Я не тот, за кого себя выдаю

Несколько месяцев спустя. В коридоре больницы стоял Дрим, белые полы отражали свет ламп, сияя морозом, рядом сидел Глюк, темно-фиолетовые синяки под глазами и постоянные лаги сопровождалась регулярными перезагрузками с соответствующими звуками. Груз ответственности давил сильнее с каждым днем, с которыми ближе подступал срок появления на свет их ребенка и тем сильнее Ошибка чувствовал, что количество самоунижения, его защитной реакции, становится в его жизни больше. Он долго прощал себя, но это не отменяет того факта, что последствия будут и он должен отвечать за них. Он никогда не бросит своего милого Фреша, пусть в нем и был тот ужасным монстр абьюза, что был способен перехватывать контроль над телом. Влияние Дрима смог распространиться и на остальных его знакомых. Брат — Найтмер, распространяющий ужасные слухи, это тоже было его защитной реакцией, личные предпочтения в постели свели их вместе, а возможная утечка их соития могла сильно пошатнуть его репутацию, поэтому пришлось морально уничтожить одну из частей их общества, буквально оклеветав тех. Дрим был тем, кто создал все это и тем, кто самолично все остановил, постоянная вражда между ними была напрасной, ведь любовь спасла этот мир. Решив остановить вражду с Найтмером, Звездный решил подчинить его, подчинить каждого, садистские мысли всегда были в его голове и так они вылились наружу, но, кто знал что, чем сильнее он будет ублажать это чувство власти, тем сильнее он терял свою личность, уподобляясь животным и создав свою вторую животную сущность, которому он не мог больше сопротивляться. Чутье хищника распространилось и на собственного брата, возжелав его тело настолько сильно, что он готов был пойти на все, но сейчас, поумерив свой пыл, Дрим наконец разобрался во всем. Найтмер сейчас заглаживает свою вину перед омегами, публично извиняясь и объясняя ситуацию. Хоррор и Даст просто живут, сидя на шеи у своего босса, они занимаются бумажной волокитой, а Киллер занимался личными встречами и оказанием помощи, он служил неким медиатором между разными пластами населения с противоположными мнениями. Место их жизни превратился в «офис» в котором они жили и работали, работали и жили. Спустя несколько часов, в палату пригласили Дрима, за дверь послушался плачь и хриплый голос Инка, что успокаивал своего мужа. К палате вскоре подошел и Найтмер, чтобы взглянуть на своего племянника, пусть он и говорил, что Дрим ему никто, но все же он пришел, по-братски, по-семейному. Кошмар не признает, но ему приятно проводить выходные вместе с братом, которые ограничиваются посиделками друг с другом в домике около озера. Эррор пригласили несколькими часами позже, врач выглядел растеряно, не знал как преподнести ему правду, но Эррору плевать, он уже его любит. Маленький скелетик выглядел в разы меньше, чем Глюк себе представлял, точно меньше чем Паллет — сын Инка и Дрима. Маленькое тело совмещало в себе оттенки обоих родителей, белый череп и бедренные кости, контрастировали с черными ребрами, что делал и его белый позвоночник, а так же темно-красные ключицы, плечевые, лучевые и локтевые кости были бардовыми, фаланги пальцев же были черными, как смола. Маленькие глаза открылись и по щеками сразу же стекли несколько струек разного цвета, становясь теперь уже родимыми пятнами, что были подобны гличам и меняли свои цвета. Левый глаз был как у Фреша, перевернутое сердце нежно-розового цвета смотрело на своего отца, а правый глаз был янтарным, но смотрел он куда-то вдаль закатываясь вверх. Малыш заплакал, шевелил руками, но не ногами и теперь уже врач решил падать свой голос. — Он очень слаб, и он… — На глазах Эррора правая рукам равняясь глюкам одного из родителей, зависла, пока левая истерично дрыгалась и на ладонь Глюка, как песок в песочных часах, собралась маленькая горка праха. — Фреш, — По щекам скатились несколько соленных струек, — Ты такой молодец, Фреш, я так вас люблю, — Ошибка прижался к кровати на котором лежал его супруг, не отпуская из своих объятий сына. — Эррор, — Вот и карма вернулась к нему, но он с достоинством примет ее, сделает свою семью самой счастливой и самой любимой им. Его маленькое солнышко самый лучший, самый красивый и самый-самый. Радость Глюка вырывалась в виде слез, что никак не переставали течь. — Как мы его назовем? Наше маленькое солнышко? — Эррор широко улыбнулся, за ней последовала такая же улыбка омеги. — Глич-Колор? — Легкий поцелуй, был ответом говорящим, что это идеальное имя. — Самое красивое имя, для нашего сына, — Врач же решил вмешаться, попросил выйти альфу и сообщил, что Фреша выпустят спустя несколько недель, под долгими уговорами, Глюка смогли уговорить не оставаться проживать в коридоре больницы и договорились лишь на дневном посещении.