Номер один с пулей

Саммари: Дальнейшие приключения клуба Никакой-Помощи, Со-Всем-Могу-Справиться-Сам ********************************* Полицейские таращатся на Зимнего Солдата. Даже в свете их прожекторов он смотрится темным пятном. Его поза на тротуаре — на коленях, с добровольно скрещенными за затылком руками — только подчеркивает его внушительные мускулы. Он тоже рассматривает их, светлые глаза фиксируют каждое движение, каждую деталь. Он не выглядит покорным. Он выглядит собранным. Перед ним, все еще без сознания, лежит Элисон в облегающем ярко-розовом сценическом наряде. Он выгибает бровь: — Ну? Вы собираетесь меня арестовывать или нет? Я не кусаюсь, — медленная улыбка. — Укусы — это неэффективно. Здесь находится команда спецназа из 10 человек, 15 полицейских с командованием, несколько гражданских из медиа, а на заднем фоне притаились люди из ЩИТа. Начальство машет двум крупным парням из спецназа. — Салли. Маркевиц. Вперед. Те осторожно приближаются к Солдату, тощий держит в руках наручники, высокий целится из пистолета. Солдат не шевелится. Солдат до такой степени неподвижен, что это кажется неестественным. Он, может, и сдался, но это не означает, что перестал играть на нервах. — Давай, Сал, — подбадривает высокий и плотный с пистолетом, сжимая его обеими руками с такой силой, что костяшки побелели, как будто это улучшит точность стрельбы. Он перешагивает через неподвижное тело Элисон, становясь между ней и Солдатом. Очевидно, между жертвой и преступником. Дуло колеблется между грудью и головой Солдата. Салли надевает на него наручники. Солдат остается неподвижным. — Забери у него оружие, — приказывает тип с пистолетом, должно быть Маркевиц. Салли стоит позади Солдата и тянется забрать то, что на виду: 99мм Скорпион между лопаток. Его рука в шести дюймах от спины Солдата, когда убийца резко выплевывает: — Нет, — после неподвижности и молчания это производит эффект разорвавшейся бомбы. Пистолет в руках Маркевица ходит ходуном, кожа вокруг глаз белеет. Салли спотыкается о собственные ноги, шарахаясь назад. — Вперед, вперед, весь спецназ, охранять девушку, по моей команде… — начинает капитан. — НЕТ! — все еще стоя на коленях и в наручниках, кричит Солдат. — Стойте. Над толпой воцаряется секундное затишье. Когда за обеденным столом внезапно все замолкали, мама Баки говорила, что над ними пролетел ангел. Ну, а невезучие убийцы пользуются всем, что могут, ангельское оно или нет. — Я отдам свое оружие. Вам нельзя… не трогайте меня, — предупреждает Солдат. Затем переводит взгляд на полицейского пониже. — Есть еще пара наручников? Карие глаза парня устремляются к напарнику, к висящим у него на поясе наручникам, и он кивает. — Хорошо. Они вам понадобятся, — говорит Солдат, разводя руки и разрывая цепочку наручников. — Твою мать! — Маркевиц делает шаг в сторону. Он не смотрит под ноги, и его ботинок вот-вот наступит на пальцы Элисон. Всеми его 200 фунтами — на ее тоненькую ручку. Он же ее раздавит… Двигаясь со скоростью змеи, Солдат подскакивает к Маркевицу, отбирает пистолет, инстинктивно ломая его металлической рукой, и перебрасывает полицейского через плечо, бросая на землю. Это самый острожный бросок в арсенале Солдата, но все равно он порождает хаос: из темноты доносятся выкрики: о, черт, твою мать, он нападает, полицейский ранен, твою мать, стреляй… Нервные полицейские начинают палить, и он бросается поверх Элисон, прикрывая ее, стараясь, чтобы его левая рука была между ней и полицией, пули уже отскакивают от нее. Нечто бешеное и дикое в нем восстает против того, чтобы быть вот так прижатым к земле — ярость, которая удержала его в живых 70 лет в Гидре. (Перекатиться вправо, выхватить оба пистолета, выбить прожекторы пистолетом в левой руке, ТВ камеры пистолетом в правой, как только камеры отключатся, двигаться на полной скорости, 300 ярдов до машины/или 500 ярдов до полного отрыва). Он может уйти. Может. Но не с лежащей здесь Элисон. Секунды растягиваются (его рука сама тянется за Скорпионом в наспинной кобуре), воздух звенит от гребаного свинца, и если он сам может уклониться, отразить или просто нахрен получить пули, вытащить Элисон с любой приличной вероятностью ее выживания не сможет. По крайней мере, теперь те пули, которые он не сможет отразить, пройдут сквозь его тело прежде, чем достанут Даззлер. Там, за прожекторами, все орут друг на друга, слава богу, какой-то гений все-таки вспомнил, что там Даззлер, но кто-то другой считает, что Баки пытается задушить ее или использовать как живой щит, а снайпер в чьем-то комме твердит, что он готов стрелять, уже можно стрелять? , и по его голосу понятно, что у снайпера руки чешутся пальнуть, стать героем, завалившим Зимнего Солдата, и Баки краем глаза поглядывает на крышу Объединенного Центра — вот и он, пятно нечеткой тени с промельком прицела… — Прекратите! Прекратите стрельбу, — взмывает голос директора Коулсона. — ЩИТ берет на себя юрисдикцию. Полицейские ворчат и бросают недобрые взгляды, но выстрелы прекращаются, а лидер спецназа командует подождать и получает в ответ разочарованное «понятно». Начальство топает к Коулсону, в каждом его шаге сквозит гнев задиристого низкорослого петуха. Баки остается на месте, прикрывая собой Элисон, наблюдая за всеми поверх барьера левой руки. Видит, как тот, что пониже, Салли, хватает напарника, и оба отступают к спецназу за полицейский кордон. Видит, как два агента ЩИТа, встреченных сегодня в лаборатории Гидры, медленно проходят мимо лучей прожекторов, пересекают пустое пространство, подняв странные маленькие пистолеты. Отлично, размышляет Баки. Необычное оружие, которое светится голубым. Ну разве это не пробуждает приятные воспоминания. Их хладнокровный невысокий босс следует за ними, и Баки догадывается, какую тот изберет тактику: Пойдем с нами, Солдат. Мы вытащим тебя из этой заварушки. Мы лишь хотим поговорить. Тебя уже ждет удобная камера. Разумеется, если ты пожелаешь работать на нас, тебе не придется оставаться в камере… Солдат, этот человек представляет опасность для свободы и должен быть уничтожен. Твои таланты — это дар… О, Баки совершенно точно знает, как это будет. Потому что в итоге единственная разница между хорошими и плохими парнями заключается в том, кто напишет книги по истории. Элисон под ним вздрагивает и стонет. Баки опускает взгляд — ее веки трепещут и поднимаются. — Эй, — советует он. — Потише. У тебя паршивое сотрясение мозга, и в нас целится много людей. Элисон вздыхает. — Люди в нас целятся. И какая зловещая организация на сей раз? — Полицейский департамент Чикаго. Элисон стонет. — И местные новостные каналы. Элисон похлопывает его по груди открытой ладонью и собирается что-то сказать, но затем хмурится и тянет тонкую черную футболку, надетую на нем. — Тебе не хватает где-то четырех слоев кожаной одежды. — Ну да, — говорит Баки. — Тяжелый выдался день. Хочешь встать? — Думаю, мне понадобится помощь. Такое ощущение, что голова сейчас расколется пополам. Баки медленно перекатывается на ноги, его движения грациозны и неторопливы, он не хочет еще больше напугать полицейских. Разводит руки в стороны, открываясь. Не смертельно. Никакого вреда. Если только вы меня не разозлите. И все же, необычные голубые пистолеты дергаются вверх, следуя за ним. Он предлагает Элисон левую руку для опоры, а правой поддерживает ее пониже ребер, осторожно поднимая на ноги. — У тебя есть план? — шепчет она. — Прямо сейчас он сводится к: «постараться никого не убить в прямом эфире», — отвечает он. — Но шансов не много. Элисон хмурится. — Чушь собачья. Ты спас мне жизнь. Снова, — затем она наклоняет голову. — Фактически… Команда ЩИТа уже в 10 футах от них, их невысокий и спокойный босс поднимает руку и уже готов открыть рот. Пойдем с нами, Солдат… Элисон выходит вперед, загораживая собой Баки. — Всем привет! — окликает она, громко и оживленно, затем вздрагивает от собственного голоса, прикладывая пальцы в голове. Баки поддерживает ее металлической рукой за талию. Элисон делает шаг назад и забрасывает руку на плечи Баки. — Привет, я Даззлер, а это мой телохранитель, и я боюсь, здесь имеет место некоторое недопонимание, — она улыбается, будто стоит на красной ковровой дорожке. Баки тоже улыбается и немного машет рукой, получив в награду остолбенелое выражение на лице босса ЩИТа. Баки буквально видит, как крутятся колесики в его голове в поисках способа вывернуть изменчивую ситуацию к своей выгоде. Элисон медленно идет к прожекторам, все еще нетвердо держась на ногах, будто жеребенок, но, опираясь на плечи Баки и его левую руку, ухитряется двигаться вперед с неким подобием грации. Тоненькая поп-звезда в курточке цвета фуксии и перышках, и убийца — мускулы, углы и тени. Баки думает, что она направляется к полиции, но осторожное нажатие ее руки разворачивает их к ТВ-группам. Умница девочка, думает он. Использовать других гражданских как прикрытие. Элисон продолжает свою речь. — Я с радостью отвечу на пару вопросов, но потом мне нужно, чтобы Джеймс отвез меня обратно в отель. Местная репортерша чуть не спотыкается, так рвется вперед. — Мисс Блэр, — слышится негромкий голос босса ЩИТа. — Боюсь, нам придется забрать вашего телохранителя для ответов на вопросы… — Это почему? — внезапно в голосе Элисон прорезаются острые края. — Потому что он убийца! — выкрикивает какой-то полицейский из-за прожекторов. Элисон прикладывает пальчик к губам и придает лицу удивленное выражение. — Джеймс, — спрашивает она с материнскими интонациями, поворачиваясь к нему: — Ты убил сегодня кого-нибудь? — Эээ, — надо подумать. Гребаный день выдался долгим. — Гидра считается? — Неа, злобные нацистские ученые не считаются. — Андроиды? — Не люди, так что — нет. — Ну тогда — нет. Никого сегодня не убил. Постой-ка, я застрелил снайпера, который пытался тебя убить во время концерта, — Баки хищно улыбается и смотрит прямо на стрелка спецназа на крыше Объединенного Центра. — Обожаю убивать второразрядных снайперов. (Негромкий скрип сапог и клацанье падающей с высоты опоры на секунду согревают его черное сердце). Два оператора придвигаются ближе к Элисон; камеры уже направлены прямо им в лицо, и Баки подавляет порыв дернуться, ударить и разбить аппаратуру; оттолкнуть их. Вместо этого он сосредотачивается на Элисон, на ее карих глазах. На ней яркий сценический макияж, искусственные ресницы такие же длинные, как пули. — Плохие парни еще остались? Ну, знаете, те самые, которые пытались захватить мой концерт и взять под ментальный контроль миллионы музыкальных фанатов? — спрашивает Элисон. Баки обожает ее в эту минуту. Зря она растрачивает себя в поп-культуре. Черт, заправляй в Гидре такие люди как она, он бы остался с ними. Займи Даззлер змеиный трон, Гидра бы владела миром. — Да. Вальдемар Тиккио, — говорит Баки. ТВ камеры наезжают еще ближе, еще больше прожекторов светят на них, микрофоны окружают. Он продержится еще где-то секунд шестьдесят, а потом ему срочно потребуется пространство, вплоть до того, что он может пойти вразнос, чтобы получить его. — Он из АИМ. Андроид. Они стоят за всем этим. Именно он обрядил тебя в жилет с бомбой. У меня было время или спасти тебя, или погнаться за ним. Я выбрал тебя. И тут Даззлер наносит убийственный удар. Кто сказал, что слова не могут вредить, никогда не встречал Элисон Блэр в гневе. — Что ж, слава небесам, что вокруг так много отважных парней в синем, чтобы выследить его, — затем она разворачивается к трио агентов ЩИТа, — и задержать его для допроса. Рот старшего агента ЩИТа открывается и закрывается как у рыбки-гуппи. Прелестное зрелище. Встревает репортер ТВ. — Мисс Блэр, как вы заполучили Зимнего Солдата в телохранители? — Мне улыбнулась удача. Если бы не он, я была бы мертва. Или если бы кто-либо другой охранял меня. Он — лучший, — говорит Элисон, поглядывая на Баки с первой искренней улыбкой за все интервью. Умница, она улавливает напряжение его челюсти, натянутость его позы. — Можно задать ему вопрос? …. — Нет, боюсь, никаких вопросов, когда он на работе. Я могу ответить на еще один. — Да. Прошел слух, что на вашем концерте был Капитан Америка. — Ничего об этом не знаю, — заявляет Даззлер. — Его не было в VIP списке. Но возможно он любит поп-музыку, — она берет Баки за руку и улыбается. — Огромное вам спасибо. Это была тяжелая ночь для всех нас, и я надеюсь, что все мои поклонники в порядке. Мы устроим бесплатный концерт в парке для поклонников и друзей в Чикаго, дабы возместить случившееся здесь. Ищите детали на моем вебсайте. Спокойной ночи, — заканчивает она, щелкая пальцами в воздухе и заставляя маленькие цветные огоньки взвихриться вокруг. Они достаточно яркие, чтобы быть видимыми на записи, но не настолько, чтобы засветить пленку. Затем она машет наманикюренными пальчиками, разворачивается на каблуках и мягко утягивает Баки с парковки. К счастью, все камеры принадлежат местным новостным каналам, не TMZ и другим сплетникам, поэтому за Даззлер не гонятся. Возможно, они (совершенно справедливо) считают, что Баки это не обрадует, а злить генетически модифицированного киборга-убийцу — плохой способ завершить ночь. Упомянутый убийца и его подопечная натянуты как струны, минуя полицейский кордон, в любую секунду ожидая неизбежной формальной глупости, но их никто не останавливает. Перышки на плечах наряда Элисон трепещут на ветру во время ходьбы; ее модные туфли от Zanotti громко цокают по тротуару. Баки двигается бесшумно. Он оглядывается на Объединенный Центр, и Элисон шепчет: — Что? — Беспокоюсь о Стиве, — шепчет он в ответ. — Он… сделал что-то…? — тревожится Элисон. Баки только кивает. Он слишком устал, чтобы объяснять. Они находят место, где Баки утром припарковал свой Ламборджини, и оба стоят минуту, постепенно осознавая, что все почти закончилось. Слышно, как полицейский капитан организовывает команды для прочесывания Объединенного Центра, в его голосе звучат усталость и недовольство. Баки притягивает Элисон в объятие, напряжение начинает покидать их обоих. — Спасибо, — шепчет он. — Я, гм, мне трудно просить о помощи, но ты всегда знаешь, когда ее предложить. Элисон сжимает его немного сильнее. — Все в порядке. Помнишь, как мы познакомились? Я думала, что справлюсь сама. Он довольно хмыкает, отстраняется и касается металлическим пальцем ее подбородка. — Почему бы тебе не присесть и не снять эти туфли? Надо проверить машину на бомбы. * * * Когда звонит телефон в номере отеля, Баки торчит в ванной. Он промыл и перевязал рану на голове Элисон, принес ей воды, помог смыть сценический грим и переодеться в пижаму, уговорил ее лечь и спрятал ее телефон и пульт от телевизора, чтобы она дала отдых глазам. К этому моменту Элисон уже по горло сыта Кулаком Гидры в роли матери-наседки (спрятать телефон — весьма популярный ход) и начинает отпускать замечания насчет того, как провонял и грязен сам упомянутый Кулак, и что у него засохшая кровь под ногтями. Наконец Баки сдается и отступает в свою часть номера. Уловив в зеркале ванной свое отражение, понимает, насколько Элисон права. Отвратительное зрелище. Скрытые маской и очками глаза и нижняя часть лица относительно чистые, все остальное покрыто смесью грязи, липкого пота и (больше всего) кровью других людей. Сначала он моется в душе, чтобы смыть основную грязь, затем поворачивает затычку и начинает наполнять большую роскошную ванну, дабы дать отдых костям. Бесконечное количество горячей воды — одна из тех вещей, которые он обожает в будущем. Как и пену для ванны. Звонок телефона в номере возвращает его в реальность из медитативного небытия, где блуждал его мозг. Баки слышит звонкий смех Элисон через стену и ее счастливое: — Конечно, поднимайся! Через несколько минут стучат в дверь, и Баки слышит галдеж танцовщиц. Узнает голос Танеки, когда та выкрикивает: — Специальная доставка! — Он остановился в этом же отеле, — подхватывает другая девушка. — О, Боже мой, я размещу это в Инстаграм… Теперь уже два голоса: резкий отказ Элисон: — Нет!.. … И Стива. Стив в порядке. Стив в порядке и сейчас здесь, в номере. Стив здесь, а Баки не может к нему выйти. Хотя ему и нравятся девушки-танцовщицы, доверять их способности хранить секреты он не может. У Элисон перед ним долг крови, и более того, он доверяет ей. Но не другим девушкам. Ни за что. Так что Баки остается в ванной пока Стив болтает — делает вид, что представляется Элисон, как будто это их первая встреча (С-, Роджерс, даже секретная служба Болгарии не повысила бы тебя дальше младшего офицера, а эти клоуны думали, что убийство Маркова — хорошая идея). Он слишком устал, чтобы вслушиваться, слишком натянут изнутри, чтобы мириться с тем, что слышит Стива, но не может выйти и увидеть его. Потому что — да, как только весь мир узнает, что Капитан Америка — бисексуал, а его партнер — наемный убийца, широко известный бывший охотничий пес Гидры… для всех это закончится просто замечательно. Поэтому он делает дыхательные упражнения, погрузившись под воду, пока легкие не начинают гореть, затем выныривает. Находясь под водой, Баки размышляет об иронии последней недели. Он взялся за этот контракт потому, что хотел хоть раз не убивать. Хотел, чтобы Стив им гордился, а не одаривал быстрым обиженным взглядом, услышав, что Баки отбывает на новое задание, этот взгляд гласил, что несколько недель Стив будет изучать газеты в поисках таинственных или внезапных смертей, отслеживая его работу. А вместо этого Баки угрохал народа больше, чем за десять контрактов вместе взятых. Очевидно, нельзя убежать от собственной природы. Когда он выныривает в десятый раз, снаружи тихо, а под дверью ванной лежит маленький конверт. На нем номер комнаты: 1723. Внутри лежит ключ. Стив. Ну почему ты так не любишь веселье. * * * Пятнадцатью минутами позже он до полусмерти пугает Стива, который выходит из ванной комнаты номера 1723 и обнаруживает Баки, прислонившегося к двери балкона со сложенными руками и безо всякого ключа. — Я должен был догадаться, что ключ тебе не понадобится. — Всего лишь волновался из-за камер. На своем этаже я их отключил, но не здесь, — затем: — Ты в порядке? Стив безразлично кивает, и можно смело предположить, что на самом деле он совсем не в порядке. Баки знает. И Баки не может смотреть ему в глаза, не может смотреть на здоровенный синяк на его шее, он может лишь таращиться на пальцы своей руки, которая это сделала, сжимая их, вновь и вновь рекалибруя пластины. — Как твоя голова? Я, гм, очень сожалею… Лицо Стива морщится, голос звучит странно высоко и надтреснуто: — Нет, Бак, это я сожалею. Я не знал… я… что значит — быть не в силах… Одно сердцебиение — и Баки рядом с ним. Он знает. Боже, знает о контроле над разумом. Он обхватывает Стива руками и усаживает на одну из кроватей прежде, чем подкашивающиеся ноги окончательно откажут. Стив дрожит в его руках и цепляется за него, как тонущий человек, а Баки поглаживает его спину и шепчет в шею: — Все закончилось. Все в порядке. Ты свободен. Все в порядке, — снова и снова, пока Стив не перестает трястись. Стив немного отстраняется и берет лицо в Баки в ладони, глядя прямо в глаза с безумным отчаянием и болью, порожденными секретами и стыдом. На фоне покрасневших век его глаза выделяются почти болезненной голубизной. Баки медленно прикрывает глаза, прислоняется лбом ко лбу Стива и говорит то, что думал никогда и никому не скажет, темную, извращенную правду, которая корчится в его сердце как червяк. Хриплым шепотом: — Это ничего… если небольшая часть тебя обрадовалась этому. Не отвечать больше ни за что и никогда. Стив ломается, издавая хриплый вскрик узнавания и ужаса, он рассыпается в руках Баки. Тот гладит его волосы и укачивает, напевая себе под нос и издавая успокаивающие звуки, они сидят в постели как двое детей, переплетясь ногами. — Я пытался тебя убить, — выдыхает Стив. — Да, но не убил же, — шепчет Баки, крепче прижимая к себе. — Ты и я, если мы начнем психовать из-за «могло бы быть…», конца не будет. — Ннф, — скулит Стив, зарываясь лицом в шею Баки. Наконец, напряжение покидает спину и плечи Стива, и Баки укладывает его на постель. Наклоняется над ним и целует, нежно, едва приоткрывая губы Стива своим языком. Стив закидывает на Баки тяжелую руку и тянет вниз, в постель. Он все еще еле держится, едва не срываясь в спиральное падение в темные глубины угрызений совести и ненависти к себе. Он смотрит на Баки и может выговорить только: — Останешься? Баки кивает и трется носом о шею Стива. Забрасывает руку и ногу поверх Стива, используя свой вес и тепло, чтобы удержать. Баки наблюдает, как выравнивается чужое дыхание и опускаются веки, и думает обо всем, что хотел сказать: Стив, сегодня они положили меня в криокамеру Предварительно накачав нейротоксином На какое-то время я потерял разум Позабыл, что я человек Стив, со мной не все в порядке. Но Стив выглядит таким мирным во сне, морщины беспокойства разгладились на его лице. Будет жестоко вернуть их обратно. Уверившись, что Стив крепко спит, он встает. Этой ночью для него не будет отдыха, а лежать в постели и смотреть на часы только добавит громкости какофонии в голове. * * * Баки расхаживает по комнате, занимается растяжкой и три раза проверяет Элисон. Каждый раз он прихватывает еще один нож, еще один пистолет. Ощущает себя окруженным, запертым в клетку. В голове полный бардак. При отсутствии внешних угроз, единственной угрозой остается он сам. Ситуацию основательно ухудшает осознание, что его лицо теперь мелькает по всему интернету. Это жутко пугает его, даже больше, чем возвращение в руки Гидры. Потому что можно быть психом, если ты призрак. Но он не может справиться с тем, что люди трогают его, ожидают от него чего-то, указывают на него пальцем. Как будто он какая-то… любопытная вещь. Надо бежать. Надо исчезнуть. Надо перестать с маниакальным упорством проверять периметр, потому что, Йисус Христос, Барнс, это же гребаная комната в отеле. * * * Вскоре после рассвета, Стив поворачивается в постели. Баки сидит и читает рядом с ним, и Стив пытается поцеловать его — только чтобы уткнуться носом в черный металл. Он хмурится. — Ты и вчера вечером был сделан из ножей, а я был слишком потрясен, чтобы заметить? — Нет. Вроде как… обзавелся ими по ходу, — Баки смотрит на него сверху вниз, и Стив замечает тяжелые тени под его глазами. — …Бак? Баки выдыхает и закрывает книгу. В любом случае, он уже час читает одну страницу. — Стиви, мне нужно уехать на некоторое время. А вот и она, морщинка между бровей, передовой отряд линий стресса на лице Стива: — Другой контракт? Баки качает головой и, не поднимая глаз, касается металлическим пальцем виска. — Баки. Что вчера случилось? Что-то же случилось. Я вижу это на твоем лице. Ну, теперь Стив в любом случае будет переживать, так какой смысл пытаться его уберечь? — АИМ продали меня Гидре. Они меня парализовали и продали, а затем Гидра пыталась взять образец ДНК. О, и меня засунули в криокамеру. Это прошло именно так, как можно ожидать. А потом, — Баки делает неопределенный жест в сторону Стива: «ты угодил под контроль разума и напал на меня». — А потом я проделал эту славься-Мария штуку и выступил по ТВ, чтобы попытаться отговорить людей от просмотра записи песни Даззлер, захватывающей контроль над их разумом. Стив ошарашено моргает и хватает Баки за плечи. Тот так сильно дергается, что в результате оказывается в нескольких футах от кровати. — Баки, какого черта ты мне это не сказал прошлой ночью? — требует ответа Стив резким от удивления голосом. Баки отводит взгляд и пожимает одним плечом. В левой руке у него появляется нож, и Стив наблюдает за повторяющимся движением рукояти, крутящейся вокруг пальцев, метал о металл, так-так-так. Наконец Баки бормочет: — Моя голова сейчас — это очень плохое место. Мне небезопасно находиться в городе. Стив наклоняется вперед, сидя на краю кровати. — Баки, ты когда-нибудь думал о, гм, терапии? Стив чувствует дуновение возле лица, и нож, который только что держал Баки, теперь воткнут в противоположную стену до рукояти. Баки разворачивается на каблуках и уходит прочь, вскинув руки. — Вот поэтому я и должен уйти, — он закрывает ладонями лицо и сосредотачивается на дыхании, стараясь затолкать гадкие, зазубренные части себя обратно в коробку, где они живут, когда не используются. Однажды он спросил у книги, что делать, когда любовь, и доверие, и дружба — чуждые концепции, и та ответила: «Главное — не навредить». А он швыряет ножи в любимого человека. Молодец, Барнс. А+. Только вот, советовать Зимнему Солдату не навредить, все равно, что говорить ножу ничего не резать. Но Стив заслуживает лучшего. Баки садится рядом со Стивом на кровать и прислоняется к нему плечом. Такое прикосновение он может выдержать, и Стив знает его достаточно хорошо, чтобы не пытаться закинуть руку ему на плечи, когда он в таком дерганном сверх-настороженном состоянии. — Прости, — говорит он. Стив слегка толкает его плечом — бессловесное «извинение принято» на их невербальном коде. — Дело в том, — тихо говорит Баки. — Что мой мозг устроен не как у нормальных людей, — он выдыхает и протягивает руки, отмеряя дистанцию около 12 дюймов. — Большую часть времени голова у меня работает хорошо, в пределах специфических параметров. Не более двух недель отдыха между миссиями — или все становится миссией и это нахрен тупо: стоять в очереди в Старбаксе, пока мозг кричит тебе, как положить всех вокруг менее, чем за 5 минут. В смысле, мой мозг делает это постоянно, но обычно это шепоток, который я могу игнорировать, когда он не нужен. И временами мне требуется побыть одному, без людей, которые пялятся или пытаются, ну, знаешь, потрогать меня. А на последнем пункте я только что поставил жирный крест на ближайшее обозримое будущее. — А что случится, если ты отпустишь это, Бак? Просто… отпустишь Зимнего Солдата? Глаза Баки в ужасе распахиваются, он качает головой легким выверенным движением. — Тогда от меня ничего не останется, — он прищуривается. — Вдобавок, мне это нравится. Нет, к черту, настало время правды, Стив. Я это обожаю. Что бы я делал, если завязал? Я люблю сражаться. Люблю рабочие миссии. И, Стив, мое тело — словно гоночная машина. Всегда на взводе. Тебя я в таком состоянии никогда не видел, следовательно, разница в наших сыворотках все-таки имеется, но если я слишком долго неактивен, то становлюсь катастрофой. Сам подумай: какого хрена Гидра держала меня в крио? Баки вздыхает и укладывается на кровать, перекатываясь на бок, спиной к Стиву. — Прости. Знаю, я мудак, Стив. Я пытаюсь стать лучше. Получается не слишком хорошо, но я пытаюсь, — он придвигается ближе к Стиву и бормочет: — Ты заставляешь меня хотеть стать лучше. Стив смотрит на Баки, который даже просто лежа на постели — само воплощение скульптурных форм и грации. Баки, переживший день, непременно сломавший бы любого другого, и уже собирающий себя по кусочку, планируя сложить их как можно лучше. Баки, который «кстати, я решил отказаться от единственной вещи, важной для моей безопасности, чтобы спасти кучку незнакомцев». Баки, который никогда не видит себя героем. — Можно мне обнять тебя? — интересуется Стив. Баки едва заметно утвердительно кивает. Стив укладывается рядом, едва касаясь грудью спины Баки, и устраивает руку на его поясе. — Я не хочу, чтобы ты менялся, Бак. Просто… мне больно, когда я вижу твою боль, тогда я хватаюсь за что угодно, лишь бы ты чувствовал себя лучше. Баки двигается, прижимаясь спиной к груди Стива, и Стив чуть крепче обхватывает свою любовь. — Не понимаю, что я сделал, чтобы заслужить тебя, — бормочет Баки. Прижимая губы к уху Баки, Стив шепчет: — Приходит на ум то твое движение бедрами. Баки безуспешно пытается подавить усмешку, наползающую на лицо. — Роджерс, я дуюсь. Что дает тебе право считать, что я в настроении? Стив тычет его в щекотную точку на боку. — Для того, кто утверждает, что злится, ты слишком много ухмыляешься. И, кроме того, ты всегда в настроении. По крайней мере, с 1936. Баки перекатывается на спину и морщит нос. — С 1933, вообще-то, — затем он вскидывает бровь. — Какое именно движение бедрами? Стив придает лицу выражение полнейшей невинности, то самое ах-я-из-такого-давнего-прошлого, благодаря которому люди его недооценивают. — Ну, трудно описать в точности, но если ты продемонстрируешь, я скажу, когда будет похоже. — Неа, — заявляет Баки, забрасывая ногу на Стива и переворачивая их, так что теперь Стив лежит на спине, а Баки возвышается сверху, оседлав его. — Ты просто скажешь мне, когда будешь близок к финалу. — Как всегда, — отвечает Стив. Указывает на ножны на бедре Баки и надувает губы. Баки закатывает глаза. — Сейчас, — он стягивает с себя рубашку, снимает три кобуры и шесть ножей в ножнах. Пока Баки избавляется от своего арсенала, глаза Стива прослеживают новые раны, отмечающие его тело красными жестокими мазками. Длинный нехороший порез вдоль правого бока. То, что выглядит подживающей жуткой сквозной раной слева. Пулевые царапины на правом бицепсе и плече. Синяки повсюду. Пальцы Стива касаются их, изучают, запоминают. Он бы поклялся, что отомстит тем, кто нанесли Баки эти раны, но почти уверен, что они свое уже получили. Когда последний нож и ножны падают на ковер, руки Стива продвигаются дальше, зарываясь в волосы Баки, притягивая вниз для долгого и глубокого поцелуя. Баки вздыхает и стонет ему в рот, начиная тереться бедрами. Стив кусает его губу, покрасневшую от поцелуя, и вжимается в тело Баки. Внезапно теплый, жесткий и солидный вес исчезает с него, Баки уже стоит, прислонившись к стене напротив постели, и поглядывает на него с улыбкой, приподнимающей уголки рта. — Стив, — выдыхает он. — Раздевайся. У Баки явно что-то на уме. А его идеями в постели пренебрегать не стоит. Стив стаскивает через голову футболку и отбрасывает ее в сторону, затем избавляется от боксеров. Когда он вновь поднимает взгляд, Баки все так же стоит возле стены, но уже приспустил и без того низко сидящие на бедрах тренировочные штаны. — Где смазка? — насыщенным желанием голосом спрашивает он. Стив перекатывается и запускает руку в стоящую возле кровати сумку, вытаскивая маленький пластиковый тюбик. — Хорошо, — с хищным огоньком в глазах говорит Баки. — Подготовь себя. Я буду смотреть. — Баки, — в стоне Стива отчаяние смешано с желанием. Огромные светлые глаза Баки наблюдают за ним, блуждая по его телу, пока Баки стаскивает с себя штаны и начинает дрочить. Стив открывает крышечку тюбика и смазывает пальцы, раздвигает ноги и проводит ладонью вниз, между бедер. Он не спускает глаз с Баки, медленно погружая средний палец в свою задницу, смотрит, как скулит его любовник от этого зрелища, и насаживается на собственную руку. — Ннх, Стив, ты великолепен, — Баки обхватывает основание своего члена левым указательным и большим пальцами, чтобы оттянуть разрядку. Продолжая работать пальцем в заднице, Стив начинает подбрасывать бедра, запрокидывая голову. Боже, как же приятно. — Баки. Слишком далеко. Подойди ближе, — просит он. И Баки уже здесь, черт бы побрал его бесшумный кошачий шаг, смотрит на него сверху вниз, надрачивая себе и глядя, как палец Стива кружит вокруг жадной дырки. Стив кусает губы и смотрит снизу вверх на Баки. Тот наклоняется, чтобы поцеловать его, но останавливается за полдюйма от его губ. Стив скулит и приподнимает голову, гоняясь за поцелуем, а Баки отстраняется, сохраняя дистанцию. Затем Баки проводит живой рукой над членом Стива, и тот стонет: — Да, Боже, да, — но Баки так и не касается его; его пальцы не приближаются ближе, чем на полдюйма, как бы не дергался изголодавшийся по прикосновению член Стива. Баки смотрит на него сверху, будто поклоняется ему (так и есть, так и есть), и легонько проводит ладонью над животом Стива, его сосками, горлом и губами. В длинном списке невероятно сводящих с ума вещей, которые проделывал с ним Баки Барнс, этот трюк значится как номер один с пулей. Большой палец почти гладит его скулу, Стив бросается вперед, пытаясь ухватить член Баки (такой твердый и уже влажный) ртом. Баки делает шаг назад, ровно настолько, чтобы держать дистанцию, и ни на йоту больше. — Баки, ты меня губишь. Перестань. Иди сюда сейчас же, — стонет Стив. Баки качает головой, не спуская с него глаз, взглядом пожирая его тело. — Баки, пожалуйста. Пожалуйста. Хочешь, чтобы я умолял? Я умоляю. Иди сюда. Баки еще раз качает головой, и тогда Стив замечает, как близок Баки сам к оргазму и пытается притормозить. Его багровый член, твердый и готовый, сочится смазкой, а металлические пальцы сжимают основание, чтобы оттянуть финал, угрожающий разнести его на куски. Стив ухмыляется и вынимает из себя пальцы. Заводит руки за голову и с вызовом вскидывает подбородок. — Ну и ладно. Я останавливаюсь. Если хочешь, придется самому закончить работу. Баки прищуривается и придвигается ближе, осторожно и расчетливо. — Жаль, Америка не знает, какое маленькое дерьмо ее капитан, — говорит он. — Да ладно, — заявляет Стив, закрывая глаза и принимая тон превосходства. — Я — воплощение правды и сво… И тут Баки загоняет два смазанных металлических пальца в его задницу, и у Стива выходит только рваное: — Ффууух. — Мда, видела бы тебя сейчас Америка, — выдыхает Баки. — Твою мать, до чего же великолепен, — он разводит пальцы и проворачивает их. Стив выгибается и скулит, отчаянно желая большего, но подбирать слова все труднее и труднее. Он надеется, что Баки по заикающимся слогам и приглушенным стонам догадается, что ему надо. Баки догадывается. Он бегло говорит на языке сексуально неудовлетворенного Стива, можно даже сказать, что из всего множества языков этот — его любимый. Пальцем другой руки он обводит дырочку Стива и улыбается, когда тот издает: — Дааа, — и потом его пальцы исчезают, их заменяет язык вкупе с первыми двумя пальцами. Стива подбрасывает, словно дикую лошадь, он стонет: — Перестань, перестань, Баки, стоп, я сейчас взорвусь… Рот Баки изучает его промежность, а нижняя губа скользит по яйцам Стива. Он шепчет: — Ну так взорвись. Кончи для меня, Стив, сделаем это вместе. А потом, потому что Баки самый худший, но также и самый лучший, он без предупреждения заглатывает член Стива до основания. Стив сразу же кончает, а Баки наблюдает за этим, сглатывая. Стив выглядит как ангел, бог, нечто слишком идеальное, для такого сломанного существа, как Баки, и Баки никогда не перестанет поклоняться этому мужчине, который его любит и остается с ним, несмотря на все его закидоны, проблемы и острые углы. Баки закрывает глаза, вздрагивая от переизбытка эмоций. Чтобы остановить накатывающий оргазм, ему приходится снова отойти, сжимая основание своего члена, на минуту он приваливается к кровати, дрожа и задыхаясь. Пытаясь взять себя под контроль. И Стив не упускает свой шанс на реванш. Он хватает Баки, роняет его на постель и принимается покусывать везде, где может дотянуться. Баки хрипло и просяще вскрикивает и выгибается под ним, пока Стив проводит языком вдоль его живота и начинает посасывать сосок, ощущая, как тот твердеет и подергивается под его языком. А затем — ведь несправедливо, что один сосок получает все внимание — Стиву приходится переключиться на второй. А ведь еще имеется участок на шее Баки, который отчасти боится щекотки, а отчасти — эрогенная зона, после чего Стив просто обязан куснуть сильную линию челюсти Баки, и ах, его губы так близко, и он может провести весь остаток своей жизни, целуя Баки, и никогда не устать. Пока Баки отвлекается на поцелуи, Стив выдавливает немного смазки на ладонь своей руки. Затем он прерывает поцелуй, и Баки смотрит на него сквозь ресницы с совершенно блаженным выражением любви, Стив проводит ладонью по члену Баки. И затем насаживается на него. Сразу и до конца. Будто ожог — Баки всегда толще, чем считает Стив, и это прекрасно. Он ощущает себя таким наполненным… Баки откидывает голову назад и сглатывает крик, напрягаясь всем телом. Ладони, когда он опускает их на бедра Стива, подрагивают. — Стив, подожди секунду, Иисус Христос, не шевелись, я не могу, боже, ты злодей… А также очень и очень твердый. Снова. Баки делает пару глубоких неровных вдохов, затем вопросительно смотрит на Стива, перекатывая бедрами. Смотрит, как стонет Стив, насаживаясь глубже. — Это движение? — уточняет Баки, еще чуть-чуть покачивая бедрами. Стив выдыхает: — Нет. Нет, это потрясающе, но не то. Баки с задумчивым видом прикусывает губу. Проводит ладонью вверх по бедру Стива к его заднице. Не торопясь оглаживает идеальные изгибы Стивова тыла, а потом жестко, собственнически хватает Стива за бедра, впиваясь большими пальцами. Приподнимает, почти снимая со своего члена. Затем резко вскидывает бедра вверх, одновременно насаживая Стива сверху. Стив кричит. — О, боже, Баки, о господи, да, это оно… Баки с такой силой вдавливает большие пальцы в бедра Стива, что это почти больно. — Стив, заткнись, или я вставлю тебе кляп. Стены здесь тонкие как черт знает что, — он снова приподнимает Стива, а тот надеется, что Баки не заметит, как дергается и сочится смазкой его член при упоминании о кляпе или о связывании (Баки, в униформе Зимнего Солдата, связывает его, вставляет кляп…). При этой мысли с губ Стива срывается порнографический стон. — Стив, послушай меня. Можешь побыть хорошим? — спрашивает Баки, держа Стива так, что лишь головка его члена остается внутри. Стив кусает губы и кивает: «да». Баки фыркает и снова подбрасывает бедра вверх, насаживая Стива на себя со всей силы. Он проезжает по простате Стива, и тот скрипит зубами, чтобы не заорать снова, потому что это рай, когда один человек может дать ощутить другому взрыв, пик наслаждения. Он смотрит на Баки и шепчет: — Жестче, Баки. Жестче. Баки рычит и принимается долбиться в него, садясь так, что член Стива трется о его живот, его сильные руки без усилий управляются с телом Стива, как будто тот все еще весит 90 фунтов в мокром виде. И каждый раз безжалостно проезжается по простате Стива. (Иметь любовником лучшего снайпера современности — большое преимущество). Наслаждение достигает невозможного пика, и Стив снова кончает. Он содрогается и стискивает член Баки, и не может подавить еще один крик. Губы Баки изогнуты, когда он кусает рот Стива, вовлекая в поцелуй. Во время второго оргазма он глушит крики Стива мокрыми, неаккуратными, отчаянными поцелуями. Баки не замедляет ритм, тот становится более рваным. Он оставляет рот Стива и жестко кусает за шею, откидывает голову назад и кончает, получая тот самый оргазм, в котором отказывал себе все утро, играя со Стивом. По ощущениям, это длится вечность, Баки кажется, что он уже не может быть на Земле, он летит на астральном корабле, не имея веса, и состоит из таких же световых искр, которые любит запускать Даззлер на концертах. Приходя в себя, Баки чувствует, как Стив гладит его волосы, поддерживая за спину, и смотрит на него с участием. — Прости. Получилось, эээ, интенсивно, — бормочет он. — И вот он вернулся, — улыбается Стив, касаясь губами щеки Баки. Оба укладываются на постель, Баки немного хмурится, выскальзывая из Стива. Он сворачивается на груди Стива как кот и потирается носом о его грудь. — Ты испортил меня, теперь секс с кем-то другим не получится, Стив. Это я так, к слову. Стив смеется и обнимает Баки свободной рукой. — Ну да, со мной то же самое, — признается он. — Когда ты меня так поднимаешь, черт…. со мной творится нечто невообразимое. — Ну, не знаю, — бормочет Баки в грудь Стива. — Тор тоже может тебя поднять. — Неа, — возражает Стив, сталкивая Баки с себя. — Такого у Тора нет, — продолжает он, покрывая поцелуями левую руку Баки — от пальцев до плеча, на котором более нет ни чьей отметины. — Или этого, — продолжает он, выцеловывая паутину шрамов на груди и плечах Баки. — И он, скорее всего, не станет материться по-русски, когда я с ним. Все эти вещи для меня — безусловные возбудители. Баки фыркает и снова укладывается на груди у Стива, но тот кожей ощущает его улыбку. * * * Элисон просыпается поздно, в середине утра, ощущая запах бекона, блинчиков и горячего кофе. Бывают и худшие варианты подъема. Ну, большинство людей сочли бы побудку рядом с Зимним Солдатом, сидящим в нескольких футах и сжимающим кружку с кофе, будто она скрывает ответы на все мировые проблемы, весьма пугающим способом проснуться, но жизнь Даззлер уже очень давно отличается от «большинства людей». Она зевает и швыряет подушку в Баки. У того очевидно игривое (и щедрое) настроение, ибо он позволяет ей долететь до него. Подушка отскакивает от металлического плеча. Держащая кофе рука даже не вздрагивает. — А кофе вообще на тебя действует? — поглядывая на Баки, интересуется Элисон, вылезая из постели и шлепая, чтобы налить себе чашечку. Он не в рабочей одежде, только в синей куртке, футболке и облегающих джинсах, заправленных в незашнурованные военные ботинки. И выглядит больше похожим на модель на отдыхе, чем на самого ужасного убийцу века. — Нет, — отвечает Баки. — Спасибо ученым нацистам. И тут Элисон присматривается получше — его щеки обрели цвет, чего не было вчера. — А ты неплохо провел время, верно? — Закрытая информация, — сообщает Баки, попивая кофе. Но улыбается. — А он… — начинает Элисон, озирая номер в поисках Стива. Затем видит черные сумки возле двери. — О, — говорит она, ее сердце ухает вниз как камень. — Ага. Мне пора уходить, — губы Баки складываются в нечто среднее между улыбкой и гримасой, когда он ставит кружку. Он встает и подходит к ней, протягивая живую руку для объятия. — Буду скучать по тебе, болван, — Элисон обхватывает его руками и зарывается лицом в его грудь. Баки целует ее волосы. — Я тоже буду скучать, — затем он отстраняется, чтобы заглянуть ей в глаза. — Мой номер телефона постоянно меняется, но я дам тебе тот, который всегда работает. Звонок идет через женщину по имени Мириам. Просто спроси меня. Ты будешь в моем «белом» листе, и она переключит на мой телефон. Элисон кивает и заносит номер в свой телефон, сохраняя в контактах просто под литерой «Б». — А теперь, как основатель Клуба Никакой-Помощи, Со-Всем-Могу-Справиться-Сам, обещай, что позвонишь, если окажешься в ситуации с большой вероятностью насилия? Разумеется, не потому, что не справишься сама. А лишь потому, что я обожаю насилие. Элисон давит смешок. — Ладно. Обещаю. — Хорошо, — говорит Баки. — Так чем ты займешься дальше? — Собираюсь запереться в симпатичной и безопасной студии и записать чертовски сердитую музыку. С хором и убийственным припевом. А если студия заявит, что моя музыка так звучать не должна, то я сменю студию, — заявляет Элисон. — А ты? — Мы со Стивом уедем на некоторое время. У одного нашего друга есть дом на воде в Мэне, где на мили вокруг никого нет. Это наш первый отпуск за… ну, вообще первый, — Баки потирает затылок. — Все это показы по ТВ… не на пользу моей голове. — Отличный план, — одобряет Элисон. — Потому как ты не только на ТВ, а еще и по всему интернету. — Уф, — стонет Баки, проводя металлической ладонью по лицу. — Нет, по большей части, там все хорошо. Твое лицо вроде как взорвало тумблер. — Мое… что? — не понимает Баки. Элисон достает свой телефон, открывает приложение, поиск по хэштэгу, затем вручает ему телефон. — Пролистни. Так и продолжай. Баки просматривает приложение. Там сплошные… замедленные гифки с его лицом — отчаянная просьба с прошлой ночи, со всякими комментариями или текстами поверх. Плюс несколько старых фото Воющих Коммандос и кое-что из файлов Гидры. Инстаграмовские фото его и Элисон с репетиции, вероятно сделанные танцовщицами. Люди даже рисуют его маленькие портреты, некоторые потрясающе хороши. Он ошалело возвращает Элисон телефон. — Это… все девушки? Которые считают, что я симпатичный и меня нужно обнять? — И парни тоже, — ухмыляется Элисон. — Ха, — говорит Баки. Люди на тумблере похоже ужасно хотят пересмотреть его протяженную историю кровавых убийств. Он хмурится. — А ведь я, вероятно, самый смертоносный из ныне живущих людей. Я не симпатичный. — Во-первых, не волнуйся, там еще где-то миллиард постов «Баки Барнс и его сомнительные пристрастия». Во-вторых, ты — симпатичный. Баки ворчит, но только немножко, потому что это же Элисон. Затем его лицо светлеет. — А со Стивом тоже есть картинки? — Хэштэг Капитан Америка. Баки заполняет строку поиска и получает в награду метрическую тонну портретов и фотографий Стива, выбранных по принципу «максимально горячие». Будущее — это изумительно. The End