свернувшись в клубочек. он и правда напоминает пёсика. или может быть сейчас потерявшегося котёнка, который ищет заботу и тепло? марк чувствует, как в груди колет, но не придаёт этому никакого значения. он осторожно убирает прядки волос со лба хэчана, рассматривая его лицо. — ты не заплакал ни разу. становишься мужиком, а? — дразнит его старший ли.» «донхёк одевается, смущённо отводя взгляд, замечая, как хён рассматривает его с ног до головы. минхён видит выпирающие рёбра, видит все эти выступающие в ненужных местах кости, видит отметки их ночи. ему жаль младшего, ведь дома его мать отругает, старшему ли не знать насколько она строга. — ты такой болезненно худой, фу, — морщит носик марк. парень на это молчит, закусив свою нижнюю губу.» — почему ты раньше не рассказал, идиот? — рычит марк себе под нос, снова срываясь на бег. в его голове слова хэчана словно на повторе. « — марк, я был в больнице и..» минхён ненавидит себя за то, что не слушал и не придавал словам донхёка никакого значения. почему снова было что-то важнее этого ребёнка? почему он в очередной раз убегал от самого себя? ведь он тоже любит.

***

— я нашёл тебя.

***

за окном весна. марк сидит в постели, всматриваясь в окно, словно ожидая кого-то. он выглядит очень болезненно: весь бледный, худой и невыносимо жалкий. такой, каким бы его видеть не хотел он. « — хён, я люблю цветы, — говорит хэчан, мечтательно улыбаясь. — я на твою могилку принесу, дебил.» марк закусывает губу. он так сильно ненавидит. ненавидит себя, эту жизнь, а ещё донхёка, который оставил его самостоятельно справляться с болью под названием «любовь». минхёну запрещают выходить на улицу без присмотра. не оставляют его одного на долгое время. боятся, что сорвётся. боятся, что окончательно потеряется. боятся, что снова решится сотворить что-либо с собой. воспоминания душат — минхён задыхается. парню хочется стереть себе память, дабы забыть, но и забывать совсем не хочется.

***

— я нашёл тебя, — шепчет марк, подходя ближе к больничной койке, на которой расположился уж больно худой донхёк. — хён? — парень приоткрывает глаза, но лучше бы он этого не делал. он умирает. и марк это видит в его глазах. боль, усталость от того, что ждёт смерти каждый день, смирение и любовь?.. хэчан пытается подняться, дабы не выглядеть ужасно в глазах старшего, но он лишь снова падает на постель, ужасно хрипя и кашляя. — господи, не вставай, — мигом подлетает к нему минхён. и оба пугаются. марк от того, что сработал автоматом, а хэчан от того, что ещё никогда не видел его настолько обеспокоенным. или это жалость? младший морщится. — уходи. уходи. уходи. минхён не слушается, а лишь садится рядом на койку с краешку, начиная пристально рассматривать парня напротив. скулы ужасно выпирают, он стал худее, чем обычно, даже слишком. ручки такие тоненькие, что, по сравнению с руками марка, это прутики. и парню страшно даже коснуться его, но он рискует. аккуратно дотрагивается до него, поглаживая тыльную сторону руки. кожа высохла, она больше не имеет тот приятный смуглый цвет, сейчас он бледный. старший ли слишком осторожно берёт его руку в свою, переплетая пальцы и поднося их к своих губам. марк целует нежно, едва касаясь, при этом смотрит в удивленные глаза хэчана, но после нескольких минут он, наконец, расслабляется. — я люблю тебя. я люблю. я. тебя. люблю. слышишь, донхёк? — и тот вздрагивает, впервые слыша своё имя из уст парня. хэчан выдавливает из себя улыбку, к счастью, она не получается такой вымученной, коей могла казаться. — слышу. я тебя тоже люблю, — на секунду он замолкает, старший смотрит за ним, смотрит, как тело младшего содрогается от ужасного кашля, — та ночь, — хэчан облизывает губы после очередного приступа, — я не жалею ни о чём, окей? — замолчи, — шепчет минхён, утыкаясь своим лицом в живот донхёка, не отпуская при этом его руку, — я так виноват. я виноват. хэчан счастлив сейчас, как никогда раньше, он касается свободной рукой волос старшего. марк так жаден до касаний. ему мало. ещё, ещё, ещё. больше донхёка. — поцелуй меня, — очень тихо говорит парень, а тот повинуется. выпрямляется и льнёт к лицу этого надоедливого парня. осторожно касается холодных губ своими тёплыми, отчего мурашки бегут по телам обоих. они не углубляют поцелуй, лишь тычутся губами, чуть причмокивая. оба чувствуют сейчас нечто необычное. то недозволимое, то запретное и такое манящее чувство. но не может быть всё так хорошо. и никогда не было. марк перестаёт чувствовать теплое дыхание на своих губах, он отстраняется, смотрит на чуть заметную улыбку на лице мертвого донхёка. марка кроет. он не отпускает любимого, даже когда его пытаются увести.

***

минхён вспоминает его каждый день.