Услышь мой голос

      Неимоверная жара и тяжесть на груди мешали Кихёну дышать. Он часто делал вдохи, пытаясь проглотить как можно больше кислорода, но из-за духоты это плохо получалось. Сладкий запах совсем рядом вовсе не приносил удовольствие, а лишь усиливал желание выплюнуть свои внутренности.       В который раз неосознанно вытерев пот рукой, Ю просвистел, избавляя лёгкие от горячего воздуха. Веки были до ужаса тяжёлые, поэтому ему пришлось сделать усилие, для того чтобы открыть глаза.       Цвет и рисунок обоев, представших перед юношей, был тем же, что и в его комнате, так что Кихён сразу же понял, что находился в своём доме, в своей квартире, в своей спальне. Ему уж было почудилось, будто он умер, но, видимо, Чангюн все же успел дать ему таблетки.       Кстати, о нем: рука младшего лежала на грудной клетке старшего, сдавливая её и мешая парню дышать. Юноша аккуратно обхватил запястье Чангюна и переложил его руку на постель. Им нахмурился и перевернулся на другой бок, спиной к Кихёну.       Старшему пришлось перелезать через тело этого большого ребёнка, так что он чуть не упал, споткнувшись о бедро Има. Тот от толчка кихёновой ногой подскочил с кровати, схватил Кихёна за плечи и обеспокоенно заглянул в его глаза, ища ответы на вопросы, что крутились в чангюновой голове.       — С тобой всё в порядке?       Кихён и вовсе подвис, видя такую реакцию. Он скинул со своих плеч руки растерянного Чангюна и подошёл к окну, чтобы открыть его.       — Нет, все совсем не в порядке, — всё ещё не поворачиваясь к младшему, ответил Ю. Он стыдливо прятал от него глаза и закусывал внутреннюю сторону щеки, не понимая, что на самом деле ложь — его чувства или его мысли.       — Ты плохо себя чувствуешь? — Чангюн действительно боялся, ведь психическое здоровье его соулмейта было подорвано из-за постоянного отсутствия Има в жизни Ю.       — Да… — старший медленно развернулся на сто восемьдесят градусов и приложил ладонь к своей груди. — Я плохо себя чувствую, потому что ты рядом.       У Чангюна в груди что-то тянуло, но он всё же не понимал, хорошо это или плохо. Им вызывал в Кихёне трепет, любовь? Кихён боялся этих чувств, и потому чувствовал себя нехорошо? Или же Чангюн так сильно надоел, что Ю больше видеть его не хотел?       Внезапно продолжившаяся речь старшего заставила мысли Има испариться, а самого парня — вслушаться в слова соула.       — От тебя исходит отвратительно сладкий запах, меня раздражает твоя чрезмерная забота, мне иногда хочется побыть одному, но ты всегда лезешь в мою голову, — старший начал говорить яростно, но затем перешёл на жалкий шепот: — А ещё моё сердце трепещет, когда ты рядом… Зачем ты спас меня вчера? Неужели, не мог просто плюнуть, ведь я не даюсь так просто.       Кихён смотрел как-то жалобно, будто просил своим взглядом не ранить его чувства. Чангюн был поражён словами старшего. Он был в полнейшем шоке, ведь Ю действительно оказался таким беззащитным, хотя и производил все это время впечатление сильного и независимого юноши.       Чангюн отогнал всё, что хотелось высказать этому идиоту, ведь понял, что тот просто боялся в конце концов остаться одиноким и никому ненужным юношей с разбитым на осколки сердцем.       — А теперь, пожалуйста, пойми мои чувства, — младший обхватил запястье хёна и прижал его ладонь к груди, в место, где бьётся его сердце. Кихён расширил глаза и взглянул на соулмейта словно маленький зверек, загнанный в клетку к тигру. — Чувствуешь этот учащённый пульс? Внутри меня все поёт от одной мысли о тебе. Но вчера… Вчера я умирал вместе с тобой. Видеть, как ты страдаешь, было самым ужасным испытанием для меня. Ты говорил, чтобы я отпустил тебя, но ты хотя бы представляешь, насколько страшно мне было даже представить подобное?       Глаза Чангюна всё время наполнялись слезами, но он делал всё, для того чтобы Кихён не увидел ни единой капельки на его лице. Тогда он потерял бы всю свою мужественность в глазах старшего. А Ю всегда хотел защитника, не мягкотелого парнишку.       — Ты представляешь, как страшно мне было даже на секунду представить, что произошло бы, если бы я послушал тогда тебя? Что бы я сейчас делал? Наверняка сидел бы с твоим бездыханным телом на руках, плакал бы и молился, чтобы всё это оказалось сном. Я бы точно не смог жить без тебя. А ты так беспечно говоришь о том, что из-за меня ты плохо чувствуешь себя! — голос его срывался. Горло продрало комом обиды, непролитыми слезами.       Кихен стоял, не зная, что сказать. А под своей ладонью чувствовал сердце, что чуть ли не пробивало ребра, желая выбраться на свободу и не испытывать этой боли вместе со своим хозяином. Слова Чангюна были пропитаны ядом. Ядом неразделенной любви, ядом обиды, ядом непонимания.       У Кихёна с безумной силой защемило в груди и он заплакал, ведь осознал, сколько боли принес этому ребенку. Юноша обхватил шею младшего и обнял, опёрся подбородком об острое плечо своего соулмейта. Чангюн был удивлен, но не обескуражен. Скорее, удовлетворен, ведь ожидал этого так долго.       Им обнял старшего в ответ, одной рукой обнимая его за плечи, а другой за талию. Сейчас он хотел защитить Кихёна ото всего мира, хотел слиться с ним в единое целое, обладать с ним одной душой на двоих и слышать ласковые слова, адресованные только ему.       Кихён шептал тихое «прости». А Чангюн просто задыхался, потому что его соулмейт, наконец, окончательно признал его.       — Эй, всё, хватит, — Гюн отстранился от Кихёна и, ткнув пальцем ему в лоб, слегка оттолкнул его от себя. На него это очень не похоже, но сейчас нужно было отвлечь чем-то старшего. — Хватит сопли разводить, пошли лучше поедим. Я купил много еды и сладких пирожных, потому что когда ты плакал, я подумывал о том, чтобы развеселить тебя едой, но приступ испортил все мои планы, — Чангюн очень мило надул губы, и Кихён почувствовал его и его привычки такими родными, что до головокружения. Душа разрывалась от нежности, которую хотелось поскорее выплеснуть, но старший лишь дал слабый подзатыльник и заливисто рассмеялся.       — Чур ты готовишь, а я дегустирую и критикую, — вытянул руку вверх Ки и упал на стул.       — Боже, — Им закатил глаза, — ты неисправим.       — Откуда ты знаешь о моих кулинарных способностях? Я, может, лучший в мире повар? — щурясь по-лисьи, Ю хомячил бутерброд с икрой, которую он выудил из пакета, принесённого соулмейтом.       — У поваров холодильник пустым быть не может, это во-первых. А во-вторых, ты должен нагулять аппетит, — с этими словами Чангюн отбирает у Кихёна перекус и быстро съедает его, пока Ю не успел осознать свою потерю.       — Какого чёрта? — прохныкал парень.       — Какого чёрта? — нет, Чангюн вовсе не передразнивал соула, просто он испытал небольшой шок. — У тебя и соли нет?       — Я не замечал, — Ю невинно пожал плечами, делая вид, будто не заметил убийственного взгляда младшего.       — Сходи в магазин и купи.       — Ты притащил столько продуктов, не мог соль купить? — возмутился Ю, не горящий желанием выходить на улицу до самого вечера.       — Кто мог подумать, что у тебя даже обычной соли нет? — воскликнул Гюн возмущённо и буквально спихнул старшего с насиженного места. — Иди. Деньги можешь взять в моём бумажнике. Куртка на вешалке.       Кихён посмотрел на Чангюна как на инопланетный организм и, взяв свой бумажник, скрылся за входной дверью. Им лишь усмехнулся. Ю продолжает строить из себя независимого человека…

Чангюн обязательно заставит его снять с себя эту маску. Чангюн обязательно добьётся взаимности.

«Готовься, Ю Кихён, я собираюсь стать обязательной и незаменимой частью твоей жизни.»