Преданные

      Что такое боль предательства? Некоторые люди никогда ее не знали. Счастливые…       Тсуне не повезло узнать на собственной шкуре, каково это, когда тебя предают те, кому ты доверял больше всего. Как сказал бы какой-нибудь мудрец: то, что не убивает, делает нас сильнее, и любая боль — благо, ведь она даёт жизненные уроки. Но Тсуна был обычным невезучим школьником, и Тсуна не мог найти плюсов в сложившейся ситуации.       Тсуна чувствовал… Опустошение. Вот самое верное определение. И боль. Противную, ни на секунду не стихающую боль, от которой не существовало лекарств, ведь причиной этой боли были воспоминания.       В тот день с самого утра у него было плохое предчувствие, хотя ничего не предвещало беды. Все как обычно: солнышко светит, птички поют, Хибари стоит у школьных ворот, как воплощение всей школьной дисциплины. Только сверлит странным взглядом. Интуиция орала как резаная, и Тсуна был уверен: что-то должно случиться. Но не знал, что именно.       Уроки тянулись до безобразия медленно, Тсунаеши нервничал. Задумавшись, он понял, что в этот день с самого утра все шло наперекосяк. Реборн уехал на какую-то миссию, в записке, которую он соизволил оставить, было сказано, что отсутствовать он будет неделю, а когда вернется — Тсуну ждут тренировки по освоению Пламени. Тсуне предстояло вызывать Пламя без пуль и пилюль, и уже один этот факт вызывал нервную дрожь напополам с облегчением, что начнется это лишь через неделю, а не прямо сейчас.       Была еще записка от Наны — она ушла гулять по магазинам с Бьянки и детьми.       В общем, с утра в доме Тсуны в тот день было чересчур тихо, но Тсуна не придал значения этому факту.       Столо только Тсуне услышать последний звонок, он сорвался с места, каким-то чудом не запнувшись о парту, и побежал домой настолько быстро, насколько мог. Интуиция уже не подавала тревожные звоночки — нет, она выла сиреной. Тсуна не имел права опоздать, хотя что-то внутри подсказывало, что происходящее ему не понравится.       Но тогда он еще не умел обращать внимание на такие едва заметные сигналы.       Отдышавшись на пороге после долгого бега, Тсуна тихо вошел в дом. Отчего-то он был уверен, что нельзя давать знать о своем присутствии. В любой другой день у него не получилось бы бесшумно пройти по коридору, но тогда казалось, что обычного неуклюжего Тсуну заменил другой человек.       Гиперинтуиция Вонгола — не хухры-мухры, да.       Чем ближе он подходил к гостиной, тем отчетливее слышались голоса. И это было странным: Тсуна не ожидал, что его хранители и даже его никчемный отец соберутся у него дома.       — Я позвал вас всех сюда, чтобы сказать: Тсуна не настоящий босс Вонголы, — начал Емицу, и Тсуна почувствовал, как сердце ушло в пятки.       «Не настоящий босс Вонголы…» — эхом прозвучало в его голове, выбивая всякие мысли. Тсуна замер, как громом пораженный. Он мог лишь молча сквозь приоткрытую дверь наблюдать за происходящим.       Не настоящий босс…       — Что значит не настоящий босс?! Вы что, подсунули нам фальшивку?! — Выкрикнул Гокудера. Это резануло слух, Хаято казался каким-то… Ненастоящим, что ли? Он говорил так, словно Тсуна был для него не другом, а какой-то вещью, товаром.       — Не совсем. — Мотнул головой Емицу. — Тсуна был боссом, и его даже приняло Кольцо, но я нашёл более достойного кандидата на это место, — спокойно продолжал отец.       Более достойного кандидата… Черт возьми, нельзя было это сделать сразу? Тсуне не пришлось бы терпеть издевательства Реборна, он бы ничего не знал о мафии и жил обычной жизнью, не рискуя умереть в любой момент. Дурацкая ситуация.       Тсуна хотел войти и высказать отцу в лицо свое возмущение, но следующие слова Емицу снова заставили его оцепенеть.       — Я хочу, чтобы вы стали его хранителями, а Реборн — его репетитором.       Это значило… Значило, что у Тсуны собирались отнять его Хранителей? Нет, его друзей?       Это не может быть правдой. Не может же, верно?       — Я согласен, — сказал Гокудера, и все, даже Хибари Кёя, удивленно посмотрели на него.       А Тсуна чувствовал, как холодеют все его внутренности. Хаято, тот, кто был его правой рукой, тот, кто каждый раз говорил Тсуне: «Положитесь на меня, Джудайме!», тот, кто всегда заботился о Тсунаеши, пусть и по-своему — он же первый его и предал.       — Объясни, травоядное, — холодно бросил Хибари.       И Хаято объяснил. Так объяснил, что Тсуна сейчас слышал эти слова в ночных кошмарах.       — Он неуклюжий, вечно плачущий идиот, который ничего не может без пилюль или без Пули Посмертной Воли. Им с легкостью можно манипулировать, — отметил Гокудера. — Я не пойду за таким лохом.       — Я согласен с Гокудерой, хотя он перегнул палку с критикой. Уверен, Тсуне будет лучше без всей этой мафии! — Ямамото нанес второй удар по розовым очкам Тсунаеши.       До этого момента Тсуна и не знал, что смотрит на мир через эту оптимистическую призму.       — Я ЭКСТРЕМАЛЬНО согласен, что Савада не подходит на эту должность! — крикнул Рёхей, оглушив всех присутствующих.       Даже Ламбо прохохотал что-то про издевательства над новым боссом.       Это стало последней каплей. Тсуна подтвердил свое звание труса — он просто сбежал, не в силах этого больше выносить.       ***       Все обернулись, услышав громкий хлопок входной двери.       — Ку-фу-фу, вы же специально собрали нас именно здесь, господин внешний советник? Вы же знали, что Тсуна все услышит. — Мукуро выглядел расслабленно, но его глаза холодно сверкнули.       — Верно, — так же холодно улыбнулся Емицу. — Как-никак, Тсунаеши мой сын, должен же я был преподать ему урок.       Емицу был отвратительным отцом, но Тсуна даже не представлял, какой на самом деле он мудак.       — Так что насчет моего предложения, Рокудо Мукуро?       Мукуро склонил голову набок, разглядывая главу CEDEF как букашку, раздавленную подошвой ботинка. Туман знал толк в презрительных взглядах.       — Отказываюсь. Тсуна — мое Небо. Другого я не приму.       Вот уж от кого Емицу не ожидал такой преданности, так это от потомка Деймона Спейда.       — Я тоже не предам босса, — голос Хром звучал как всегда робко, но, когда она взглянула на улыбнувшегося ей Мукуро, во всей ее фигуре загорелась решимость, даже хохолок на затылке воинственно встопорщился. Это могло бы смотреться забавно, но ситуация не располагала.       Емицу устало потер переносицу. Все шло как-то… Не так, как задумывалось.        — Вы понимаете, что тогда пойдёте против Вонголы, и тебя, Мукуро, могут упечь обратно в Вендиче? — сказал он, надеясь, что иллюзиониста проймет эта угроза.       — Ку-фу-фу, как грубо, господин внешний советник — сразу к угрозам, — Мукуро словно доставляло невероятное удовольствие издеваться над этим опасным человеком. Хотя почему «словно»? — Даже если меня запрут на самом нижнем уровне Вендиче в этой чертовой непроницаемой капсуле, я найду способ быть рядом с боссом. Мой ответ не изменится: Тсуна — мое Небо. — Закончил Мукуро серьезно и встал с дивана, на котором до этого пафосно рассиживался. — Идем, Хром-чан. — Словно и не было этого мига серьезности, Мукуро снова ехидно улыбался, и эта улыбка раздражала всех присутствующих. Кроме Хром, пожалуй.       Дверь за этими двоими закрылась, но Емицу продолжал сверлить ее раздраженным взглядом. Пока к этой двери не подошел Хибари Кёя.       — Мне не интересны эти игры. — С этими словами он тоже ушел, оставив Емицу с отвисшей челюстью.       Емицу обвел взглядом оставшихся. Дождь, Ураган, Солнце и Гроза-Ламбо, который непонимающе хлопал глазами.       Емицу хмыкнул. Ну, хоть насчет этих он мог быть уверен на все сто.       Плохо, что он ошибся с психологическими портретами ушедших Хранителей. Не учел все риски. В следующий раз он будет умнее.       А пока нужно подготовить оставшихся к встрече с новым боссом и подобрать еще двух Хранителей. А счастью, запасные варианты с легкостью можно было отыскать в архивах CEDEF…       ***       Горячие слезы обжигали щёки, из-за них Тсуна ничего не видел, но он все равно бежал. Не важно куда — лишь бы подальше от тех, кто показал ему, что значит — быть кем-то преданным. Бежать далеко. Бежать от этой боли и холода, впивающегося в опустевшее сердце.       Бежать от самого себя.       Тсуна споткнулся и непременно разбил бы себе лоб, но кто-то схватил его за локоть и удержал.       — Ку-фу-фу, быть настолько неуклюжим — опасно для жизни, — почти пропел над ухом знакомый голос.       Тсуна подскочил, словно ужаленный.       — М-мукуро? Хром?       — Я рад, что ты помнишь наши имена, — съязвил Мукуро, но Тсуна не обратил на это внимания.       — Чт-то вы тут делаете? Вы же… — во взгляде Тсуны была неприязнь, но гораздо больше там было боли. И Мукуро, видя такие глаза у своего Неба, готов был возненавидеть внешнего советника и тех тупых уродов, чьи слова Тсуна услышал.       — Мы отказались от того несомненно заманчивого предложения, — улыбнулся Туман. Он всегда улыбался, но это, кажется, был единственный раз, когда Тсуна видел на его лице улыбку столь искреннюю, столь настоящую.       — Босс, мы и Мукуро-сама не предадим вас, — несмотря на яркий румянец смущения, Хром не отводила взгляд, она смотрела в глаза Тсуны решительно.       Слезы хлынули рекой, и Тсуна не стал их даже вытирать, осознавая тщетность этих попыток.       Слезы мешали, делая зрение нечетким, но Тсуне было плевать на них. Тсуна был просто до неприличия счастлив.       Тсуна поверил. Он знал, что ему не лгут — хваленая интуиция Вонгола не оставляла сомнений.       Он не дослушал, сделал ошибочный вывод. До этого Савада был уверен, что именно Туман может предать его без сомнений и угрызений совести — в конце концов, изначально они были врагами, Мукуро даже прямо говорил о том, что ему нужно было лишь тело Тсуны, чтобы уничтожить мафию.       Савада Тсунаеши еще никогда не был настолько рад тому, что ошибся в человеке.       — Ребята… Я так рад, что вы у меня есть… — Тсуна едва не задушил Хром с Мукуро, умудрившись обнять их обоих от переизбытка чувств.       — Ойя-ойя, нельзя быть таким плаксой, — Мукуро был немного растерян, но не подавал виду. А Хром сгорала от смущения — она оказалась слишком близко прижата к Мукуро. — Пойдем домой, то собрание уже должно было разой… тись…       Мукуро пришлось в очередной раз хватать Тсуну, чтобы он не разбил себе лоб в результате падения — Тсунаеши потерял сознание. Отчего-то это вызвало улыбку у обоих Туманов.       …Наблюдающий за этой троицей издалека Хибари хмыкнул и ушел по своим делам — сейчас ему была не особо интересна возня со Зверьком и вокруг Зверька.